Остров, называемый замковым (île du Château), находится на севере Бретани, у самого входа в Порт-Бланк. Северная часть его представляет собой величественные скалы из серого гранита, покрытые густым сосновым лесом, среди которого до сих пор ещё виднеются развалины не то огромного замка, не то каких-то укреплений с таким множеством фронтонов и с такими неизмеримыми трубами, что они кажутся целыми башнями; не верится как-то, чтобы это были развалины одного только замка.
Южная часть острова имеет низкий песчаный берег, служивший в прежние годы кладбищем, где хоронили тела утопленников, выброшенных морем на отмель.
До сих пор виднеются здесь кое-где грубые деревянные и каменные памятники. Остатки стены у самого берега указывают, что и тут когда-то была постройка, -- всего вероятнее церковь или часовня, от которой не осталось никаких воспоминаний.
На всей этой части острова лежит какая-то печать смерти: кое-где лишь пробивается здесь чахлая травка; камни, размытые вечным морским прибоем, точно отполированы и совершенно обнажены; они лишены даже обыкновенного украшения, которым наделяет море все прибрежные валуны и скалы, -- гирлянд зелёных и белых водорослей.
Много преданий ходит в народе об этом острове и особенно о его старом кладбище, на котором лет пятьдесят-шестьдесят уже никого не хоронят.
Так, например, местные рыбаки уверяют, что в каждую Рождественскую ночь сюда приплывает таинственная лодка, и на берег высаживаются какие-то молчаливые люди, и, пройдя некоторое расстояние вдоль берега, исчезают на старом кладбище. Много новых песчаных бугров появляется на нём в эту ночь.
-- Это утопленники целого года! -- говорят рыбаки. -- Мы видаем их издали каждую Рождественскую ночь, но не дай Бог встретиться с ними!
Один старик из Лониона рассказывал нам лично, что за несколько лет перед тем, накануне Рождества, он запоздал на рыбной ловле, а потому для сокращения пути стал править на Замковый остров, -- переход тут короче. Поравнявшись с островом, он увидел лодку, освещённую странным голубоватым светом, а в ней пять человеческих фигур в белых клеёнчатых плащах. Люди эти усердно гребли, но вёсла они держали все на один борт и гребли они в одну сторону, а потому лодка их не подвигалась вперёд, а кружилась на месте. Испугался рыбак, даже волосы его стали дыбом, и он не только бросил управлять своей лодкой, но даже совсем оцепенел от ужаса; к счастью ветер был противный, и его отнесло далеко от острова. Придя наконец в себя, он не захотел уж идти снова мимо этих людей, а потому повернул к стоявшему на якоре бригу, где были у него земляки-матросы. Его приняли на бриг, и, услыхав его рассказ, многие из матросов и даже сам шкипер захотели расследовать дело. С этою целью несколько раз спускали они лодку, но каждый раз овладевал ими какой-то непонятный ужас, и они возвращались назад, не пройдя и четверти пути. Между тем голубоватая точка у острова светилась до самого утра.
Так-то и до настоящего времени прибрежные жители не перестают рассказывать целые легенды о Замковом острове и о старом его кладбище; до сих пор никто ещё не отваживается ловить рыбу у его берегов или охотиться в его густом лесу.
Лет триста тому назад, однако, на остров приехал старый одинокий рыцарь и поселился в замке, в лесу. Когда был построен этот замок, никто не знал, -- стоял он тут с давнего-давнего времени, и даже сам остров получил своё название лишь благодаря его существованию. Огромный, неправильный, с конусообразной крышей и множеством фронтонов и труб, он казался каким-то разбойничьим гнездом странной и неуклюжей архитектуры: ни одно его окно не соответствовало другому; на верхний этаж вела приставная наружная лестница, а нижняя часть замка была похожа на какой-то мрачный погреб с каменным полом, с окнами без стёкол и рам, но с железными ставнями.
И вот, в этом пустынном, странном замке поселился рыцарь. Откуда явился он, никто не знал, и сначала каждый сторонился его, -- недобрая ходила о нём молва. "Видно, подружился он с нечистой силой, что уживается один на этом острове!" -- говорили о нём люди. Но время шло, и все окрестные жители стали привыкать к его появлению в прибрежных селениях. В праздники всегда ходил он в церковь и смиренно просиживал всю службу на самой отдалённой скамье; иногда заходил он в местную гостиницу порасспросить о новостях и, слушая рассказы, как будто дивился людским треволнениям и бурям.
Однако, узнав случайно о каком-нибудь несчастье, приключившемся с кем-либо из местных жителей, он всегда охотно помогал, чем мог. Так, например, рассказали ему об одном несчастном арматоре, суда которого один за другим погибали, так что из достаточного человека он вдруг превратился в нищего, и рыцарь купил очень хороший корабль, назвал его "Bonne Fortune" [" Добрая Фортуна" -- фр.] и послал в подарок этому арматору, хотя сам никогда и не видал его.
Когда любопытные спрашивали рыцаря, откуда он родом, он отвечал всегда, что не стоит интересоваться таким великим грешником, каким был он, и что его родина находилась далеко за пределами его острова.
Таким образом, он продолжал жить в полном уединении, и казалось, и на душе у него было так же сумрачно и тихо как в его пустынных залах. Никогда и никого не приглашал он к себе на остров или в свой замок. Сначала попадались ещё смельчаки, которые пытались было проникнуть туда, но рыцарь всегда встречал их на берегу или на дворе замка, и никому и никогда не удалось переступить его порога.
-- Я живу, -- говорил он тем, кто удивлялся, что он никого не принимает в своём замке, -- с многочисленной семьёй моих грехов и моих воспоминаний, и гостю показалось бы тесно в таком населённом замке.
В конце концов все привыкли к нему и к его странностям, как привыкли к звону замкового колокола, раздававшемуся ежедневно при закате солнца; громкий звук этого колокола не заглушался даже грохотом бури, и прислушиваясь к нему, жители всегда говорили:
-- Ну, вот звонит и замковый колокол; значит, садится солнце, -- пора ужинать!
Звук этого колокола был такой густой, протяжный и торжественный, что все, кто бы ни услыхал его, устремляли глаза к небу и читали короткую молитву.
Но вот, раз, накануне Рождества, в полночь донёсся из замка такой необычайно громкий, протяжный и торжественный звон, что трое из самых храбрых жителей Порт-Бланка решились отправиться на остров, чтобы во что бы то ни стало попытаться проникнуть в замковую церковь и вблизи послушать её чудесного колокола.
Сказано -- сделано! Смельчаки очутились на острове.
Целый день шёл снег, и дорога была совершенно белая; снегом запушило и скалы, и леса. Было совсем ещё темно, хотя встававшая луна и серебрила уже края облаков. Торжественные гармоничные и густые звуки колокольного звона неслись навстречу троим смельчакам. Они шли наудачу, -- на свет, и подошли к часовне, стоявшей не вблизи замка, а на другой стороне острова, посреди кладбища. Часовня была ярко освещена и полна народу, который молился в эту Рождественскую ночь в такой торжественной тишине и в таком молчании, что нашим смельчакам стало как-то не по себе. Впереди всех стоял рыцарь, и они заметили, что при виде их глаза его странно заблистали, и он, подойдя к ним, сказал:
-- Благодарю, что пришли, но идите в замок: здесь вам покамест не место!
При этих словах вдруг свечи погасли, и всё исчезло.
Новоприбывшие очутились в полной темноте среди каких-то развалин, так что едва-едва пробрались между ними на дорогу и дошли, наконец, до замка.
На нижнем этаже в полутёмном зале, освещённом восковыми свечами, стоял чёрный гроб, а в нём лежал рыцарь и как будто улыбнулся при виде вошедших. Миром и тишиною веяло от лица покойного. Полная луна смотрела в оконные отверстия, -- всё окружающее утопало в её голубом сиянии, и кругом царила мёртвая тишина. Только мерный, торжественный звон колокола раздавался откуда-то издалека точно с неба.
Так кончил жизнь свою этот таинственный рыцарь, а из тех троих смельчаков ни один не дожил до следующей Рождественской ночи. Колокол же перестал звонить с самого дня смерти рыцаря и исчез бесследно.
Похоронили рыцаря на самом берегу моря. И теперь ещё возвышается там курган, под которым положили его тело, и кто был он, так и осталось неизвестно. Кругом всё пусто и мёртво, выгоревшая трава едва покрывает землю; ветер с шумом и воем разгуливает на просторе.
Снова стоял замок по-прежнему загадочный и пустынный; никто никогда не жил в нём с тех пор, никто не живёт и теперь, но в каминах многочисленных необитаемых комнат вьют свои гнёзда ласточки; а в трубах на крыше с первых весенних дней и до поздней осени чирикают и попискивают целые населения воробьёв и синиц; в опустелых же залах благодушно разгуливают стаи голубей. Всё это пернатое царство летает вокруг мрачных развалин и оживляет их, нарушая торжественную тишину смерти и заглушая даже шум моря.
Осенью же и зимой, когда пернатое население покидает остров, море удваивает свою бурную жизнь: кипит и бурлит оно неумолчно, нарушая сон природы и мешая окончательно воцариться здесь смерти.
Источник: Балобанова Е. В. Легенды о старинных замках Бретани. -- СПб.: С.-Петербургская губернская типография, 1896. -- С. 63 .