СМЕРТЬ

Терпеть не могу, когда меня отрывают от дела. Сегодня позвонили по телефону.

-- Алло! Что такое?

-- Говорит контора погребальных процессий "Простота и Роскошь".

-- Что нужно?

-- Нам сейчас сообщили, что у вас случилось несчастье.

-- С чьей точки зрения, -- тонко спросил я, -- с вашей или с моей?

-- Что такое? Не слышу.

-- Я спрашиваю: кто вам сказал?

-- Не знаю. Сейчас сообщили; вероятно, от вас. Мужайтесь!

-- Зачем?

-- Помилуйте, такая потеря... Мы понимаем.

-- Что же вам угодно?

-- Разрешите прислать нашего агента.

-- Пожалуйста! Если, конечно, у него не предвидится неотложных дел, и он имеет часок свободного времени...

-- Помилуйте! Наш девиз: все для клиентов!

-- Прекрасный девиз.

-- Кто имел дело с нами раз, тот навсегда останется нашим клиентом.

-- Наверное, -- согласился я. -- Думается, что и я не избегну этой участи.

-- Что вы говорите?

-- Я говорю: до свидания.

-----

Он пришел.

Агента бюро похоронных процессий можно отличить от обыкновенного человека только сзади; спереди он имеет такой же вид, как и другие.

Но если вы зайдете ему в тыл -- вам сразу бросится в глаза отличительный признак агента: металлическая пряжка черного галстука всегда торчит из-под воротника сюртука на вершок выше, чем ей полагается.

Иногда, может быть, жена агента или его приятель, заметив это, скажут:

-- Дай-ка я тебе поправлю пряжку... Ишь ты, как вылезла.

Но это бесплодное занятие. Вроде работы Сизифа, вкатывавшего камень на гору: у Сизифа камень тотчас же скатывался вниз, у агента пряжка через минуту всползает наверх.

Природа все созданное ею наделила отличительными для каждого создания признаками, и глуп тот, кто будет стараться уничтожить их.

Войдя в кабинет, агент низко поклонился, сверкнув металлической пряжкой галстука, и предложил:

-- Мужайтесь.

-- Садитесь, -- предложил и я. -- Очень рад был вам чем-нибудь полезным.

-- Все там будем, -- неопределенно заметил он.

-- Одни раньше, другие позже, -- внес я необходимый корректив.

-- Да, -- согласился он. -- И спрашивается: для чего же жил человек?

Я вздохнул.

-- Из земли, как говорится, взят, в землю и вернешься.

-- Что же делать. Мужайтесь!

Он помолчал и осторожно спросил, ощупывая невидимую почву:

-- Это был близкий вам человек?

-- Без сомнения. С первого дня рождения.

-- А! ребенок?

-- Сущее дитя.

-- Мальчик, девочка?

-- Если выбирать из этих двух категорий, то оно, конечно, ближе к девочке.

-- Ей там будет лучше. Ребенок не успел еще нагрешить и, поэтому, ему уготована жизнь ангельская.

-- О, если бы мне кто-нибудь мог это гарантировать, -- вздохнул я. -- Потому что у меня есть некоторые основания предполагать, что нагрешила она в своей жизни предостаточно.

-- О, помилуйте! Какие могут быть у нее грехи? Если она огорчала вас своими шалостями, то разве имели вы что-нибудь в сердце своем против дитяти?

-- Вы слишком льстите ей, называя ее "дитятей", -- заметил я. -- Правда она молодилась, но ее 36 лет, все-таки частенько сказывались.

-- 36 лет! -- удивился агент, -- однако, вы говорили, что она сущий ребенок?

-- И теперь это повторяю. В женщинах, милый мой, чрезвычайно много ребяческого.

-- Мужайтесь, -- сказал агент. -- Потеря любимой женщины -- большое горе, но не нужно отчаиваться. Отчаяние большой грех!

-- Не думаю, чтобы этот грех был мне свойственен.

-- Если уж вам будет так тяжело, то помолитесь. Молитва облегчает душу, а ей там будет легче.

-- Спасибо вам. Ваши советы для меня целительный бальзам.

-- У всякого своя должность, -- скромно согласился он. -- И еще я вам скажу: живите надеждой, что когда-нибудь встретитесь с ней. Рано или поздно всякий человек умирает. Если он умер рано -- он меньше нагрешит, если умер поздно -- грехи его увеличились...

-- Пропорционально прожитым годам, -- вздохнул я.

-- Пропорционально. Мужайтесь! Первые минуты потери остры, но потом постепенно все забудется... Вы можете встретить другую, полюбить ее, и еще будете счастливы. И я думаю, что дорогая покойница даст свое загробное согласие на ваше новое счастье...

-- Ну, я думаю, она в этом деле будет ни при чем. Наоборот, она при жизни все время хотела меня женить.

-- Ну, знаете -- это, в конце концов, не важно. Теперь на это иначе смотрят, чем раньше. И если вы любили ее, как жену, то и без женитьбы церковь простит ее и примет в свое лоно.

-- Вы впали тут в маленькую ошибку, -- печально улыбнулся я. -- Я никогда не любил ее, как жену. Но она была хорошей теткой.

-- Простите, я вас не понял. Вы, значит, потеряли вашу дорогую тетю?

-- Увы!

-- Что делать! Все будем там, и ни один человек не уйдет от своей судьбы. Конечно, тяжело потерять тетку, но еще горше потерять любимую жену или ребенка.

-- Это верно, -- улыбнулся я с тихой грустью. -- Теток много, а жена одна.

-- Не правда ли? -- оживился агент. -- Да ведь тетка тетке рознь. Иная тетка попадется, что ой-ой-ой!

-- Сущие ведьмы бывают, -- подтвердил я.

-- Хе-хе! Это верно. Да я вам так-таки скажу откровенно: иной клиент рад-радешенек, что его тетка протянула ноги.

-- Что вы говорите! Это забавно.

-- Еще как забавно! К нему пойдешь за заказом, ну, конечно, говоришь: "мужайтесь" и прочее там, а он мне: "сами, -- говорит, -- вы мужайтесь".

-- Ха-ха-ха-ха-ха!

-- Хе-хе-хе-хе! На некоторых похоронах прямо-таки смех один. В особенности, если еще тетка богатая, да оставила малую толику денежек.

-- Представьте, моя покойная тетка тех же правил: оставила мне 40 тысяч.

-- Ах, шутник! -- засмеялся агент, потрепав меня по плечу. -- А я-то тут распинаюсь, утешаю его. Ну, поздравляю, поздравляю. Однако, при таком капитале, надеюсь, все будет, как следует.

-- Все и есть, как следует, -- успокоил я агента. -- Все благополучно, и я, как видите, своим видом не напоминаю безутешного родственника.

-- Хе-хе-хе! Приятно иметь дело с такими клиентами. Вы знаете, у нас тоже есть сердце и мы тоже люди... И когда человек рвется к незасыпанной могиле или хочет разбить себе голову о ближайший монумент, -- нам на это тоже невыносимо тяжело любоваться.

-- За свою голову я спокоен, -- заметил я. -- Не высечен еще тот монумент, который бы грозил мне смертью.

-- Хе-хе... Разрешите снять мерочку?

-- Какую мерочку?

-- Для гробика-с.

-- Зачем же? Для меня снимать -- еще рано, для тетки -- уже поздно.

-- Почему же поздно? Это дело самое пустяковое. Покойница, вероятно, в соседней комнате?

-- О, нет, что вы! Не дай Бог... Ее здесь нет.

-- На другой квартире изволят дожидаться?

-- Не думаю, чтобы ожидание чего бы то ни было -- являлось ей свойственным.

Агент привстал, с беспокойством взглянул на меня и спросил:

-- Да, позвольте... Ваша тетка, действительно, умерла?

-- О, могу вам в этом поручиться.

-- Для нее, действительно, нужны процессия и гроб?

-- Как вам сказать... Я полагаю, что к процессии она равнодушна, а вот гроб... Новый, хороший гроб ей, я думаю, нужен. Я, впрочем, не знаю, как у них там.

-- Помилуйте! У нас все гробы новые.

-- У в_а_с, -- тонко прищурился я. -- А у них это не так. Я думаю, она не прочь была бы заменить свою старую развалину новым гробом.

-- Позвольте, позвольте, -- растерянно сказал агент, потирая голову. -- Вы говорите, ваша тетка умерла... когда она умерла?

-- Три года тому назад. Мужайтесь!

-- В таком случае, зачем же вы меня вызвали?!?!

-- Кто вас там вызывал? Ваше бюро само ко мне позвонило и предложило прислать мне вас.

-- Но вы меня отрываете от работы...

-- Ваше бюро меня тоже оторвало от работы. Впрочем, я вас не понимаю: вместо того, чтобы радоваться, что у меня все благополучно, вы кричите на меня, почему у меня нет покойника. Мужайтесь!

-- Больше вы меня к себе не заманите, -- серьезно проворчал он, отыскивая шляпу.

-- О, как бы я хотел этого! Видите ли, наши интересы слишком расходятся: то что плохо для нас, то слишком хорошо для вас.

-- Собачье житье, -- прорычал агент, поворачиваясь спиной и лишний раз подчеркнув металлической пряжкой свою профессию. -- Собачья жизнь!!

-- И, однако, она лучше смерти, -- философски возразил я, провожая его за двери...