I.
Какъ не извѣстно имя Бальзака, едва ли масса русскихъ читателей имѣетъ совершенно ясное и полное представленіе о его творчествѣ. Намъ кажется, что было бы вовсе не лишнимъ подвергнуть полному критическому разбору всѣ его произведенія и даже заново перевести лучшія изъ нихъ. Указывая на такую задачу, мы предоставляемъ ее другимъ и займемся только, въ предѣлахъ простаго предисловія, Бальзакомъ-сценическимъ писателемъ. Нельзя, однакожъ и въ такомъ этюдѣ, оставить совершенно въ сторонѣ Бальзака-романиста. Романъ выразилъ собою всю его писательскую натуру. Извѣстно, что его наблюдательность отличалась такимъ собираніемъ подробностей, какое врядъ ли найдешь у кого-либо изъ беллетристовъ новаго времени, Бальзакъ немыслимъ безъ этихъ подробностей, а всѣ онѣ -- повѣствовательнаго, и главное, описательнаго характера. Нельзя сказать, чтобы сюжеты романовъ Бальзака были лишены драматизма. Напротивъ, его замыслы почти всегда полны интереса и движенія, очень часто запутаны интригой. Но всѣ эти сюжеты не дали бы такихъ замѣчательныхъ произведеній, еслибъ Бальзакъ не обставлялъ ихъ множествомъ живыхъ и разнообразныхъ типовъ, взятыхъ цѣликомъ изъ жизни, со всѣми подробностями быта.
Сознавая въ себѣ способность въ созданію сюжетовъ, Бальзакъ могъ, конечно, считать себя писателемъ, который еще успѣетъ составить себѣ громкое имя на сценѣ. Мы и знаемъ, по запискамъ и воспоминаніямъ его пріятелей, что онъ мечталъ, послѣусиленной работы романиста, написать многое множество драмъ и комедій. Преждевременная смерть не позволила ему посвятитъ себя вполнѣ театру; но и въ разгаръ карьеры романиста, т. е. на протяженіи сороковыхъ годовъ, Бальзакъ не одинъ разъ добивался успѣха на парижскихъ театрахъ. Эти попытки были болѣе или менѣе неудачны. Замѣчательно, что Бальзакъ-романистъ не только не помогалъ Бальзаку-драматургу, но скорѣе вредилъ ему или, во всякомъ случаѣ, почти ничѣмъ не дѣлился съ нимъ. Такъ, напримѣръ, всѣ пьесы Бальзака, за исключеніемъ одной, написаны на сюжеты, вовсе не заимствованные изъ его романовъ, что служитъ имъ положительно во вредъ, а одна изъ нихъ (какъ мы увидимъ ниже) не имѣетъ даже ничего общаго съ родомъ его творчества. Изъ всей громадной галлереи своихъ типовъ и характеровъ, Бальзакъ точно нарочно, выбралъ героемъ одной пьесы чисто-сочиненное лицо, къ которому онъ, почему-то, такъ пристрастился, что вставилъ его въ нѣсколько романовъ.
Въ полномъ собраніи сочиненій Бальзака {H. de Balzac. Oeuvres complètes. Paris. Michel Lévy frères, éditeurs. 1872.}, его "Театръ" помѣщенъ въ двухъ томахъ, по счету:-- 44-мъ и 45-мъ. Въ первомъ томѣ мы находимъ три пьесы: "Вотренъ" драма въ пяти актахъ (Vautrin); "Находчивость Бинолы", комедія въ пяти актахъ съ прологомъ (Les Ressources de Quinola); "Памела Жиро", пьеса въ пяти актахъ (Paméla Giraud). Во второмъ томѣ -- двѣ пьесы: " Мачиха ", интимная драма въ пяти актахъ и восьми, картинахъ (La Marвtre), и наконецъ "Меркадэ", первоначально названный Бальзакомъ: "Дѣлецъ" (Le Faiseur), или, какъ стоитъ на оберткѣ тома: "Меркадэ-дѣлецъ" (Mercadet le faiseur).
Первая по помѣщенію и времени пьеса -- "Вотренъ" дана была на театрѣ Сенъ-Мартенскихъ воротъ 14 марта 1840 года. Героя этой пьесы игралъ знаменитый Фредерикъ Леметръ. На первомъ представленіи онъ такъ загримировался, что вся публика тотчасъ же угнала маску короля Людовика-Филиппа. Пьесу запретили, и только передъ паденіемъ второй имперіи поставили ее заново съ тѣмъ же Фредерикомъ Леметромъ въ главкой роли. Но старикъ былъ уже слишкомъ дряхлъ, и фигура Вотрена вышла, въ его исполненіи, почти каррикатурной. Пьеса сильно устарѣла, и на нее ходили смотрѣть изъ простаго любопытства. Скоро послѣ запрещенія "Вотрена" Бальзакъ написалъ къ нему предисловіе, помѣченное 1-мъ мая 1840 года. Въ немъ Бальзакъ говоритъ, что ему трудно было бы комментировать свое произведеніе, потому что одинъ Фредерикъ Леметръ способенъ былъ на это. На правительство, запретившее пьесу, онъ тоже не желаетъ жаловаться, такъ какъ произволъ -- самый малый изъ грѣховъ конституціонной власти, которой, какъ дѣтямъ, все позволяется, кромѣ двухъ вещей: дѣлать добро и создавать себѣ парламентское большинство. Разсуждать на тэму безнравственности Вотрена онъ тоже не желаетъ: такой вопросъ кажется ему достойнымъ однихъ пошлыхъ буржуа. О журналистахъ, сильно пощипавшихъ его пьесу, Бальзакъ также не хочетъ распространяться, находя, что ихъ поведеніе совершенно подтверждаетъ то, что онъ говорилъ о нихъ въ печати; а извѣстно, что Бальзакъ нетолько презрительно относился къ журнальной критикѣ,-- но и въ романахъ своихъ выставлялъ журналистовъ въ очень непривлекательномъ видѣ. Ему пріятно заявить лишь то, что среди переполоха, случившагося съ его пьесой изъ-за прически главнаго актера, онъ видѣлъ доказательство сочувствія такихъ людей, какъ Викторъ Гюго: ему тѣмъ пріятнѣе это заявить, что личный характеръ Гюго безпрестанно подвергается клеветѣ. Кончаетъ Бальзакъ говоря, что лучшимъ предисловіемъ къ его "Вотрену" будетъ драма Richard-coeur-d'Eponge, которую администрація позволяетъ дать. Пьеса эта не была, однакожъ, никогда ни дана на сценѣ, ни напечатана.
Самое заглавіе показываетъ, что драма "Вотренъ" служитъ "рамкой личности фантастическаго каторжника, которой Бальзакъ слишкомъ много занимался. Лицо это чисто-сочиненное. Бальзакъ, не смотря на свой здоровый реализмъ, былъ наклоненъ къ ^вымысламъ, дающимъ возможность, заинтересовывать читателей подпольнымъ міромъ, гдѣ умъ, сила характера, ловкость употребляются на темныя цѣли, съ примѣсью проблесковъ отваги и самоотверженности. Такого рода замыслы не могли привести въ литературѣ ни къ чему иному, какъ въ разнузданности воображенія автора "Рокамболей". Въ пьесѣ Бальзака бѣглый каторжникъ Вотренъ, надѣвающій на себя личину какого-то невозможнаго американскаго генерала, проникнутъ любовью къ молодому "человѣку, Раулю де-Фрескасъ, и въ концѣ, изъ-за него, попадается опять въ руки полиціи. Вся эта исторія, гдѣ Вотренъ самоотверженно добивается того, чтобы Рауль былъ признанъ законнымъ сыномъ герцога де-Монсорель, построена по шаблону тогдашнихъ драмъ и, какъ мы сказали выше, для современнаго читателя сильно устарѣла. Интересъ ея -- внѣшній, а не реальный, бальзаковскій. Ея идея, если и не грубо безнравственна, то фальшива, что нисколько не лучше. Представляй собой "Вотренъ", въ кожѣ каторжника, серьезный соціальный прощаетъ, пьеса носила бы совсѣмъ мной характеръ. А тутъ мы видимъ въ темной личности человѣчныя чувства, направленныя на то лишь, чтобы доставить какому-то совершенно незначительному молодому человѣку блестящее положеніе и герцогскій титулъ.
Изъ предисловія ко второй пьесѣ Бальзака: "Находчивость Кин о лы", данной на театрѣ "Одеонъ" 19 марта 1842 года, мы узнаемъ, что эта полуисторическая комедія успѣха не имѣла и была встрѣчена очень сильными нападками журналовъ, позволившихъ себѣ даже различныя насмѣшки надъ авторомъ, имѣвшемъ тогда уже весьма солидную репутацію романиста. Нападки рецензентовъ касались больше внѣшнихъ частностей. Бальзакъ занимается довольно удачно, указывая на обычную невѣжественность французовъ. Онъ объясняетъ также неуспѣхъ перваго представленія тѣмъ, что захотѣлъ, вопреки установившемуся обычаю, дать пьесу передъ публикой, гдѣ большинство зрителей заплатитъ за свои мѣста. Онъ называетъ однако же такихъ писателей какъ: Гюго, Ламартинъ, г-жа Жирарденъ и Леонъ Гозланъ, отнесшихся къ его пьесѣ симпатично. Ему желательно было проложитъ дорогу новому роду зрѣлищъ, по вкусѣ стараго французскаго и испанскаго театра, въ предисловіи есть даже обѣщаніе: пойти дальше по этому пути; но Бальзакъ ограничился, какъ видно, одной этой попыткой. Оригинальность комедіи заключается въ тонъ, что въ ней является нѣкій Альфонсо Фонталаресь, ученикъ Галилея, который, въ концѣ XVI вѣка, доработался до идеи парохода. Фактъ этотъ -- невыдуманный, и Бальзакъ въ предисловіи указываетъ на Араго, упоминающаго объ немъ въ своей "Исторіи пара". Въ пьесѣ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ является традиціонный пройдоха-лакей, два раза спасающій своего господина -- изобрѣтателя парохода -- отъ когтей инквизиціи. Рамкой дѣйствію служитъ дворъ Филиппа II, съ неизбѣжными: инквизиторомъ, фавориткой, титулованными грандами и т. д. На теперешній взглядъ, комедія Бальзака есть нѣчто среднее между старыми испанскими пьесами и тѣмъ, что новѣйшіе нѣмцы называютъ: "Intriguen-stück". Если ее сравнить съ пьесой Понсара "Галилей", то въ ней окажется гораздо больше дѣйствія и живости; но обще-литературныя ея достоинства не велики: характеровъ нѣтъ, мотивы отзываются сочиненіемъ, языкъ искусственно-пестрый и грубоватый, тонъ и колоритъ лишены простоты и наивности, необходимыхъ для порядочнаго воспроизведенія нравовъ отдаленной отъ насъ эпохи. У Гюго (въ его "Маріонъ Делормъ") также немало личнаго и сочиненнаго, но по блеску, яркости нѣкоторыхъ лицъ и драматическимъ качествами, пьесу эту и сравнивать нельзя съ попыткой Бальзака; не говоря уже о томъ, что стихъ Гюго останется художественнымъ и для вашихъ потомковъ, между тѣмъ, какъ проза Бальзаковой комедіи и для насъ уже потеряла всякое обаяніе.
Третья пьеса перваго тома, "Памел а Жир о ", дана была да театрѣ "Gaîté" 26-го сентября 1843 года. Авторъ не сообщаетъ намъ, доволенъ ли онъ былъ ея успѣхомъ. По тогдашнему времени такая вещь заключала въ себѣ элементы значительнаго успѣха: не будь въ ней старомоднаго бонапартизма, съ его заговорами временъ реставраціи, она, и теперь могла бы явиться, въ новой рамкѣ, на одномъ изъ бульварныхъ театровъ: идея ея симпатична, драматическій интересъ поддержанъ, большинство лицъ очерчено съ наблюдательностью даровитаго писателя. Но въ общемъ" -- впечатлѣніе слабовато, серьёзная сторона пьесы черезчуръ перемѣшана съ комической, комическія мѣста слишкомъ рѣзки и даже отзываются чѣмъ-то водевильнымъ. Интрига заключается въ слѣдующемъ: молодая увріерка-цвѣточница Памела Жиро любитъ сына богатаго буржуа Руссо, котораго дядя-бонапартистъ запуталъ въ какой-то заговоръ. Чтобы спасти молодого человѣка, оказалось одно средство: убѣдить Памелу Жир о показать на судѣ, что ночь, когда заговорщики хотѣли приступить къ дѣйствію, молодой Руссо провелъ у ней. Чтобы спасти его, Памела беретъ на себя эту ложь. Дѣло ведется черезъ адвоката Дюпре. Родные молодаго Руссо обѣщаютъ Памелѣ бракъ, а потомъ, разумѣется, идутъ на попятный дворъ. Адвокатъ Дюпре, привязавшійся такъ къ Памелѣ, что самъ предложилъ ей руку, повелъ мину противъ бездушныхъ буржуа и ихъ аристократическихъ родственниковъ: пьеса кончается женитьбой Руссо на его спасительницѣ.
Во второмъ томѣ театра Бальзака идетъ сначала "Мачиха", данная въ Парижѣ на несуществующемъ болѣе "Историческомъ театрѣ", 25-го мая 1848 года. Несмотря на промежутокъ въ пять лѣтъ, въ этой "интимной" драмѣ трудно найти что-либо ставящее ее выше послѣдней пьесы -- Памелы Жир о, по крайней мѣрѣ, по выполненію. Построена она на любовномъ соперничествѣ между мачихой и ея падчерицей. Въ обѣихъ женщинахъ происходитъ борьба между страстью и долгомъ и кончается мелодраматическою смертью обѣихъ: настоящей смертью для дочери и нравственною для мачихи, которая пережила свой позоръ передъ человѣкомъ, вѣрившимъ въ ея добродѣтель, любовь и преданность. Человѣкъ этотъ -- старый генералъ-бонапартистъ: онъ-то и придаетъ пьесѣ старомодный оттѣнокъ. По мотиву и развитію интриги, драма Бальзака нисколько не ниже "Сфинкса" и другихъ вещей, имѣвшихъ успѣхъ въ послѣднее время. Но про выполненіе можно сказать почти то же, что и про Памелу Жиро. Ни въ драматизмѣ, ни въ бытовыхъ мѣстахъ, ни даже въ языкѣ какъ-то не чувствуется писатель огромной творческой силы.
Вообще же въ "Театрѣ" Бальзака нѣтъ того единства въ содержаніи и колоритѣ, какое проникаетъ галлерею его повѣствовательныхъ произведеній, которымъ онъ недаромъ придалъ собирательное заглавіе: "Человѣческой комедіи".
II.
Послѣдней пьесой Бальзакова "Театра" является "Меркадэ".
Эта комедія не была дана при жизни Бальзака. Въ замѣчательной біографической статьѣ Теофиля Готье {Th. Gautier. Portraits contemporains. Deuxième édition. Paris. Charpentier et C°. 1874.} о Бальзакѣ мы не находимъ подробностей о томъ, почему "Меркадэ" не былъ поставленъ при жизни автора; но вотъ что онъ, между прочимъ, разсказываетъ:
"Въ Жарди (дача Бальзака въ окрестностяхъ Парижа) онъ намъ прочелъ Меркадэ -- первоначальнаго Меркадэ, гораздо болѣе полнаго, сложнаго и запутаннаго, чѣмъ та пьеса, которую обработалъ Денри для театра "Gymnase" съ такимъ тактомъ и умѣньемъ. Бальзакъ, читавшій подобно Тику, не обозначая ни актовъ, ни сценъ, ни именъ, давалъ каждому лицу особенный и тотчасъ же узнаваемый голосъ; органы, какими онъ надѣлялъ различные сорта кредиторовъ (являющихся въ пьесѣ), были самаго заразительнаго комизма; между ними слышались и хриплые, и слащавые, и стремительные, и тягучіе, и угрожающіе, и жалобные. Все это тявкало, мяукало, бурчало, гремѣло и выло на всевозможные и даже невозможные тоны. Сначала слышалось долговое соло, которое тотчасъ же подхватывалъ громадный хоръ. Кредиторы выползали отовсюду: изъ-за печки, изъ подъ кровати, изъ ящиковъ комода; они лѣзли изъ камина, просачивались сквозь замочную скважину; одни влѣзали черезъ окно, точно любовники, другіе выскакивали изъ чемодана, точно чортики изъ игрушечныхъ табатерокъ, третьи проникали сквозь стѣну, какъ сквозь англійскій траппъ; и поднималась отовсюду, точно морской приливъ, цѣлая ватага со свалкой и грохотомъ. Какъ ихъ ни отталкивалъ Меркадэ? являлись все новые и новые приливы, и даже на горизонтѣ замѣтно было темное мельканіе безчисленныхъ кредиторовъ, движущихся на съѣденіе своей жертвы, подобно легіонамъ муравьевъ. Мы не знаемъ, была ли пьеса лучше въ такомъ видѣ, но никогда никакое представленіе не производило на насъ большаго дѣйствія".
Если Бальзакъ читалъ своимъ друзьямъ тотъ текстъ комедіи, какой попалъ въ его "Театръ" (а мы находимъ подъ заголовкомъ Меркадэ -- или Дѣльца, какъ была названа комедія, что пьеса печатается "совершенно вѣрно съ манускриптомъ автора"), то въ разсказѣ Готье большую роль играетъ его авторское воображеніе. Міръ кредиторовъ не имѣетъ и въ первоначальной редакціи "Меркадэ" такого фантастическаго характера. Вѣроятно, мастерское и разнообразное чтеніе Бальзака было одно виною подобнаго эфекта.
По смерти Бальзака, его послѣднее и лучшее сценическое произведеніе было обработано, какъ упомянуто у Готье, драматургомъ Денри и поставлено въ Парижѣ на театрѣ "Гимназіи", 24-го августа 1851 года. Пьеса появилась съ однимъ именемъ Бальзака, и, въ самомъ дѣлѣ, комедія знаменитаго романиста осталась нетронутой въ ея существенныхъ частяхъ. Въ сценическомъ отношеніи и даже въ интригѣ своей она, по нашему мнѣнію, положительно выиграла. Изъ пятиактной она сдѣлана трехактною. На театрѣ "Гимназіи" давали ее съ успѣхомъ. Главную роль игралъ Жофруа, теперешній первый комикъ Пале-Рояля. Въ концѣ шестидесятыхъ годовъ театръ "Французской комедіи", желая почтить имя Бальзака, возобновилъ его "Меркадэ" съ такимъ успѣхомъ, что сдѣлалъ изъ него, въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, репертуарную пьесу. Меркадэ играетъ во "Французской комедіи" актеръ Го, одна изъ первыхъ силъ этой сцены. Онъ создаетъ живой, блистательный типъ изъ личности Меркадэ, поражающій своею современностью и яркимъ реализмомъ. Онъ придаетъ своему "Дѣльцу" колоритъ такой полукомической серьёзности, который заставляетъ очень часто жалѣть о томъ, что дарованія Меркадэ употреблены на спеціальность дѣловаго пройдохи. Въ исполненіи Го чувствуется грустная нота, неотнимающая, однакожь, у его игры необычайной энергіи, блеска и разнообразія оттѣнковъ. Мы не можемъ сравнивать его Меркадэ съ первоначальнымъ созданіемъ этого типа потому, что не могли видѣть Жофруа въ 1851 году. Парижскій театральный критикъ Франсискъ Сарсе (съ которымъ мы нарочно переписывались по этому поводу) находить, что Жофруа былъ комичнѣе Го, придавалъ лицу Меркадэ больше веселости и плутоватой легкости, былъ, словомъ, какъ выразился Сарсе: "faut-аfait en dehors". Изъ итого вытекаетъ, что оба знаменитые комика, играя каждый сообразно своей натурѣ, сдѣлали рельефными обѣ возможныя стороны типа французскаго дѣльца и исполнили, такимъ образомъ, замѣчательное созданіе Бальзакова творчества.
Сравнивъ оба текста посмертной комедіи Бальзака, мы дали предпочтеніе сценической ея обработкѣ; но, чтобы ваши читатели имѣли сами возможность судить, въ какой степени обработка рознится отъ первоначальнаго текста, мы изложимъ всѣ эти уклоненія по-актно, не пропуская ни одной существенной сцены, причемъ предполагаемъ, что читатели наши уже познакомились съ переведеннымъ нами текстомъ, почему и не разсказываемъ содержанія пьесы.
Въ первой сценѣ перваго акта является выкинутое лицо -- хозяинъ дома, гдѣ живетъ Меркадэ Бредноръ. Онъ гонитъ Меркадэ съ квартиры за неплатежъ. Тотъ старается его успокоить, вспоминая при этомъ, конечно, о побѣгѣ своего компаньона Го до. Бредноръ защищаетъ Годо. Изъ ихъ разговора оказывается, что у Годо есть побочный сынъ, который былъ оставленъ на попеченіе Дюваля, бывшаго кассира фирмы, "Меркадэ и Годо", а мать ребенка уѣхала за Годо. Когда хозяинъ настоятельно требуетъ очищенія квартиры, Меркадэ силится уломать его предстоящей свадьбой дочери своей съ богачемъ; но, опасаясь шума, уходитъ съ нимъ внизъ, въ помѣщеніе Бреднора. Во второй сценѣ (она въ обработкѣ является первой) прислуга также сплетничаетъ о дочери Меркадэ, Жюли, и влюбленномъ въ нее Минарѣ. Горничная Тереза читаетъ письма, перехваченныя у нихъ, весьма платоническаго свойства, надъ чѣмъ вся прислуга смѣется. Изъ ихъ болтовни видно, что Минаръ приходитъ къ Жюли, какъ только самой госпожи Меркадэ нѣтъ дома, и Жюли всегда говоритъ матери, что Минаръ дожидался ея и занималъ Жюли чтеніемъ. И продолжается это уже три мѣсяца. Болтаетъ прислуга и о богатомъ женихѣ де-ля-Бривѣ: Меркадэ далъ цѣлый золотой привратнику Грюмо, чтобы тотъ завѣрялъ грума, пріѣзжавшаго съ женихомъ, о богатствѣ Меркадэ. Слѣдующія сцены, вплоть до восьмой, остаются тѣ же съ самыми ничтожными измѣненіями. Въ восьмой сценѣ Пьеркенъ -- одинъ съ Меркадэ. Онъ отдаетъ ему векселя Мишонена, желая избѣжать большихъ хлопотъ; въ обмѣнъ получаетъ онъ отъ Меркадэ, на такую же сумму, новых векселей съ отсрочкой на три мѣсяца. За этой сценой слѣдуетъ монологъ Меркадэ, кончающійся словами: "Годо больше принесъ денегъ, нѣмъ унесъ съ собой". Начало второго акта, по первоначальному тексту, соотвѣтствуетъ десятой сценѣ обработанной комедіи. Слѣдующая сцена ( одинадцатая въ первомъ актѣ нашего текста) разнится отъ первоначальной тѣмъ, что Меркадэ даетъ шестьдесятъ франковъ Вьолетту, не замѣчая, что тотъ его обманываетъ, у шести тысячъ у него не вымащиваетъ. Тутъ проходитъ Верделенъ (это соотвѣтствуетъ въ нашемъ текстѣ 12-й, 13-й и 14-й сценамъ перваго акта). Онъ проситъ денегъ, госпожа Меркадэ расписывается на векселѣ. Въ сценѣ между Жюли, Минаромъ и Меркадэ, любовь Минара охладѣваетъ, когда "въ узнаетъ, что Меркадэ раззоренъ. Меркадэ оставляетъ Митра вдвоемъ съ дочерью -- объясняться. Минару Жюли кажется уже другой: и навязчивой, и некрасивой; однако, не желая ее обидѣть, онъ говоритъ, что отказывается отъ ея руки, ради ея же счастія, и отправляется за ея письмами. По уходѣ Минара, Жюли въ отчаяніи; но она тутъ же смотрится въ зеркало и убѣждается въ томъ, что Минаръ не можетъ любить такую дурнушку. Третій актъ первоначальнаго текста начинается тѣмъ, что Минаръ, въ монологѣ, раскаивается въ своемъ эгоизмѣ, и они мирятся съ Жюли. Жюли упрашиваетъ мать быть за нихъ. Минаръ удивляется, отчего Меркадэ не ликвидируетъ своихъ дѣлъ. Разговоръ этотъ прерванъ пріѣздомъ жениха, де-ля-Брива, съ пріятелемъ его Мерикуромъ, который состоитъ при госпожѣ Меркадэ въ качествѣ постояннаго кавалера. Изъ разговора этихъ двухъ франтовъ (тогда ихъ еще называли дэнди) мы узнаемъ, что де-ля-Бривъ никогда не видалъ Жюли, слышалъ, что она очень дурна и что у ней прекрасный голосъ: эта сцена идетъ, какъ сцена IV нашего текста. Является Минаръ; оба сейчасъ же признаютъ въ немъ влюбленнаго въ Жюли: они знаютъ про эту любовь чрезъ горничную. Минаръ завидуетъ состоянію де-ля-Брива, не подозрѣвая въ немъ пройдохи, совсѣмъ прокутившагося, и проектъ его сдѣлать Жюли богатой и счастливой. На этомъ словѣ входитъ Меркадэ и съ апломбомъ выпроваживаетъ Минора. Дальнѣйшія двѣ сцены -- какъ въ нашемъ текстѣ. Далѣе -- Жюли остается на единѣ съ де-ля-Бривомъ. Она удивляется тому, что могла ему такъ сильно понравиться. Онъ отвѣчаетъ, что слышалъ ее на одномъ музыкальномъ вечерѣ, былъ очарованъ ея голосомъ и, главное, умѣньемъ держать себя; и, такъ какъ онъ честолюбивъ, то надѣется попасть черезъ нее въ посланники, а она будетъ прелестной посланницей. Жюли прямо говоритъ ему о своей привязанности къ другому; но если онъ скажетъ отца отъ раззоренія, она будетъ ему самой преданной женой. Де-ля-Бривъ озадаченъ словомъ "раззореніе", но думаетъ, что она только хочетъ его испытать. Приходитъ Пьеркенъ и узнаетъ въ блестящемъ де-ли Бривѣ своего кредитора, которому настоящее имя Мишопенъ. Онъ подозрѣваетъ, что Меркадэ съумѣлъ залучить Мишопена въ себѣ за тѣмъ, чтобы выиграть сорокъ тысячъ по векселямъ. Пьеркенъ, видя, что Мишопена принимаютъ въ домѣ Меркадэ за милліонера и графа и хотятъ выдать за него дочъ, бѣжитъ на биржу разсказать, какъ одурачили Меркадэ. Жюли по двумъ словамъ Пьеркена догадывается, что де-ля-Бривъ -- промотавшійся пройдоха Мишопенъ, и по уходѣ Пьеркена смѣется надъ женихомъ, а онъ вретъ ей про свои земли. Входитъ отецъ, и она, въ сторонѣ, объясняетъ ему, что такое де-ля-Бривъ. Слѣдующія за тѣмъ сцены идутъ съ легкими измѣненіями, какъ въ нашемъ текстѣ. Четвертый актъ открывается разговоромъ Меркадэ съ его лакеемъ Жюстеномъ о томъ, какъ ночью пріѣхалъ Год о, котораго Меркадэ одинъ встрѣтилъ, въ то время когда прислуга распивала оставшееся вино отъ обѣда, на которомъ Меркадэ подпаивалъ Мишопена. Меркадэ наказываетъ Жюстену никому не болтать о возвращеніи Годо, на что Жюстенъ отвѣчаетъ, что огромная дорожная карета надѣлала много шуму, въѣзжая въ ворота: хозяинъ дома, дворникъ, всѣ уже знаютъ о возвращеніи Год о. Меркадэ, оставшись одинъ, разсуждаетъ сначала такъ, какъ въ IX сценѣ третьяго акта обработанной комедіи, но въ концѣ монолога прибавляетъ, что онъ самъ нанялъ дорожную карету въ Елисейскихъ поляхъ, заплативъ хорошенько кучеру; послѣ чего онъ зоветъ де-ля-Брива изъ сосѣдней комнаты, гдѣ тотъ спалъ. Происходитъ сцена III изъ третьяго акта нашего текста. Ихъ прерываютъ; де-ля-Бривъ убѣгаетъ; приходитъ биржевой заяцъ Бершю. Меркадэ велитъ ему скупить акцій на триста тысячъ, и тотъ думаетъ, что это для Год о, о мнимомъ пріѣздѣ котораго онъ тоже ужъ знаетъ отъ привратника. Съ вошедшей госпожѣ Меркадэ мужъ обращается рѣзко, говоря о предательствѣ Мерикура -- ея чичисбея. Она отвѣчаетъ, что ухаживанія его никогда не желала и, боясь какой нибудь новой мистификаціи мужа подслушиваетъ то, что говорится на сценѣ. Минаръ приноситъ свои тридцать тысячъ франковъ, происходитъ сцена II изъ нашего третьяго акта. Является кредиторъ Гуляръ: онъ чрезвычайно вѣжливъ и упоминаетъ о пріѣздѣ Год о. Госпожа Меркадэ, Жюли, Минаръ -- въ восторгѣ отъ этой новости. Гуляръ думаетъ, что они съ нимъ играютъ комедію, а сами давнымъ давно знаютъ о возвращеніи Годо. Женщины удаляются вмѣстѣ съ Минаромъ, и на сцену показывается де-ля Бривъ, переодѣтый и разыгравагощій роль Годо. Одинъ за другимъ приходятъ кредиторы и стараются заговаривать съ мнимымъ Годо, а тотъ только сидитъ въ углу, укутанный въ мѣха и все куритъ; въ концѣ, когда они къ нему пристаютъ, онъ выговариваетъ всего одну фразу: "есть у васъ papers?". Но госпожа Меркадэ тутъ же объявляетъ, что это -- не Год о, а гадкій пройдоха, и что, если они, кредиторы, будутъ молчать обо всей этой комедіи, то въ тотъ же вечеръ имъ заплатятъ у Дюваля. Кредиторы всѣ уходятъ, а госпожа Меркадэ съ участіемъ Минара обращаетъ на путь истинный де-ля-Брива и мужа своего, зная о возвращеніи настоящаго Годо. Въ пятомъ актѣ первоначальнаго текста происходитъ уплата всѣхъ долговъ Меркадэ настоящимъ Годо, который дѣйствительно пріѣхалъ и остановился у Дюваля. Онъ женился на матери Минара и призналъ его своимъ сыномъ. На сценѣ онъ не является, какъ и въ нашемъ текстѣ, и Меркадэ, разорвавъ векселя де-ля-Брива и пообѣщавъ ему десять тысячъ франковъ, ѣдетъ самъ смотрѣть Годо. Въ послѣднихъ сценахъ есть легкія измѣненія противъ нашего текста, вторичное появленіе вводныхъ лицъ, Бреднора и Берино, и то же страшное изумленіе вмѣстѣ съ радостію самаго Меркадэ, никакъ не желающаго вѣрить, что миѳическій Год о, именемъ котораго онъ такъ злоупотреблялъ, дѣйствительно вернулся и платитъ его долги.
Мы позволимъ себѣ замѣтить, что первоначальный текстъ комедіи не содержитъ въ себѣ никакихъ характерныхъ чертъ главнаго лица, которыхъ бы не было въ сценической обработкѣ; а. только въ самомъ Меркадэ и заключается первенствующій интересъ пьесы. Измѣненія, сдѣланныя противъ первоначальнаго текста, какъ читатель видѣлъ, касаются однихъ подробностей. Мистификація, которую устроиваетъ Меркадэ, выдавая де-ля-Брива за Годо, вернувшагося изъ Америки, гораздо слабѣе, по нашему мнѣнію, чѣмъ соотвѣтственное мѣсто въ передѣлкѣ: эта мистификація слишкомъ водевильна и на сценѣ отняла бы у пьесы ея реальный характеръ. Въ первоначальномъ текстѣ -- жена Меркадэ и дочь его имѣютъ нѣсколько больше физіономіи, въ особенности дочь: ей придано Бальзакомъ нѣкоторое "себѣ на умѣ"; но ея поведеніе и въ передѣлкѣ остается поведеніемъ, обыкновенной буржуазной барышни, и до сихъ поръ обреченной во Франціи на страдательную роль. Жена Меркадэ сдѣлана строже въ своихъ нравахъ, чѣмъ въ первоначальномъ текстѣ, что, по нашему, гораздо послѣдовательнѣе. Ея честное вмѣшательство какъ-то не вязалось съ держаніемъ около себя такого ухаживателя, который добываетъ, въ женихи ея дочери, явнаго пройдоху и авантюриста. Минаръ въ передѣлкѣ ординарнѣе, но опять-таки послѣдовательнѣе; за то его любовные діалоги съ Жюли гораздо банальнѣе. Два лица, выкинутыя въ передѣлкѣ, домовладѣлецъ Бредифъ и биржевой заяцъ Бершю, ничего не прибавляютъ существеннаго ни къ дѣйствію, ни къ интересу пьесы. Вообще же можно сказать, что и при жизни Бальзака пьеса должна была бы подвергнуться сценической обработкѣ, и всѣ мѣста, выкинутыя изъ нея, представляютъ собою или ненужныя длинноты, или подробности довольно пошлаго свойства. Сценическое движеніе, какое мы видимъ въ передѣлкѣ, не только способствовало двукратному успѣху комедіи, но и вполнѣ соотвѣтствуетъ яркости, энергіи и стремительности главнаго лица. Знаменитая же сцена ХІ-я перваго акта, въ которой Меркадэ высказываетъ весь свой дѣлецкій инстинктъ, сцена, сразу обезпечивающая успѣхъ комедіи, принадлежитъ
Нашъ посильный разборъ обоихъ текстовъ, надѣемся, достаточно показалъ, чѣмъ мотивированъ былъ нашъ выборъ. Читатели могли ознакомиться съ первоначальнымъ бальзаковскимъ замысломъ; а пьеса (первое назначеніе которой дѣйствовать на зрителей) можетъ явиться на подмосткахъ съ необходимыми элементами сценичности и съ сохраненіемъ всего реальнаго содержанія.
III.
Типъ дѣльца, пропущенный почему-то Мольеромъ, былъ создаваемъ на французской сценѣ раньше Бальзака. Родоначальникомъ этого типа можетъ считаться "Тюркарэ" Лесажа {См. "Тюркарэ", комедія въ пяти актахъ, Лесажа. Переводъ С. А. Б. "Вѣстникъ Европы", ноябрь 1874 г.}. Но послѣ этой комедіи, принадлежащей еще въ мольеровскому періоду, лица изъ финансоваго міра, появляясь въ легкихъ комедіяхъ и водевиляхъ, потеряли крупные размѣры и превратились даже въ довольно избитое театральное амплуа "финансистовъ". Типъ, созданный Бальзакомъ, стоитъ посрединѣ и связываетъ восемьнадцатый вѣкъ съ нашей эпохой. Никто не имѣлъ больше права и повода на созданіе этого типа. Извѣстно, что Бальзакъ, первый изъ французскихъ романистовъ XIX вѣка, сталъ вводить въ свои произведенія, вмѣсто избитыхъ любовныхъ интригъ, интересы житейскіе, денежные; онъ первый показалъ всеобщее поклоненіе золотому тельцу и прослѣдилъ этотъ мотивъ во всевозможныхъ его развѣтвленіяхъ. Нужно поэтому удивляться, что онъ не раньше конца сороковыхъ годовъ остановился на идеѣ такой комедіи, тѣмъ болѣе, что онъ изображаетъ дѣльца тридцатыхъ годовъ, что и значится въ первоначальномъ текстѣ, гдѣ сказано, что дѣйствіе происходитъ въ 1839 году. У Лесажа, въ его "Тюркарэ", мы находимъ цѣлую исторію денежнаго пройдохи, такъ сказать, сгущонную въ одинъ театральный день. Авторъ, пользуясь своимъ сатирическимъ талантомъ, показываетъ намъ нелѣпую и грубую личность, почти случайно попавшую въ денежные тузы, и въ концѣ пьесы караетъ ее за всѣ безобразія. У Бальзака же взятъ даровитый, умный, блестящій человѣкъ, вовсе даже не жадный и не особенно испорченный, но сжигаемый страстью къ аферамъ, чувствующій жажду къ этой спеціальной дѣятельности. Не мудрено, что Меркадэ возбуждаетъ на сценѣ симпатію, несмотря на всѣ свои обманы и выдумки. Онъ головой выше всего окружающаго. Ясно, что Бальзакъ относится къ этому лицу безъ всякаго желанія карать его, а скорѣе съ объективной симпатіей. Во всякомъ случаѣ, въ комедіи Бальзака денежный міръ воплощается въ личности геніальнаго должника, а драма состоитъ въ борьбѣ блестящаго ума съ непомѣрными долгами. Никакая тема не могла быть такъ близка Бальзаку, какъ эта: онъ почти всю свою жизнь провелъ въ неустанной борьбѣ съ кредиторами; только вмѣсто изворотовъ и мистификацій пускалъ въ ходъ лихорадочный трудъ, который и свелъ его въ раннюю могилу. Личность Меркадэ связывается съ обществомъ, главнымъ образомъ, посредствомъ его долговъ; между тѣмъ какъ новѣйшіе французскіе драматурги, Понсаръ, Ожье, Дюма-сынъ, стали вводить денежный мотивъ для характеристики цѣлыхъ общественныхъ группъ, какъ это мы видимъ въ комедіяхъ: "Честь и деньги", Понсара, "Зять господина Пуарье", Ожье, "Денежный вопросъ", Дюма-сына. Тема далеко не исчерпана даже и во Франціи, и ждетъ только писателей, которые бы окончательно распрощались съ избитымъ мотивомъ супружеской невѣрности.
Для русской публики Меркадэ, думаемъ мы, далеко не лишенъ интереса. Міръ "дѣльцовъ" только начинаетъ еще разработываться. Страсть къ наживѣ у насъ слишкомъ еще рѣзка и первобытна, почему типы аферистовъ еще не дошли то того уровня, на какомъ мы видимъ Меркадэ. У насъ еще нѣтъ яркихъ личностей, любящихъ аферы для аферъ. Сравненіе Меркадэ съ нашими литературными типами дѣльцовъ и пройдохъ, являвшимися на сценѣ, могло бы послужить темой для весьма интереснаго этюда. Въ одной галлереѣ типовъ Островскаго есть различныя видоизмѣненія дѣльца, начиная съ Подхалюзина и кончая героемъ "Бѣшеныхъ денегъ". И въ самыхъ послѣднихъ продуктахъ нашей драматургіи замѣчается сильное желаніе изображать жрецовъ золотаго тельца въ роли главныхъ лицъ или побочныхъ персонажей. Но, какъ мы уже сказали, ни въ одномъ изъ русскихъ дѣльцовъ, появлявшихся на сценѣ, нѣтъ еще и намека на ту виртуозность и страсть къ аферамъ для аферъ, какія представляются яркими чертами въ типѣ Меркадэ.
Не мѣшаетъ замѣтить также, что главный эпизодъ комедіи Бальзака -- сватовство, гдѣ отецъ невѣсты проводить будущаго зятя, а зять надуваетъ его въ свою очередь -- послужилъ сюжетомъ нѣсколькихъ драматическихъ произведеній, между прочимъ, русской комедіи "Дока на доку нашелъ" {Бытъ можетъ, но случайному совпаденію.}, что доказываетъ удачный выборъ этого комическаго мотива, играющаго въ пьесѣ Бальзака лишь второстепенную роль.