Мы столкнулись с ней на повороте улицы, и первые слова ее были:
-- Удивительно! Вы в Петербурге?
-- Я в этом уверен, и доказательством служит то, что, будь я в Киеве или Одессе, вам сейчас было бы трудно задать этот вопрос.
-- Какой вы смешной! Проводите меня.
Мы пошли рядом, разговаривая. Пройдя сотню шагов, я заметил, что моя спутница все время тревожно оглядывалась на мостовую.
-- Что с вами, Верочка?
-- Прежде всего не Верочка, а Вера Валентиновна...
-- Да что вы! Я давно это подозревал...
-- То есть что -- "это"?
-- Так, вообще... Жизнь наша -- цепь случайностей! А скажите, что вас так притягивает к этой мостовой?
-- Он везет ее за мной.
-- Кто он?
-- Он, извозчик.
-- Чего же вы идете, а она едет?
-- Вы что-то путаете... Она -- это лампа.
-- Черт возьми! А я думал -- приятельница.
-- У вас вечно на уме приятельницы... Просто я устраиваю себе столовую и вот купила лампу. Зайду в два-три магазина и домой...
-- Но почему же вы не можете оторвать глаз от извозчика? Он кажется мне парнем не в вашем духе...
-- Я боюсь, что он удерет!
-- Так вы бы заметили номер.
-- В самом деле! Надо будет это сделать. Зайдем сейчас только в этот магазин.
Мы вошли в оружейный магазин. Я сел вдали и стал наблюдать это милое, нелепое существо, такое беспомощное в обыденной жизни...
Диалог между Верочкой и приказчиком был, приблизительно, следующий:
-- Здравствуйте. Есть у вас этот, гм... порох?
-- Порох? Есть, сударыня. Вам какой прикажете?
-- Такой... обыкновенный. Пять фунтов. Приказчик стал заворачивать пакет и, смотря в окно,
сказал:
-- Охота в этом году неудачная... Дожди.
-- Неужели? Терпеть не могу охоты. Ненавижу дожди. Приказчик вежливо ухмыльнулся и заметил:
-- Но ваш супруг, вероятно, страстный охотник... Потому что такой запас пороха...
Верочка расхохоталась.
-- Какой вы смешной! Откуда вы взяли, что у меня есть муж? Просто я покупаю порох для столовой.
Приказчик очень удивился.
-- Для... столовой?
-- Ну, да. Я купила столовую лампу, и там наверху есть такой шар, в который насыпается порох для веса. Скажите, пять фунтов достаточно?
-- Сударыня!! Вам, вероятно, нужно дроби?!
-- Ну, дайте дроби.
Приказчик, в изумлении, искал моего взгляда, но я отвернулся.
Мы вышли из магазина, я -- навьюченный дробью, она -- веселая, жизнерадостная, с какой-то картонкой в руке.
-- Вы знаете, что было бы, если бы приказчик дал вам для лампы порох?
Мой зловещий тон испугал ее.
-- А что? Оно бы загорелось?
-- "Оно" взорвало бы весь дом на воздух.
-- Что вы говорите! Какой ужас! А дробь опасна?
Я пожал плечами.
-- В ваших руках -- пожалуй.
Когда мы подошли к дому, она пригласила меня зайти отдохнуть. Мы втащили в столовую лампу, дробь, и Верочка сейчас же захлопотала.
Энергия у нее была изумительная.
-- Марья! Дай гвоздь, принеси керосину, спичек и скамеечку. А вы сядьте пока там в углу и не мешайте мне. Я это сделаю в две минуты.
Так как стол был уже накрыт, то она отодвинула приборы, поставила скамеечку и с гвоздем потянулась к потолку.
-- Чем же я его забью? Молотка у нас, кажется, нет...
Она попробовала спичечной коробкой. Спички рассыпались, и коробка сломалась. Она подумала, бросила коробку и взяла со стола чайный стакан. При столкновении с гвоздем он разлетелся вдребезги, и Верочка, улыбаясь сквозь слезы, стала сосать обрезанную руку. Пущенные последовательно в дело нож, вилка и разливательная ложка встретили со стороны коренастого гвоздя самое тупое, решительное сопротивление.
Наконец, в дело вмешалось тяжелое, солидное пресс-папье. Оно исполнило возложенную на него миссию удовлетворительно, хотя с большим ущербом для себя, потолка, гвоздя и пальцев хозяйки. После этого лампа, без суда и следствия, была торжественно повешена.
-- Как вы думаете, крепко держится?
Я высказал предположение, что ходьба по полу верхнего этажа может довести лампу до самого легкомысленного падения.
-- Неужели? Марья! Пойди скажи, чтобы наверху поменьше ходили.
-- Вы лучше попросите их съехать с квартиры, -- посоветовал я.
Она подумала.
-- Нет, знаете... это неудобно.
-- Отчего неудобно? Если вы предложите им выбор между тем, чтобы сгореть заживо или расстаться с квартирой, -- я уверен, они выберут второе.
-- Нет, пустяки. Ничего не случится... висит же она уже пять минут, и ничего. Теперь только налить керосину, зажечь, и мы можем обедать.
Она взяла со стола бутылку, вылила керосин в резервуар и зажгла фитиль.
Фитиль потух.
Она поболтала лампой и опять зажгла.
Фитиль опять потух.
Были мобилизованы все наличные силы: я и Марья.
Лампа заявила, что гореть она не будет ни под каким видом.
Мы дули в нее, выкручивали фитиль, разбирали горелку, снова зажигали, а она, подмигнув иронически, сейчас же гасла.
-- Очевидно, вас с лампой надули. Пошлите Марью переменить.
Так как Верочка изнемогала от усталости, то согласилась немедленно.
-- Керосин только вылью. Марья, дай бутылку!
Потом до меня донесся удивленный голос Верочки:
-- Чудеса! Недавно из этой бутылки вылила керосин, а она опять полна. Ничего не понимаю.
Заинтересованный, я подошел.
-- Позвольте, Верочка! Вы не в ту бутылку льете.
-- Много вы понимаете! Та с уксусом. Глупая Марья забыла ее на столе.
-- Она не с уксусом, а пустая.
Верочка опустила лампу и растерянно посмотрела на меня.
-- Вы знаете, почему лампа не горела?
Я подошел к ней ближе и сказал:
-- Теперь я это знаю. Несчастное существо! Куда вы годитесь?!
-- Пустите меня! Как вы смеете целоваться? Это наглость... Вы непорядочный человек!
-- Кто, я? Негодяй первой степени. Разве вы не знали?
-- Вы пользуетесь тем, что я одна!
-- Чего же от меня ожидать хорошего... Конечно, условия воспитания, полная заброшенность в детстве, фребелевский метод обучения...
Она старалась вырваться, но, очевидно, возня с лампой так утомила ее, что голова ее опустилась на мою грудь.
Она посмотрела на меня и сказала:
-- Какой вы смешной!
Потом она решила, что лучший выход из положения -- ответить мне таким же сочным поцелуем.
Бедное, беспомощное создание!
Это было единственное, что она умела делать как следует.