Австрийцы умилялись:
-- Наш-то, наш-то... А?
-- Кто?
-- Орел-то наш... Каково, а?
-- Да кто?
-- Сокол-то наш ясный... Главнокомандующий-то.
-- Ну?
-- Форменный орел.
-- Почему?
-- Вот глядите, что он с русскими сделает...
-- А что?
-- Да уж... будьте покойны. Тигр прямо. Пантера. Львиное сердце.
-- Львиное, говорите?
-- Не иначе. Орлиный полет и ничего больше.
-- Действительно. Кому от Бога талан.
-- И верно. Послал Господь. Тебе дураку, не пошлет.
-- Скажете тоже такое. Слушать омерзительно.
-- Ты на лоб-то его посмотри. Видал лоб?
-- Лоб, действительно. Хороший лоб.
-- Шкаф прямо, а не лоб. Таким лбом, черт его знает, чего удумать можно.
-- Это уж как есть. Стену пробить этакой штукой можно.
-- Ну, вот тут и говори с дураком. Не об этом я тебе говорю, а, вообще, как говорится -- ума палата.
-- Гляди-ко, гляди... Сидит за столом -- и думает.
-- Часто это он так?
-- Все время. Сидит и думает; сидит и думает. Не поздоровится русским от этакого.
-- Гляди, гляди: лоб-то ладошкой насколько усердно трет. Втыкнет в карту флажок и потрет лоб, втыкнет -- и потрет.
-- Действительно, лоб такое место, что трение любит. Это, брат, как колесо: не подмажешь -- не поедешь.
-- Страшно, брат, даже глядеть на него, ей-Богу!
-- Нам-то что -- он наш. А вот русский взглянет -- прямо-таки в дрожь войдешь.
-- Тут войдешь! Нетто не жутко: сидит человек и думает. И чего это он думает и зачем это он думает? -- ничего такое неизвестно.
-- Орлиная душа!
-- Львиное сердце!
-- Ястребиный взгляд!
-- Пантера африканская и все тут.
-- Сидит человек и думает; сидит -- и думает.
-- Задумаешься! Этакое дело на плечи взвалил!..
-- Ну, и расчешет же он их.
-- Русских-то? Да. Попомнят австрийскую прическу.
-- Сидит человек и думает; сидит -- и думает.
* * *
-- Вам что нужно?
-- Корреспондент я. В немецкие газеты пишу. Мне бы повидать главнокомандующего австрийской армией.
-- Да уж не знаю -- и можно ли. Сидит человек и думает; сидит -- и думает. И когда он все, что нужно, удумает -- того не могу сказать.
-- Скажите -- корреспондент немецких газет. Общественное мнение, сами понимаете. Единение с народом. Осветить нужно, сами понимаете.
-- Мне что; я скажу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Ну, что?
-- Просит. Очень, говорит, рад принять представителя могущественной прессы. Рад поделиться, чем возможно.
Когда корреспондент вошел в кабинет главнокомандующего австрийской армией -- он застал его глубоко задумавшимся над большой, разостланной на столе картой.
Увидев корреспондента, генерал очнулся.
-- А! Здравствуйте. Чем могу служить?
-- Я хотел бы, генерал, выяснить несколько вопросов. Например: мы, граждане, до сих пор не можем примириться с тем, что русские взяли Галич [Галич -- древнерусский город, столица Галицкого княжества с 1144 г. В XIX в. Входил в состав Австро-Венгрии.].
Генерал хитро поглядел на корреспондента, откинулся на спинку стула и закатился довольным торжествующим смехом.
-- А что? Ловко мы это сделали? Никому и невдомек!
-- Что вы сделали?!
-- А Галич сдали.
-- Разве вы сами сдали? Русские его взяли.
-- Да как же, "взяли"! Держите карман шире... Если бы мы не захотели его сдать -- сам черт бы его у нас не выцарапал...
-- Значит, вы нарочно сдали его?
Главнокомандующий подмигнул и затрясся от еле сдерживаемого смеха.
-- Конечно же! Неужели никто не догадывается?
-- Решительно никто, -- удивился корреспондент. -- Тонко вы, значит, это сделали.
-- Да уж... Военная наука, это -- не бирюльки, молодой человек.
-- Зачем же вы отдали Галич, все-таки?
Главнокомандующий выпрямил спину и со снисходительной улыбкой поглядел на корреспондента.
-- А вы не догадываетесь? Дитя!
Отчеканил, причем глаза его сверкнули грозным, зловещим огнем:
-- Из стратегических соображений!!
-- Вот оно что-о-о. То-то я смотрю, что, вообще, по штатскому, его бы, Галич этот, и не следовало отдавать... Генерал!
-- Ну?
-- Еще один вопросец: если из стратегических соображений отдали Галич, то почему под Галичем такой упорный бой был? Взяли бы вы и отступили бы просто без боя -- нате, мол! Подавитесь!
-- Оригинал вы, как я на вас посмотрю! Совсем ребенок. "Бой, бой!" Приняли мы бой из стратегических соображений.
-- ??!!??
-- Очень просто: если бы мы отступили без боя, отдавая русским Галич, здорово живешь, -- они бы сразу догадались: "э, мол -- тут австрийцы хитрят. Подозрительно это. Брать ли уж Галич? Не отступить ли?.." Этого мы очень боялись. Так что и пришлось замаскировать боем этот стратегический план...
-- Хитро!
-- А вы, как бы думали! Мало ли мы учимся, изучаем это дело. Военная наука -- штука сложная. Вот, видите -- сижу тут -- и думаю: сижу -- и думаю. Все время так.
-- В таком случае... Примите чувства моего живейшего восхищения.
-- Это можно.
Корреспондент ушел, погруженный в чувство живейшего восхищения.
* * *
-- А вы, все-таки, спросите: не примет ли? Скажите -- корреспондент пришел.
-- Уж и не знаю, -- можно ли. Боязно и помешать. Сидит человек -- и думает; сидит и думает. Впрочем, узнаю...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Пожалуйте.
-- Чем изволите заниматься, господин главнокомандующий?
-- А вот: сижу все и думаю, сижу и думаю. Военное дело, ведь, это не то, что: "Фрейлен Эльза, позвольте вас просить на вальс!"
-- А я к вам опять с вопросцем. Скажите, генерал, ведь, если не ошибаюсь -- русские взяли Львов?
-- Печально было бы, если бы вы ошиблись, -- снисходительно улыбнулся главнокомандующий. -- Конечно, они взяли Львов.
Корреспондент свесил голову.
-- Какой ужас! Какое национальное несчастье!..
-- Для русских? -- иронически усмехнулся генерал. -- Да... русским теперь придется жутковато... Тонко вы это сказали: национальное несчастье...
-- Ка-ак?!! Для них несчастье? Неслыханно! А я думал -- для нас.
-- Ну, если бы для нас, мы бы не отдали, будьте покойны.
-- Чудеса! Зачем же вы отдали?
Генерал довольный, широко улыбнулся и выпрямил плечи:
-- Стратегический расчет!
-- И вы ловко его замаскировали, -- с восхищением заметил корреспондент. -- Подумайте: отдали русским несколько десятков тысяч пленных. Пойди-ка, догадайся, что это все -- с целью.
-- Браво, браво -- зааплодировал генерал. -- Я вижу, вы меня уже начали понимать, молодой человек. Ловкий ход, а?
-- Замечательный ходец.
-- Наполеоновский... Мне было, признаться, трудно... Все боялся, что русские вдруг возьмут, да и отступят. Нет, -- пошли на удочку.
-- Восхитительно! Я вижу, генерал, что вы распоряжаетесь ими, как водопад щепкой!
-- Наука, батенька!
-- Как девочка куклой!!
-- На том стоим.
-- Играете, как кошка мышью!
-- А вы спросите -- почему? Ночей не сплю, все придумываю -- как лучше сделать. Сижу -- и думаю; сижу и думаю.
-- Поразительно, генерал. Нет, а самообладание какое: отдать из расчета добрую половину армии -- и даже не поморщиться.
Генерал, довольный, смеялся будто его щекотали:
-- А мне что морщиться?.. Пусть русские морщатся. Мы им, я думаю, и Пржемышль [В XII-XIV в. -- город в составе Галицко-Волынского княжества. Во время Первой мировой войны -- австрийская крепость; в сентябре 1914-марте 1915 гг. осаждалась русскими войсками и капитулировала 9 марта 1915 г.] отдадим.
-- Без боя?
-- Зачем без боя. С боем. Стратегическое соображение. Без боя сдадим, -- а они, гляди, и испугаются. Побегут назад.
-- Талейран! Иезуиты! Хе-хе. Не хотел бы я теперь быть русским.
-- Хорошего мало.
* * *
-- Сидит и думает. Все вот этак сидит и думает. Пробормочет что-то, потрет лоб, втыкнет флаг и опять задумается.
-- Мозги!
-- Да уж голова настоящая. Дай Бог всякому. Веселый такой давеча ходил: ловко это я, говорит, русским Пржемышль и Краков сдал. И сами, говорит, не заметили. В бой полезли. Да если бы, говорит, ихний, говорит, командующий армией, пришел бы ко мне, да попросил бы, говорит, чтобы я ему, говорит, не только говорит, Краков, а и Будапешт отдал -- пожалуйста! Хоть сейчас.
-- Те-ек-с. План, значит?
-- И не говорите. Одно слово, стратегия.
-- Войска-то наши где нынче?
-- А под Веной. В сорока верстах.
-- Ловко механику подвели.
-- Тонкая механика. А русские, ровно ребята малые за нашими бегут. Никакой солидности.
-- Наш-то не такой. Орел. Сидит все и думает. "Я говорит, могу русской армией, как кошка мышкой вертеть. Куда, говорит, хочу -- туда они и бросятся. Я, говорит, этому делу во сколько лет учился. Не даром же, говорит, папенькой с маменькой деньги на меня трачены".
-- Это что ж такое за человек!
-- Ястреб форменный!
-- А сердце львиное...
-- А в душе христианин, -- все отдает неприятелю. Последнюю рубашку готов отдать.
-- Дурак ты, дурак! Нешто это он спроста делает?
-- Стратегия?
-- Не иначе. Он, гляди, им и Будапешт отдаст. Дьявольски тонок сей человек.
* * *
-- Будапешт-то... слышали? Ау! Отдали.
-- Эва! Хватился. Это когда было еще!.. Третьего дня! А нынче уже новая новость.
-- Ну?
-- Вену сдаем.
-- Да неужто?!.
-- Вот тебе и неужто. Стратегия, брат, это не в дурачки играть.
-- А как же Франц-Иосиф?
-- Сдали его.
-- Да как же это так?
-- Значит, нужно так. Стратегия. Не даром же человек сидел и думал, сидел и думал...
-- Этот удумает! А, скажите, пожалуйста, чего ж мы теперь защищать будем, если Вену сдали и Франц-Иосифа сдали?
-- А ничего. Нечего теперь и защищать. Никаких хлопот.
-- Значит, война кончилась?
-- Нешто не видишь?
-- Ловко! И до чего же человек этот, -- наш-то, орел, -- умственный! Вертел, вертел русскими, -- глядь, и войну кончил.
-- Да... Сидел человек и думал, сидел и думал.
-- Мозги! А где же они теперь-то?
-- А в Вятке.
-- Эко куда забрался! Чего же он там делает?
-- А по своему делу, знаете, работает: сидит и думает, сидит и думает: как это, дескать, оно ловко вышло!..