Я бы не назвал его бездарным человеком... Но у него было во всякую минуту столько странного, дикого вдохновения, что это удручало и приводило в ужас всех окружающих... Кроме того, он был добр и это было скверно. Услужлив, внимателен -- и это наполовину сокращало долголетие его ближних.
До тех пор, пока я не прибегал к его услугам, у меня было чувство благоговейного почтения к этому человеку: Усатов все знал, все мог сделать и на всех затрудняющихся и сомневающихся смотрел с чувством затаенного презрения и жалости.
Однажды я сказал:
-- Экая досада! Парикмахерские закрыты, а мне нужно бы побриться.
Усатов бросил на меня удивленный взор.
-- А ты сам побрейся.
-- Я не умею.
-- Что ты говоришь?! Такой пустяк. Хочешь, я тебя побрею.
-- А ты... умеешь?
-- Я?
Усатов улыбнулся так, что мне сделалось стыдно.
-- Тогда, пожалуй.
Я принес бритву, простыню и сказал:
-- Сейчас принесут мыло и воду. Усатов пожал плечами.
-- Мыло -- предрассудок. Парикмахеры, как авгуры, делают то, во что сами не верят. Я побрею тебя без мыла!
-- Да ведь больно, вероятно. Усатов презрительно усмехнулся.
-- Садись.
Я сел и, скосив глаза, сказал:
-- Бритву нужно держать не за лезвие, а за черенок.
-- Ладно. В конце концов, это не так важно. Сиди смирно.
-- Ой, -- закричал я.
-- Ничего. Это кожа не привыкла.
-- Милый мой, -- с легким стоном возразил я. -- Ты ее сдерешь прежде, чем она привыкнет. Кроме того, у меня по подбородку что-то течет.
-- Это кровь, -- успокоительно сказал он. -- Мы здесь оставим, пока присохнет, а займемся другой стороной.
Он прилежно занялся другой стороной. Я застонал.
-- Ты всегда так стонешь, когда бреешься? -- обеспокоенно спросил он.
-- Нет, но я не чувствую уха.
-- Гм... Я, кажется, немножко его затронул. Впрочем, мы ухо сейчас заклеим... Смотри-ка! что это... У тебя ус отвалился?!
-- Как -- отвалился?
-- Я его только тронул, а он и отвалился. Знаешь, у тебя бритва слишком острая...
-- Разве это плохо?
-- Да. Это у парикмахеров считается опасным.
-- Тогда, -- робко спросил я. -- Может, отложим до другого раза?
-- Как хочешь. Не желаешь ли, кстати, постричься?
Он вынул ножницы для ногтей. Я вежливо, но твердо отказался.
Однажды вечером он сидел у нас и показывал жене какой-то мудреный двойной шов, от которого материя лопалась вслед за первым прикосновением.
-- Милый, -- сказала мне жена. -- Кстати, я вспомнила: пригласи настройщика для пианино. Оно адски расстроено.
Усатов всплеснул руками.
-- Чего же вы молчите! Господи... Стоит ли тратиться на настройщика, когда я...
-- Неужели вы можете? -- обрадовалась жена.
-- Господи! Маленькое напряжение слуха...
-- Но у тебя нет ключа, -- возразил я.
-- Пустяки! Можно щипцами для сахара.
Он вооружился щипцами и, подойдя к пианино, ударил кулаком по высоким нотам. Пианино взвизгнуло.
-- Правая сторона хромает! Необходимо ее подтянуть.
Он стал подтягивать, но, так как по ошибке обратил свое внимание на левую сторону, то я счел нужным указать ему на это.
-- Разве? Ну, ничего. Тогда я правую сторону подтяну сантиметра на два еще выше.
Он долго возился, стуча по пианино кулаками, прижимал к деке ухо так сильно, что даже измял его, а потом долго для чего-то ощупывал педаль.
После этих хлопот отер пот со лба и озабоченно спросил:
-- Скажи, дружище... Черные тебе тоже подвинтить?
-- Что черные? -- не понял я.
-- Черные клавиши. Если тебе нужно, ты скажи. Их, кстати, пустяковое количество.
Я взял из его рук щипцы и сухо сказал:
-- Нет. Не надо.
-- Почему же? Я всегда рад оказать эту маленькую дружескую услугу. Ты не стесняйся.
Я отказался. Мне стоило немалых трудов потушить его энергию. Сам он считал этот день не потерянным, потому что ему удалось вкрутить ламповую горелку в резервуар и вывести камфарным маслом пятно с бархатной скатерти.
Недавно он влетел ко мне и с порога озабоченно вскричал:
-- К тебе не дозвонишься!
-- Звонок оборвал кто-то. Вот приглашу монтера и заведу электрические.
-- Дружище! И ты это говоришь мне? Мне, который рожден электротехником... Кто же тебе и проведет звонки, если не я...
На глазах его блестели слезы искренней радости.
-- Усатов! -- угрюмо сказал я. -- Ты меня брил -- и я после этого приглашал двух докторов. Настраивал пианино -- и мне пришлось звать настройщика, сюляра и полировщика.
-- Ах, ты звал полировщика?! Миленький! Ты мог бы сказать мне, и я бы...
Он уже снял сюртук и, не слушая моих возражений, засучивал рукава:
-- Глаша! Пойди, купи тридцать аршин проволоки. Иван! беги в электротехнический магазин на углу и приобрети пару кнопок и звонков двойного давления.
Так как я сам ничего не понимал в проведении звонков, то странный термин "звонок двойного давления" вызвал во мне некоторую надежду, что электротехника -- именно то, что можно было бы доверить моему странному другу.
-- Возможно, -- подумал я, -- что в этом-то он и специалист. -- Но когда принесли проволоку, я недоверчиво спросил специалиста:
-- Слушай... Ведь она не изолированная?
-- От чего? -- с насмешливым сожалением спросил Усатов.
-- Что -- от чего?
-- От чего не изолированная?
-- Ни от чего! Сама от себя.
-- А для чего тебе это нужно?
Так как особенной нужды в этом я не испытывал, то молча предоставил ему действовать.
-- Отверстие в двери мы уже имеем. Надо протащить проволоку, привязать к ней кнопку, а потом прибить в кухне звонок. Видишь, как просто!
-- А где же у тебя элементы?
-- Какие элементы?
-- Да ведь без элементов звонок звонить не будет!
-- А если я нажму кнопку посильнее?
-- Ты можешь биться об нее головой... Звонок будет молчалив, как старый башмак.
Он задумался.
-- Брось проволоку, -- сказал я. -- Пойдем обедать.
-----
Ему все-таки было жаль расставаться со звонком. Он привязался к этому несложному инструменту со всем пылом своей порывистой, дикой души...
-- Я возьму его с собой, -- заявил он. -- Вероятно, можно что-нибудь еще с ним сделать.
Кое-что ему действительно удалось сделать.
Он привязал звонок к висячей лампе, непосредственно затем оторвал эту лампу от потолка, и непосредственно затем обварил моего маленького сына горячим супом.
-----
Недавно мне удалось, будучи в одном обществе, подслушать разговор Усатова с худой, костлявой старухой болезненного вида.
-- Вы говорите, что доктора не могут изгнать вашего застарелого ревматизма? Я не удивляюсь... К сожалению, медицина теперь -- синоним шарлатанства.
-- Что вы говорите!
-- Уверяю вас. Вам бы нужно было обратиться ко мне. Лучшего специалиста по ревматизму вы не найдете.
-- Помогите, батюшка...
-- О-о... должен вам сказать, что лечение пустяковое: ежедневно ванны из теплой воды... градусов так 45--50... Утром и вечером по чайной ложке брауншвейгской зелени на костяном наваре... или еще лучше по два порошка цианистого кали в четыре килограмма. Перед обедом прогулка -- так, три-четыре квадратных версты, а вечером вспрыскивание нафталином. Ручаюсь вам, что через неделю вас не узнаешь!..