V.

Вы читали, может быть, в газетах реляцию о взятии Дербента и будете весьма удивлены, что мой рассказ совсем не согласуется с нею; положитесь на меня: я не пропустила ни одной подробности, что же касается до леса штыков, блиставших там, до старика, павшего на колени, и пр., то все это не более, как выдумка М., это изящные фикции, существовавшие лишь в его воображении. Ших-Али был приведен к графу обезоруженный, с саблею на шее, также как и вся его свита, в знак того, что они приносили свою голову для искупление своей вины и полагались вполне на милосердие русских. Кадыр-Бек, самый богатый и влиятельный из жителей Дербента и первый советник хана, обратился к графу с речью, говоря, что если граф намерен наказать кого-нибудь, то чтобы он обратил свой гнев на него и на других советников Ших-Али, а его помиловал бы по молодости его лет. Какая преданность и какое великодушие!

Граф успокоил их, сказав, что милосердие императрицы не имеет границ и что он заранее обещает им помилование, тем не менее, присовокупил граф, Ших-Али должен искупить свою вину против русских, перед которыми он запер ворота города, тогда как прежде он обращался к ним за помощью, и поэтому он будет задержан в нашем лагере до тех пор, пока госу­дарыня не заблагорассудит возвратить ему свободу и все его права, что он должен заслужить своею покорностью и преданностью.

Итак, Ших-Али остался у нас в лагере; часть его свиты была отослана обратно; старшая сестра его, Парежи-Ханум, всегда была на стороне русских, она употребила все усилие к тому, чтобы склонить брата принять Сав. и открыть ворота города, когда при­шла наша армия; во время осады она не раз присылала графу в лагерь своих посланных с изъявлениями своей преданности и дала ему несколько весьма важных советов. Поэтому ей было вверено управление Дербентом с титулом правительницы. У жителей было отобрано оружие, но некоторые из них не согласились отдать свое и оно осталось при них. В городе был оставлен сильный гарнизон и комендантом Дербента назначен Сав.

11-го мая отправлен ко двору курьер с известием о победе; это поручение было возложено графом на подполковника Манс., командовавшего баталионом егерей в отряде, осаждавшем город до нас; это был отличный офицер, много лет служивший с честью в строю, но, не имея протекции, он не получал никаких отличий. Выбор графа был одобрен всею армиею и делал ему честь, так как Манс. не принадлежал к числу его любимцев; это давало и другим надежду, что награды не будут исключительным достоянием его приближенных, а будут даваться по заслугам но этой надежде не суждено было сбыться. Манс. был первый и последний офицер, получивший отличие по заслугам, впоследствии же награды раздавались лишь избранным, которые, надобно заметить, вовсе их не заслуживали.

Парежи немедленно вступила в свои права, также как и сослуживец ее С., долженствовавший разделять вместе с нею бразды правление в Дербенте; в то же время было решено, что Ших-Али последует за армией; по этому поводу мнение разделились; некоторые лица, к числу которых принадлежала и я, нахо­дили, что это было не совсем надежно и что лучше было бы отпра­вить его в Астрахань; не будучи особенно дальновидной, я думала, однако, что он легко мог бежать от нас; может быть, это было предчувствие тех неприятностей, которые причинил нам его побег. Я высказала, разумеется, свое мнение по этому поводу; надо мною смеялись, и те, для которых решение графа было священным, старались доказать мне, что я сама не знаю, что говорю; я замол­чала, но за то когда Ших-Али воспользовался небрежностью своих караульщиков и тем смешным доверием, которое ему оказывали, и бежал, то и я в свою очередь посмеялась над теми, кто говорил, что я рассуждаю как дитя.

Мы были так довольны вниманием графа, пришедшим лично объ­явить нам о взятии Дербента, что мы решили устроить в честь его маленький праздник; случай к тому представился сам собою; молебствие по случаю одержанной победы должно было совершиться 15-го числа в полковой церкви, находившейся возле нашего домика: по выходе из церкви -- граф был приглашен к нам на обед и вместе с ним прочие генералы, полковники и почти все офицеры штаба; всего на обеде было до 60 человек; весь мой домик был убран гирляндами из прелестных цветов, нарванных в садах Дербента. Я старалась принять гостей как можно лучше; обед прошел весьма оживленно, во время его играла музыка, а тосты сопровождались пушечной пальбой; гости разошлись весьма довольные друг другом. Отпраздновав таким образом взятие Дербента, начальство наше стало по­думывать о новых победах; впрочем, мы остались на месте еще несколько дней в ожидании транспортных судов с продовольствием, проводя это время в совершенном бездействии; не смотря на славу, которую стяжали наши войска, тут обнаружились уже беспорядок и расстройство, господствовавшие в нашей армии, которые постоянно увеличивались по мере того, как мы удалялись от России, и, следовательно, не могли получать от нее помощь так быстро, как прежде. Я воспользовалась этой проволочкой, чтобы осмотреть Дербент.

По правде сказать, я не увидала в нем ничего особенного: улицы весьма узки, дома высокие, с толстыми стенами, выстроенные из тесаного камня, с крошечными окнами, в которых рамы заменяются решетками, что придает дому вид тюрьмы. Только перед главною мечетью находится красивая четыреугольная площадь, очень обширная и чистая, на которой дома стоят правильной линией, исключая одной стороны, с которой эта площадь ограничена улицей, поднятой гораздо выше площади и поэтому имеющей вид террасы; на ней видно несколько деревьев. Подыматься на эту улицу приходится по двум лестницам из тесаного камня; в промежутке между ними течет источник весьма чистой и прозрачной воды, наполняющей бассейн, сделанный также из тесаного камня. Не правда ли, как все это мило? Но вам никогда не догадаться, как попасть на эту площадь иначе, как с той улицы, о которой я только что говорила. Напротив этой улицы, в одном доме проделана дыра, в которую могут пройти свободно только кошки и собаки, вот через нее то и выходят на площадь; хотя я не осо­бенно большего роста, но мне пришлось согнуться пополам, чтобы пройти тут, а Бен., сопровождавший меня, при своем высоком росте должен был пройти около двух сажен почти на четвереньках; такой великолепный вход нисколько не портит самую пло­щадь, напротив, она кажется еще красивее, как выйдешь из этой дыры и вздохнешь свободно, выпрямившись во весь рост. Я говорила уже вам, что Дербент построен на весьма крутой горе; та возвы­шенная улица, о которой я упоминала, идет все в гору до Нарын-кале, -- так называется самая возвышенная часть города, в ко­торой находится дворец ханов, построенный Фетх-Али ханом, отцом Ших-Али; я не была там, так как он находится до­вольно далеко; к тому же улица поднимается весьма круто и я устала уже на половине пути. Люди, видевшие этот дворец, говорят, что он довольно красив, в нем есть красивые комнаты и обширные галереи, и, что всего оригинальнее, покои украшены фресками; было весьма любопытно увидеть их, ибо меня уверяли, что исполнены довольно хорошо. В городе есть лавки, но оне очень грязны, темны и тесны; мы видели в них весьма мало товара: персы боялись показывать его, не будучи вполне уверены в наших миролюбивых наклонностях и боясь, чтобы их не ограбили. Наконец, мы двинулись далее; приходилось пройти через Дубары; на всех стенах стояла масса персов, пришедших взглянуть на войско; я видела Ших-Али в то время, как он проезжал по городу; он лежал на лошади и, казалось, был убит горем; персы смотрели на него с состраданием, некоторые даже плакали; Ших-Али -- юноша лет семнадцати, среднего роста, с тонкими чертами лица и еврейским типом (мать его была еврейка), но белокурый, что между азиатами встречается редко. По выступлении из города, войску пришлось идти по весьма неровной, узкой дороге, окаймлен­ной по обеим сторонам садами с фруктовыми деревьями; особенно много попадается фиговых дерев. В нескольких верстах от Дербента дорога становится открытою и более ровною; мы встретили на пути несколько сухих оврагов и, пройдя 15 верст, располо­жились лагерем на берегу хорошенькой речки, называемой Рубас. Речка это довольно широкая, но не особенно глубока, вода ее имеет довольно приятный вкус. Местность возле лагеря была очень живо­писная; берега Рубаса осенялись в некоторых местах великолеп­ными деревьями; мы избрали одно из таких местечек и отпра­вились туда пить чай; вместе с нами поехал граф и другие генералы; мы взяли с собою музыкантов, гуляли и веселились так, как будто нам не предстояло снова идти через нисколько дней в поход; затем условились, чтобы каждый избрал, в свою оче­редь, какое-нибудь местечко и угостил нас там чаем; признаться, каждый подобный пикник доставлял мне много хлопот, так как мне всегда приходилось разливать чай.