На крутой вершине одной из гор цепи Арре в старину стоял древний замок; теперь от него почти не осталось следа: кирпичи и железо снова пошли в дело на разные постройки, а камни и каменные глыбы, составляющие обыкновенно поэтические развалины замков, с каждым годом понемногу исчезают и исчезают -- они сползают с вершины и, к удивлению местных жителей, перемещаются на соседнюю каменную гору, под которой, по преданию, похоронен старинный владелец всей этой местности, -- герцог Марш [ брет. March -- Конь ].
Герцог Марш был настоящий герцог королевской крови, кузен Анны Бретонской, но был он совсем не горд и терпеть не мог важно ходить по замку или гулять по тисовой аллее парка. Частенько заходил он в харчевни соседнего бурга, пил там сидр в обществе фермеров и обсуждал с ними их дела; вдруг в одно утро сбавит всему околотку чуть ли не на половину арендную плату и, радостно потирая руки, возвращается в замок, или же иногда отсыплет крупную часть своего дохода на приданое хорошеньким дочерям своих арендаторов, с которыми любил и пошутить и побалагурить и даже потанцевать на лужку на площади бурга. Раз как-то увлёкся герцог Марш, слушая в харчевне рассказы одного пилигрима, и, не думая долго, снарядился и сам отправился в Палестину, -- верхом, по старинной моде крестоносцев. Три года был в отлучке герцог, а вернувшись оттуда, отправился он в Порт-Бланк строить целую флотилию для местных моряков, уговоривших его снарядить несколько кораблей, чтобы послать их в Испанию за серебром. Экспедиция состоялась. Уехал с ней и сам герцог Марш, и опять года два не было о нём ни слуху, ни духу. Наконец, вернулся он и не только без серебра, но даже и без своих кораблей: некоторые из них раздарил он морякам, другие разбились, третьи как-то отстали и пропали в море. Но не тужил герцог Марш и, сидя в харчевне, затевал новые предприятия.
Жена герцога Марша была совсем на него не похожа: дочь английского принца Генриха, она так была горда, что до самой смерти её никто не видал её лица, так как никто не смел поднять на неё глаз. Важной поступью проходила она по замку и гордым мановением руки отстраняла всех, кто только попадался ей на дороге. Парк, где гуляла она, был обнесён такой высокой стеной, что только соколы да орлы могли садится на неё и оттуда заглядывать в прекрасные тисовые аллеи. Да и то заглядывали они с опаской, -- пожалуй, чего доброго? Не приказала бы герцогиня подстрелить их за такую смелость.
Были две дочери у герцога и герцогини -- два прелестных цветка; звали их обеих Мариями: герцогиня находила, что для дочерей её не существовало другого имени; -- одни были слишком грубы, а другие -- простонародны. Младшую в отличие от старшей звали Мария-Бланш. Девушки не знали света, не знали ни зла, ни страданий, каждое утро было для них прекрасно, каждая ночь спокойна; они сидели в своём роскошном замке, гуляли по своему роскошному парку и выезжали не иначе, как окружённые блестящей свитой. Королева Анна приглашала их ко двору, надеясь выдать замуж прекрасных герцогинь за людей знатных и богатых, но дочь английского принца Генриха отклоняла эти приглашения, находя, что при дворе французской королевы нет для её дочерей достойной партии, да и она сама не хотела играть там второстепенной роли, а потому Мария и Мария-Бланш по-прежнему сидели в своём великолепном замке, гуляли по своему прекрасному парку, выезжали кататься с блестящей свитой, не знали света, не знали ни зла, ни страданий, и каждое утро казалось им прекрасным, и каждая ночь была для них спокойна.
Вся Бретань обожала герцога Марша, и он любил проводить время у любого бретонца в любом соседнем замке или на ферме, но страшно скучал дома и понемногу совсем отстал от своего замка. Никогда не жаловалась на это гордая дочь английского принца Генриха, но быстро блёкла и худела. И вот, в один прекрасный день позвала она к себе герцога и сказала ему, улыбаясь:
-- Не могу больше ходить, а потому поручите Марии всё управление замком!
-- Разумеется! Пускай Мария освободит вас от хозяйственных забот! -- отвечал ей герцог, целуя её руку и торопясь на охоту.
Через неделю позвала опять герцогиня своего мужа и сказала ему с улыбкой:
-- Я не могу больше сидеть и должна лежать, а потому я поручила Марии занять моё место на верхнем конце стола за обедом.
Редко обедал дома герцог, и было ему всё равно, кто ни сидел на верхнем конце стола, но выразил он огорчение.
Через месяц позвала опять герцогиня своего мужа и сказала ему с улыбкой:
-- Я не могу больше жить! -- вздохнула и умерла.
Блестящие похороны устроил герцог Марш своей супруге, дочери английского принца Генриха; приезжала и королева Анна, и английские родственники. Все они наперерыв приглашали молодых герцогинь по окончании траура к своему двору во Францию и Англию, сёстры всех благодарили и обещали подумать об этих приглашениях, но в душе твёрдо решились не уезжать из дому.
Знали уже теперь молодые девушки свет, знали они и зло, и страдание; каждое утро было для них печально, и каждая ночь беспокойна. Давно не было у них никаких драгоценных украшений, ни новых платьев: дела их отца шли всё хуже. Давно уже знала об этом и герцогиня, их мать, и они сами; не знал об этом один лишь только герцог Марш. Потому-то и не захотели они воспользоваться приглашением королевы Анны и принца Генриха.
-- Не хотим мы быть бедными служанками при дворе наших родственников! -- сказали они своему отцу, когда он удивлялся их отказу.
Открылись глаза у герцога, и тут только оглянулся он на свой опустевший, мрачный замок: кладовые его были пусты, слуги почти все отпущены; никогда уж больше не поднимался подъёмный мост, ворота всегда стояли открытыми настежь, -- въезжай и входи кто хочет! Но не трубили рога, возвещая о приезде гостей, и некому было входить и въезжать в разрушающийся герцогский замок.
Грустно бродили по залам Мария и Мария-Бланш; холодно было в мрачных покоях замка, да не отраднее было и в парке: стояла глубокая осень, и ветер сорвал уже последние мокрые листы с уцелевших деревьев, большая же половина их давно уже пошла на дрова. Правда, красовался ещё могучий кедр, и на его тёмно-зелёной хвое только и отдыхал глаз, -- он один только и напоминал лето так же, как позолоченная корона на дверях замка одна только напоминала о его прежнем величии.
Да не на радость было это напоминание: в выцветших старых платьях бродили из угла в угол Мария и Мария-Бланш. Сам герцог Марш целые дни и ночи шагал взад и вперёд по своему заросшему двору; поседел он и сгорбился от забот и бессонных ночей. Но чем больше ходил он по своему двору, тем безотраднее и безотраднее становилось у него на сердце.
Прошёл год, принёсший с собою ещё большее разорение, ещё больше страданий обитателям замка, и вот из замковых ворот выехали простые погребальные дроги. Вся Бретань провожала самоубийцу -- герцога Марша, но не могли его предать земле по христианскому обряду.
Плакала Мария-Бланш, умоляя архиепископа дозволить похоронить отца в замковом склепе; старшая же Мария никого ни о чём не просила, -- гордо шла она за гробом отца, бледная как смерть, со стиснутыми зубами, не проронив ни слезинки.
Погребальные дроги миновали замковый склеп и остановились у оврага. На руках снесли бретонцы своего любимца на дно обрыва у подножия Замковой горы и там похоронили. Не возносилось молитв в церквах Бретани за упокой души самоубийцы, но весь народ от мала до велика, от дворянского замка до развалившейся хижины кирпичника, молился за доброго герцога, покончившего жизнь самоубийством в минуту помрачения рассудка.
Не вернулась домой с похорон отца старшая дочь герцога Марша, -- нигде не нашли её, как ни искали. Все полагали, что дочь герцога искала прибежище ото всех своих страданий в тихой монастырской келье, и королева Анна разослала гонцов по всем монастырям Франции, но нигде её не было. Стали искать её по всей Бретани, но и тут не могли открыть ни малейшего следа её пребывания. Одни только рыбаки соседнего порта уверяли, что дня через три после похорон герцога на корабль, подаренный им одному моряку, поступил молодой, красивый и очень гордый юнга, как две капли воды похожий на герцогиню Марию. Шкипер сказал матросам, что юнга этот принял обет молчания, и они не обращали на него внимания; жил он в отдельной каюте, ел мало, а работал за троих.
Отправился этот корабль в Индию да так и не вернулся; не вернулся никто и из его экипажа; и какая судьба постигла этого юнгу, никому неизвестно... Видно, нашёл он себе могилу на дне океана. Мария-Бланш собралась в кармелитский монастырь, но накануне её отъезда приснился ей странный сон: увидала она какую-то необыкновенной красоты принцессу, которая сказала ей, что отец её за свои добрые дела и по молитве бретонцев будет спасён, но не ранее, как когда с могилы самоубийцы можно будет увидать часовню Мадонны, находящуюся на противоположном от неё склоне Замковой горы.
Осталась Мария-Бланш в своём замке, не пошла в монастырь, и с утра до ночи, зимой и летом, во всякую погоду стала она носить камни на могилу своего отца, и просила всех встречавшихся ей людей, знавших герцога Марша, делать то же, и вскоре на могиле его вырос большой холм и поднялся почти до края оврага.
Бог послал Марии-Бланш очень долгую жизнь, и она, не покладывая рук, изо дня в день всю свою жизнь совершала свой подвиг. Люди считали её помешанной, но никто не смеялся над ней, никто не обижал её, и каждый старался ей помочь.
Так шло время. Замок почти совсем разрушился; крыша во многих местах провалилась или поросла мохом и травой; давно уже переселилась Мария в пристройку, да и та грозила обрушиться. Наконец, Господь призвал к себе бедную страдалицу-старуху, а холм над могилой герцога Марша едва-едва только поднялся над краем оврага.
Но вот стали замечать люди, что камни развалин исчезают со своих мест и перемещаются на могилу герцога Марша, и холм над ней всё растёт и растёт, и теперь почти уже сравнялся с Замковой горой. Целые каменные глыбы, которых не поднять и трём парам мулов, оказываются перемещёнными в одну ночь. Особенно много недосчитываются камней в замковых развалинах после бурных зимних и осенних ночей.
Года проходят неизменной чередой. Память о герцоге Марше бледнеет и исчезает, но каменная гора над его могилой всё растёт и растёт, и скоро поднимется выше Замковой горы, и тогда, согласно сну Марии-Бланш, душа герцога Марша получит прощенье.
Между камнями над его могилой пустили свои корни деревья, и далеко в море видны они морякам: деревья эти -- последнее, что они видят, покидая родину, и первое, что приветствует их в Бретани, когда они возвращаются.
Около могилы кто-то поставил деревянный крест, и на нём ещё не стёрлась надпись: "Прохожий, остановись вдали или тихо проходи мимо: не нарушай покоя герцога Марша и не мешай камням его замка делать своё доброе дело!"