Кто поставил для себя правилом любить Бога, и не по человеку, но по Богу любить ближнего, как самого себя, тот за эту любовь называется человеком, имеющим благую волю. Чаще это чувство называется в священном Писании caritas [Caritas -- любовь в тому, что выше (например, к родителям, к отечеству, к Богу), основанная на чувстве глубокого уважения. Amor -- любовь между равными (братская, супружеская и т.д.).]; но называется оно и просто любовью (amor). Апостол, например, говорит, что тому, кого он повелел избрать для управления народом (епископу), надлежит быть любящим добро (amatorem boni) (Тит. 1,8).
Да и когда Господь, спрашивая Петра, выразился так: "Любишь ли ты Меня (diligis Me -- расположен ли ко Мне) больше, нежели они?", Петр отвечал: "Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя". Снова спрашивал Господь не о том, любит ли Его, а о том, расположен ли к Нему Петр; и снова Петр отвечал: "Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя". Спрашивая в третий раз, Господь и Сам не сказал: "Расположен ли ты ко Мне", а сказал: "Любишь ли ты Меня (amas Me)?" Тогда, как замечает евангелист, "Петр опечалился, что в третий раз спросил его: "любишь ли Меня?", хотя Господь не в третий, а только в первый раз спросил: "Любишь ли Меня?"; два же предыдущие раза говорил: "Расположен ли ты ко Мне?" Отсюда мы заключаем, что и в то время, когда Господь говорил: "Расположен ли ты ко Мне", Он говорил не что иное, как: "Любишь ли Меня?".
Петр же продолжал называть одну и ту же вещь тем же именем, и в третий раз сказал так же: "Ты знаешь, что я люблю Тебя" (Иоан. XXI, 15 -- 17).
Я нашел нужным упомянуть об этом потому, что некоторые полагают, будто расположение (dilectio) или caritas -- это одно, и совсем иное -- любовь (amor).
Говорят, будто расположение нужно понимать в хорошем смысле, а любовь -- в дурном. Но в высшей степени достоверно, что и сами светские писатели никогда этого не утверждали. Пусть также поищут, различали ли эти выражения, и если да, то по какому поводу различали их философы? Книги их достаточно ясно говорят, что они высоко ценили любовь в делах добрых и к самому Богу. Со своей стороны, нам нужно предоставить данные о том, что наши Писания, авторитет которых мы ставим выше всей остальной литературы, называют любовью то же, что и расположение к равным или высшим (dilectionem eel caritatem). То, что слово "любовь" употребляется в хорошем смысле, мы уже показали. А чтобы кто-нибудь не подумал, что хотя слово "любовь" и может пониматься как в добрую, так и в дурную сторону, но слово "расположение" должно пониматься только в добром смысле, -- тот пусть обратит внимание на выражение в псалме "Любящего (qui antem diligit) насилие ненавидит душа Его" (Пс. X, 5); и на известное выражение апостола Иоанна: "Кто любит (dilexerit) мир, в том нет любви (dilectio) Отчей" (I Иоан. II, 15). Вот в одном и том же месте указание и на добрую, и на дурную сторону. А чтобы кто-нибудь не докучал требованиями доказательства того, что и слово "любовь" употребляется в дурном смысле (на употребление в хорошем смысле мы уже указали), тот пусть прочитает слова Писания: "Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы (se ipsos amantes, amatores pecuniae)" (II Тим. III, 2). Итак, благая воля есть любовь добрая, а воля превратная -- любовь дурная. Любовь, домогающаяся обладать предметом любви, есть страстное желание; та же самая любовь, обладающая и пользующаяся этим своим предметом, есть радость; но убегающая того, что ей противоречит, есть страх; а чувствующая, если ей случится противное, есть скорбь. Все это есть дурное, если любовь дурна; все это благо, если она блага.
Докажем сказанное нами на примерах из Писания. Апостол возжелал "разрешиться и быть со Христом" (Филип. 1, 23). Еще: "Истомилась душа моя желанием судов Твоих во всякое время" (Пс. CXVIII, 20), или, если употребить выражение более подходящее: "Возлюбила душа моя вожделеть судов Твоих". И еще: "Вожделение к премудрости возводит к Царству" (Прем. VI, 20). Вошло, однако же, в обычай, что если употребляется слово "страстное желание" или "вожделение" (cupiditas vel concupiscentia) и не указывается предмет его, то оно может пониматься только в дурную сторону. Употребляются в хорошем смысле и слова "веселье" и "радость": "Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные" (Пс. XXXI, 11). Еще: "Ты исполнил сердце мое веселием" (Пс IV, 8). И еще: "Полнота радостей пред лицем Твоим" (Пс. XV, 11). Слово "страх" в добром смысле встречается у апостола, когда он говорит: "Со страхом и трепетом совершайте свое спасение" (Филип. II, 12). Еще: "Не гордись, но бойся" (Рим. XI, 20). И еще: "Но боюсь, чтобы, как змей хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе" (II Кор. XI, 3). Но относительно печали (tristitia), которую Цицерон чаще называет скорбью (aegritudo), а Вергилий -- страданием (dolor), когда говорит:
Отсюда у них... страданья и радость,
и которую я предпочел бы называть грустью (tristitia), потому что слова "скорбь" и "страдание" чаще употребляются в применении к телам, -- относительно этой грусти вопрос о том, может ли она иметь добрую сторону, представляется весьма трудным.