I
Литератор Бондарев приехал в город Плошкин прочесть лекцию о современных литературных течениях.
На вокзале Бондарев был встречен плошкинским жителем Перекусаловым -- ветеринарным врачом и старым гимназическим приятелем литератора.
Перекусалов так обрадовался встрече с Бондаревым, что от него даже немного запахло вином. Он обнял Бондарева, отошел от него, раздвинул руки и, любуясь издали, со склоненной набок головой, сказал:
-- Ах ты свинтус этакий! Эх ты собака! Как возмужал!.. Какой сделался знаменитый! Боюсь, что ты всех тут с ума сведешь!.. У меня остановишься?
-- Нет, в гостинице, -- пожимая руку Перекусалова, ответил Бондарев. -- У тебя жена, дети, и я боюсь стеснить тебя. Приезжай вечером с женой на лекцию.
-- Он еще приглашает! Не только я буду, но и инспектор народных училищ Хромов, и Федосей Иванович Коготь, и член управы Стамякин!! И жена Стамякина будет -- прехорошенькое создание! Туземная царица красоты! Увидишь -- влюбишься в нее, как собака. Вечером после лекции ко мне отправимся -- отпразднуем приезд, как это говорится, -- столичной звезды! Ах, как я тебя люблю и всегда любил, милый Бондарь!
-- Ты уже... обедал? -- спросил Бондарев.
-- А что? Нет, брат... на дорогу посошок выпил -- перед встречей-то. Едем сейчас в отель Редькина. Там уж и пообедаем.
Вечером, читая лекцию, Бондарев видел в первом ряду сияющего, торжественного Перекусалова, рядом с ним краснолицего мясистого человека, оказавшегося, как потом выяснилось, обладателем фамилии Коготь, а еще дальше -- маленького хилого Стамякина с женой, которая действительно была на редкость красивой, интересной женщиной.
Все эти люди неистово аплодировали Бондареву, радостно шумели, а Стамякин даже втайне гордился, что близко знаком с Перекусаловым, который в таких дружеских отношениях со столь известным литератором...
После лекции все поехали к Перекусалову ужинать.
II
Сначала гости дичились Бондарева и жались по углам, но когда он рассказал два-три смешных анекдота и какой-то пикантный петербургский случай -- все оттаяли.
Обильный ужин, украшенный десятком бутылок с различными этикетками и разнообразным содержимым, окончательно сломал лед.
Все зашевелились, оживились.
Бондарев, сидя рядом с обаятельной Стамякиной, не сводил с нее глаз, подливал ей вина и без умолку рассказывал о Петербурге, о себе, сообщал тысячу смешных, забавных вещей, отчего Стамякина, красиво усмехаясь, придвигалась незаметно к Бондареву ближе и изредка бросала на него из-под трепещущих ресниц сладкий, доходивший до самого сердца взгляд.
-- Да ведь она прелестна, -- думал Бондарев, оглядывая ее. -- Хорошо бы увезти ее в Питер... Фурор бы...
Пили много, но никто, кроме хилого маленького Стамякина, не пьянел. Инспектор Хромов, сидевший сбоку Бондарева, бросал на него восторженные взгляды и все подстерегал удобный случай, чтобы вступить в разговор.
Подстерег. И спросил робко, тронув литератора за рукав:
-- Как вам приходят в голову разные темы? Я бы думал, думал и целый век ничего не придумал!
-- Профессиональная привычка, -- благодушно ответил Бондарев. -- Мы уже совершенно бессознательно всасываем все, что происходит вокруг нас,-- впечатления, наблюдения, факты, -- потом перерабатываем их, претворяем и отливаем в стройные художественные формы.
-- Да... претворяем... в формы, -- засмеялся инспектор. -- В хорошую бы форму я бы претворил что-нибудь. Из всех редакций помелом бы выгнали.
Наливая своей соседке вино, Бондарев наклонился немного и шепнул одними губами, как шелест ветерка:
-- Ми-ла-я...
Красивая Стамякина закрыла густыми ресницами глаза.
-- Кто?
-- Вы.
-- Смотрите, -- улыбнулась тихо и ласково Стамякина, -- вы играете с огнем. Я опасна.
-- Пусть. Я с детства любил пожары.
-- А как вам платят за принятые сочинения в редакциях? -- любовно смотря на Бондарева, спросил инспектор.
-- Авансом или после?
-- Большей частью авансом, -- улыбнулся Бондарев.
-- Мы стремимся вперед и спешим жить.
-- По-моему, -- заявил Хромов, -- нужно бы людей, подобных вам, содержать за счет казны. Ешь, пей на казенный счет, веселись и не думай о презренном металле! Пиши о чем хочешь и когда хочешь... Гм... Или вас должно содержать общество, которое вас читает.
-- Это прекрасно, -- сказал Бондарев, -- пожимая под столом руку соседки. -- Но это утопия.
-- Конечно, утопия, -- подтвердила Стамякина, гладя бондаревскую руку.
-- Форменная утопия, -- пожал плечами Бондарев, кладя руку на круглое колено соседки.
-- Безусловная утопия, -- кивнула головой соседка и попробовала потихоньку снять руку, которая жгла ее даже сквозь платье.
-- Пусть так, как есть, -- сказал Бондарев.
-- Нет, так нельзя, -- улыбнулась Стамякина.
-- Нельзя? -- вскричал инспектор Хромов. -- А, ей-Богу, можно. Вот, например, где вы, Николай Алексеич, остановились?
-- В отеле Редькина.
-- И напрасно! И совершенно напрасно!! С какой стати платить деньги? Милый Николай Алексеич! Дайте слово, что исполните мою просьбу... Ну, дайте слово!
-- Если в моих физических силах -- исполню, -- пообещал, сладко улыбаясь, Бондарев.
-- Милый Николай Алексеич! Я преклоняюсь перед вами, перед вашим талантом. Сделайте меня счастливым... Бросьте вашего Редькина, переезжайте завтра утром ко мне!
-- Да я ведь послезавтра вечером уезжаю, зачем же? -- сказал Бондарев.
-- Все равно! На один день! Если бы я был богат, я бы построил вам на берегу тихого моря мраморный дом и сказал бы: "Бондарев! Это ваше... Живите и пишите здесь, в этом доме!" Но я не богат и предлагаю вам более скромное помещение. Но от чистого сердца, Бондарев! А?
-- Спасибо, -- сказал тронутый Бондарев. -- Если вам это доставит удовольствие -- завтра же перееду к вам.
-- Браво! -- восторженно вскричал инспектор Хромов, шумно вскакивая с места. -- Господа! Предлагаю выпить за здоровье того светлого луча, который на мгновение осветил нашу тусклую темную жизнь! Урра!
-- Урра! -- крикнули гости.
III
-- Вы должны отказаться от своих слов! -- бешено кричал бледный Перекусалов, тряся за плечо красного возбужденного Федосея Ивановича Когтя.
-- Нет, не откажусь! -- ревел Коготь. -- Ни за что не откажусь! Хоть вы меня режьте -- не откажусь! Зачем мне отказываться?
-- Нет, ты откажешься!
-- Нет-с, дудки. Вот еще какой! Не откажусь.
Прочие гости столпились около этой пары и миролюбиво уговаривали:
-- Да бросьте! Чего там... Подумаешь!
-- Будто дети какие!..
-- Нет, я этого так не оставлю! Ты должен дать удовлетворение!
Коготь презрительно вздернул плечами.
-- Когда и где угодно!
-- Послушай, -- сказал Бондарев, беря под руку Перекусалова. -- В чем дело? Чего ты так разъярился?
-- Он меня оскорбил, -- тяжело задышал Перекусалов. -- Такого рода оскорбления требуют для своего разрешения единственного пути! Ты, надеюсь, понимаешь?..
-- Ффу, как глупо! Надеюсь, это все не серьезно?
-- Что?? Ты что же думаешь, что если мы в медвежьем углу живем, то и вопросы чести разрешаем по-медвежьи: ударом кулака или показанием языков друг другу? Не-ет, брат!.. Я, может быть, закис здесь в глуши, но поставить на карту жизнь -- если затронута честь -- всегда сумею.
В глазах Перекусалова засветилось, засверкало что-то новое, красивое и необычное. Бондарев с уважением посмотрел на него.
-- Надеюсь, ты не откажешься быть свидетелем с моей стороны?
Бондарев положил ему руку на плечо и сказал: -- Конечно. Я все это устрою. Но, скажи, пожалуйста... чем этот субъект тебя оскорбил? Может быть, пустяки?
-- Нет, не пустяки! Вовсе не пустяки, Бондарев! Я не могу тебе сказать, что именно -- мне это слишком тяжело -- но не пустяки.
-- Хорошо, -- серьезно сказал Бондарев. -- Тогда -- решено! Завтра я заеду к тебе и сообщу о подробностях.
Гости стали торопиться домой.
Когда Стамякина хватилась мужа, то выяснилось, что он лежит в кабинете хозяина на диване. Когда его разбудили, он с трудом открыл глаза, заплакал и заявил, что пусть лучше завтра сошлют его на каторгу, чем сегодня поднимают с дивана.
-- Завтра можете меня ругать, бить по лицу, унижать, но сегодня -- я вас очень прошу -- не трогайте меня... Все равно я сейчас же упаду и разобью голову до крови. Не трогайте меня, миленькие!
-- Свинья! -- прошептала Стамякина и взяла Бондарева под руку. -- Вы не откажетесь проводить меня?
Сердце Бондарева сладко заколотилось.
-- Вы... спрашиваете?.. Господи!
Когда ехали на извозчике, Бондарев держал красавицу за талию, а она смотрела ему в лицо отуманенными глазами и говорила:
-- Вы мой господин! Вы приехали дерзко равнодушный, схватили мою жизнь, как хрупкий орех, и раздавили ее властной рукой. А я-то думала, что моя жизнь -- крепкая, крепкая... прочная, прочная... Зачем вы сделали это?
-- Настя... Если бы я тебе сказал: уедем со мной, брось все... ты бы бросила? Уехала?
-- С тобой? В Лондон, на Луну; умерла бы, если бы ты умирал, плакала бы твоими слезами и смеялась бы твоим смехом...
Она взяла руку Бондарева, поднесла к губам и поцеловала два раза...
-- Завтра я буду у тебя, -- сказал Бондарев. -- И завтра позову тебя. Пойдешь?
-- Твоя.
IV
Утром, проснувшись, Бондарев долго лежал на кровати и мечтал.
-- Подумать только, что среди тысячи заброшенных, забытых точек на необъятной Руси -- есть одна точка: микроскопический город Плошкин. И здесь люди, как это ни странно, -- другие, и живут они и думают не захолустно: в один вечер я нашел и наивного фанатика, любителя литературы, моего восторженного поклонника, и смелую, с большим сердцем, женщину, и человека, готового рискнуть жизнью ради чести... И все это очень красиво и странно!
Он оделся, уложил в небольшой сак вещи и, расплатившись, вышел на улицу.
-- Извозчик! Знаешь инспектора Хромова? Вези меня к нему!..
-- Пожалуйте!
Хромова дома не было. Бондарева встретила бледная беременная жена инспектора и с пугливым недоумением осмотрела его.
-- Мужа хотели видеть?
-- Да видите ли... -- нерешительно сказал Бондарев. -- Ваш супруг пригласил меня вчера погостить у вас денек, вместо того чтобы жить в гостинице. -- Я Бондарев.
-- Вечно он... -- печально качнула растрепанной головой хозяйка. -- А разве в гостинице вам нехорошо было?
-- Ничего себе... Но ваш супруг так настаивал...
-- Охота вам было этого дурака слушать? Разве он что-нибудь понимает? Пригласил! У нас три комнаты всего, повернуться негде -- изволите видеть! Вы уж меня извините, но, когда это сокровище вернется, я его съем за это!
-- Приятного аппетита! -- пожал плечами Бондарев, повернулся и вышел. -- Действительно, -- подумал он, -- идиот какой-то... Очень нужно было принимать его приглашение. Изво-озчик, черт! Свободен? Вези меня к Когтю. Знаешь -- Федосеем зовут. Иванычем.
-- Господи ж! -- высморкался извозчик. -- Завсегда.
-- С этой дуэлью еще запутался... черт знает, что такое! Если бы не дал Перекусалову слова -- сразу бы плюнул на все. А то теперь мотайся, как дурак...
Мимоходом он заехал к какому-то доктору. Долго объяснял ему относительно дуэли, а доктор прихлебывал светлый чай и молча слушал.
-- Так как же, а? Вы не бойтесь. Вам, как врачу, не грозит никакая ответственность.
Доктор встал, протянул литератору руку и сказал:
-- Плюньте!
И ушел во внутренние комнаты.
-- Порядки! -- размышлял Бондарев, трясясь на извозчике по направлению к Когтю. -- Тут, пожалуй, и пистолетов не достанешь...
Коготь встретил Бондарева радостно.
-- А-а!.. Литератор! Звезда! Садитесь. Чаишки хотите?
-- Спасибо, -- сказал Бондарев. -- Я, собственно, на счет выработки условий...
-- Условий? Которых?
-- По поводу дуэли.
-- Какой дуэли?
-- Да вчера же! Перекусалов вызвал вас, и вы приняли вызов.
-- Юморист вы, -- сказал одобрительно Коготь,-- вечно у вашего брата заковыки.
-- Какие заковыки? Есть случаи, когда полагается быть серьезным. Надеюсь, вы не отказываетесь от дуэли?
-- Вы... в самом деле?
Коготь загрохотал, обрушился на диван, закашлялся от стремительного хохота и заболтал мясистыми ногами.
-- Зарезал литератор! Уморил! Так Петька меня, на дуэль вызвал? Го-го!
-- В чем дело? -- закричал Бондарев.
-- Вот -- голубчик: режьте меня, жгите -- буквально-таки, ни капелюшечки не помню!! Где, когда, что? Правда, пили мы, как носороги. А скажите, милый... Мы... не дрались?
-- Нет, -- сухо сказал Бондарев. -- В таком случае, прощайте.
Злой, поехал Бондарев к Перекусалову. Тот еще лежал в кровати.
-- Скажи, -- спросил сердито Бондарев, -- ты помнишь, как вчера вызвал господина Когтя на дуэль?
-- Неужто вызвал? -- удивился Перекусалов. -- За что, не помнишь?
-- Это тебе лучше помнить! -- закричал Бондарев. -- Это ты заставил меня сегодня дурака валять, ездить к доктору, к твоему противнику, который тоже решительно отперся от всякой дуэли. Как это глупо, как пошло!
-- Ты... доктора ездил приглашать? -- дико посмотрел на литератора Перекусалов. Закрыл голову одеялом и захохотал стонущим, охающим смехом.
-- О-ой, не могу! О-ой, смерть пришла!
Бондарев злобно ударил его по голове, выбежал на улицу и вскочил на извозчика.
-- На вокзал! Или нет... Постой... Ты знаешь, где Стамякин живет? Вези к ним.
Стамякина не было дома. Красавица вышла к Бондареву, кокетливо кутаясь в розовый капот и щуря темные глаза.
-- Кого я вижу! Какой вы милый, что заехали!
-- Настя! -- сказал страдальчески Бондарев, целуя ее руки. -- Я только сегодня понял, среди какого ужаса, среди какой тины и пошлости ты живешь! Настя! уедем со мной...
Она высвободила свои руки, погрозила ему пальцем и мягко, как кошечка, опустилась на диван.
-- Ответьте мне на один вопрос...
-- Спрашивай все, что угодно. Милая!
-- Сколько вы зарабатываете в год?
-- Зачем тебе? Тысяч пять-шесть...
-- Ну, будем благоразумны... Вы предлагаете мне уехать с вами. Вы, не спорю, мне нравитесь... Но что же будет!! Положение всеми уважаемой жены известного в городе человека я переменю на какое-то жалкое, двусмысленное положение -- любовницы человека, который ведь может меня и разлюбить. И -- что такое 6 тысяч? Мы здесь проживаем восемь, а в Петербурге -- чтобы жить так, нужно двенадцать. Ну, милый... Ну, не сердитесь же! Будьте рассудительны...
-- Настя! -- закричал в ужасе Бондарев. -- Грежу я, что ли? Где же вчерашнее?!
Она погрозила ему пальчиком.
-- Вчерашнее? Не нужно было подливать мне так много вина за ужином.
V
Хотя Бондарев старался уехать из Плошкина незаметно, но провожать его собралась вся вчерашняя компания. В буфете пили вино. Общество оживилось.
-- Милый Николай Алексеич, -- сказал любовно инспектор Хромов, -- по-моему, несправедливо, что министерство путей сообщения берет с таких людей, как вы, деньги за проезд. Таких людей нужно возить бесплатно, в купе первого класса.
-- Эх! -- простонал Перекусалов, опуская голову. -- Он хоть и вторым классом поедет, но едет на красивую, интересную жизнь. Ах, братцы, если бы вы знали, как я тянусь к красоте!!
-- Красота -- это страшная сила! -- подтвердил Коготь, выпивая залпом вино.
Красивая Стамякина нагнулась к Бондареву, чокнулась с ним рюмкой и шепнула:
-- Скажите на прощанье что-нибудь такое, отчего мне было бы хорошо... Что скрасило бы мою глупую жизнь.
-- Могу! -- громко засмеялся Бондарев. -- Господа! Пейте больше! Много пейте! Как можно больше...