Розовый молодой человек
I
Сам он розовый, пиджак на нем серый, галстук красный, а пресса, в которой он работает, -- желтая. О себе он говорит всегда искренно и веско:
-- Я выколачиваю деньжишки на бульваре, чтобы его черти побрали!
-- На каком бульваре?
-- Газетка наша бульварная. Не понимаю, как публика читает такую мерзость?..
-- А что?
-- Да ведь ее, газетку эту, составляют каторжники. Вы не верите? Ей-Богу. Лвэбой сотрудник способен на шантаж, воровство, а если вы гарантируете ему безопасность, то и на убийство. Редактор мошенник.
-- Да ну?
-- Без сомнения.
-- Зачем же вы там работаете?
-- Работа легкая. Пиши о чем хочешь, измышляй что угодно и получай деньжишки. Ей-Богу.
Я недоверчиво спросил:
-- Неужели можно измыслить что угодно?
-- Уверяю вас. Ну, что вы, например, хотите, чтобы завтра было о вас в газете?
Я рассмеялся.
-- Напишите, что я очень люблю устриц.
-- Хорошо. Устрицы, так устрицы.
На другой день я прочел, к своему удивлению, в газете, в которой работал розовый молодой человек, следующее:
АНКЕТА
Являются ли устрицы полезным блюдом?
-----
Ввиду свирепствующей теперь эпидемии холеры мы занялись вопросом: не вредны ли в этом смысле устрицы? С этим вопросом мы и обратились к
ДОКТОРУ КОПЫТОВУ.
-- Видите ли, -- сказал симпатичный медик, -- в сущности, устрицы являются полезным питательным блюдом, но, конечно, неумеренное их употребление может повести к нежелательным последствиям.
Спрошенная по этому же поводу популярная певица
И. О. СМЯТКИНА
сказала следующее:
-- Не знаю. Я не ем устриц. Несколько раз меня хотели приучить к ним, но увы -- бесплодно.
И. О. засмеялась.
После поездки в Мариенбад И. О. очень поправилась и выглядит прекрасно.
-- Ну, как за границей? -- спросили мы. Она улыбнулась.
-- Да ничего.
Третьим, к кому мы обратились с интересовавшим нас вопросом, был
РЕДАКТОР САТИРИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА г. АВЕРЧЕНКО.
-- Устрицы? -- воскликнул г. Аверченко. -- Я очень люблю их. Едва ли они могут быть вредными. Конечно, я говорю о свежих устрицах.
-- Ну, как цензура... прижимает? -- спросили мы редактора.
Он усмехнулся:
-- Еще как!
II
При встрече со мной розовый молодой человек засмеялся, пожал мне руку и спросил:
-- Читали?
-- Однако! Неужели вы беседовали по этому вопросу и с доктором Копытовым и с певицей Смяткиной?
-- Ребенок! Доктор живет на Васильевском острове, а дача Смяткиной в Новой Деревне. Одни извозчики стоили бы мне два рубля.
-- А... как же вы?..
-- Да ничего. Сам. Им же лучше. Все-таки реклама. И я свое заработал. Спасибо вам за устрицы. Хотите, еще что-нибудь сделаем?
-- Нет, благодарю вас. А скажите, -- спросил я, -- вы с действительными происшествиями тоже так делаете?
-- Нет... Там нужно быть лично. Вы свободны сейчас?
-- Да. А что?
-- Тут один человечек застрелился. Я поеду взглянуть -- хотите со мной?
-- Гм... Пожалуй. Мы поехали.
Застрелившийся "человечек" лежал на столе, но я интересовался не им, а розовым молодым человеком...
К нам вышла женщина средних лет с ввалившимися глазами и смертельно бледным лицом.
-- А, здравствуйте... Позвольте представиться: сотрудник петербургских газет. А это, так -- мой знакомый. Очень приятно! Ну, как поживаете?
Женщина вынула платок из кармана и, отвернувшись,
прошептала:
-- Как видите. Единственный сын был. Вся надежда! Да не выдержало молодое сердце...
-- Гм... Действительно... Бывает... Записочку оставил?
-- Мне... письмо... "дорогой маме"...
-- Так, так. Можно полюбопытствовать?
-- На что?
-- На письмецо. Я отдам потом.
-- Что вы! Это моя самая святая теперь вещь...
-- Самая святая? Ara!
Молодой человек вынул записную книжку и отметил: "Самая святая, -- сказала нам мать".
-- Благодарю вас. Еще вопросик: когда вы вбежали в комнату -- застали сынка в агонии или как?
Мать закрыла лицо руками.
-- Мертвый уже был.
-- Значит, агонии уже не застали? Экая жалость! А какая система?
-- Чего?
-- Револьвера.
-- Не заметила я. Не до того было...
-- Да, скажите, гм... вам, конечно, очень жалко покойника?
-- Сына-то?!!
-- Да, да... сына... конечно. Я это понимаю. Ну, а скажите: у вас все-таки осталось еще немного детей?
Я вскочил и схватил за руку розового молодого человека.
-- Пойдем отсюда!
-- Сейчас, сейчас. А позвольте полюбопытствовать, сударыня: а кухарка не видела агонии вашего сынка?
-- Извините... мне тяжело говорить об этом...
-- А-а... спасибо. Гм!.. Делает вам честь...
Он положил на колено записную книжку и отметил:
-- "Мать убита горем. Тяжелые воспоминания. Система неизвестна".
-- Еще вопросик: вы очень удивились, в первый момент, когда застали его лежащим на полу вместо постели?
Я схватил его за руку и потащил.
III
В тот же вечер он повез меня в театр на премьеру пьесы, о которой ему предстояло дать рецензию... Когда мы приехали -- только что кончился четвертый акт и оставался пятый.
-- Посмотрим пятый? -- спросил я.
-- Не стоит. С кем это вы раскланялись?
-- Знакомый. А что?
-- Спросите его, как пьеса?
Я подошел к знакомому и вступил с ним в разговор.
Тут же, в фойе, в одном шаге от нас, стал розовый молодой человек и, с видом скучающего ротозея, принялся рассматривать витрину с портретами актеров.
-- Пьеса? Как вам сказать... Пьеса из тех, которые принято называть "сценичными". Фабула бессодержательна, но автор опытен и это его спасает. И сюжет стар! Акробаты благотворительности -- об этом еще писал Григорович. Декорации хорошие, а постановка неважная... Очень интересна была в роли Евгении -- Баранская. Остальные так себе. Положим, по первому спектаклю нельзя судить...
Со стороны фотографической витрины до меня донесся шепот:
-- Спросите: вызывали ли автора?
-- А автора вызывали? -- спросил я.
-- Он не был в театре. Нездоров, что ли. Простуда, кажется.
Розовый молодой человек неожиданно обернулся ко мне и сказал:
-- Ну, я поеду. Еще в редакцию нужно успеть. Прощайте.
* * *
На другое утро в той же самой газете, где была анкета об устрицах, я прочел рецензию о новой пьесе:
-- "Еще популярный писатель Григорович касался наболевшего вопроса об "акробатах благотворительности", этих фальшивых исковерканных ложью и ханжеством людях. Ту же тему положил в основание пьесы и автор "Сливок общества". Правда, сюжет не нов, но сценическая опытность и знание театральных вкусов публики спасли на этот раз произведение автора. Разыграна была пьеса, за исключением г-жи Баранской, давшей цельный искренний образ, -- очень, как говорится, "так себе". Хотя все старались, не исключая и суфлера. Впрочем, по первому спектаклю нельзя судить... Постановка нам не понравилась. Что это сделалось с режиссером Агеевым? Спасли положение декорации, действительно, прекрасные и сделанные с большим вкусом. Публика пыталась вызывать автора, но -- увы -- его в театре не было. Тяжелая форма гастрита приковала талантливого автора "Сливок" к постели. Ах, уж этот петербургский климат!"