И такъ все на свете!
Въ тридцать летъ Евгенiя не испытала еще ни одной радости. -- Скучные, вялые годы ея юности протекли въ сообществе матери, бедной, никемъ непонятой страдалицы. -- Съ радостiю покидая земную жизнь, покойница жалела только дочь свою, предугадывая ей годы мученiй и горестей. Смерть матери оставила неизгладимыя воспоминанiя въ сердце Евгенiи. -- Любовь ея, первая, единственная любовь, отравила сердце ея и наполнила его безпредельною грустiю. -- Ея милый явился передъ нею на несколько дней; два поцелуя, данныя украдкой, скрепили обеты любви; потомъ онъ уехалъ далеко, на край света... Наконецъ эта любовь, проклятая отцомъ Евгенiи, стоившая ей незабвенной матери, томила, тяготила сердце ея одною болью и горечью, а въ будущемъ едва блистала отдаленною, шаткою надеждою. -- Евгенiя устремилась къ любви всеми силами своего сердца, и это сердце утомилось безъ взаимности. -- Въ нравственной жизни, также какъ и въ физической, существуетъ тотъ-же процессъ вдыханiя и выдыханiя; душа требуетъ сочувствiя другой души, этой пищи, этого воздуха, необходимаго въ нравственной жизни; она вдыхаетъ въ себя, какъ ароматъ, любовь подруги своей, и возвращаетъ эту любовь въ прогрессiи страсти. Сердце не могло-бы жить безъ этого прекраснаго нравственнаго феномена; оно-бы завяло и изсохло въ страданiи и одиночестве.
Евгенiя страдала; для нея мало значили ея сокровища, ея несметное богатство. -- Она жила въ будущемъ идеею, верою, любовiю -- своей религiей. Любовь, какъ уверяло сердце ея, существовала и въ вечности. -- И семь летъ, семь летъ любви заняли всю ея жизнь, все надежды, все стремленiя. -- Не двадцать миллiоновъ, оставленные отцомъ ея, были ея сокровищами, но медальйонъ Шарля, но два портрета, висевшiе надъ ея постелью, но бриллiанты и золотыя вещи его, выкупленные у отца, и теперь горделиво блиставшiя въ великолепномъ ящике; наконецъ, наперстокъ покойницы матери, подаренный Шарлемъ. И каждый день садилась Евгенiя за работу, за нескончаемую работу свою, только для того, чтобы подержать на пальцахъ этотъ наперстокъ....
Такъ-какъ истинное благочестiе Евгенiи было всемъ известно, то и не было вероятно, чтобы она захотела во-время траура помышлять о замужестве, и потому Крюшо, предводимые своимъ аббатикомъ, удовольствовались только темъ, что мало по-малу сомкнули тесный кругъ около богатой наследницы.
Каждый вечеръ зала Евгенiи наполнялась ревностнейшими Крюшотистами, которые все истощались въ поклонахъ, искательствахъ и лести. У ней былъ докторъ изъ этой партiи, кассиръ, капелланъ, наперсница, первый министръ, и, главное, секретарь, секретарь, важнейшая особа ея штата. -- Лесть есть уделъ интересановъ, низкихъ или маленькихъ душъ, которыя обыкновенно весьма-охотно уменьшаются до какой угодно величины, если это только бываетъ нужно.
Лица, окружавшiя Евгенiю Гранде, возвеличили ее, называя госпожею де-Фруафондъ, хваля ее въ глаза и превознося всегда и везде. Сначала Евгенiя краснела, обданная вдругъ нежданнымъ потокомъ лести; но такъ-какъ говорится, что какова бы нибыла лесть, груба-ли, тонка-ли она, но въ сердце льстецъ всегда отыщетъ уголокъ, то и Евгенiя мало-по-малу привыкла къ похваламъ, какъ къ должной дани. И еслибы теперь ей сказали, что она дурна собою, то, верно, она не приняла-бы этого такъ хладнокровно, какъ прежде, восемь летъ назадъ. Кончилось темъ, что сердце Евгенiи не возмущалось более противъ грубой лести всехъ ее окружавшихъ, и что она принимала должную дань своимъ миллiонамъ.
Героемъ и главнымъ лицомъ въ толпе искателей былъ Президентъ де-Бонфонъ. Партiя превознесла его до небесъ, вывела изъ ничтожества, создала его. -- Замечали при всемъ этомъ, что Президентъ весьма небеденъ; что одно поместье Бонфонъ приноситъ ему 10,000 дохода, прибавляли также, что все поместья Крюшо находятся посреди земель Евгенiи.
-- Знаете-ли сударыня, говорилъ кто-то Евгенiи: у Крюшо троихъ вместе сорокъ тысячь ливровъ доходу?
-- Да, правда; но они таки бережливы и умеютъ жить, отвечала отчаянная крюшотистка, девица де-Грибокуръ.
-- Кто-то, Парижанинъ, предлагалъ Нотарiусу купить его контору; давали 200,000 франковъ. Онъ продаетъ, ежели его выберутъ мирнымъ судьею.
-- Нетъ, кажется, онъ займетъ место президента въ суде первой инстанцiи, место своего племянника, а племянникъ будетъ советникомъ, потомъ и старшимъ-президентомъ; это очевидно, онъ на прекрасной дороге.
Это было мненiемъ госпожи Дорсонваль, тоже, какъ видно, отчаянной крюшотистки.
-- Да, прекрасный человекъ Президентъ, заключалъ кто-то.
-- Не находите-ли и вы, сударыня?
Президентъ тоже действовалъ, самъ, въ свою очередь. Несмотря на то, что ему уже было подъ-сорокъ, не смотря на свою неловкую судейскую фигуру, Президентъ щеголялъ, одевался, какъ дэнди, носилъ трость, и не нюхалъ табаку при Евгенiи. Въ гостиной онъ былъ какъ домашнiй, какъ другъ дома, и обращаясь къ Евгенiи, всегда говорилъ "наша милая Евгенiя."
Впрочемъ все было тоже, что и прежде, тоже что было и при жизни стариковъ Гранде; разве только въ томъ была перемена, что лото заменилось вистомъ, и что стая льстецовъ и искателей была еще жаднее и многочисленнее, чемъ когда-нибудь. Еслибы Шарль явился теперь изъ Индiи, то встретилъ-бы прежнихъ актеровъ, старой, пошлой, прежней комедiи; потому-что и госпожа де-Грассенъ не изменила своей роли, и по-прежнему тягалась съ Крюшотистами. Но какъ и прежде, посреди этихъ жалкихъ лицъ, взоръ Шарля отыскалъ-бы свою Евгенiю, светлую, чистую, незапятнанную прикосновенiемъ жалкаго отребья, ее окружавшаго.
Впрочемъ Президентъ де-Бонфонъ сделалъ кой-какiе успехи. Знаменитый букетъ цветовъ, некогда поднесенный имъ Евгенiи, сделался перiодическимъ. Его получали благосклонно, ставили въ кружку съ водою, и потомъ выбрасывали на заднiй дворъ.
Въ начале весны госпожа де-Грассенъ взволновала Крюшотистовъ, заговоривъ о Маркизе де-Фруафондъ. -- Нужно знать, что Маркизъ разорился въ-конецъ и былъ не-прочь отъ союза съ Евгенiею. Госпожа де-Грассенъ заговорила о дворе, о почестяхъ, о титлахъ, и принявъ презрительную улыбку Евгенiи за полусогласiе, прозвонила везде, что успехъ Президента еще сомнителенъ.
Хоть Маркизу и 50 летъ, говорила она, но на-видъ онъ не старее Президента. Онъ беденъ, вдовъ, имеетъ детей, это правда, но онъ будетъ пэромъ Францiи, а въ наше время не все выходятъ за пэровъ Францiи. Ведь и покойникъ Гранде еще думалъ объ этомъ; я это знаю наверное; онъ объ этомъ самъ поговаривалъ; старикъ былъ хитеръ...
-- Ахъ, Нанета, ни одного письма, ни одного известiя въ семь летъ! въ семь летъ! въ отчаянiи восклицала Евгенiя.
Вотъ что было въ Сомюре. Но поговоримъ о Шарле. Во-первыхъ, онъ прекрасно продалъ свой маленькiй товаръ въ Индiи; онъ получилъ 6,000 долларовъ. Потомъ мало-по-малу онъ облегчилъ свою совесть -- отъ кой-какихъ предразсудковъ и разсчолъ, что если нужно обогатиться, такъ ужъ всего выгоднее торговать неграми. Торговля началась; Шарль былъ смелъ, предпрiимчивъ, деятеленъ. Одна мысль, одна идея его преследовала -- явиться въ Парижъ съ миллiонами и блистательнее, чемъ когда-нибудь.
Мненiя его переменились во многомъ, онъ заразился скептицизмомъ. Вера въ права и справедливость исчезла изъ его сердца, потому-что въ жизни, которую велъ онъ, поминутно встречалось противное. Сердце его сначала поостыло, потомъ похолодело, потомъ окаменело совершенно. Въ ремесле своемъ Шарль сталъ жестокъ и настойчивъ. Онъ торговалъ Китайцами, Неграми, птичными гнездами, детьми, женщинами; онъ не останавливался ни на чомъ. У пиратовъ онъ покупалъ за безценокъ ихъ добычу, а продавалъ дорого.
Если чистый, небесный образъ Евгенiи и носился передъ нимъ въ первые дни странствованiя, если успехъ и надежду свою онъ и приписывалъ влiянiю молитвъ ея, то и это воспоминанiе начало мало-по-малу бледнеть и исчезать изъ его сердца. Позднее негритянки, мулатки, белыя и чорныя женщины, всехъ нацiй, всехъ цветовъ, интриги и приключенiя, совершенно изгнали изъ его памяти и Сомюръ, и старый домъ, и скамейку подъ орешникомъ, и поцелуй, похищенный у Евгенiи. Онъ припоминалъ только маленькiй садъ и прогулку со старикомъ Гранде, минуту, въ которую началось его поприще.
Старикъ Гранде былъ, по его мненiю, старая собака; Шарль помнилъ, какъ старикъ надулъ его, покупая вещи. Евгенiя занимала место не въ сердце Шарля, а въ счотной книге, какъ кредиторша шести тысячь франковъ.
Вотъ отъ-чего происходило молчанiе Шарля. Для безопасности и во-избежанiе грядущихъ непрiятностей, Шарль переменилъ свою фамилiю. Онъ назвался Щипарромъ. Онъ работалъ неутомимо; являлся то въ Индiи, то въ Лиссабоне, то въ Соединенныхъ Штатахъ, и спешилъ всеми силами разделаться съ этою жизнiю, опасною, трудною и почти всегда неправедною. -- Онъ наживалъ свои миллiоны какъ попало, только чтобы нажить. Успелъ совершенно, и вотъ въ 1826 году онъ возвращается въ Бордо, на прекрасномъ бриге Марiя Каролина, принадлежавшемъ одному богатому, торговому дому. Шарль везъ съ собою три бочонка съ золотымъ пескомъ, ценою на 1,600,000 франковъ. Онъ надеялся еще взять по 8 на-сто барыша, отдавъ свое золото на монетный дворъ въ Париже.
Вместе съ нимъ находился на бриге каммергеръ двора Е. В. Карла Х, некто господинъ д'Обрiонъ, добрый старикъ, когда-то сделавшiй глупость, женившись на ветренице и кокетке. -- Всё его состоянiе было во французскихъ колонiяхъ. -- Для поправки обстоятельствъ домашнихъ, онъ ездилъ за море, продалъ именiе и также, какъ и Шарль, возвращался въ Парижъ. У д'Обрiона была дочь, дурная собою и безъ приданаго. -- Девица д'Обрiонъ была сухая, тонкая, длинная, съ неправильнымъ ртомъ и съ длиннымъ носомъ, красневшимъ после обеда -- феноменъ изъ человеческой природы, отвратительный на бледномъ лице этой девушки. Но маркиза д'Обрiонъ, ея мать, съумела хорошо воспитать ее; она хорошо одевалась, кокетничала, умела кстати выставить хорошенькую ножку, когда носъ начиналъ краснеть, а чтобы носъ не краснелъ, мать морила дочь свою голодомъ. Госпожа д'Обрiонъ, находившаяся тоже на бриге вместе съ мужемъ своимъ, познакомилась съ Шарлемъ и начала осаждать его. Шарль не уклонялся ни мало; оба они имели свои выгоды въ общемъ союзе. Явившись въ Бордо, а потомъ и въ Париже, Шарль и д'Обрiоны поселились въ одномъ отеле, отеле д'Обрiоновъ, который былъ выкупленъ Шарлемъ изъ заклада. Согласились и предложили условiя. Маркиза потребовала осьмидесяти тысячь ливровъ доходу, за что обещала выхлопотать у добраго короля Карла Х титулъ маркиза д'Обрiонъ своему будущему зятю, потому-что Шарль долженъ былъ въ заключенiе жениться на безобразной девице д'Обрiонъ. -- Прекрасно иметь 100,000 доходу, иметь имя, титулъ, фамилiю, являться при дворе и быть камергеромъ, а тамъ посланникомъ и чемъ угодно. -- Карлъ Х любитъ Маркиза; они товарищи съ детства.
Эти слова пали какъ семя на добрую землю. -- И вотъ Шарль мечталъ уже о Сенъ-Жерменскомъ предместьи, куда всякiй теснился въ то время, и где онъ долженъ былъ явиться д'Обрiономъ, какъ некогда Шабо явились Роганами. Ослепленный успехомъ Реставрацiи, которую онъ оставилъ неверною и шаткою, воспламененный честолюбивою эгоисткою, Маркизою, онъ решился употребить все усилiя, чтобы достигнуть высшихъ степеней при дворе и насытить свое честолюбiе.
Онъ виделся съ Анетой; какъ женщина, знающая светъ, она советывала Шарлю не оставлять принятаго намеренiя, и обещала свое содействiе. -- Анета была въ восторге: Шарль похорошелъ, сделался привлекательнее прежняго и женится на уроде -- что-же было лучше для Анеты?
Де-Грассенъ, узнавъ о прiезде Шарля, о его богатстве, и о его будущей женитьбе, явился къ нему, чтобы поговорить о 200,000 франкахъ, за которыя можно было скупить все векселя покойнаго отца его. -- Онъ засталъ Шарля въ совещанiи съ ювелиромъ, которому было заказано работы на сто-тысячь франковъ, для свадебной корзинки девицы д'Обрiонъ.
Шарль не узналъ де-Грассена и принялъ его довольно-невежливо, съ дерзкою самоуверенностiю человека, добившагося въ люди, и въ-добавокъ, счастливаго дуэлиста.
Де-Грассенъ являлся уже въ третiй разъ: въ первые два раза ему отказывали. -- Шарль хладнокровно его выслушалъ и еще хладнокровнее отвечалъ:
-- Дела и долги моего отца не мои; весьма благодаренъ вамъ за все ваше старанiе о нихъ, сударь; но позвольте вамъ объяснить: ежели я и добылъ кровавымъ потомъ несколько сотъ тысячь франковъ, такъ вовсе не для того, чтобы кормить ими собакъ, кредиторовъ моего батюшки.
-- Ну, а если вашего батюшку объявятъ завтра банкрутомъ?
-- Во-первыхъ, милостивый государь, завтра, можетъ быть, я буду маркизомъ д'Обрiонъ, следовательно, банкрутство батюшки, г-на негоцiанта Гранде, до меня не касается; а во-вторыхъ, позвольте вамъ сказать, сударь, что впрочемъ вы очень-хорошо сами знаете, что у кого есть сто тысячь франковъ доходу, у того отецъ никогда не былъ банкрутомъ.
И Шарль, впрочемъ весьма-учтиво, указалъ господину де-Грассену двери.
Въ одинъ прекрасный день, въ начале августа этого года, Евгенiя сидела въ своемъ маленькомъ саду, на той скамейке и подъ темъ орешникомъ, где впервые разменялась она обетами любви съ Шарлемъ. -- Она мечтала о быломъ, она припоминала все мелочи, все обстоятельства былой любви. -- Солнце обливало своимъ светомъ листья, деревья и старую ветхую стену, склонявшуюся уже въ развалины. -- Вдругъ постучались въ калитку, явился почталiонъ и вручилъ мадамъ Корнулье письмо. -- Нанета побежала въ садъ; она держала письмо въ рукахъ и издали еще кричала Евгенiи:
-- Письмо, сударыня, письмо! -- Это то самое, барышня, котораго вы такъ долго дожидались.
Евгенiя почувствовала сильный ударъ въ своемъ сердце.
-- Парижъ.... Это онъ, онъ возвратился!
Евгенiя побледнела, она не распечатывала письма, она боялась его, судьбы, будущаго; она не могла читать. Возле нея стояла Нанета, и радость светилась на лице ея.
-- Читайте-же, сударыня!
-- Ахъ, Нанета, зачемъ-же онъ пишетъ изъ Парижа, когда отправился изъ Сомюра?
-- Читайте, узнаете!
Евгенiя разпечатала письмо дрожащею рукою. Изъ конверта выпалъ вексель на имя г-жи де-Грассенъ и Корре въ Сомюре. Нанета подняла его.
-- "Любезная сестрица..." Какъ! я уже не Евгенiя! Сердце сжалось у бедной девушки.
-- Вы -- Да онъ мне говорилъ ты!
Она сложила руки, не смотрела на письмо, слезы брызнули изъ глазъ ея.
-- Ужъ не умеръ-ли онъ? закричала Нанета.
-- Да онъ не писалъ-бы тогда. -- Наконецъ она прочла:
"Любезная сестрица!
Вы, верно, порадуетесь моему счастiю; я возвратился богачомъ, помня напутствiе и наставленiя покойнаго дядюшки, о кончине котораго уведомилъ меня г. де-Грассенъ. Что-же делать? Смерть неотразима. Я думаю, что вы уже утешились, сестрица; время -- чудовище, и я это самъ испытываю. Да, сестрица, къ-несчастiю моему время юношескихъ порывовъ уже прошло для меня; на деле изучилъ я искусство жизни, и изъ дитяти сделался человекомъ. Вы свободны, я тоже: ни что не мешаетъ осуществить намъ наши детскiе замыслы, но я довольно-благороденъ, чтобы скрывать отъ васъ что-нибудь; я принадлежу еще моимъ клятвамъ; помню вашъ маленькiй садикъ, деревянную скамейку..."
Евгенiя встала со скамьи какъ-бы испугавшись чего-то и села на ступеньку лесенки, ведущей изъ сада на дворъ.
"... деревянную скамейку, где разменялись мы нашими клятвами, корридоръ, вашу темную залу и мой чердачокъ, и ту ночь, когда вы такъ нежно обязали меня. Эти воспоминанiя питали, поддерживали жизнь мою, и я часто думалъ о васъ; не знаю, думали-ли вы обо мне? Смотрели-ли вы въ урочный часъ на облака, какъ мы некогда условились съ вами? Да, не правда-ли? Да, я не долженъ изменять дружбе, обманывая васъ, сестрица. Вотъ въ чомъ дело:
Мне предстоитъ выгодная партiя, совершенно оправдывающая все мои надежды. Любовь въ замужестве -- это несбыточная мечта. Опытность заставила меня подклониться подъ иго общественныхъ мненiй, и слушаться ея советовъ. Во-первыхъ, любезная сестрица, неравенство годовъ нашихъ въ вашу не выгоду; я уже и говорить не буду, что ни привычки, ни образъ жизни, ни воспитанiе ваше, несогласны съ порядкомъ и правилами парижской жизни. Мне, на-примеръ, непременно нужно держать открытый домъ, принимать общество, а я припоминаю, что вы любите тишину и уединенiе. Я буду съ вами еще откровеннее -- вы имеете право судить меня. У меня 60,000 ливровъ доходу; состоянiе мое позволяетъ мне жениться на дочери маркиза д'Обрiонъ. Ей восьмнадцать летъ: въ приданое она приноситъ мне титулъ, имя, почести. Признаюсь вамъ сестрица, что я терпеть не могу мою невесту; но у меня и у детей моихъ будетъ званiе, место въ обществе, что довольно-выгодно, потому-что день-ото-дня, более и более утверждается престолъ и возвращаются къ прежнему порядку вещей. Черезъ двадцать летъ мой сынъ, маркизъ д'Обрiонъ, имея маiоратъ въ тридцать тысячь ливровъ доходу, можетъ занять какую угодно должность въ государстве. Мы принадлежимъ нашимъ детямъ, сестрица. Вы видите, я съ вами откровененъ. Вероятно, вы позабыли наши шалости после семилетней разлуки -- время дело великое, -- но я не забылъ ничего, ни вашей благосклонности, ни своего слова. Но говоря вамъ о своей женитьбе чисто по-разсчоту, не значитъ-ли, что я совершенно предаю себя вашей воле и что если вы пожелаете, чтобъ я отказался отъ всехъ надеждъ моихъ, то я съ радостiю буду довольствоваться одною чистою, истинною любовью, которую, некогда вы сами предложили мне."
-- Тапъ, та, та! Тапъ, та, ти, та, та, та, тапъ, топъ, тупъ, -- (песенка, которую пелъ господинъ Шарль Гранде, подписываясь)
"Любящiй братъ вашъ Шарль".
-- Ахъ, чортъ возьми; да и тутъ еще нужны извиненiя. Онъ взялъ вексель, приложилъ его къ письму и приписалъ:
"P. S. Прилагаю къ письму моему вексель на домъ г-жи де-Грассенъ. Его заплатятъ вамъ золотомъ, всего 8,100 франковъ, то-есть, капиталъ и проценты суммы, данной некогда вами бедному Шарлю. Я жду изъ Бордо моей поклажи; тамъ есть кое-какiя вещицы, которыя вы, верно, не откажете принять отъ меня въ знакъ памяти. Вы-же пришлите мне по почте медальйонъ, который я вверилъ вамъ при прощанiи. Адрессъ мой: Отель д'Обрiонъ, въ улице Илери-Бертенъ."
-- По почте! сказала Евгенiя, а я тысячу разъ жизнiю пожертвовала-бы за его медальйонъ.
Полное, ужасное сокрушенiе. Корабль надеждъ разбился, и не оставалось ни веревки, ни утлой доски для спасенiя. Все погибло.
Иная женщина, когда изменяютъ ей, убиваетъ соперницу, въ объятiяхъ изменника, и сама погибаетъ самоубiйствомъ или на эшафоте. Другая терпитъ, страдаетъ и молчитъ: это истинная любовь, это любовь оскорбленнаго ангела, любовь величественная, гордая, любовь питающаяся слезами своими, безъ жалобъ и безъ роптанiй. Такъ любила и Евгенiя, и она начала страдать молча. Она вспомнила слова умирающей матери, и возвела свой взоръ къ небу; воспоминая пророчество своей матери, Евгенiя въ одно мгновенiе измерила свою будущность, всю земную жизнь свою; но что оставалось ей на земле?! Оставалось желать смерти, неба, и молиться.
-- Страдать и умереть. Матушка сказала правду.
Она пошла тихими шагами въ домъ, но не черезъ корридоръ, какъ всегда она делывала; въ зале ей приготовленъ былъ завтракъ. Фарфоровая чаша, стаканы, сахарница, все это ея памятники о Шарле... больно отъ воспоминанiй! Куда деваться отъ нихъ!
Это утро чревато происшествiями. Нанета доложила о приходе духовника Евгенiи.
Старый священникъ былъ родственникъ Крюшо, и, следовательно, крюшотистъ. Аббатъ Крюшо уговорилъ его поговорить съ Евгенiей о необходимости вступить въ бракъ, указывая на требованiя религiи. Евгенiя думала, что старикъ пришолъ за 500-ми франковъ на бедныхъ, которые, по желанiю Евгенiи, въ разные сроки, были выдаваемы на бедныхъ. Нанете приказано было сходить за деньгами; но священникъ, улыбнувшись, сказалъ ей:
-- Сударыня! я пришолъ поговорить съ вами о бедной девушке, о которой жалеетъ весь городъ, и которая, заботясь о всехъ несчастныхъ, но не заботясь о самой себе, не исполняетъ всехъ христiанскихъ обязанностей.
-- Батюшка! я не въ состоянiи думать о ближнемъ въ эту минуту; я сама очень-несчастна, и жажду отъ васъ утешенiй религiи, слышать слова Божiи, и насладиться пищей Христовой.
-- Такъ, сударыня; но говоря о той бедной девице, мы въ тоже время будемъ говорить и объ васъ. Слушайте: чтобы спасти себя, нужно вамъ или отречься отъ мiра или жить по законамъ его.
-- Ахъ! батюшка! Да будетъ благословенъ приходъ вашъ въ домъ мой, и поученiя ваши; да, я оставлю мiръ и буду жить для Всевышняго.
-- Но много о чомъ нужно подумать, прежде чемъ примете одно изъ двухъ решенiй; вамъ нельзя умереть для общества, вы не должны, не имеете права. Разве не поставила васъ судьба быть матерью несчастныхъ, кормить, одевать ихъ, согревать ихъ зимою, давать имъ работу летомъ. Ваше огромное богатство, -- вашъ долгъ, -- вы должны отдать его братьямъ Христовымъ. Пойти въ монахини -- значитъ показать себя себялюбивою. Остаться-же старой девушкой тоже невозможно. Вамъ не управить огромнымъ богатствомъ своимъ; у васъ расхитятъ его на-расхватъ. Поверьте мне, дочь моя, супругъ для васъ необходимъ. Онъ необходимъ для счастiя вашего въ этой жизни, что будетъ способствовать вамъ обрести его и въ будущей.
Въ эту минуту доложили о госпоже де-Грассенъ. Мщенiе и надежда привели ее къ Евгенiи.
-- Сударыня, начала она... но здесь вашъ духовникъ и я молчу; я хотела говорить о делахъ житейскихъ, но...
-- Сударыня! я уступаю вамъ, сказалъ старый священникъ.
-- О, батюшка! приходите скорее, какъ можно скорее; мне нужно, я требую вашей помощи.
-- Да, бедная Евгенiя, вы нуждаетесь въ ней.
Евгенiя и священникъ съ изумленiемъ взглянули на госпожу де-Грассенъ.
-- Но я уже слышала Евгенiя о вашемъ братце Шарле, о женитьбе его на девице д'Обрiонъ... Согласитесь, Евгенiя, что женщина все узнаетъ, если захочетъ.
Евгенiя покраснела и не могла выговорить ни слова. Въ эту минуту она решилась надевать всегда личину равнодушiя въ сильныхъ порывахъ чувствъ или переворотовъ судьбы, однимъ словомъ, решилась подражать отцу.
-- Но я не понимаю васъ, сударыня: говорите передъ моимъ почтеннымъ наставникомъ; вы знаете, у меня нетъ для него ничего скрытнаго.
-- Сударыня, вотъ что пишетъ мне г. де-Грассенъ. Читайте.
Евгенiя прочла следующее письмо:
"Любезный другъ!
Уведомляю тебя, что Шарль Гранде воротился изъ Индiи; уже съ месяцъ, какъ онъ въ Париже..."
-- Месяцъ въ Париже! вскричала Евгенiя.
"Два раза отказывали мне, прежде, чемъ я могъ добраться до этого будущаго д'Обрiона. Хотя въ Париже все толкуютъ о его женитьбе..."
-- Но онъ писалъ мне въ то время...
Она не докончила; она не вскрикнула, какъ Парижанка: шалунъ! Но глубокое презренiе изобразилось на лице ея.
"Но этому браку не бывать. Маркизъ не отдастъ своей дочери за сына банкрута. -- Я разсказалъ ему все хитрости, проделки и попеченiя, посредствомъ которыхъ я и покойникъ Гранде удерживали кредиторовъ въ повиновенiи до-сихъ-поръ. -- Но мальчишка отвечалъ мне, неусыпно старавшемуся пять летъ о его-же выгодахъ, что "дела и долги моего отца не мои". -- Ему предлагали векселя за сумму, въ сравненiи съ долгомъ, маловажную. Но теперь я настою на своемъ; онъ законно долженъ два миллiона -- расплатись или отецъ его банкрутъ! -- Я поверилъ слову этого стараго крокодила Гранде, и я заверилъ имъ всехъ кредиторовъ, но если г. д'Обрiонъ не хочетъ позаботиться о своей чести, то моя страдаетъ въ такомъ случае. Я объяснюсь съ кредиторами. Впрочемъ я не буду действовать до-техъ поръ, пока ты не разскажешь всё госпоже Гранде; я имею къ ней слишкомъ-много уваженiя, и къ тому-же, во-времена более счастливыя, мы мечтали о союзе..."
Евгенiя отдала письмо, не окончивъ.
-- Благодарю васъ, сказала она госпоже де-Грассенъ: мы посмотримъ...
-- Я какъ будто слышу вашего батюшку, когда вы говорите такъ, любезная Евгенiя.
-- Вы должны отсчитать намъ 8,100 франковъ золотомъ, сударыня, сказала Нанета.
-- Да, госпожа Корнулье, угодно вамъ будетъ придти за ними?
Священникъ удалился.
Евгенiя пошла въ кабинетъ своего отца и не выходила оттуда целый день, не слушая Нанеты, упрашивавшей ее сойти внизъ обедать. -- Она явилась вечеромъ, тогда, какъ стали сбираться ея гости. -- Никогда темненькая зала въ доме Гранде не была такъ полна, какъ теперь. Новость о прiезде Шарля и объ его глупомъ отказе распространилась по всему городу. -- Но любопытство гостей не было удовлетворено. На лице Евгенiи не заметно было ни малейшаго следа слезъ и горести. -- Кто подходилъ къ ней съ постнымъ лицомъ, желая подделаться подъ настоящую минуту, того встречала Евгенiя весело, съ улыбкою. -- Чувство не светилось сквозь ледяную кору приличiй и холодной вежливости. -- Въ 9 часовъ обыкновенно кончались партiи. -- Въ 9 часовъ все встали изъ-за ломберныхъ столовъ, спорили, шумели, расплачивались, и когда вся толпа стала откланиваться, тогда-то кончилась долгая драма неожиданною катастрофою, которая зашумела здесь, въ Сомюре, и кругомъ въ четырехъ префектурахъ.
-- Господинъ де-Бонфонъ, останьтесь, сказала Евгенiя Президенту, который брался за трость свою.
Не было никого во всемъ обществе, кто-бы хладнокровно принялъ такую новость; Президентъ побледнелъ и принужденъ былъ опуститься на стулъ въ сильномъ волненiи.
-- Двадцать-одинъ миллiонъ Президенту, сказала девица де-Грибокуръ.
-- Ясно! г. де-Бонфонъ женится на девице Гранде, заметила госпожа д'Орсонваль.
-- Сударыня, сказалъ кроткiй аббатикъ: это самый лучшiй выходъ въ нашей нынешней партiи.
-- И большой шлемъ ктому-же! заметилъ старый нотарiусъ.
И всякiй прибавилъ что-нибудь острое и поучительное, всякiй отдалъ должную дань 20-ти миллiонамъ госпожи девицы Гранде.
Наконецъ пятый актъ драмы кончился. Сказать Президенту: "останьтесь" въ глазахъ целаго Сомюра, не значило-ли обнаружить свое решительное намеренiе? Въ маленькихъ провинцiяльныхъ городкахъ приличiя соблюдаются такъ строго, что подобный поступокъ Евгенiи не могъ быть и растолкованъ въ другую сторону.
-- Господинъ Президентъ, сказала дрожащимъ голосомъ Евгенiя, когда оба остались одни: я знаю, что вамъ во мне нравится.... Вотъ вамъ рука моя. -- О! сказала она, видя, что Президентъ становится на колена: я еще не все сказала; я не должна обмануть васъ. -- Господинъ де-Бонфонъ, мое сердце принадлежать вамъ не можетъ; оно подаритъ вамъ только одну дружбу, одну безкорыстную дружбу. -- Еще: мое богатство и рука моя ваши, но вы мне должны оказать сначала большую услугу.
-- Я готовъ, приказывайте, сударыня.
-- Вотъ два миллiона и несколько сотъ тысячь франковъ, сказала она, вынимая билеты изъ-за пазухи. -- Поезжайте въ Парижъ, не завтра, не въ эту ночь, но сiю минуту. -- Отыщите господина де-Грассена, узнайте отъ него число и имена кредиторовъ моего покойнаго дяди, соберите ихъ и заплатите весь долгъ съ процентами, по пяти на сто, считая со дня совершенiя займа, и получите квитанцiи. -- Вы знаете эти дела и я могу на васъ положиться; вы благородный человекъ, и я поверю слову вашему, принимая ваше имя. -- Мы можемъ иметь другъ къ другу доверенность; мы такъ-давно знаемъ другъ друга, что теперь почти родные.
Президентъ, дрожа отъ радости, упалъ къ ногамъ Евгенiи.
-- Я буду вашимъ рабомъ, закричалъ онъ.
-- Когда вы получите квитанцiи, сударь, сказала она, наградивъ его довольно-холоднымъ взглядомъ, то отнесите ихъ въ Отель д'Обрiонъ, господину Шарлю Гранде, и вручите ему это письмо. -- Когда вы исполните всё, я сдержу свое слово.
Президентъ понялъ очень-хорошо, что оскорбленная любовь могла внушить Евгенiи желанiе выдти за него за-мужъ. Онъ не шолъ, а летелъ; онъ трепеталъ, чтобы какъ-нибудь не отдумали, чтобы какъ-нибудь любовники не помирились.
Когда Президентъ вышелъ, Евгенiя упала на стулъ и зарыдала. Всё совершилось.
Президентъ селъ въ дилижансъ и прибылъ въ Парижъ на другой день вечеромъ. На другое утро онъ явился къ де-Грассену. Банкиръ созвалъ кредиторовъ къ нотарiусу, которому вверены были все бумаги по этому делу.
Все явились, и тогда Президентъ де-Бонфонъ, отъ имени фамилiи Гранде, заплатилъ капиталъ и проценты. Кредиторы остолбенели отъ изумленiя.
Когда Президентъ получилъ квитанцiю, и выдалъ господину де-Грассену пятьдесятъ тысячь франковъ въ награду за труды, отъ имени Евгенiи, то отправился въ отель д'Обрiонъ. Онъ нашолъ Шарля въ самомъ затруднительномъ положенiи. Старый Маркизъ объявилъ ему на-чисто, что дочь его никогда не будетъ за сыномъ банкрута, и что нужно заплатить всемъ кредиторамъ Вильгельма Гранде.
Президентъ вручилъ ему сначала письмо Евгенiи, следующаго содержанiя:
"Любезный братецъ!
Г-нъ Президентъ де-Бонфонъ вручитъ вамъ квитанцiи въ уплате всехъ долговъ моего дядюшки. Я слышала, что хотели объявить банкрутство, и подумала что сыну банкрута какъ-то неловко жениться на девице д'Обрiонъ. Да, братецъ, вы правы были, говоря, что я не люблю света и светской жизни; вы правы были тоже, когда говорили, что не ожидаете никакихъ выгодъ отъ союза со мною. Итакъ будьте счастливы подъ гнётомъ цепей, добровольно вами на себя налагаемыхъ. Чтобы совершенно упрочить ваше счастiе, я возвращаю вамъ честь вашего дома. Прощайте; будьте уверены, что вы всегда найдете друга въ вашей Евгенiи Гранде ".
Президентъ улыбнулся, когда Шарль вскрикнулъ отъ удивленiя, получая квитанцiи.
-- Итакъ намъ остается только объявить о нашихъ женитьбахъ, сказалъ Президентъ.
-- А, вы женитесь на Евгенiи? О! я весьма-радъ: это добрая девушка. Но -- почти вскрикнулъ Шарль: она, стало-быть, богата?
-- У ней было, отвечалъ насмешливо Президентъ: три дня назадъ двадцать-одинъ миллiонъ; теперь у ней девятнадцать.
Шарль остолбенелъ, потерялся, оглупелъ отъ удивленiя....
-- Де.... де.... девят-над-цать мил-лiоновъ!
-- Да, сударь, девятнадцать миллiоновъ; соединивъ именiя наши, мы будемъ получать вместе восемь-сотъ тысячь ливровъ доходу.
-- Послушайте, любезнейшiй братецъ, сказалъ Шарль, немного оправившись: мы еще можемъ побороться съ вами.
-- Попробуйте, сказалъ Президентъ. Да, я и позабылъ-было, прибавилъ онъ: вотъ вамъ медальйонъ.
-- Такъ что-же, другъ мой, сказала маркиза д'Обрiонъ, вошедши въ комнату Шарля: вы, верно, вниманiя не обратите на бедняжку маркиза, которому что-то понапела сегодня герцогиня Маржансай. Я даю вамъ слово, что вы будете д'Обрiономъ.
-- Буду, сударыня, отвечалъ Шарль. Три миллiона долгу были заплачены еще вчера.
-- Чистыми деньгами, закричала маркиза.
-- Даже съ процентами.
-- Какая глупость! Кто это такой? сказала она на ухо своему зятю, заметивъ Крюшо.
-- Мой стряпчiй, отвечалъ Шарль.
Она небрежно поклонилась Президенту и вышла.
-- Мы начинаемъ уже, сказалъ Президентъ, взявшись за шляпу. Прощайте, братецъ.
-- Онъ чуть-ли не насмехается надо мной, это сомюрское чучело. Хорошiй ударъ шпаги, право, былъ-бы для него не лишнимъ урокомъ.
Президентъ отправился. Три дня потомъ, г. де-Бонфонъ объявилъ о своей женитьбе на девице Евгенiи Гранде, а шесть месяцовъ спустя, онъ сделался советникомъ Королевскаго суда въ Анжере.
Уезжая изъ Сомюра, Евгенiя приказала вылить изъ вещей Шарля и изъ 8,000 франковъ золотомъ, полученныхъ отъ него, золотую чашу, которую она подарила въ церковь бывшаго своего прихода.
Иногда она прiезжала изъ Анжера въ Сомюръ.
Мужъ ея, оказавшiй въ одномъ политическомъ обстоятельстве много рвенiя и самоотверженiя, былъ сделанъ Президентомъ въ Палате, и, наконецъ, спустя три года, Первымъ-Президентомъ. Теперь онъ метилъ на стулъ въ Палате.... А тамъ пэрство.... а тамъ....