НЕВѢСТА АРИСТОКРАТКА,

еще изъ

ЛѢТОПИСЕЙ СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ.

Графъ де Фонтень, глава одной изъ древнѣйшихъ фамилій въ Пуату, мужественно и усердно защищалъ права Бурбоновъ во время продолжительныхъ войнъ Вандейцевъ съ республикой. Счастливо избѣгнувъ преслѣдованій и опасностей сей бурной эпохи современной исторіи, онъ часто говаривалъ шутя, что былъ изъ числа тѣхъ, кои были умерщвлены на ступеняхъ трона; ибо въ самомъ дѣлѣ остался между мертвыми послѣ кровопролитнаго дѣла при Катр-Шеменѣ.

Вѣрный Вандеецъ, не смотря на то, что все имѣніе его было описано въ казну, упорно отказывался отъ разныхъ выгодныхъ должностей, которыя предлагалъ ему Наполеонъ: Непоколебимый въ аристократическихъ своихъ мнѣніяхъ, онъ слѣпо послѣдовалъ ихъ правиламъ, когда почелъ нужнымъ избрать себѣ подругу. Не взирая на всѣ обольщенія, коими окружало его семейство одного богатаго временщика революціи, бывшій Графъ женился на молодой дѣвушкѣ, которая хотя не имѣла ни какого состоянія, но принадлежала къ знатнѣйшей фамиліи въ провинціи.

При возстановленіи Бурбоновъ, Графъ де Фонтень уже обремененъ былъ многочисленнымъ семействомъ. Хотя этому безкорыстному защитнику трона никогда не приходило и въ мысль ходатайствовать о вознагражденіи; но, уступивъ желаніямъ жены, онъ оставилъ наконецъ небольшое помѣстье, коего*дохода едва доставало для содержанія его дѣтей, и пріѣхалъ въ Парижъ.

Опечаленный жадностью, съ которой прежніе. его сослуживцы домогались должностей, богатства и новыхъ почестей, онъ уже рѣшался возвратиться въ свое помѣстье, какъ вдругъ получилъ изъ Министерства письмо, коимъ одна извѣстная превосходительная особа увѣдомляла его о пожалованіи его Маршаломъ на основаніи Королевскаго повелѣнія, коимъ всѣмъ офицерамъ Католической Арміи зачитались въ службу первыя двадцать лѣтъ царствованія Людовика XVIII. Спустя нѣсколько дней послѣ того, графъ, безъ всякихъ съ своей стороны происковъ, получилъ крестъ Почетнаго Легіона и орденъ Св. Людовика.

Сіи неожиданныя милости поколебали намѣреніе Ррафа, и онъ подумалъ, что для него недостаточно уже ходить всякое воскресенье съ семействомъ въ Маршальскую залу и кричать: да здравствуетъ Король! когда Королевская фамилія проходила въ церковь. И такъ сталъ онъ просишь позволенія лично представиться Королю. Аудіенція была для него исходатайствована, но посѣщеніе его не имѣло ничего замѣчательнаго; ибо Королевская гостинная была набита древними вельможами, коихъ напудренныя головы, если смотрѣть на нихъ съ нѣкотораго возвышенія, сипъ тѣсноты походили на снѣговый коверъ. Онъ нашелъ между ними множество старинныхъ сослуживцевъ, кои приняли его нѣсколько холодно, но за то Принцы Крови показались ему достойными обожанія.

Это выраженіе восторга вырвалось у Г. де Фонтеня, когда одинъ изъ нихъ, коему онъ извѣстенъ былъ только по имени, подошелъ къ нему, милостиво пожалъ ему руку, и громкимъ голосомъ провозгласилъ его чистѣйшимъ изъ Вандейцевъ. Между тѣмъ никому не пришло на мысль спросить его о понесенныхъ имъ потеряхъ и о деньгахъ, пожертвованныхъ имъ въ пользу Католической Арміи; и онъ, хотя нѣсколько поздно, но увидѣлъ что велъ войну на свой счетъ.

Къ концу вечера Графъ осмѣлился сдѣлать весьма остроумное принаровленіе къ своимъ обстоятельствамъ, и тѣмъ разсмѣшилъ Людовика, которому нравилось все, носившее на себѣ отпечатокъ ума. Скорее однакоже одинъ изъ приближенныхъ Короля подошелъ къ разчетливому Вандейцу и вѣжливымъ образомъ далъ ему почувствовать, что еще не пришло время считаться съ правительствомъ. Графъ осторожно вышелъ изъ толпы вельможъ, описывавшихъ почтительное полукружіе около Королевской фамиліи, и не безъ труда вытащивъ небольшую свою шпагу изъ лабиринта худощавыхъ ногъ, между коими она запуталась, пѣшкомъ дошелъ чрезъ Тюльерійскій дворъ, до скромнаго фіакра, который дожидался его на набережной. Здѣсь наконецъ, давъ полную свободу упрямой строптивости, коей отличается дворянство стариннаго закала, сохранившее еще воспоминаніе Лиги и Баррикадъ, началъ онъ громкимъ голосомъ жаловаться на перемѣну, произшедшую при дворѣ.

Эта аудіенція тѣмъ болѣе охладила усердіе Графа де Фонтеня, что онъ не получилъ никакого отвѣта на всѣ свои просьбы вторично представиться Королю, и между тѣмъ видѣлъ, какъ многіе временщики имперіи получили должности, которыя до революціи предоставлялись исключительно знатнѣйшимъ фамиліямъ.

-- "Все погибло" сказалъ онѣ однажды по утру самъ себѣ: "чортъ возьми, я готовъ думать, что Король самъ сдѣлался революціонеромъ; и если это продолжится, то не знаю, что станется наконецъ съ Французскимъ престоломъ! То, что называютъ конституціей, есть рѣшительно самая дурная система правленія и вовсе не годится для Франціи. Людовикъ XVIII все испортилъ въ Сент-Уанѣ."

Тогда Графъ въ отчаяніи снова приготовился къ отъѣзду въ свое помѣстье, великодушно оставивъ всѣ свои притязанія на вознагражденіе. Но вдругъ произшествія 20 Марта возвѣстили новую бурю, грозившую поглонтить законнаго Короля и его защитниковъ.

Графъ де Фонтень тотчасъ занялъ денегъ за большіе проценты подъ залогъ своего помѣстья, дабы слѣдовать за Монархомъ въ новое изгнаніе надѣясь, что это путешествіе будетъ для него выгоднѣе прежней его преданности и сопряженной съ опасностію службы внутри государства.

Нa этотъ разъ его расчеты не были пустою спекуляціей, которая, обѣщавъ на бумагѣ блестящіе результаты, разоряетъ въ конецъ исполненіемъ. Онъ находился въ числѣ пятисотъ вѣрныхъ слугъ Королевскихъ; которые послѣдовали въ Гентъ за Людовикомъ XVIII, и пятидесяти тысячъ, которые оттуда возвратились. Въ теченіе этого короткаго времени Людовикъ XVIII возлагалъ нѣкоторый порученія на Г. де Фонтеня, которому тогда не одинъ разъ открывался случай доказать Королю политическую свою честность и искреннюю приверженность. Однажды вечеромъ Король вспомнилъ острое словцо, сказанное Графомъ въ Тюльерійскомъ дворцѣ. Старый Вандеецъ не пропустилъ этого случая и, воспользовавшись имъ, разсказалъ исторію своей жизни со всевозможнымъ остроуміемъ, дабы Король, который ничего не забывалъ, могъ легко ее припомнить. Вѣнчанный литераторъ замѣтилъ также тонкость оборотовъ въ нѣкоторыхъ нотахъ, коихъ сочиненіе поручалъ скромному придворному; и это послѣднее обстоятельство запечатлѣло Графа въ памяти Короля, какъ-одного изъ самыхъ вѣрныхъ слугъ престола.

Послѣ втораго возвращенія Бурбоновъ, графъ де Фонтень назначенъ былъ однимъ изъ ревизоровъ для объѣзда департаментовъ. Онъ умѣренно пользовался ужасною властію, ему чрезъ то ввѣренною; и какъ скоро прекратилась сія временная должность, возсѣлъ въ кресла Государственнаго Совѣта, сдѣлался депутатомъ, мало говорилъ, больше слушалъ и значительно переманилъ свой образъ мыслей. Наконецъ, съ помощію нѣкоторыхъ обстоятельствъ, которыя ускользнули отъ розысканій любопытныхъ біографовъ, умѣлъ онъ такъ выиграть расположеніе Короля, что сей остроумный Государь сказалъ ему однажды:

-- "Любезный мой де Фонтень! я не могу назначить васъ ни генерал-директоромъ ни министромъ; ибо тогда мы оба не усидимъ на своихъ мѣстахъ. Представительное правленіе тѣмъ хорошо, что избавляетъ насъ отъ труда, который прежде лежалъ на насъ, отсылать по собственной волѣ, бѣдныхъ друзей нашихъ, статс-секретарей. Нашъ Совѣтъ теперь настоящая гостинница, въ которую общественное мнѣніе присылаетъ къ намъ часто странныхъ пришельцевъ. Но мы однако найдемъ мѣстечко для вѣрныхъ слугъ нашихъ."

За симъ насмѣшливымъ замѣчаніемъ послѣдовало Королевское повелѣніе, коимъ Графу де Фонтеню назначалось весьма выгодное мѣсто по управленію Королевскими имуществами. Слѣдствіемъ вниманія, съ которымъ Графъ выслушивалъ насмѣшки Короля, было то, что имя его всегда являлось въ устахъ Монарха, когда онъ наряжалъ какую либо коммиссію. Графъ не разглашалъ дружбы, которой удостоивалъ его Людовикъ XVIII, и умѣлъ поддержать ее искусствомъ разсказывать остроумно, Въ дружественныхъ бесѣдахъ съ Королемъ, всѣ политическіе анекдоты, и если такъ можно выразиться, всѣ дипломатическія и палатскія сплетни, коими изобиловала эта эпоха. Извѣстно, что Людовикъ XVJII чрезвычайно забавлялся всѣми подробностями своей правительственности (gouvernementabilité), какъ онъ называлъ обыкновенно свое царствованіе;

Благодаря смѣтливости и уму Графа де Фонтеня, всѣ члены его многочисленнаго семейства, какъ онъ самъ шутя говаривалъ Королю, умѣстились подобно шелковичнымъ червямъ на листкахъ бюджета.

И именно, старшій сынѣ Графа Милостію Короля получилъ весьма важное мѣсто по судебной части. Вторый, бывшій капитаномъ, прежде возвращенія Бурбоновъ во Францію, получилъ легіонъ немедленно по прибытіи изъ Гента; потомъ съ помощію безпокойствъ 1815 года; когда постановленія мало были наблюдаемы, переведенъ былъ въ Королевскую Гвардію; за тѣмъ снова вышелъ въ линейный полкъ; и наконецъ очутился генерал-лейтенантомъ въ окрестностяхъ Трокадеро. Младшій сынъ Графа, бывшій подпрефектомъ, скоро получилъ мѣсто рекетмейстера и директора одной Парижской администраціи, которая была неприкосновенна ни для какихъ бурь. Всѣ сіи милости были столь же мало извѣстны, какъ и довѣренность, которой пользовался Графъ, и потому не возбуждали никакого вниманія. Хотя отецъ и трое сыновей соединяли на себѣ столько должностей, что могли пользоваться ежегодно весьма значительнымъ доходомъ на счетъ бюджета; но ихъ политическое богатство ни въ комъ не возбуждало зависти: ибо въ первое время введенія конституціонной системы немногіе имѣли точныя понятія о мирныхъ областяхъ бюджета, въ коихъ хитрые любимцы умѣли найти вознагражденіе за уничтоженныя аббатства. Но Графъ де Фонтень, который еще недавно хвастался тѣмъ, что не читавъ Хартіи, и обнаруживалъ глубокое негодованіе на придворныхъ, скоро доказалъ своему Государю, что не менѣе его понимаетъ духъ и средства представительнаго правленія.

Однако же не взирая на блистательное поприще, открытое имъ тремъ сыновьямъ своимъ, и на денежныя выгоды, происходившія отъ соединенія четырехъ должностей. Графъ имѣлъ слишкомъ многочисленное семейство, препятствовавшее ему скоро и легко поправить свое состояніе. Сыновья его были богаты надеждами, милостями Короля и дарованіями; но у него оставалось еще три дочери, а онъ боялся наскучить просьбами Государю. И такъ онъ рѣшился молчать о тройственномъ ихъ числѣ, а упоминать по очереди объ одной только изъ этихъ дѣвъ, нетерпѣливо желавшихъ возжечь свѣтильникъ Гименея.

Король, который не хотѣлъ оставить начатое дѣло некончаннымъ, споспѣшествовалъ замужству первой изъ нихъ съ директоромъ податей, сказавъ одно изъ тѣхъ словъ, которыя не стоятъ ничего и приносятъ милліоны. Однажды вечеромъ будучи какъ то невеселъ, онъ улыбнулся, узнавъ, что есть еще дѣвица де Фонтень, и сыскалъ ей въ супруги одного молодаго чиновника, хотя не дворянскаго происхожденія, но богатаго и извѣстнаго своими дарованіями. Онъ даже имѣлъ злость подшутить надъ нимъ, возведя его въ достоинство Барона. Но когда Вандеецъ началъ говорить о дѣвицѣ Эмиліи де Фонтень, то Король отвѣчалъ ему тоненькимъ своимъ голоскомъ: "amicus Plato, sed magis amica natio."

Черезъ нѣсколько дней Монархъ угостилъ своего друга Фонтеня довольно невиннымъ четверостишіемъ, которое называлъ эпиграммой.

-- "Еслибъ В. В. благоволили перемѣнить эпиграмму въ эпиталаму!" сказалъ Графъ, стараясь эту выходку обратишь въ свою пользу.

-- Я не вижу на то причины, отвѣчалъ съ досадою Король.

Съ тѣхъ поръ онъ началъ нѣсколько холоднѣе обращаться съ Графомъ де Фонтенемъ; и это тѣмъ сильнѣе огорчило добраго Вандейца, что дочь его Эмилія, какъ и всѣ младшія дѣти въ большихъ семействахъ, была очень избалована, такъ что никакая свадьба никогда, казалось, не представляла столько затрудненій. Дабы понять всѣ сіи препятствія, надобно проникнуть во внутренность великолѣпнаго дома, въ коемъ Графъ проживалъ на счетъ бюджета.

Эмилія провела лѣта младенчества своего въ мирномъ помѣстьи отца и наслаждалась вполнѣ тѣмъ изобиліемъ, которое удовлетворяетъ первымъ прихотямъ дѣтства. Малѣйшія желанія ея были законами для сестеръ, братьевъ, матери и даже для отца; ибо всѣ обожали ее. Она достигла юности въ то самое время, когда семейство ея было осыпано всѣми прихотливыми дарами Фортуны. Роскошь, ее окружавшая, казалась ей столь же естественною, какъ и разнообразіе цвѣтовъ, чистый воздухъ, лѣса и сельское изобиліе, которыя составляли счастіе первыхъ годовъ ея жизни.

Не испытавъ въ дѣтствѣ никакого противорѣчія въ удовлетвореніи своимъ прихотямъ, она и въ четырнадцать лѣтъ, пустившись въ вихрь большаго свѣта, привыкла, чтобъ все ей повиновалось.

Такимъ образомъ мало по малу постигая выгоды богатства, она влюбилась въ пышность, привыкла въ раззолоченымъ гсотиннымъ, къ великолѣпію экипажей, къ льстивымъ привѣтствіямъ, къ выисканнымъ наградамъ, къ дорогамъ украшеніямъ, къ чаду праздниковъ, къ притворной суетности. Все ей улыбалось. Она во всѣхъ глазахъ читала къ себѣ благоволеніе; и какъ всѣ избалованныя дѣти, воспользовалась имъ, чтобы мучить тѣхъ, которые ее любили, сберегая все свое кокетство для равнодушныхъ. Сіи недостатки съ лѣтами болѣе и болѣе усиливались.

Отецъ и мать рано или поздно должны были собрать плоды такого пагубнаго воспитанія. Эмилія достигла девятнадцатилѣтняго возраста, не сдѣлавъ еще выбора въ толпѣ молодыхъ людей, коими политика Графа де Фонтеня населяла свои праздники. Она пользовалась въ свѣтѣ всей свободой ума, какая дозволяется только замужней женщинѣ. Красота ея была такъ обворожительна, что для ней явишься въ гостинную значило уже царствовать. Она не имѣла друзей и брала вездѣ предметомъ заговора лести, коего обольщенію трудно противиться.

Мущины, даже старики, не имѣли силы оспоривать мнѣніи молодой дѣвушки, которая обворожила имъ однимъ взглядомъ. Воспитанная ее всевозможнымъ стараніемъ въ отношеніи ко всему, что принадлежитъ къ искусству нравиться, она прекрасно рисовала, играла на фортепіано съ удивительнымъ искусствомъ, имѣла очаровательный голосъ, танцовала съ необыкновенною прелестью и умѣла вести остроумный разговоръ о литературѣ всѣхъ народовъ. Она правильно говорила по Италіянски и по Англійски; словомъ, по ея знаніямъ, можно было заключить, что знатные люди, какъ говоритъ Маскариль, раждаются на свѣтъ всевѣдущими.

Ослѣплять людей поверхностныхъ ей было очень легко; чтожь касается до людей глубокомысленныхъ, то врожденная проницательность помогала ей узнавать ихъ; и тогда она истощала все свое кокетство и посредствомъ хитростей обольщенія умѣла ускользать отъ внимательнаго ихъ наблюденія. Такимъ образомъ смѣло могла говоришь она о живописи или объ Англійской литературѣ, судить вкось и вкривь и съ язвительнымъ остроуміемъ обнаруживать недостатки картины или сочиненія; каждое слово ея принимаемо было толпою обожателей, какъ Турками принимается фефта Пророка.

Эта очаровательная наружность, эта блестящая кора скрывала подъ собою сердце безпечное и увѣренность, общую многимъ молодымъ дѣвушкамъ, что никто не обитаетъ въ сферѣ, довольно возвышенной для того, чтобы понимать все превосходство души ея и гордость, основанную на красотѣ и знатности рода.

Не зная бурнаго ощущенія, которое рано или поздно господствуетъ въ сердцѣ женщины, она сосредоточивала всѣ чувства свои въ неограниченной страсти, къ богатству и почестямъ. Она питала глубочайшее презрѣніе къ каждому, кто былъ неблагороднаго происхожденія. Пренебрегая новымъ дворянствомъ, она всѣми силами старалась, чтобъ родители ея могли стать на ряду съ древнѣйшими фамиліями Сент-Жерменскаго предмѣстія.

Чувства сіи не скрылись отъ наблюдательнаго взгляда Графа де Фонтена; и онъ уже не разъ страдалъ отъ язвительныхъ насмѣшекъ Эмиліи, на счетъ замужства старшихъ дочерей своихъ. И дѣйствительно, должно показаться удивительнымъ, что старый Вандеецъ рѣшился выдашь старшую дочь свою за директора податей, который хотя и владѣлъ нѣсколькими древними помѣстьями, но не имѣлъ права ставить предъ своимъ именемъ таинственную частицу de, доставившую престолу столько защитниковъ, а вторую за чиновника, только что пожалованнаго въ Бароны, про котораго некогда еще было забыть, что отецъ его торговалъ мукою.

Этотъ значительный переворотъ въ образѣ мыслей благороднаго Вандейца, въ то время какъ онъ уже достигъ до шестидесятилѣтняго возраста, когда люди рѣдко перемѣняютъ свои правила, былъ слѣдствіемъ не одного только пагубнаго пребыванія въ столичномъ пансіонѣ, гдѣ жители провинцій наконецъ раньше или позже утрачиваютъ первоначальную свою грубость: новыя политическія сужденія Графа де Фонтеня были плодомъ дружбы и совѣтовъ Короля-Философа, который находилъ удовольствіе въ томъ, чтобы обращать стараго Вандейца къ мнѣніямъ, сообразнымъ съ ходомъ XIX столѣтія и перемѣной, произшедшей въ Французской монархіи.

Людовику XVIII надлежало произвести такое же соединеніе между различными партіями, какое нѣкогда Наполеону между вещами и людьми. Законный Король, одаренный, можетъ быть, такою же тонкостію ума, какъ и его соперникъ, дѣйствовалъ противуположнымъ образомъ. Онъ столько же домогался снискать любовь средняго состоянія и приверженцевъ имперіи, сколько Наполеонъ старался привлечь къ себѣ вельможъ и духовенство. Повѣренный Монаршихъ мыслей, Графъ де Фонтень нечувствительнымъ образомъ сдѣлался однимъ изъ благоразумнѣйшихъ начальниковъ той умѣренной партіи, которая для блага народнаго желала скорѣйшаго соединенія всѣхъ мнѣній. Онъ усердно проповѣдывалъ выгоды конституціоннаго правленія и всѣми силами поддерживалъ игру политическихъ качелей, которыя позволяли его Государю править Франціей среди послѣднихъ потрясеній революціи. Можетъ быть, Графъ де Фонтень надѣялся получить достоинство Пера Франціи посредствомъ одного изъ тѣхъ законодательныхъ толчковъ, коихъ странныя дѣйствія ему уже не разъ случалось видѣть: онъ поставилъ себѣ за правило не признавать во Франціи другаго дворянства, кромѣ Перовъ; ибо однѣ только голубыя мантіи доставляли наслѣдственныя привиллегіи. А можно ли, говорилъ онъ, постигнуть дворянство безъ привилленій! Это черенокъ безъ ножа!

Такимъ образомъ, равно удаляясь отъ партіи Мануеля, какъ и отъ партіи Лябурдоне, онъ съ жаромъ заботился о всеобщемъ примиреніи, изъ нѣдръ котораго должна была возникнуть для Франціи новая эра и блистательная будущность. Онъ старался убѣдитъ всѣ семейства, къ коимъ имѣлъ доступъ, въ невыгодѣ военной и гражданской службы, и совѣтовалъ матерямъ обучать дѣтей своихъ ремесламъ независимымъ и полезнымъ, давая имъ тѣмъ чувствовать, что важнѣйшія военныя и гражданскія должности въ государствѣ со временемъ сдѣлаются принадлежностью младшихъ сыновей Перовъ Франціи и что нація получила уже довольно значительное участіе къ управленію посредствомъ избирательныхъ Коллегій и должностей по части судебной и финансовой, которыя навсегда останутся въ рукахъ средняго состоянія.

Новыя мнѣнія Графа, коихъ плодомъ были выгодные союзы для двухъ старшихъ дочерей его, встрѣтили однакоже сильное сопротивленіе въ нѣдрахъ собственнаго его семейства.

Графиня де Фонтень осталась непоколебимою въ аристократическихъ своихъ началахъ, можетъ быть, потому что со стороны матери принадлежала къ фамиліи Монморанси. И потому она нѣсколько времени противилась счастію и богатству, которыя ожидали старшихъ дочерей ея; но наконецъ принуждена была уступитъ тайнымъ причинамъ, которыя супруги повѣряютъ другъ другу, когда головы ихъ покоятся на одной подушкѣ.

Графъ холодно началъ доказывать своей женѣ, посредствомъ точныхъ разчетовъ, что пребываніе ихъ въ Парижѣ, необходимость поддерживать свое званіе, блескъ ихъ дома --(блескъ, котораго онъ впрочемъ не осуждалъ, какъ вознагражденіе, хотя и позднее, за нужду, которую мужественно сносилъ въ Вандеѣ) -- и наконецъ суммы, издерживаемыя имъ для сыновей, поглощаютъ большую часть бюджетнаго ихъ дохода; и что слѣдовательно надобно ловитъ, какъ благодать Божію, представлявшійся имъ случай, пристроить дочерей такъ выгодно, что онѣ со временемъ могутъ пользоваться шестидесятью и осмидесятью тысячами годоваго дохода; что такое выгодное замужство не всегда встрѣчается для дѣвушки безъ приданаго; и что наконецъ пора уже пожить расчетливѣе и подумать объ умноженіи доходовъ ихъ помѣстья и возстановленіи древняго богатства ихъ дома.

Графиня -- какъ бы сдѣлала всякая мать на ея мѣстѣ, хотя, можетъ быть, нѣсколько и охотнѣе -- уступила столь убѣдительнымъ доказательствамъ; но объявила, что по крайней мѣрѣ для дочери своей Эмиліи будешь искать блистательнѣйшей партіи, по расчетамъ той гордости, которую по несчастію сама старалась развить въ юной душѣ ея.

Такимъ образомъ обстоятельство, которое должно было возбудить радость всего семейства, произвело въ немъ нѣкоторое несогласіе. Директоръ податей и молодыя президентъ подверглись какому-то холодному церемоніалу, который Графиня и дочь ея Эмилія весьма искусно умѣли создать. Всегдашній этикетъ ихъ получилъ еще обширнѣйшій кругъ дѣйствія, когда генерал-лейтенантъ де Фонтень женился на дочери одного банкира; молодой судья на дѣвицѣ, которой отецъ хотя былъ миліонщикомъ, но торговалъ ситцами; а третій братъ, вѣрный демократическимъ своимъ правиламъ, избралъ себѣ супругу въ семействѣ одного богатаго Парижскаго нотаріуса.

Двое зятьевъ и три невѣстки находили столько удовольствія и личныхъ выгодъ оставаться въ высшей политической атмосферѣ и имѣть свободный доступъ въ гостинныя Сентжерменскаго предмѣстій, что всѣ согласились охотно составить изъ себя дворъ для надменной Эмиліи. Это согласіе, основанное на корысти и гордости, не было однакоже довольно твердо, и молодая повелительница часто возбуждала сильныя смятенія въ своемъ владѣніи.

Нѣкоторыя сцены, не совсѣмъ противныя хорошему тону, поддерживали между всѣми членами этой могущественной фамиліи какое-то насмѣшливое обращеніе, которое хотя не вредило дружбѣ, показываемой въ свѣтѣ, но въ домашнемъ быту превращалось иногда въ чувства, не совсѣмъ родственныя. Такимъ образомъ жена генерала де Фонтена, сдѣлавшись Викомтессою, почитала себя не ниже Рогановъ и полагала, что сто тысячь годоваго дохода даютъ ей право быть столь же надменною, какъ и Эмилія, которой она иногда насмѣшливо желала счастливаго супружества, замѣчая, притомъ, что дочь такого то Пера вышла за господина такого-то. Жена Барона де Фонтенъ старалась великолѣпіемъ экипажей и пышностію нарядовъ затмить Эмилію, которая обѣщала себѣ въ свою очередь отплатить ей тѣмъ же, какъ скоро выйдетъ за мужъ.

Насмѣшливый видъ, съ которымъ зятья и невѣстки принимали иногда надменныя притязанія дѣвицы де Фонтень, возбуждалъ въ ней гнѣвъ, который изливался въ потокахъ эпиграммъ.

Наконецъ, когда Графъ замѣтилъ нѣкоторую холодность въ обращеніи Короля, то тѣмъ болѣе опечалился, что любимая дочь его, подстрекаемая насмѣшливыми вызовами сестеръ, никогда еще не простирала такъ высоко своихъ видовъ.

Среди сихъ обстоятельствъ Государь, у котораго Графъ надѣялся опять войти въ милость, занемогъ болѣзнію, отъ которой долженъ былъ умереть. Великій политикъ, умѣвшій такъ искусно среди бурь управлять кормиломъ государства, не управился съ смертію и переселился въ вѣчность.

Неувѣренный въ расположеніи его преемника, Графъ де Фонтень употреблялъ величайшія усилія, чтобы собрать вокругъ любимой дочери цвѣтъ холостой молодежи, Тѣ, которымъ когда нибудь случалось разрѣшать трудную задачу замужства гордой и прихотливой дѣвушки, можетъ быть поймутъ, какого труда это стоило бѣдному Вандейцу.

Окончаніе этого послѣдняго предпріятія, по желанію любимой дочери, достойно увѣнчало бы то поприще, которое Графъ проходилъ въ теченіе десяти лѣтъ: ибо по способамъ, какими его семейство поглощало прибыльныя мѣста во всѣхъ Министерствахъ, оно могло сравниться съ Австрійскимъ домомъ, который своими брачными союзами грозилъ нѣкогда поглотить всю Европу. И потому то старый Вандеецъ неутомимо представлялъ своей дочери жениховъ, пламенно желая ей счастія.

Но забавно было слушать, какъ эта своенравная дѣвушка произносила приговоры и судила о достоинствѣ своихъ обожателей. Казалось, что она была одною изъ царевнъ Тысячи и Одного Дня, которыя, по несмѣтному богатству и чрезмѣрной красотѣ своей, имѣла право выбирать себѣ жениховъ изъ всѣхъ владѣтелей вселенной. Она дѣлала тысячи возраженій, одно другаго смѣшнѣе: у одного ноги были или толсты или кривы; тотъ былъ близорукъ, другаго звали Дюраномъ, этотъ хромалъ; почти всѣ были для ней слишкомъ толсты. И отказавши двумъ или тремъ женихамъ -- живѣе, прекраснѣе, очаровательнѣе, нежели когда нибудь -- она снова стремилась къ зимнимъ праздникамъ и летала по баламъ, гдѣ проницательные взоры ея слѣдили за тѣми, коихъ молва на время избирала своими любимцами, гдѣ часто посредствомъ обворожительнаго разговора угадывала тайны сердца, гдѣ находила удовольствіе мучить всѣхъ молодыхъ людей и своимъ кокетствомъ возбуждать предложенія, вознаграждаемыя всегда отказомъ.

Природа съ избыткомъ надѣлила ее всѣми дарами, необходимыми для роли, играемой ею въ свѣтѣ. Эмилія была высока ростомъ и стройна; поступь имѣла по произволу, то важную, то рѣзвую. Нѣсколько продолговатая шея позволяла ей съ неподражаемымъ искусствомъ принимать всѣ положенія надменности и дерзости. Она сочинила себѣ пространный репертуаръ всѣхъ головныхъ движеній и женскихъ уловокъ, которыя такъ счастливо или такъ жестоко объясняютъ полу-слово и полу-улыбку. Прекрасные черные волосы, и густыя брови дугой придавали ея физіономіи выраженіе гордости, которое кокетство и зеркало научили, ее дѣлать суровымъ или смягчать, строгостью или нѣжностью взгляда, неподвижностью или легкимъ движеніемъ губъ, холодностью или прелестью улыбки.

Когда Эмилія хотѣла овладѣть сердцемъ, то чистый голосъ ея не имѣлъ недостатка въ мелодической сладкозвучности; но она также умѣла давать ему какую то отрывистую рѣзкость, когда хотѣла сковать нескромный языкъ инаго обожателя. Ея бѣлое лице и мраморное чело подобны были чистой поверхности озера, которое поперемѣнно то струится легкимъ дуновеніемъ вѣтерка, то снова принимаетъ веселую свою ясность. Многіе молодые люди, испытавъ ея презрѣніе, съ досадою обвиняли ее въ притворствѣ; но въ ея черныхъ глазахъ было столько огня, столько надеждъ, что сердце невольно прыгало подъ бѣлыми жилетами и черными фраками ловкихъ танцовщиковъ. Ни одна изъ модныхъ молодыхъ дѣвушекъ не умѣла искуснѣе ея принимать надменный видъ, когда ей кланялся человѣкъ, неимѣвшій ничего,-- кромѣ дарованія оказывать оскорбительную вѣжливость людямъ, которыхъ она почитала ниже себя; и изливать всю свою гордость на тѣхъ, которые старались идти наравнѣ съ нею. Короче, казалось, что она всюду принимаетъ не комплименты, а должную дань удивленія.

Тогда только, но уже слишкомъ поздно, Графъ де Фонтень почувствовалъ, сколько воспитаніе любимой его дочери было испорчено нѣжностью, которой она была предметомъ. Удивленіе, съ которымъ большой свѣтъ принимаетъ сначала молодую дѣвушку и за которое послѣ такъ жестоко отмщаетъ, еще болѣе увеличило гордость дѣвицы де Фонтень и довѣренность ея къ самой себѣ. Ласки, коими осыпали Эмилію всѣ ее окружавшіе, развернули въ сердцѣ ея эгоизмъ, свойственный избалованнымъ дѣтямъ, которые забавляются всѣмъ, что къ нимъ близко.

Пока еще прелесть молодости и блескъ дарованій скрывали отъ другихъ сіи недостатки, которые тѣмъ ненавистнѣе въ женщинѣ, что она только посредствомъ преданности и самоотверженія можетъ постоянно нравиться. Но ничто не ускользаетъ отъ прозорливыхъ глазъ добраго отца. Графъ рѣшился объяснить своей дочери важнѣйшія страницы таинственной книги жизни. Но предпріятіе его не имѣло никакого успѣха. Онъ самъ такъ часто страдалъ отъ прихотливаго упрямства и насмѣшливаго умничанья своей дочери, что ему не доставало терпѣнія устоять въ намѣреніи исправить пагубныя ея склонности. Иногда давалъ онъ ей совѣты, исполненные кротости и любви; но съ горестію замѣчалъ, что нѣжнѣйшія его выраженія скользили по сердцу Эмиліи, какъ будто бы оно было изъ мрамора.

Глаза родителей поздно открываются; и потому старому Вандейцу нужно было много времени, чтобы замѣтить тонъ снисхожденія, съ коимъ Эмилія удостоивала его изрѣдка своихъ ласкъ. Казалось, какъ будто она дѣлала честь родителямъ своей нѣжностью. Но иногда по внезапнымъ прихотямъ, неизъяснимымъ въ женскомъ характерѣ, удалялась она отъ всѣхъ и рѣдко показывалась въ кругу своего семейства.

Она роптала на то, что раздѣляетъ со многими любовь и сердце родителей; ревновала ихъ ко всѣмъ, даже къ сестрамъ и братьямъ; и истощивъ сама всѣ усилія, чтобы создать около себя безлюдную степь, обвиняла потомъ природу за свое одиночество.

Вооруженная двадцатилѣтнею опытностію, она жаловалась на судьбу: ибо не знала, что первое основаніе благополучія находится въ насъ самихъ, и искала счастія во внѣшнихъ предметахъ. Она лучше согласилась бы бѣжать на край свѣта, нежели заключить союзъ, подобный союзамъ двухъ старшихъ своихъ сестеръ; и иногда питала въ сердцѣ своемъ непреодолимую зависть, видя ихъ богатыми и счастливыми. Мать ея, которая подобно Графу также была жертвою ея своенравія, начинала думать, что дочь ея помѣшана.

Но эту причудливость легко можно было объяснишь. Нѣтъ ничего обыкновеннѣе тайной гордости, раждающейся въ сердцѣ дѣвушки, которая отъ природы одарена красотою и принадлежитъ къ семейству, нѣсколько возвышенному на лѣстницѣ общественнаго порядка. Почти всѣ онѣ увѣрены, что матери ихъ, достигнувъ сорока или пятидесяти лѣтъ, не могутъ уже согласоваться съ ихъ душею и постигать ихъ прихоти. Онѣ воображаютъ, что большая часть матерей ревнуютъ дочерей своихъ и хотятъ одѣвать ихъ по своему, съ намѣреніемъ затмить ихъ и похитишь у нихъ должную имъ дань удивленія. Вотъ причина тайныхъ слезъ и ропота противъ мнимой родительской тиранніи.

Среди этихъ непріятностей, которыя становятся наконецъ дѣйствительными, хотя и основаны на воображеніи, причудницы обыкновенно сочиняютъ родъ гадательныхъ темъ для своей жизни и безъ помощи колдовства сами себѣ предсказываютъ свою судьбу, принимая мечты за истину. Такимъ образомъ послѣ долгихъ размышленій онѣ тайно рѣшаютъ отдашь руку и сердце только такому человѣку, который одаренъ будетъ тѣми или другими качествами. Воображеніе рисуетъ имъ образецъ, на который суженый ихъ волею или неволею долженъ непремѣнно походятъ; блестящія краски ихъ идеала изчезаютъ только послѣ горькой опытности и продолжительныхъ размышленій, послѣ точнаго познанія свѣта и прозаической его суеты. Наконецъ онѣ достигаютъ средины жизненнаго потока, удивляясь, что могутъ быть счастливы безъ брачной поэзіи своихъ мечтаній. Слѣдуя подобной піитикѣ, Эмилія де Фонтень, посовѣтовавшись съ своею мудростію, составила программу, съ коей долженъ былъ непремѣнно согласоваться тотъ, который удостоится ея любви. Отсюда происходило ея презрѣніе ко всѣмъ молодымъ людямъ и язвительныя на ихъ счетъ насмѣшки.

Прежде всего, рѣшила она въ себѣ, онъ долженъ быть молодъ и знатнаго происхожденія. Ему надобно быть Перомъ Франціи или старшимъ сыномъ Пера; ибо я непремѣнно хочу, чтобы на моей каретѣ изображенъ былъ мой гербъ среди развѣвающейся лазурной мантіи. При томъ же это даетъ право ѣздить вмѣстѣ съ Принцами Крови по средней большой аллеѣ на Лоншанскомъ гуляньѣ. Да и батюшка думаетъ что званіе Пера со временемъ будетъ первымъ достоинствомъ во Франціи. Я хочу потомъ, чтобъ онъ былъ военной, предоставляя себѣ право заставишь его выдти въ отставку; сверхъ того онъ необходимо долженъ имѣть какой нибудь знакъ отличія, потому что тогда будутъ отдавать намъ вездѣ честь. Наконецъ всѣ эти рѣдкія качества должны будутъ обратиться, въ ничто, еслибъ это воображаемое существо не будетъ одарено любезностью, стройностью, умомъ и -- худощавостью. Это послѣднее качество, какъ оно ни измѣнчиво, особенно въ представительномъ правленіи, почитала она особенно необходимымъ. Эмилія создала себѣ какую то идеальную мѣрку, которая служила ей образцемъ; и молодой человѣкъ, который съ перваго взгляда не удовлетворялъ условіямъ худощавости, предписаннымъ въ ея программѣ, не удостоивался уже отъ ней другаго взгляда.

-- "О! Боже мой, какъ онъ толстъ!" -- это было выраженіемъ послѣдней степени ея презрѣнія.

Она говорила, что толстые люди самые дурные мужья, не способные чувствовать и недостойные быть принятыми въ образованномъ обществѣ. На ея глаза дородство въ женщинѣ было несчастіе, хотя впрочемъ на востокѣ считается оно особенною красотою; въ мущинѣ же это было преступленіе.

Всѣ сіи странныя причуды нравились по игривости, съ которою излагала ихъ Эмилія. Но Графъ де Фонтень чувствовалъ, что притязанія дочери его, коихъ безразсудность начинали уже замѣчать нѣкоторые дальновидные и не очень снисходительные женскіе умы, со временемъ сдѣлаются предметомъ пагубныхъ насмѣшекъ: онъ боялся, не издѣвается ли уже неумолимый свѣтъ надъ Эмиліей, которая такъ долго оставалась на сценѣ и такъ долго заставляла ждать развязки разыгрываемой ею драмы. Уже не одинъ актеръ, недовольный ея отказами, казалось, дожидался только случая, чтобы отмстить ей; а равнодушные и праздные начинали скучать, ибо удивленіе кажется утомительнымъ для рода человѣческаго. Старый Вандеецъ лучше другихъ зналъ, что если нужна только одна минута, чтобы взгромоздиться на подмостки свѣта, при дворѣ, въ гостиной или на сценѣ, то не болѣе нужно и для того, чтобы сорваться оттуда. И для того, въ теченіе первой зимы, послѣдовавшей за вступленіемъ на престолъ Карла X, Графъ де Фонтень удвоилъ свои старанія, чтобы соединить въ великолѣпныхъ гостиныхъ своихъ лучшую молодежь Парижа и Департаментовъ. Блескъ его праздниковъ, роскошь столовой и обѣды приправленные трюфелями, соперничествовали съ тѣми знаменитыми пирами, коими тогдашніе министры привлекали на свою сторону голоса Парламентскихъ своихъ ратниковъ. Графъ прослылъ однимъ изъ самыхъ дѣятельныхъ отравителей законодательной честности Палаты, которая едва было не умерла отъ несваренія желудка, и усиліямъ своимъ пристрой ишь дочь былъ обязанъ тѣмъ, что постоянно пользовался Королевскою милостію. Можетъ быть, онъ находилъ другую тайную выгоду продавать вдвойнѣ свои трюфели. Это замѣчаніе, сдѣланное нѣкоторыми насмѣшливыми либералами, которые вымѣщали обиліемъ словъ скудость своихъ единомышленниковъ въ Палатѣ, не имѣло никакого успѣха. Поступки Графа были вообще столь благородны, столь достойны уваженія, что онъ не подвергся ни одной изъ эпиграммъ, коими тогдашніе злоязычные журналы штурмовали триста голосовъ центра, министровъ, поваровъ, генерал-директоровъ, князей вилки и наемныхъ защитниковъ, поддерживавшихъ министерство Виллеля. По окончаніи этой кампаніи, въ продолженіе коей Графъ де Фонтень нѣсколько разъ выставлялъ всѣ свои силы, онъ додумалъ, что такое собраніе жениховъ не будетъ на этотъ разъ для дочери ежегодною фантазмагоріею и что пора съ нею посовѣтоваться.

Онъ чувствовалъ какое то внутреннее удовольствіе, при мысли, что такъ хорошо выполнилъ родительскія обязанности Изтощивъ всѣ свои старанія, онъ надѣялся, что изъ множества сердецъ, предлагаемыхъ своенравной Емиліи, вѣроятно, нашлось хотя одно, которое она отличила. Будучи не въ состояніи возобновить подобныя усилія, онъ какъ будто-бы утомился поступками своей дочери; и потому въ концѣ Поста, въ одно утро, когда голосъ его не былъ необходимъ въ засѣданіи Палаты, ибо этотъ день назначенъ былъ для пріема прошеній, рѣшился сдѣлать послѣднее торжественное употребленіе родительской своей власти.

Камердинеръ дорисовывалъ на желтомъ черепѣ Графа де Фонтеня напудренную дельту, которая съ висячими ailes de pigeon поддерживала: его прическу * когда сей послѣдній съ тайнымъ волненіемъ приказалъ старому слугѣ доложить гордой красавицѣ, чтобъ она немедленно предстала предъ главу семейства.

-- "Іосифъ" -- сказалъ Графъ камердинеру, когда онъ кончилъ совершенно свое дѣло -- "убери эту салфетку, подними занавѣски, разставь кресла по мѣстамъ, выбей коверъ передъ каминомъ, оботри вездѣ пыль! Скорѣе!.. Да отвори окно, чтобъ освѣжить воздухъ.''

Безпрерывными приказаніями Графъ почти сбилъ съ ногъ, камердинера, который угадывая намѣреніе своего господина, старался всячески сообщить нѣкоторое великолѣпіе комнатѣ, по обыкновенію самой безпорядочной во всемъ домѣ. И дѣйствительно ему удалось въ нѣкоторой гармоніи размѣстить груды счетовъ, картоновъ, книгъ и мебелей этого таинственнаго святилища, въ коемъ взвѣшивались выгоды Королевскихъ имуществъ.

Приводя этотъ хаосъ въ порядокъ, Іосифъ съ намѣреніемъ выставилъ на видъ, какъ въ модномъ магазинѣ, тѣ вещи, кои могли быть пріятны для глазъ, и пестротою цвѣтовъ своихъ образовать нѣкоторый родъ бюрократической поэзіи: потомъ остановился посреди этого дедала бумагъ, которыя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ лежали даже на полу, подивился самъ своему искусству и покачавъ головою вышелъ.

Но Графъ не совсѣмъ раздѣлялъ на этотъ разъ доброе мнѣніе своего слуги, и прежде нежели усѣлся въ огромныя, обитыя краснымъ сафьяномъ кресла съ выгнутою спинкою, бросилъ вокругъ себя недовѣрчивый взглядъ, съ враждебнымъ видомъ посмотрѣлъ на бѣлизну своего халата, сдунулъ съ него нѣсколько порошинокъ табаку, вытеръ носъ, прибралъ щипцы и лопатки, раздулъ огонь, поправилъ туфли, откинулъ назадъ небольшой пучокъ, который помѣстился горизонтально между воротникомъ жилета и халатомъ, и приведя его опять въ перпендикулярное положеніе, смахнулъ щеткою золу съ камина, который предательски изобличалъ упорство его катарры.

Наконецъ старый Вандеецъ не прежде усѣлся совершенно въ креслахъ, какъ осмотрѣвъ еще разъ весь свой кабинетъ и удостовѣрившись, что ни что не подастъ повода къ насмѣшливымъ и дерзкимъ замѣчаніямъ, коими любимая дочь его, употребляя во зло шестидесятилѣтнюю его нѣжность, обыкновенно отвѣчала на благоразумные его совѣты. Въ настоящемъ случаѣ онъ хотѣлъ сохранить всю важность отца. Наконецъ, осторожно понюхавъ табаку, онъ кашлянулъ раза три, какъ будто приготовляясь отбирать голоса -- ибо услышалъ легкую походку дочери, которая вошла напѣвая арію изъ оперы del Barbiere.

-- "Здраствуйте, батюшка... что вамъ вздумалось такъ рано позвать меня къ себѣ?" --

И бросивъ небрежно слова сіи, какъ прежде напѣваемую арію, она поцѣловала отца, не съ тою непринужденною нѣжностью, которая даетъ такую сладость дѣтской любви, но съ безпечнымъ легкомысліемъ любовницы, увѣренной, что все что бы она ни сдѣлала, непремѣнно будетъ нравиться.

-- Другъ мой -- сказалъ съ важностью Графъ де Фонтень -- я позвалъ тебя, чтобъ основательно поговорить съ тобой о твоей будущности. Ты необходимо должна теперь выбрать себѣ мужа, который бы могъ составить твое счастіе...

-- "Любезный батюшка" -- прервала его Эмиліа самымъ ласковымъ голосомъ -- "мнѣ кажется, что перемиріе, которое мы заключили на счетъ жениховъ моихъ, еще не кончилось."

-- Эмилія, пора оставить шутки о такомъ важномъ предметѣ. Съ нѣкотораго времени старанія всѣхъ искренно тебя любящихъ стремятся къ тому, чтобъ приличнымъ образомъ тебя пристроить; и ты была бы неблагодарна, еслибъ легкомысленно стала принимать знаки участія, которое, не одинъ я въ тебѣ принимаю.

Выслушавъ сіи слова, Эмилія бросила лукавый и испытующій взглядъ на мебель отцовскаго кабинета. Она взяла одно изъ креселъ, которое казалось менѣе другихъ употребляемо было просителями, поставила его по другую сторону камина противъ отца и съ важнымъ видомъ, въ коемъ не льзя было не замѣтить слѣдовъ насмѣшливости, сѣла, сложивъ крестомъ руки на богатой пелеринкѣ à la neige, коей многочисленные тюлевые рюши всѣ отъ того перемялись. Взглянувъ потомъ съ усмѣшкой на озабоченное лице стараго отца своего, она прервала молчаніе.

-- Никогда не слыхала отъ васъ, любезный, батюшка, чтобы правительство могло производить дѣла въ спальномъ халатѣ; но впрочемъ" -- прибавила она съ улыбкой -- "народъ не прихотливъ. И такъ посмотримъ же ваши проэкты законовъ и офиціальныя представленія."...

-- Я не всегда буду имѣть возможность глупенькая... или... я не хочу болѣе, сударыня, унижать мой характеръ, составляющій часть богатства моихъ дѣтей, чтобъ вербовать для тебя полки танцовщиковъ, которые ты каждую, весну обращаешь въ бѣгство. Ты была уже невинною причиною многихъ опасныхъ ссоръ съ нѣкоторыми сѣмействами: но я надѣюсь, что ты сегодня лучше поймешь, какъ затруднительно наше и твое положеніе. Эмилія! тебѣ двадцать лѣтъ и вотъ уже около пяти какъ ты все остаешься въ невѣстахъ. Братья и сестры твои богаты и счастливы. Но издержки, причиненныя намъ устройствомъ ихъ судьбы, и образъ жизни, поддерживаемый матерью твоею для тебя, такъ истощили наши доходы, что, я не могу дать тебѣ въ приданое болѣе ста тысячъ франковъ. Съ нынѣшняго же дня я хочу заняться будущностью твоей матери. Я не долженъ жертвовать ею для своихъ дѣтей и желаю, Эмилія, чтобы, когда меня не будетъ, жена моя не зависѣла отъ другихъ и продолжала наслаждаться довольствомъ, которымъ я слишкомъ поздно вознаградилъ ее за ея преданность къ моимъ несчастіямъ. И такъ ты видишь, другъ мой, что маловажность твоего приданаго не соотвѣтствуетъ твоимъ великимъ замысламъ. Да и такого пожертвованія не дѣлали мы для другихъ дѣтей; но они. великодушно согласились не роптать на предпочтеніе, оказываемое нами нѣжно любимой дочери.

-- "Въ ихъ состояніи!" -- сказала Эмилія, насмѣшливо покачавъ головою.

-- Дочь моя, никогда не унижай тѣхъ, которые тебя любятъ. Знай, что только бѣдные бываютъ великодушны. У богатыхъ всегда найдутся причины, чтобъ не разступиться для родственника и двадцатью тысячами франковъ. Ну, не сердись же, мой другъ!... Вѣдь ты разсудительна!.. Поговоримъ ка объ нашихъ молодыхъ людяхъ? Не замѣтила ли ты между ними Г. Монтолана?

-- "О! онъ говоритъ zen вмѣсто jeu, все смотритъ себѣ на ноги, потому что онѣ ему кажутся очень малы, и безпрестанна глядится въ зеркало. Притомъ же онъ блондинъ, а я люблю брюнетовъ." --

-- Ну такъ Г. де Серизи?

-- Онъ не дворянинъ, толстъ и дурно сложенъ. Правда у него черные волосы. Надобно бы имъ обоимъ согласиться и: соединить свои формы, такъ чтобъ первый отдалъ свою наружность и свое имя второму, который бы могъ сохранить волосы... и тогда... можетъ быть."..

-- А что скажешь о Г. де Салюсъ?

-- "Онъ сдѣлался банкиромъ."

-- Г. де Коминъ?

-- "Онъ дурно танцуетъ; притомъ же, батюшка! всѣ они не имѣютъ титуловъ, а я хочу быть по крайней мѣрѣ Графиней, какъ матушка."

-- Такъ ты нынѣшнюю зиму не замѣтила ни кого, кто бы...

-- "Никого, батюшка."

-- Чего же ты хочешь?...

-- "Сына Пера Франціи." --

-- Дочь моя, сказалъ вставая Графъ, ты сошла съ ума!..

Но вдругъ онъ поднялъ глаза къ небу, и, казалось, въ благочестивой мысли почерпнулъ новое упованіе на Всевышняго. Онъ бросалъ взглядъ состраданія на дочь свою пожалъ ей руку и съ умиленіемъ сказалъ:

-- Богъ свидѣтель! что я по совѣсти исполнялъ долгъ отца въ отношеніи къ тебѣ, не только по совѣсти, но съ любовію, милая Эмилія. Да, Богу извѣстно, что я нынѣшнею зимою представлялъ тебѣ многихъ честныхъ людей, коихъ качества, поведеніе и характеръ были мнѣ извѣстны и кои всѣ казались намъ тебя достойными. Дочь моя, дѣло мое теперь кончено. Съ нынѣшняго дня судьба твоя въ твоихъ рукахъ и я почитаю себя вмѣстѣ и счастливымъ и несчастливымъ, что избавился отъ обязанности самой тягостной для отца. Не знаю долго ли еще будешь ты слышать голосъ, которой по несчастію никогда не былъ строгъ; но вспомни, что супружеское счастіе не столько основано на блестящихъ качествахъ и богатствѣ, сколько на взаимномъ уваженіи. Оно по своей природѣ скромно и чуждо блеска. Будь увѣрена въ моемъ согласіи на бракъ твой съ тѣмъ, кого ты выберешь: но если онъ сдѣлаетъ тебя несчастной, то ты не будешь имѣть права роптать на своего отца. Я не откажусь хлопотать и помогать тебѣ; но если ты сдѣлаешь выборъ, то надобно, чтобъ онъ былъ уже рѣшительный; ибо я не намѣренъ два раза шутить уваженіемъ, которое заслуживаютъ мои сѣдины.

Нѣжность отца и торжественный голосъ, коимъ онъ произнесъ свое назидательное увѣщаніе сильно тронули Эмилію: но она скрыла свое умиленіе, съ безпечностью прыгнула на колѣна къ Графу, который все еще сидѣлъ въ сильномъ волненіи, и начала ласкать его со всей женской нѣжностью, такъ что морщины разгладились на челѣ старика. Замѣтивъ наконецъ, что отецъ ея успокоился, она сказала ему тихимъ голосомъ:

-- "Благодарю васъ за ваше позволеніе, любезный батюшка. Вы убрали вашъ кабинетъ, чтобъ принять любимую дочь вашу? Вѣрно вы не ожидали, что она будетъ такъ своенравна и упряма. Но, развѣ такъ трудно выдти за-мужъ за Пера Франціи? Вы сами говорили, что ихъ дѣлаютъ дюжинами... О! вы вѣрно не откажете мнѣ въ вашихъ совѣтахъ."

-- Нѣтъ, другъ мой, нѣтъ! и не разъ скажу тебѣ: остерегайся! Подумай, что Перство еще слишкомъ новая пружина въ нашемъ правительствѣ, какъ говаривалъ покойный Король, и что потому Перы еще не могутъ быть богачами. Тѣ, которые имѣютъ большое состояніе, хотятъ увеличить его: ибо богатѣйшій изъ нашихъ Перовъ не получаетъ и половины того дохода, коимъ пользуется послѣдній изъ Лордовъ Верхней Камеры Англійскаго Парламента. И такъ всѣ Перы Франціи безъ исключенія будутъ искать для сыновей своихъ богатыхъ наслѣдницъ, кто бы онѣ ни были; необходимость, въ которой они находятся жениться на деньгахъ, продолжится еще болѣе ста лѣтъ. Впрочемъ очень возможно, что въ ожиданіи счастливаго, столь желаемаго тобою случай -- въ ожиданіи, которое можетъ стоить тебѣ лучшихъ годовъ твоей жизни -- твои прелести -- (ибо въ нашъ вѣкъ очень много женятся по любви) -- твои прелести, говорю я, произведутъ чудо. Когда опытность скрывается подъ такой очаровательной наружностью, то можно всего ожидать. Ты же имѣешь даръ распознавать достоинства но большей или меньшей толщинѣ тѣла. И потому такую благоразумную дѣвушку, какъ ты, не нужно предупреждать о всѣхъ трудностяхъ подобнаго предпріятія. Это не бездѣлица. Я увѣренъ, что ты въ незнакомомъ тебѣ человѣкѣ, не будешь предполагать здраваго смысла по одному обольстительному лицу, или добродѣтели, по тому что онъ хорошо сложенъ. Наконецъ я и въ томъ совершенно согласенъ, съ тобой, что сыновья Перовъ должны необходимо имѣть имъ однимъ свойственный видъ и отличительное отъ прочихъ людей обращеніе. Теперь, когда состоянія ничѣмъ между собою не различаются, Перы непремѣнно должны имѣть въ себѣ нѣчто особенное, по чему бъ ихъ тотчасъ можно было узнавать. Впрочемъ ты держишь сердце свое на уздѣ, подобно искусному ѣздоку, который увѣренъ, что лошадь его никогда не споткнется. И такъ, дочь моя, желаю тебѣ успѣха!

-- "Вы смѣетесь надо мною, батюшка? Такъ я объявляюжъ вамъ, что лучше умру въ монастырѣ дѣвицы Конде, нежели откажусь отъ своего намѣренія быть женою Пера Франціи." Она вырвалась потомъ изъ объятій отца и, гордясь данною ей свободой, вышла напѣвая арію: cara non dubitare -- изъ Matrimonio Secreto, Въ тотъ же день все сѣмейство собралось къ Графу де Фонтеню по случаю одного домашняго праздника. Во время десерта Гжа Бонневалъ, старшая сестра Эмиліи, заговорила объ одномъ молодомъ, весьма богатомъ Американцѣ, который страстно влюбился въ сестру ея и дѣлалъ ей самыя блистательныя предложенія.

-- "Онъ кажется банкиръ?" -- сказала небрежно Эмилія. "Я не люблю денежныхъ оборотовъ."

-- Но Эмилія -- сказалъ Баронъ де Виллень, мужъ второй сестры ея -- вы не любите также и гражданскихъ должностей: я не знаю, въ какомъ же состояніи будете выискать себѣ мужа, если вы пренебрегаете всѣми, неимѣющими титуловъ.

-- Особенно, Эмилія, съ твоей системой худощавости -- прибавилъ Генерал-Лейтенантъ де Фонтень.

-- "Я знаю, что мнѣ надобно," -- отвѣчала она.

-- Сестрица хочетъ знатнаго имени -- сказала Баронесса де Фонтень -- и ста тысячъ ливровъ годоваго дохода.

-- "Я знаю, любезная сестрица" возразила Эмилія -- "что въ этомъ случаѣ не сдѣлаю дурачества, какихъ много видѣла. Впрочемъ, чтобъ избѣжать сихъ споровъ, которые смертельно ненавижу, я объявляю однажды навсегда, что буду почитать врагами моего спокойствія тѣхъ, которые будутъ мнѣ говорить о замужствѣ,"

Дядя Эмиліи, семидесятилѣтній старикъ, коего богатство недавно увеличилось еще двадцатью тысячами годоваго дохода вѣслѣдствіе закона о вознагражденіи убытковъ, и который посему имѣлъ право говорить горькія истины своей племянницѣ, которую любилъ безъ ума, чтобы прекратить колкость разговора у воскликнулъ:

-- Да перестаньте вы мучить бѣдную Эмилію. Развѣ не видите, что она дожидается совершеннолѣтія Герцога Бордосскаго?

Общій хохотъ привѣтствовалъ шутку старика.

-- "Смотри, чтобъ я не вышла за мужъ за тебя, старый дуралей!" -- воскликнула Эмилія, коей послѣднія слова по счастію были заглушены шумомъ.

-- Дѣти мои -- сказала Графиня де-Фонтень, желая замять это дерзкое восклицаніе -- Эмилія будетъ въ этомъ случаѣ совѣтоваться только съ матерью, такъ какъ вы совѣтывались прежде съ отцемъ.

-- "О! Боже мой! я буду слушаться только одной себя въ дѣлѣ, которое до одной меня касается" сказала весьма внятно Эмилія.

Взоры всѣхъ обратились на главу сѣмейства. Каждый, казалось, любопытствовалъ узнать, какъ онъ поддержитъ свое достоинство. Благородный Вандеецъ не только пользовался въ свѣтѣ уваженіемъ; но, будучи счастливѣе многихъ отцевъ, онъ былъ любимъ всѣмъ своимъ сѣмействомъ, коего члены признавали въ немъ неотъемлемыя достоинства, обогатившія всѣхъ его родственниковъ. Посему дома онъ окруженъ былъ тѣмъ глубокимъ почтеніемъ, коимъ въ Англійскихъ сѣмействахъ и нѣкоторыхъ аристократическихъ домахъ твердой земли, пользуются представители родословнаго дерева. Послѣдовало глубокое молчаніе и взоры гостей поперемѣнно обращались то на сердитое и надмѣнное лице Емиліи, то на строгія лица Графа и Графини де Фонтень.-- "Я далъ дочери моей Эмиліи совершенную свободу располагать собою." -- Таковъ былъ отвѣтъ, который произнесъ Графъ глубокимъ и трепещущимъ голосомъ. Всѣ родственники и гости посмотрѣли на Эмилію съ любопытствомъ и вмѣстѣ съ сожалѣніемъ: ибо слова Графа очевидно означали, что родительская нѣжность утомилась въ борьбѣ съ характеромъ, который, какъ всѣ знали, невозможно было исправить. Зятья покосились, а братья съ насмѣшливой улыбкой посмотрѣли на женъ своихъ. Cъ этой минуты всѣ перестали принимать участіе въ замужствѣ надмѣнной красавицы. Одинъ дядя, въ качествѣ стараго моряка, отваживался еще сцѣпляться съ нею и подвергаться ея капризамъ, не затрудняясь отвѣчать пальбой на пальбу.

Между тѣмъ наступила весна: и когда бюджетъ былъ опредѣленъ, сѣмейство Графа -- настоящій образецъ Парламентскихъ фамилій, по ту сторону Калейскаго пролива, которыя стоятъ одной ногой во всѣхъ административныхъ и имѣютъ всегда въ запасѣ десять голосовъ въ Нижнемъ Парламентѣ,-- улетѣло, какъ стая птицъ, къ прекраснымъ окрестностямъ Онея, Антона и Шатене.

Богатый директоръ податей не задолго предъ тѣмъ купилъ тамъ загородный домъ для жены: ибо онъ жилъ въ Парижѣ только во время засѣданій. Хотя прекрасная Эмилія презирала разночинцевъ: но это чувство не простиралось до того, чтобъ пренебрегать выгодами богатства, хотя бъ оно было удѣломъ и недворянина. И такъ она послѣдовала за сестрою въ роскошную виллу, не столько изъ дружбы къ родственникамъ, которые искали, тамъ убѣжища на лѣтнее время, сколько потому, что тонъ хорошаго общества настоятельно предписываетъ всякой женщинѣ, нежелающей уронить себя, выѣзжать лѣтомъ изъ Парижа.

Зеленыя поля окрестностей городка Со совершенно удовлетворяли условіямъ договора, заключеннаго между хорошимъ тономъ и обязанностями общественныхъ должностей.;

Весьма сомнительно, чтобъ извѣстность сельскихъ баловъ въ мѣстечкѣ Со распространилась за скромные предѣлы Сенскаго Департамента; и потому неизлишне сообщить здѣсь нѣкоторыя подробности объ этомъ еженедѣльномъ праздникѣ, который по своей важности угрожаетъ со временемъ сдѣлаться законною необходимостію.

Окрестности небольшаго городка Со славою своею одолжены мѣстоположенію, которое считается очаровательнымъ. Можетъ быть, оно весьма обыкновенно и извѣстностью своей обязано только глупости Парижскихъ горожанъ, которые вырвавшись изъ кирпичныхъ пропастей, въ коихъ погребены, готовы удивляться всякой пустоши. Но какъ въ поэтическихъ рощахъ Онея и на холмахъ Антони и Фонтене-о-Розъ водворяются художники, бывавшіе въ чужихъ краяхъ, иностранцы, люди весьма прихотливые, и множество дамъ лучшаго общества, не имѣющихъ недостатка во вкусѣ, то должно думать, что Парижане въ этомъ случаѣ не совсѣмъ не правы. Городокъ Со имѣетъ еще и другую прелесть, не менѣе привлекательную для Парижанина. Среди сада, откуда взору представляются обворожительные виды, находится огромная, открытая со всѣхъ сторонъ ротонда, коей легкій и обширный куполъ поддерживается прекрасными колоннами. Подъ этимъ сельскимъ навѣсомъ находится знаменитая танцовальная зала. Рѣдко случается, чтобъ самыя надмѣнные изъ. окрестныхъ помѣщиковъ разъ или два въ лѣто не посѣщали сихъ чертоговъ сельской Терпсихоры, или блестящими кавалькадами или въ легкихъ щегольскихъ каретахъ, которыя покрываютъ пылью пѣшеходовъ-философовъ. Надежда увидѣть тамъ нѣкоторыхъ дамъ большаго свѣта и обратить на себя ихъ вниманіе, надежда рѣже обманываемая встрѣтить молодыхъ крестьянокъ, которыя въ хитрости не уступаютъ даже судьямъ, привлекаетъ туда многочисленныя толпы адвокатскихъ писарей, учениковъ Эскулапа и молодыхъ людей, коихъ лица сохраняютъ свѣжесть и бѣлизну свою въ прохладной сырости Парижскихъ лавокъ. Не одна свадьба затѣвалась подъ звуками оркестра, занимающаго средину круглой залы, и еслибы кровля ея имѣла даръ слова, то могла бы открыть множество любовныхъ секретовъ. Эта занимательная смѣсь всякой всячины заставляетъ сельскимъ баламъ въ Со отдавать преимущество передъ прочими, бывающими въ окрестностяхъ Парижа, надъ которыми они берутъ рѣшительное преимущество ротондою, мѣстоположеніемъ и прекраснымъ садомъ.

Эмилія первая изъявила желаніе смѣшаться съ народомъ на этомъ сельскомъ праздникѣ. Она надѣялась провести тамъ время весьма пріятно. Въ первый еще разъ въ жизни желала она побродить среди такой сумятицы. Извѣстно, что инкогнито составляетъ одно изъ величайшихъ удовольствій для людей знатныхъ. Эмилія заранѣе представляла себѣ всѣ мѣщанскія ухватки. Ей пріятно было думать, что воспоминаніе очаровательной ея улыбки или нѣжнаго взгляда заронится въ сердце не одного изъ бѣдныхъ разночинцевъ: она уже заранѣе смѣялась надъ жеманными танцовщицами и чинила карандаши для изображенія сценъ, коими намѣревалась обогатить страницы своего альбома.

Воскресенье слишкомъ медленно наступило для ея нетерпѣнія. Общество Бонневальскаго павильона отправилось пѣшкомъ, чтобъ не подать повода къ догадкамъ о знатности лицъ, намѣревавшимся удостоить балъ своимъ присутствіемъ. Въ этотъ день отобѣдали ранѣе обыкновеннаго, и къ довершенію удовольствія прекрасный майскій вечеръ благопріятствовалъ сей аристократической прогулкѣ. Эмилія весьма удивилась, найдя въ ротондѣ нѣсколько кадрилей, въ коихъ участвовало весьма хорошее общество. Она замѣтила тамъ нѣкоторыхъ молодыхъ людей, которые убили цѣлое мѣсячное жалованье на то, чтобы блеснуть одинъ день, и нѣсколько паръ, въ слишкомъ откровенной веселости которыхъ не примѣчалось ни чего супружескаго: но не могла собрать обильной жатвы для своихъ замѣчаній. Она удивилась однако, вида, что удовольствіе, одѣтое въ перкалевое платье, такъ сходно съ удовольствіемъ, одѣтымъ въ атласъ, и что среднее состояніе также хорошо танцуетъ какъ дворянство, иногда даже лучше. Всѣ большею частью были одѣты просто, но со вкусомъ. Депутаты, представлявшіе въ этой толпѣ ленныхъ владѣтелей окружныхъ земель, то есть, крестьяне, сидѣли вѣжливо въ своемъ кругу. Эмилія должна была нѣсколько ознакомиться съ различными стихіями, составлявшими сіе собраніе, чтобъ найти въ немъ пищу для насмѣшекъ. Но она не имѣла времени ни предаться лукавымъ своимъ замѣчаніемъ, ни выслушать тѣ недоканчиваемые разговоры, которые Шарле, Монье и Наблюдатель собираютъ съ такою жадностью.

Надмѣнная красавица внезапно встрѣтила въ этомъ пространномъ полѣ цвѣтокъ -- (метафора заимствованная отъ времени года!) -- цвѣтокъ, коего блескъ и красота подѣйствовали на ея воображеніе со всею прелестію новости. Намъ часто случается смотрѣть на платье, обои "ли бѣлую бумагу, съ такимъ разсѣяніемъ, что мы съ перваго взгляда не замѣчаемъ какого нибудь пятнышка или блестящей точки, которыя въ послѣдствіи внезапно являются глазамъ нашимъ, какъ будтобы они только въ ту минуту образовались, когда мы ихъ увидѣли. Эмилія, посредствомъ подобнаго тому нравственнаго феномена, узнала въ молодомъ человѣкѣ, представившемся ея взору, образецъ всѣхъ наружныхъ совершенствъ, о которыхъ такъ давно мечтала.

Въ эту минуту она сидѣла на одномъ изъ грубыхъ стульевъ, стоявшихъ кругомъ залы, и разсматривала картины, представлявшіяся ей въ ротондѣ, какъ на выставкѣ живописи въ Музеѣ, съ дерзостью наводя лорнетъ на лица, бывшія отъ ней въ двухъ шагахъ, и дѣлая объ нихъ свои замѣчанія, точно какъ о художественныхъ произведеніяхъ.

Взоры ея бродили по этому обширному одушевленному полотну и вдругъ поражены были фигурой, которая казалось съ умысломъ была поставлена въ углу картины, въ выгоднѣйшемъ свѣтѣ, какъ лице, выходящее изъ общихъ пропорцій.

Эмилія удивилась, что такъ долго не замѣчала незнакомца. Онъ былъ высокъ ростомъ и задумчивъ: слегка прислонясь къ одной изъ колоннъ, онъ стоялъ сложа руки и склона голову, какъ будто живописецъ списывалъ съ него потретъ. Но въ этомъ благородномъ положеніи не было ни чего выисканнаго. Ни одно движеніе не показывало, чтобъ онъ выдалъ лице свое на три четверти и склонилъ голову въ правую сторону, какъ Александръ, Лордъ Байронъ и другіе великіе люди, съ намѣреніемъ обратить на себя вниманіе. Задумчивый и неподвижный взглядъ его, по видимому, слѣдовалъ за одной изъ танцующихъ, и показывалъ, что онъ глубоко ею занятъ. Прекрасные черные волосы непринужденно вились на возвышенномъ его челѣ. Въ одной рукѣ держалъ онъ шляпу и небольшой хлыстикъ. Наконецъ незнакомецъ имѣлъ стройный и гибкій станъ, напоминающій Прекрасныя формы Аполлона. Эмилія въ одно мгновеніе ока замѣтила необыкновенную тонину его бѣлья, чистоту замшевыхъ перчатокъ изъ мастерской Валькера, и небольшую ногу, обутую въ щегольской сапогъ изъ самой тонкой кожи. На немъ не было ни одной изъ тѣхъ бездѣлокъ, которыми увѣшиваются старинные щеголи національной гвардіи или Адонисы купеческихъ конторъ. Одна только черная лента, на которой висѣлъ его лорнетъ, колебалась на жилетѣ неукоризненной бѣлизны. Разборчивой Эмиліи никогда не случалось видѣть глазъ мущины осѣненныхъ столѣ длинными рѣсницами; ротъ его казалось всегда готовъ былъ улыбаться, но это не было признакомъ расположенія къ веселости. Задумчивость и глубокія страсти отражались на его мужественномъ и смугловатомъ лицѣ.

Самый строгій наблюдатель при видѣ незнакомца не могъ бы усумниться, что это человѣкъ необыкновенный, котораго важныя причины вызвали изъ возвышенной сферы его существованія на этотъ сельской праздникъ. Въ чертахъ его физіономіи было слишкомъ много значительности; такъ что объ немъ не льзя было просто сказать: это человѣкъ прекрасный, любезный! Онъ принадлежалъ къ числу людей, возбуждающихъ желаніе узнать ихъ короче. Эмилія на такое множество замѣчаній употребила не болѣе двухъ минутъ, въ теченіе коихъ сей привилегированный смертный подвергся строгому анализису, послѣ коего сдѣлался уже предметомъ тайнаго, безмолвнаго удиленія. Ей не пришло и на мысль, что онъ долженъ быть Перомъ Франціи! Нѣтъ, она только подумала: "ахъ! если онъ благороднаго происхожденія... я въ томъ увѣрена!".. Она не докончила этой мысли, поспѣшно встала, подошла въ сопровожденіи брата къ колоннѣ, у которой стоялъ незнакомецъ, и казалось съ необыкновеннымъ вниманіемъ смотрѣла на веселыя кадрили; но посредствомъ оптической хитрости, извѣстной многимъ дамамъ, не теряла ни одного движенія молодаго человѣка. Когда она поровнялась съ нимъ, то онъ вѣжливо удалился, какъ-бы для того, чтобы уступить имъ свое мѣсто, и прислонился къ другой ближней колоннѣ.

Своенравная Эмилія оскорбилась вѣжливостью незнакомца, и въ досадѣ начала разговаривать съ братомъ гораздо громче, нежели сколько позволялъ тонъ хорошаго общества; она повертывала головою во всѣ стороны, дѣлала разныя граціозныя тѣлодвиженія и смѣялась почти безъ всякой причины, не столько для того, чтобъ развеселить брата, сколько для того, чтобъ привлечь вниманіе хладнокровнаго незнакомца.

Но ни одна изъ сихъ хитростей не удавалась. Тогда Эмилія, слѣдуя глазами за направленіемъ взоровъ молодаго человѣка, открыла причину сей мнимой безпечности. Въ срединѣ кадриля танцовала молодая дѣвушка; прекрасная, блѣдная, подобная Шотландскимъ божествамъ, изображеннымъ Жироде въ огромной картинѣ принятія Оссіаномъ Французскихъ воиновъ. Эмиліи показалось, что это молодая Англійская Виконтесса, которая недавно поселилась въ одной изъ сосѣдственныхъ деревень. Съ ней танцовалъ юноша лѣтъ пятнадцати, съ красными руками, въ нанковыхъ панталонахъ, въ голубомъ фракѣ, въ бѣлыхъ башмакахъ. Не трудно было замѣтишь, что она была охотница до танцовъ, и потому не прихотлива въ выборѣ кавалеровъ. Движенія ея не отзывались наружной слабостью, но легкой румянецъ игралъ на блѣдныхъ ея щекахъ -- лице мало помалу разгаралось. Эмилія подошла къ кадрили, чтобъ разсмотрѣть незнакомку, когда она воротится на свое мѣсто и стоящія напротивъ пары начнутъ повторять оконченную ею фигуру.

Едва только начала она всматриваться, какъ незнакомецъ подошелъ къ миловидной танцовщицѣ, наклонился къ ней, и Эмилія услышала явственно сіи слова, сказанныя повелительнымъ и вмѣстѣ кроткимъ голосомъ:

-- "Клара, я не хочу, чтобъ ты болѣе танцовала".

На лицѣ Клары изобразилась маленькая досада, но она наклонила голову въ знакъ, покорности и наконецъ улыбнулась.

Когда кадриль кончилась, молодой человѣкъ со всею предосторожностью любовника накинулъ шаль на плеча незнакомки и посадилъ ее такъ, чтобъ не могъ подуть на нее вѣтеръ. Но скоро они снова встали и пошли ходить вокругъ залы, какъ будто сбираясь уѣхать.

Любопытная Эмилія нашла средство слѣдовать за ними, подъ предлогомъ осмотрѣть мѣстоположеніе сада, и братъ ея съ лукавымъ добродушіемъ согласился быть проводникомъ ея. Она видѣла, какъ незнакомцы сѣли въ щегольской тильбюри, при которомъ находился лакей верхомъ и въ ливреѣ. Въ ту минуту, какъ молодой человѣкъ сѣлъ и старался уравнять возжи, онъ бросилъ на Эмилію одинъ изъ тѣхъ взоровъ, кои обыкновенно безъ цѣли бросаются на большія толпы; но она не безъ удовольствія замѣтила, что онъ послѣ два раза обернулся назадъ. Тоже сдѣлала и незнакомка, можетъ быть, изъ ревности.

-- Я думаю, что ты теперь наглядѣлась на садъ -- сказалъ ей братъ -- и что мы можемъ возвратишься въ танцовальную залу.

-- "Охотно" -- отвѣчала она. "Бьюсь объ закладъ, что это Виконтесса Абергавеней.. Я узнала ея ливрею," --

На другой день Эмилія изъявила желаніе прогуливаться верхомъ. Мало помалу она пріучила стараго дядю и братьевъ сопутствоватъ ей въ утреннихъ прогулкахъ, весьма полезныхъ какъ говорила она, для ея здоровья. Она особенно любила посѣщать деревеньку, гдѣ жила Виконтесса; но не смотря, на кавалерійскія свои маневры, не такъ скоро нашла незнакомца, какъ могла надѣяться отъ тщательныхъ своихъ поисковъ. Нѣсколько разъ посѣщала она сельскіе балы въ Со, но никогда не встрѣчала тамъ молодаго человѣка, который явился такъ внезапно, чтобъ овладѣть ея мечтами и украсить ихъ.

Хотя ни что такъ не подстрекаетъ раждающейся любви молодой дѣвушки, какъ препятствія; были однако минуты, въ которыя она готова была оставить тайные свои поиски, ибо почти отчаявалась въ успѣхѣ предпріятія, коего странность можетъ дать понятіе о смѣлости ея характера. И дѣйствительно, она могла бы весьма долго кружить около деревеньки Шатене, не встрѣтивъ своего незнакомца; ибо Клара, какъ тотъ называлъ срою спутницу, не была ни Виконтесса ни Англичанка, и ни она, ни незнакомецъ не обитали въ зеленыхъ и благоухающихъ рощахъ Шатене.

Однажды вечеромъ Эмилія, выѣхавши верхомъ въ сопровожденіи дяди, которому подагра давала во время прекрасной погоды довольно продолжительную передышку, встрѣтила коляску Виконтессы. Это была именно Англичанка. Съ ней сидѣлъ скромный, щегольски одѣтый джентельменъ, коего румянецъ и свѣжесть, достойныя молодой дѣвушки, также мало показывали чистоту сердца, какъ надо блестящій туалетъ бываетъ признакомъ богатства...

Увы! въ чертахъ незнакомцевъ не было ни чего, похожаго на обворожительные порьреты, кои любовь и ревность запечатлѣли въ памяти Эмиліи. Она тотчасъ съ досадою поворотила лошадь, какъ женщина, обманутая въ своемъ ожиданіи. Дядя съ трудомъ могъ за нею слѣдовать; съ такой быстротой скакала она на небольшой своей лошадкѣ.-- "Вѣрно я ужъ слишкомъ устарѣлъ, чтобъ понимать двадцатилѣтіяхъ дѣвушекъ",-- подумалъ морякъ, пустивъ лошадь свою въ галопъ -- "или можетъ быть нынѣщняя молодежь непохожа на прежнюю?-- Я однако прежде былъ легокъ на ходу и всегда умѣлъ хорошо пользоваться. вѣтромъ. Но, что сдѣлалось съ моей племянницей? Она вдругъ поѣхала шагомъ, какъ жандармъ, который ночью объѣзжаетъ дозоромъ Парижскія улицы?-- Подумаешь, что она хочетъ сдѣлать нападеніе на этого бѣднаго пѣшехода, вѣроятно какого-нибудь поэта, мечтающаго о своихъ стихотвореніяхъ, ибо у него въ рукѣ книга. Клянусь честью! Какой же я дуракъ! Да это можетъ быть тотъ молодой человѣкъ, котораго мы ищемъ."--

Старый морякъ пустилъ лошадь шагомъ по песку, чтобы безъ шуму подъѣхать къ племянницѣ. Этотъ обветшалый мотылекъ слишкомъ много порхалъ въ семидесятыхъ годахъ -- въ ту блаженную эпоху нашей исторіи, когда волокитство было въ такой чести -- и потому тотчасъ отгадалъ,-- что Эмилія, вовсе неожиданно встрѣтила своего незнакомца. Хотя старость опускала уже завѣсу на сѣрые глаза Графа Кергаруэ, но онъ умѣлъ замѣтить въ племянницѣ слѣды необыкновеннаго волненія, не взирая на неподвижность, которую она старалась дать своему лицу, проницательный взоръ Эмиліи съ какимъ-то оцѣпененіемъ былъ прикованъ къ незнакомцу, который спокойно шелъ впереди ея.

-- "Такъ точно!" -- подумалъ морякъ -- "она будетъ слѣдовать за нимъ, какъ купеческій корабль за корсеромъ, котораго боится. А потомъ, когда онъ скроется изъ глазъ ея, придетъ въ отчаяніе, что не знаетъ кого любитъ: Маркиза или разночинца. Этимъ молодымъ головамъ изъ предосторожности всегда должно имѣть при себѣ стараго воробья, какъ меня."...

Онъ пришпорилъ потомъ свою лошадь и проскакавъ между Эмиліи и молодаго пѣшехода, такъ близко наѣхалъ на послѣдняго, что тотъ принужденъ былъ броситься на дерновый валъ, которымъ обведена была дорога. Графъ тотчасъ остановилъ свою лошадь и съ гнѣвомъ воскликнувъ.

-- Развѣ вы не могли посторониться?

-- "Ахъ, сударь, виноватъ" -- отвѣчалъ незнакомецъ. "Я забылъ, что мнѣ должно просить у васъ извиненія въ томъ, что вы меня толкнули."

-- Э! а! пріятель -- возразилъ морякъ насмѣшливымъ Родосомъ, къ коему примѣшивалось нѣчто оскорбительное.-- Я старый тюлень, который теперь на мѣли -- не забывайтесь со мной. Чортъ возьми! у меня рука очень не легка!"

И въ тоже время онъ насмѣшливо поднялъ хлыстикъ, какъ бы для того, чтобъ ударить лошадь, но дотронулся имъ до плеча своего собесѣдника.

-- Будь же посмирнѣе, молокососъ... Молодой человѣкъ; раздраженный дерзостію Графа, вышелъ опять на дорогу. Онъ сложилъ руки и отвѣчалъ тронутымъ голосомъ:

-- "Государь мой, видя ваши сѣдины, я не ногу думать, чтобъ вы еще искали дуелей."...

-- Сѣдины!.. прервалъ морякъ -- ты солгалъ, у меня волосы только съ просѣдью. Если я волочился за вашими бабушками, то тѣмъ лучше буду умѣть волочиться за вашими женами, когда онѣ того стоятъ...

Такимъ образомъ начавшаяся ссора до того разгорѣлась, что молодой человѣкъ забылъ хладнокровіе, которое до тѣхъ поръ старался сохранить; и въ то время, какъ Эмилія, Со всѣми признаками живѣйшаго безпокойства подъѣхала къ Графу, сей послѣдній назначалъ уже своему противнику мѣсто и время, сказавъ, чтобы онъ хранилъ молчаніе въ присутствіи молодой дѣвушки, ввѣренной его попеченіямъ,

Незнакомецъ улыбнулся и отдалъ старому моряку карточку, сказавъ ему, что это Парижской его адресъ, но, что онъ проводитъ лѣто на дачѣ близь Шеврёза; потомъ, объяснивъ ему въ короткихъ словахъ мѣсто своего жительства, поспѣшно удалился.

-- Племянница! ты едва не задавила этого бѣдняка -- сказалъ Графъ, поспѣшивъ на встрѣчу Емиліи.-- Развѣ ты разучилась править лошадью?... Ты заставляешь меня подвергаться непріятностямъ, чтобъ прикрывать твои шалости, между тѣмъ какъ, одинъ взглядъ твой, одно вѣжливое слово, могли бы окончить ссору, хотя бъ ты даже вышибла ему руку.

-- "Помилуйте, любезный дядюшка? причиною тому ваша лошадь, а не моя, Я право думаю, что вамъ ужъ больше не льзя ѣздить верхомъ; вы не такъ хорошо ѣздите, варъ прошлаго года. Но вмѣсто того, чтобъ говорить вздоръ."...

-- Чортъ возьми! какъ вздоръ! Развѣ дерзость противъ твоего дяди вздоръ?

-- "Намъ бы должно узнать, не ушибся ли этотъ молодой человѣкъ? Онъ хромаетъ, дядюшка, да посмотрите же!"...

-- Нѣтъ, онъ бѣжитъ! О! я его порядочно проучилъ!

-- "Ахъ! дядюшка, это на васъ похоже!"

-- Полно, племянница -- сказалъ Графъ -- остановивъ за узду лошадь Емиліи.-- Я не вижу надобности вытягиваться предъ какимъ нибудь лавочникомъ, который долженъ почитать за честь, что его сшибли съ ногъ такіе люди какъ мы съ тобой?-- "А почему вы думаете, что онъ не дворянинъ? Мнѣ кажется, что у него очень благородная наружность."...

-- Наружность теперь имѣютъ всѣ, любезная Емилія.

-- Нѣтъ, дядюшка! не всѣ имѣютъ ловкость И обращеніе, пріобрѣтаемыя привычкой жить въ большомъ свѣтѣ; я готова биться съ вами объ закладъ, что этотъ молодой человѣкъ благороднаго происхожденія."

-- Ты почти не имѣла времени разглядѣть его?..

-- "Но, я его уже не въ первый разъ вижу"...

-- Да и не въ первый разъ ищешь... возразилъ съ усмѣшкою Графъ. Эмилія покраснѣла; и дядя позабавившись нѣсколько минутъ ея замѣшательствомъ, наконецъ сказалъ ей:

-- Эмилія, ты знаешь, что я люблю тебя какъ дочь; потому именно, что въ тебѣ одной вижу еще ту благородную гордость, которую даетъ знатное происхожденіе. Чортъ возьми! кто бы могъ предвидѣть, что хорошія правила сдѣлаются такъ рѣдки! И такъ я хочу быть твоимъ повѣреннымъ, ибо вижу, что ты неравнодушна къ этому молодому дворянину! Но -- никому ни слова! Всѣ твои родные стали бы надъ нами смѣяться., еслибъ, мы пустились въ море подъ ложнымъ флагомъ. Ты знаешь, что это значитъ? И такъ, племянница, я буду тебѣ помогать. Сохранимъ тайну между нами -- и я обѣщаю тебѣ, заманить этотъ бригъ подъ твои перекрестный огонь, въ самую средину нашей гостинной.

-- "А когда дядюшка?...

-- Завтра же....

-- "Но я ни за что не отвѣчаю?....

-- Ни за что! Ты можешь бомбардировать его, зажечь и потомъ бросить какъ старый никуда негодный корабль; если это тебѣ нравится! Вѣдь это не первый не правда ли?

-- "Какъ вы добры, дядюшка!"...

Графъ возвратившись домой, тотчасъ надѣлъ очки, украдкою вынулъ изъ кармана карточку и прочелъ: "Г: Максимиліанъ Лонгвиль, въ улицѣ Сантье."

-- Будь спокойна, любезная племянница -- сказалъ онъ Эмиліи -- ты безъ угрызенія совѣсти можешь закидывать сѣти; онъ принадлежитъ къ одной изъ историческихъ нашихъ фамиліи, и если еще не Перъ Франціи, то вѣрно будетъ....

-- "Почему вы это знаете?"

-- Это моя тайна...

-- "Такъ вамъ извѣстно его имя?"... Графъ въ безмолвіи кивнулъ бѣлой годовой своей, породившей на старый дубовый пень, вокругъ коего шевелятся еще остатки листьевъ, занесенныхъ осеннимъ вѣтромъ.Тогда Эмилія рѣшилась употребить все свое кокетство. Опытная въ искусствѣ обольщать стараго моряка, она осыпала его дѣтскими ласками, нѣжнѣйшими выраженіями, И даже рѣшилась поцѣловать его, чтобъ вывѣдать столь важную для ней тайну. Старикъ, который всю жизнь свою заставлялъ Эмилію играть подобныя сцены и платилъ за нихъ весьма часто нарядомъ или ложей въ Италіянскомъ спектаклѣ, на этотъ разъ захотѣлъ, чтобъ она его попросила и поласкала подолѣе. Но какъ онъ слишкомъ уже длилъ это удовольствіе, то Эмилія разсердилась, отъ ласки перешла къ насмѣшкамъ и надула губы. Мучимая однако любопытствомъ, снова приласкалась къ старику: и нашъ дипломатъ взялъ на конецъ съ племянницы, торжественное обѣщаніе быть впередъ осторожнѣе, добрѣе, скромнѣе, тратить меньше денегъ и особенно все повѣрять ему. Договоръ былъ заключенъ и скрѣпленъ поцѣлуемъ; который морякъ напечатлѣлъ на бѣломъ челѣ Эмиліи; послѣ чего отвелъ ее къ уголъ, посадилъ къ себѣ на колѣна, и, взявъ карточку промежь пальцевъ, открылъ буква за буквою имя: Лонгвиль, и потомъ, рѣшительно отказавшись показать остальное, спряталъ карточку.

Это произшествіе дало новую жизнь сокровенному чувству Эмиліи. Она почти всю ночь рисовала въ воображеніи своемъ блистательныя картины мечтаній, коими питала свои надежды. Благодаря сему столь давно вожделѣнному случаю, наконецъ нашла она болѣе, нежели одно воображаемое существо, чтобы создать для себя источникъ тѣхъ мечтательныхъ благъ, коими любила надѣлять свою будущность. Подобно всѣмъ молодымъ дѣвушкамъ, она не знала опасности любви и супружества, и пристрастилась къ обманчивой ихъ наружности" Чувство это родилось въ ней, какъ раждаются всѣ прихоти юности, сладостныя и жестокія заблужденія, Имѣющія столь пагубное вліяніе на тѣхъ, которые, по неопытности, на себя однихъ принимаютъ попеченіе о будущемъ своемъ счастіи.

На другой день поутру, когда Эмилія еще спала, дядя уже поскакалъ въ Шеврёзъ. Увидя на дворѣ одного прекраснаго павильона молодого человѣка, котораго онъ наканунѣ такъ рѣшительно оскорбилъ, Графъ подошелъ къ п.ему съ дружескою вѣжливостью стариннаго придворнаго.-- "Э! Г. де Лонгвиль -- кто бы подумалъ" что я въ семьдесятъ три года поссорюсь съ сыномъ или внукомъ одного изъ лучшихъ друзей моихъ!.. Я контр-адмиралъ государь мой -- это значитъ, что стрѣляться для меня тоже самое, что выкурить Гаванскую цигарку... Въ мое время это служило забавой, и двое молодыхъ людей не могли сдѣлаться друзьями, не пустивъ другъ другу крови.-- Но, чортъ возьми, вчера, какъ морякъ, я слишкомъ уже нагрузился ромомъ и опрокинулся на васъ... Вашу руку?-- Скорѣй соглашусь я перенести отъ потомка Лонгвилей сто ударовъ хлыстомъ, чѣмъ сдѣлать малѣйшее оскорбленіе его сѣмейству."

Молодой человѣкъ, какъ ни старался съ холодностію принять привѣтствіе Графа Кергаруэ, не могъ долго сопротивляться добродушному и откровенному его обхожденію и пожалъ ему тотчасъ руку. Тогда Графъ прибавилъ.-- Вы только что хотѣли садиться на лошадь? Такъ поѣдемъ-те вмѣстѣ -- и если вы не имѣете другихъ намѣреній, то я приглашаю васъ сегодня обѣдать въ Бонневальскій павильонъ. Тамъ будетъ племянникъ мой, Графъ де Фонтень: вамъ непремѣнно надобно съ нимъ познакомиться! Да -- чортъ возьми -- въ вознагражденіе за мою грубость я хочу представить васъ пяти прекраснѣйшимъ женщинамъ изъ всего Парижа. Ге, ге! Молодой человѣкъ, вы уже не такъ сердито смотрите!... Я люблю молодыхъ людей!.. Я люблю видѣть ихъ счастливыми. Это напоминаетъ мнѣ благословенное время 1771, 1772 и слѣдующихъ годовъ, Когда не было недостатка ни въ любовныхъ приключеніяхъ, ни въ дуэляхъ!... Тогда весело жили!.. Теперь вы обо всемъ разсуждаете и обо всемъ хлопочете, какъ будто бъ не было ни XV го, ни XVI го вѣка!"

"Но мы кажется нравы, ибо XVI ое столѣтіе доставило Европѣ одну религіозную свободу, между тѣмъ Какъ XIX ое."...

Оставимъ разговоръ о политикѣ... Я, изволите видѣть, ультра: но не мѣшаю молодымъ людямъ быть революціонерами, лишь бы только они оставили мнѣ свободу заплетать черною лентою маленькой пучекъ мои à la Frédéric.

Когда Графъ и молодой сопутникъ его доѣхали до средины лѣса, то морякъ, завидя довольно тонкую березу, остановилъ лошадь, взялъ одинъ изъ пистолетовъ и, въ пятнадцати шагахъ разстоянія, всадилъ пулю въ самую средину дерева.

-- "Видите ли теперь, что я не боюсь дуэли!" сказалъ онъ съ комическою важностью, взглянувъ на Г. Лонгвиля.

-- И я также;-- возразилъ послѣдній, и зарядивъ поспѣшно свой пистолетъ, прицѣлился въ то мѣсто, куда попала пуля Графа, и не далъ промаха.

-- "Вотъ что называется отлично воспитанный молодой человѣкъ!" воскликнулъ въ восхищеніи морякъ.

Въ продолженіе своей прогулки съ тѣмъ, котораго онъ почиталъ уже своимъ племянникомъ, Графъ нашелъ тысячу случаевъ распросить его о разныхъ бездѣлкахъ, коихъ основательное познаніе составляло, по его кодексу, совершеннаго дворянина.

"Есть ли у васъ долги?" сказалъ онъ наконецъ своему товарищу послѣ многихъ вопросовъ.

-- Нѣтъ, сударь.

-- "Какъ! вы все покупаете на чистыя деньги?"

-- Безъ сомнѣнія, сударь, иначе мы потеряли бы довѣренность и всякое уваженіе.

-- "Но, по крайней мѣрѣ, у васъ нѣсколько любовницъ.. А! вы краснѣете! Чортъ возьми! какъ нравы перемѣнились! Съ этими понятіями о законномъ порядкѣ, Кантизмѣ и свободѣ, молодежь совершенно избаловалась. У васъ нѣтъ ни Гимара, ни Дюте, ни заимодавцевъ, и вы не знаете геральдики; это значитъ, любезный другъ, что вы не воспитаны! Знайте, что тотъ, кто не шалитъ въ молодости, шалитъ въ старости... Да, чортъ возьми, если у меня въ семдесять лѣтъ 80,000 ливровъ дохода -- такъ это отъ того, что я въ тридцать лѣтъ убилъ вдвое болѣе. Не смотря на то, ваши недостатки не помѣшаютъ мнѣ представить васъ въ Бонневальскомъ павильонѣ. Вы обѣщали мнѣ пріѣхать и я васъ тамъ дожидаюсь.

-- Какой странной старикашка! подумалъ Лонгвиль: сѣдъ какъ лунь, и свѣжъ не по лѣтамъ. Но не смотря на его простодушіе, я не очень довѣряю ему. Не мѣшаетъ съѣздить въ Бонневальскій павильонъ, потому что тамъ, говорятъ, есть прекрасныя женщины: но надобно сойти съ ума, чтобъ, остаться тамъ обѣдать!

На другой день, около четырехъ часовъ, когда все общество Бонневальскаго павильона разсѣяно было по гостиной и билліардной, слуга провозгласилъ громко: "Господинъ Лонгвиль!"

При имени, которое Графъ Кергаруэ такъ расхвалилъ обществу Бонневальскаго павильона, всѣ, даже игрокъ $ готовившійся сдѣлать шара, сбѣжались частію для того, чтобъ замѣтить, какое дѣйствіе это явленіе произведетъ на Эмилію, частію, чтобы собственными глазами увидѣть Феникса, заслужившаго предпочтеніе предъ такимъ множествомъ соперниковъ.

Щегольскій, но не выисканный нарядъ, ловкое и свободное обращеніе, пріятный голосъ, проникавшій до глубины души, пріобрѣли Г. Лонгвилю благосклонность всего семейства. Казалось ему не чужда была восточная пышность жилища роскошнаго директора податей. Хотя разговоръ его былъ разговоръ человѣка свѣтскаго; но всякой могъ легко замѣтить, что онъ получилъ самое блестящее воспитаніе и имѣлъ столь же основательныя, какъ и обширныя свѣденія.

Ему удалось употребишь такъ кстати одно техническое слово въ разговорѣ съ старымъ морякомъ на счетъ корабельныхъ строеній, чт о одна дама замѣтила ему, что онъ вѣрно былъ воспитанникъ Политехнической Школы.

-- Я думаю, сударыня, отвѣчалъ онъ, что можно гордиться этимъ названіемъ.

Не смотря на просьбы всего семейства, вѣжливо, но съ твердостью, онъ отказался отъ приглашенія остаться обѣдать и прервалъ замѣчанія дамъ, сказавъ, что онъ служитъ Гиппократомъ молодой сестрѣ своей, которой слабое здоровье требуетъ величайшихъ попеченій.

-- Г. де Лонгвиль вѣроятно докторъ? спросила иронически одна изъ невѣстокъ Эмиліи.

-- "Онъ воспитывался въ Политехнической Школѣ!" отвѣчала съ кротостью Эмилія, коей лице оживилось роскошнымъ румянцемъ, когда она узнала, что миловидная танцовщица сельскаго бала въ Со была сестра Г. Лонгвиля.

-- Но, милая, можно быть докторомъ и вмѣстѣ съ тѣмъ воспитанникомъ Политехнической Школы. Не правда ли, сударь?

-- Конечно, сударыня, отвѣчалъ молодой человѣкъ.

Взоры всѣхъ обратились на Эмилію, которая съ какимъ то безпокойнымъ любопытствомъ смотрѣла на очаровательнаго незнакомца. Она начала дышать свободнѣе, когда сей послѣдній, улыбаясь, прибавилъ:

-- "Я не имѣю чести быть медикомъ, сударыня, и даже отказался отъ службы по части путей сообщенія, чтобъ сохранить всю свою независимость."

-- И прекрасно сдѣлали, сказалъ Графъ. Но, какъ вы можете почитать за честь быть докторомъ? прибавилъ благородный Бретонецъ. Эхъ, любезный другъ, для такого человѣка, какъ вы...

-- "Графъ, я уважаю всѣ званія, коихъ предметомъ польза."

-- Гмъ! мы съ вами согласны! Вы ихъ уважаете, какъ молодой человѣкъ уважаетъ старую вдову.

Посѣщеніе Г. Лонгвиля было не слишкомъ коротко и не слишкомъ продолжительно. Онъ удалился въ то время, когда замѣтилъ, что понравился всему семейству и что на его счетъ пробудилось всеобщее любопытство.

-- Это хитрая лисица! сказалъ Графъ, проводивъ его и возвращаясь въ гостиную.

Дѣвица де Фонтень, которая одна участвовала въ тайнѣ старика, одѣлась въ этотъ День съ особенномъ стараніемъ, чтобы привлечь вниманіе молодаго человѣка: но къ неудовольствію своему замѣтила, что онъ не обратилъ на нее того вниманія, котораго она считала себя достойною. Всѣ удивились молчанію, которое она наблюдала. Въ самомъ дѣлѣ, Эмилія привыкла истощать для новыхъ посѣтителей всѣ очарованія кокетства, всѣ хитрости остроумнаго болтанья., все неизчерпаемое краснорѣчіе взоровъ и движеніи. Обворожилъ ли ее мелодическій голосъ молодаго человѣка и прелесть его обращенія, или она истинно полюбила его и чувство это произвело въ ней перемѣну -- какъ бы то ни было, въ ней не замѣтно было никакого притворства. Простота и непринужденность безъ сомнѣнія придавали ей еще большую прелесть. Сестры ея и одна старая дама, пріятельница дома, полагали, что это утонченное кокетство: онѣ думали, что Эмилія, почитая молодаго, человѣка достойнымъ себя, хотѣла, можетъ быть доказываться ему мало помалу, дабы ослѣпить его вдругъ, когда увѣрится, что онъ къ ней не равнодушенъ.

Все семейство любопытствовало узнать, что своенравная красавица думаетъ о прекрасномъ посѣтителѣ. Во время обѣда, когда каждый наперерывъ старался одаритъ Г. Лонгвиля новымъ достоинствомъ, утверждая, что открылъ его, благодаря замѣчанію, котораго ни? кто другой не сдѣлалъ, дѣвица де Фонтень нѣсколько времени хранила молчаніе.

Но вдругъ легкая насмѣшка дяди извлекла ее изъ этого мнимаго равнодушія. Она съ колкостью замѣтила, что такое неземное совершенство должно прикрывать какой нибудь большой недостатокъ и что она иногда не рѣшится съ перваго взгляда судить человѣка, Который такъ много обѣщаетъ. Она прибавила, что тѣ, которые нравятся всѣмъ, не нравятся никому, и что величайшій недостатокъ -- вовсе не имѣть недостатковъ.

Подобно всякой влюбленной дѣвушкѣ, она ласкала себя надеждою скрыть чувства свои во глубинѣ души и обмануть аргусовъ, коими была окружена; но черезъ двѣ недѣли, не было никого въ этомъ многочисленномъ семействѣ, кто бы не былъ посвященъ въ сію фамильную тайну.

При третьемъ посѣщеніи Г. Лонгвиля, Эмиліи показалось, что она была его предметомъ. Открытіе сіе привело ее въ такое упоеніе, что она сама себѣ удивилась, когда пришла въ состояніе разсуждать. Въ этомъ открытіи было нѣчто тягостное для ея гордости. Она привыкла считать себя центромъ вселенной и принуждена была теперь признать силу, которая влекла ее къ себѣ. Она старалась сопротивляться, но не могла изгнать изъ своего сердца плѣнительный образъ молодаго человѣка. Скоро потомъ начались безпокойства,

И дѣйствительно, два качества Г. Лонгвиля, весьма противныя всеобщему любопытству и въ особенности любопытству Эмиліи, были скрытность и необыкновенная скромность. Онъ никогда не говорилъ ни о себѣ, ни о своихъ занятіяхъ, ни о своемъ семействѣ. Хитрыя сѣти, раскидываемыя Эмиліею въ разговорахъ, чтобы заставить молодаго человѣка войти въ подробности о самомъ себѣ, не имѣли успѣха. Самолюбіе подстрекало ея любопытство. Говорила ли она о живописи? Г. Лонгвиль отвѣчалъ, какъ знатокъ. Занималась ли музыкою? Онъ безъ всякихъ вычуръ показывалъ въ себѣ отличнаго музыканта. Однажды вечеромъ онъ восхитилъ все общество, присоединивъ очаровательный голосъ свой къ голосу Эмиліи въ одномъ изъ лучшихъ дуэтовъ Чимарозы. Но когда старались узнать, не артистъ ли онъ, то онъ такъ искусно обратилъ этотъ вопросъ въ шутку, что женщины, даже самыя опытныя въ искусствѣ отгадывать чувства, не могли рѣшишь, что онъ такое. Съ какимъ мужествомъ старый морякъ ни кидался на абордажъ, Лонгвиль такъ ловко избѣгалъ его нападеній, что умѣлъ сохранить всю прелесть таинственности. Ему тѣмъ легче было остаться прекраснымъ незнакомцемъ для Бонневальскаго павильона, что любопытство не переходило тамъ за Границы вѣжливости.

Тогда Эмилія, которую эта скрытность мучила несказанно, подумала, что такого рода подробности можно скорѣй выманить отъ сестры, нежели отъ брата. Съ помощію дяди, который также хорошо умѣлъ управлять подобными дѣлами, какъ кораблемъ, она старалась вывесть на сцену до того времени нѣмое лице Клары Лонгвиль. Скоро всѣ общество Бонневальскаго павильона изъявило желаніе познакомиться съ такой любезной дѣвушкой и доставить ей нѣкоторое развлеченіе. Простой домашній балъ былъ предложенъ и принятъ. Дамы не отчаивались въ возможности заставить проговориться молодую шестнадцатилѣтнюю дѣвушку.

Не смотря на тучи, сгущаемыя этою таинственностью и вызываемыя любопытствомъ, яркій свѣтъ озарялъ жизнь Эмиліи. Съ какимъ-то упоеніемъ наслаждалась она существованіемъ съ тѣхъ поръ, какъ перестала ограничивать его одной собою. Она начинала постигать общественныя отношенія. Отъ того ли, что мы въ счастіи всегда бываемъ добрѣе, или отъ того, что чувства, занимавшія ее, не оставляли ей досуга мучишь другихъ: она сдѣлалась не такъ насмѣшлива, не такъ своенравна, не такъ взыскательна; перемѣна ея характера восхищала удивленное семейство. Впрочемъ, можетъ быть, любовь ея со временемъ должнабъ была превратиться въ двойственный эгоизмъ.

Дожидаться пріѣзда скромнаго и таинственнаго своего обожателя было для ней райскимъ наслажденіемъ. Хотя между ими не было промолвлено ни одного слова о любви; но она знала, что любима, и искусно умѣла давать молодому незнакомцу средства выказать всѣ сокровища своей образованности. Она замѣтила, что сей послѣдній внимательно наблюдаетъ за ней, и начала стараться преодолѣть всѣ недостатки, вкорененные въ ней воспитаніемъ. Это была, со стороны ея, первая жертва любви и жестокая укоризна самой себѣ. Она хотѣла понравиться незнакомцу и обворожила его; она любила его и была имъ боготворима.

Родители Эмиліи, зная, что гордый ея характеръ служитъ ей достаточной защитой, давали ей столько свободы, что она могла вполнѣ наслаждаться тѣми дѣтскими невинными радостями, кои придаютъ первой любви такую прелесть, такое очарованіе. Молодой человѣкъ не разъ бродилъ съ Эмиліей по аллеямъ обширнаго парка, гдѣ природа являлась разубранною, подобно женщинѣ, сбирающейся на балъ. Не разъ начинались между ними тѣ таинственные разговоры безъ цѣли и физіономіи, въ коихъ выраженія, имѣющія наименѣе смысла, скрываютъ наиболѣе чувствованій. Часто вмѣстѣ любовались они лучами заходящаго солнца и роскошнымъ ихъ блескомъ, рвали маргаритки, чтобы щипать ихъ листки, пѣли страстные дуэты, употребляя ноты Перголеза или Боэльдье, для выраженія сокровенныхъ своихъ чувствованій.

Наступилъ день, назначенный для бала. Клара Лонгвиль и братъ ея были лучшимъ, украшеніемъ праздника; и въ первый еще разъ въ жизни Эмилія съ удовольствіемъ видѣла торжество молодой дѣвушки. Она отъ души осыпала ее тѣми ласками, тою заботливостію, которыя женщины обыкновенно изъявляютъ другъ другу для того только, чтобъ возбудить зависть въ мущинахъ. Но у Эмиліи была своя цѣль: она хотѣла вывѣдать важную для ней тайну. Дѣвица Лонгвиль была еще скромнѣе брата и въ качествѣ дѣвушки показала даже болѣе хитрости и ума: она не подавала вида, что хочетъ скрывать что нибудь, но старалась обращать разговоръ на посторонніе предметы и умѣла придать ему такую занимательность, что дѣвица де Фонтень не могла ей не позавидовать и прозвала Клару сиреной.

Эмилія хотѣла вывѣдать Клару и напротивъ того сама проговорилась. Хотѣла судить объ ней и сама подверглась ея суду. Она внутренно сердилась на себя, что высказала свой характеръ въ нѣкоторыхъ отвѣтахъ, которые умѣла выманить у ней лукавая Клаpa, коей скромность и невинность отдаляли всякое подозрѣніе въ притворствѣ.

Была одна минута, когда дѣвица де Фонтень казалась оскорбленною тѣмъ, что дозволила себѣ неосторожную выходку противъ разночинцевъ, вызванную Кларою.

-- Максимиліанъ мнѣ такъ много говорилъ объ васъ, сказала ей Клара, что я изъ любви къ нему съ нетерпѣніемъ желала васъ узнать; но узнать васъ значитъ васъ полюбить.

-- "Милая Клара, я боялась, что вамъ не понравилось мое мнѣніе на счетъ тѣхъ, которые незнатнаго происхожденія."

-- О! будьте спокойны. Теперь на подобныя сужденія не обращаютъ вниманія: притомъ же онѣ вовсе де меня не касаются. Я состою внѣ этого вопроса.

Какъ ни высокомѣренъ былъ такой отвѣтъ, онъ доставилъ Эмиліи величайшее удовольствіе. Она объяснила его себѣ, какъ объясняются прорицанія, въ такомъ смыслѣ, который согласовался съ ея желаніями. Веселѣе, чѣмъ когда нибудь, пустилась она снова въ танцы и бросивъ взглядъ на Г. Лонгвиля, коего наружность и обращеніе превосходи я и, можетъ быть, совершенства воображаемаго ею идеала, она ощутила еще большую радость при мысли, что онъ дворянинъ. Черные глаза ея сверкали и она танцовала совсѣмъ удовольствіемъ, какое только можно находить въ этомъ дедалѣ различныхъ па и движеній, въ присутствій любимаго человѣка. Никогда еще не понимали они такъ хорошо другъ друга, какъ въ эту минуту, и даже не разъ чувствовали трепетаніе пальцевъ своихъ, когда законы контрданса налагали на нихъ сладостную обязанность касаться другъ друга.

Любовники дождались начала осени среди праздниковъ и сельскихъ удовольствій, предаваясь влеченію сладостнѣйшаго чувства въ жизни и безпрестанно усиливая его тысячью различныхъ случаевъ, которые каждый легко можетъ вообразить, ибо любовь почти вездѣ одна и таже. Они наблюдали другъ друга, сколько могутъ наблюдать влюбленные.

-- Наконецъ -- сказалъ старый дядя, который глазами слѣдилъ ихъ подобно естествоиспытателю, разсматривающему насѣкомое въ микроскопъ -- наконецъ дѣло торопится къ развязкѣ... по рукамъ и кончено!

Это слово устрашило Графа и Графиню де Фонтень. Старый Вандеецъ побылъ въ самомъ дѣлѣ такъ равнодушенъ къ замужству дочери, какъ нѣкогда обѣщалъ: онъ ѣздилъ нарочно въ Парижъ за извѣстіями, которыхъ однако не добился. Мучимый скромностію незнакомца и не зная еще, каковъ будетъ успѣхъ розысканій одного Парижскаго чиновника на счетъ фамиліи Лонгвиль, онъ счелъ нужнымъ посовѣтовать дочери вести себя осторожнѣе. Родительское увѣщаніе было принято съ притворною покорностію, исполненною насмѣшливости.

-- По крайней мѣрѣ, любезная Эмилія, если ты его любишь, то не открывайся ему въ любви своей...

-- "Это правда, батюшка, я люблю его, и конечно буду дожидаться вашего позволенія, чтобъ ему въ томъ признаться...

-- Однакожъ, Эмилія, подумай, что ты не знаешь ни о его семействѣ, ни о его состояніи...

-- "Если я ничего не знаю, такъ отъ того, что не хочу знать Но, батюшка! вы желали видѣть меня замужемъ и предоставили мнѣ свободу выбора: я его сдѣлала и намѣреніе мое непоколебимо. Что еще надобно?"

-- Надобно знать, другъ мой, точно ли выбранный тобой -- сынъ Пера Франціи, отвѣчалъ насмѣшливо почтенный вельможа.

Эмилія нѣсколько минутъ хранила молчаніе. Но, скоро поднявъ голову, посмотрѣла на отца и спросила его съ нѣкоторымъ безпокойствомъ:

-- "Развѣ Ловгвили?"...

-- Угасли въ особѣ стараго Герцога, погибшаго на эшафотѣ въ 1193. Онъ былъ послѣдняя отрасль младшей линіи...

-- "Однако жь, батюшка, есть очень хорошія фамиліи, происходящія отъ побочныхъ линій. Въ исторіи Франціи видимъ мы множество Принцевъ, коихъ гербы перерѣзаны полосою.

-- Твой образъ мыслей очень перемѣнился, сказалъ, улыбаясь, старый Вандеецъ.

Слѣдующій день назначенъ былъ для отъѣзда всего семейства Графа де Фонтеня въ Парижъ, и Эмилія, которую совѣты отца очень тревожили съ живѣйшимъ нетерпѣніемъ ожидала того времени, когда обыкновенно пріѣзжалъ Г. Лонгвиль, чтобъ получить отъ него объясненіе.

Послѣ обѣда она пошла бродить въ паркъ: ибо знала, что молодой человѣкъ придетъ искать ее въ темномъ боскетѣ, гдѣ они часто разговаривали. И потому она направила шаги въ ту сторону, размышляя о томъ, какимъ образомъ ей вывѣдать столь важную тайну, не уронивъ своего достоинства. Это было довольно трудно.

И дѣйствительно, до сихъ поръ никакое признаніе не утвердило еще чувства, соединявшаго ее съ Максимиліаномъ. Она подобно ему втайнѣ наслаждалась сладостію первой любви. Казалось, что каждой изъ нихъ по врожденной гордости боится самому себѣ признаться въ своихъ чувствахъ.

Максимиліанъ, которому Клара не безъ основанія внушила подозрѣніе на счетъ характера Эмиліи, былъ безпрестанно увлекаемъ пылкостью юношеской страсти и удерживаемъ желаніемъ короче узнать и испытать женщину, коей намѣревался ввѣрить свою будущность и счастіе всей своей жизни. Онъ не хотѣлъ вооружаться противъ предразсудковъ, портившихъ характеръ Эмиліи -- предразсудковъ, которыхъ онъ, не взирая на любовь свою, не могъ въ ней не замѣтить -- не удостовѣрившись напередъ, что она его истинно любитъ; ибо не хотѣлъ отваживать на удачу ни своей любви, ни участи цѣлой жизни. И потому онъ до сихъ поръ постоянно хранилъ молчаніе, которое изобличали его взгляды, движенія и малѣйшіе поступки.

Съ другой стороны гордость, свойственная всякой молодой дѣвушкѣ, увеличивалась въ Эмиліи тщеславіемъ, на которое она думала имѣть право по красотѣ своей и знатному происхожденію, и препятствовала ей предупредить объясненіе, которое безпрестанно возрастающая страсть побуждала ее иногда исторгнуть, во чтобъ то ни стало.

Такимъ образомъ любовники, по внутреннему чувству, поняли свое положеніе, не объяснивъ себѣ сокровенныхъ его причинъ; ибо въ жизни бываютъ минуты, въ которыя неопредѣленность нравится юнымъ сердцамъ; притомже опоздавъ слишкомъ объясниться, оба они, казалось, находили какое-то жестокое удовольствіе во взаимномъ ожиданіи: одинъ, стараясь узнать по тому усилію, котораго должно будетъ стоить признаніе надменной его любовницѣ, сколько онъ любимъ; другая, надѣясь каждую минуту, что онъ самъ прерветъ слишкомъ почтительное молчаніе.

Эмилія сѣла на дерновую скамью и перебирала въ памяти все, что случилось съ нею въ продолженіе лѣта. Каждый день послѣднихъ трехъ мѣсяцовъ казался ей блестящимъ листкомъ благоухающаго и роскошнаго цвѣтка. Опасенія отца послѣднія представлялись душѣ ея. Но и тѣ скоро были разсѣяны размышленіями, свойственными молодой неопытной дѣвушкѣ, которыя Эмилія нашла неоспоримо убѣдительными.

Прежде всего она согласилась сама съ собой, что ей невозможно было обмануться на счетъ Максимиліана; и дѣйствительно, въ теченіе цѣлаго лѣта, она не могла замѣчать въ немъ ни одного движенія, ни одного Слова, которое бы изобличало низкое произхожденіе или простонародныя занятія; да и въ спорахъ онъ обнаруживалъ навыкъ, показывавшій человѣка, знакомаго съ важными государственными дѣлами.

-- "Притомъ же" -- думала она -- "приказный или купецъ не могъ бы имѣть довольно свободнаго времени, чтобы цѣлое лѣто гоняться за мной по полямъ и лѣсамъ, соря временемъ также расточительно, какъ дворянинъ, у котораго впереди жизнь, чуждая всякихъ заботъ."

Она погружена была въ размышленіе, которое было для ней занимательнѣе всѣхъ этихъ предварительныхъ разсужденій, какъ вдругъ легкой шорохъ листьевъ извѣстилъ се, что она уже нѣсколько минутъ была предметомъ глубочайшаго удивленія.

-- "Знаете ли вы", сказала она ему, улыбаясь, "что очень дурно такъ пугать молодыхъ дѣвушекъ..."

-- Особенно, отвѣчалъ онъ, когда онѣ заняты своими тайнами.

-- "Для чего жь мнѣ не имѣть ихъ, когда вы имѣете свои?"

-- Такъ вы точно думали о своимъ тайнахъ? возразилъ онъ съ усмѣшкою.

-- "Нѣтъ..." думала о вашихъ.... свои... я ихъ знаю..."

-- Но, можетъ быть,-- сказалъ тихо молодой человѣкъ, взявъ руку Эмиліи,-- можетъ быть, мои тайны принадлежатъ вамъ, а ваши мнѣ.

Они прошли нѣсколько шаговъ и очутились подъ навѣсомъ густыхъ вѣтвей, кой лучи заходящаго солнца обливали какимъ-то темнокраснымъ облакомъ. Это естественное очарованіе запечатлѣло сію минуту какою-то торжественностью.

Живой и свободный образъ дѣйствованія молодаго человѣка, и въ особенности волненіе кипящаго сердца, коего быстрое біеніе Эмилія чувствовала подѣ рукой своей, привели ее въ упоеніе, тѣмъ болѣе сладостное, что оно было слѣдствіемъ самаго простаго и неожиданнаго случая. Принужденіе, въ коемъ воспитываютъ дѣвушекъ большаго свѣта, придаешь неимовѣрную силу порыву чувствъ ихъ: и это одна изъ величайшихъ опасностей, которымъ онѣ подвергаются при встрѣчѣ съ страстнымъ любовникомъ.

Никогда еще глаза Эмиліи и Максимиліана не были такъ краснорѣчивы. Въ восхищеніи они позабыли мѣлочныя условія гордости, недовѣрчивости и холодные разчеты разсудка. Они даже не могли сначала изъясняться, какъ однимъ только пожатіемъ руки, которое служило истолкованіемъ ихъ радости и чувствованій.

-- Лонгвиль, сказала съ трепетомъ и прерывающимся голосомъ Эмилія, послѣ продолжительнаго молчанія, пройдя медленно нѣсколько шаговъ; позвольте мнѣ сдѣлать вамъ одинъ вопросъ... Но подумайте, что я нѣкоторымъ образомъ вынуждена къ тому довольно страннымъ положеніемъ, въ коемъ нахожусь въ отношеніи къ моему семейству.

Ужасная для Эмиліи пауза слѣдовала за сими словами, которыя она едва могла выговоришь; и въ эту минуту гордая красавица не могла перенесть взгляда своего возлюбленнаго, ибо втайнѣ чувствовала всю низость прибавленныхъ ею словъ:

-- Благороднаго ли вы происхожденія?..

Сказавъ сіи слова, она желала бы провалиться сквозь землю.

-- "Сударыня" -- отвѣчалъ съ важностію Лонгвиль, коего лице примѣтно измѣнилось и запечатлѣлось какимъ-то строгимъ достоинствомъ -- я обѣщаю вамъ съ искренностію отвѣчать, если вы дадите откровенный отвѣтъ на мoй вопросъ."

Онъ опустилъ руку Эмилій, которой тогда показалось, что она осталась одна во вселенной, и сказалъ ей:

-- "Съ какимъ намѣреніемъ спрашиваете вы меня о моемъ рожденіи?"

Она стояла неподвижна, бездыханна, нѣма.

-- "Эмилія" -- возразилъ Максимиліанъ -- "оставимъ этотъ разговоръ, если мы другъ друга не понимаемъ. Я люблю васъ"! прибавилъ онъ тронутымъ, смущеннымъ голосомъ.

-- "И такъ" -- продолжалъ онъ съ радостнымъ восторгомъ, услышавъ восклицаніе счастія, при сихъ словахъ невольно вырвавшееся у Эмиліи -- "для чего же спрашивать меня: благороднаго ли я происхожденія!..."

-- Сталъ ли бы онъ такъ говорить, еслибъ не былъ дворяниномъ? сказалъ ей внутренній голосъ, который, казалось, выходилъ изъ глубины души ея. Она подняла голову, почерпнула новую жизнь во взорѣ молода то человѣка и протянула ему руку, какъ бы для заключенія новаго союза.

-- Вы вѣрно думали, что я очень дорожу знатностью?.. спросила она съ лукавствомъ.

-- "Я не могу предложить женѣ моей никакихъ титуловъ" -- отвѣчалъ онъ съ видомъ, частію веселымъ, частію важнымъ." Но если я выберу себѣ подругу въ знатномъ кругу и изъ числа тѣхъ, коихъ Фортуна пріучила къ роскоши и наслажденіямъ богатства, то знаю, къ чему обязываетъ меня такой выборъ. Любовь дастъ все" -- прибавилъ онъ съ улыбкою -- "но однимъ только любовникамъ. Что жъ касается до супруговъ, то для нихъ недостаточно одного свода небесъ, свѣжихъ плодовъ и луговъ зеленыхъ."

-- Онъ богатъ, подумала Эмилія. Что жъ касается до титуловъ., то онъ, можетъ быть, хочетъ испытать меня! Ему вѣрно сказали, что я набита предубѣжденіемъ къ дворянству и не хотѣла выходить за мужъ иначе, какъ за Пера Франціи.

-- Увѣряю васъ, сударь, что я имѣла самыя ложныя понятія о жизни и свѣтѣ; но теперь -- сказала она, посмотрѣвъ на него съ нѣжностью, отъ которой онъ едва не лишился разсудка -- я знаю, въ чемъ заключается истинное богатство.

-- "Я имѣю теперь нужду думать, что вы со мной говорите откровенно" -- отвѣчалъ онъ съ какою то важностью." Но въ теченіе нынѣшней зимы, милая Эмилія, можетъ быть, менѣе нежели черезъ два мѣсяца, я буду имѣть право гордишься тѣмъ, что могу вамъ предложишь, если вы дорожите наслажденіями богатства. Одну только эту тайну сохраню я здѣсь -- (онъ показалъ на сердце) -- ибо отъ успѣха ея зависитъ мое... не смѣю сказать... наше благополучіе" .

-- О! говорите, говорите...

Разговаривая такимъ образомъ, они медленными шагами возвратились въ гостинную. Никогда еще Максимиліанъ не казался Эмиліи столь умнымъ, столь любезнымъ. Прекрасная его наружность и привлекательное обращеніе еще болѣе обворожали ее съ тѣхъ поръ, какъ она нѣкоторымъ образомъ удостовѣрилась въ обладаніи сердцемъ, достойнымъ любви всѣхъ женщинъ.

Они съ такимъ плѣнительнымъ выраженіемъ пѣли Италіянскій дуэтъ, что все общество въ восторгѣ осыпало ихъ рукоплесканіемъ. Въ прощаніи ихъ было нѣчто условное, служившее прикрытіе самому сладостному чувству. Однимъ словомъ, этотъ день быль для Эмиліи какъ бы звеномъ^ соединившимъ се навсегда съ участію прекраснаго незнакомца. Можетъ быть, твердость и благородство души, показанныя имъ въ ту минуту, какъ они открыли другъ другу свои чувства, внушили Эмиліи уваженіе, безъ котораго нѣтъ истинной любви.

Когда она осталась одна съ отцемъ въ залѣ, то старый Вандеецъ подошелъ къ ней, дружественно взялъ ее за руку и спросилъ узнала ли она что нибудь о состояніи и семействѣ Г. де Лонгвиля.

-- "Да любезный батюшка"-- отвѣчала она -- "я счастливѣе, нежели сколько могла желать, и никто, кромѣ Г. де Лонгвиля не будетъ моимъ мужемъ".

-- Хорошо, Эмилія, возразилъ Графъ. Я знаю, что мнѣ остается теперь дѣлать.

-- "Развѣ есть какое нибудь препятствіе?" спросила она съ живѣйшимъ безпокойствомъ.

-- Другъ мой, этотъ молодой человѣкъ совершенно не извѣстенъ; но, какъ скоро ты къ нему не равнодушна, то и я люблю его, какъ сына, если только онъ не безчестный человѣкъ.

-- "Безчестный человѣкъ!" возразила Эмилія: "о! на этотъ счетъ я спокойна! Дядюшка можетъ вамъ за него поручиться; вѣдь онъ намъ его представилъ."

-- Скажите, любезный дядюшка не ужели это Флибюстьеръ, разбойникъ или корсеръ?...

-- Ну, я зналъ что безъ меня не обойдется -- вскричалъ, проснувшись, старый морякъ.

Онъ окинулъ глазами гостиную; но племянница его уже изчезла, подобію огню Святой Эльмы, говоря собственнымъ его языкомъ.

-- Помилуйте, дядюшка, сказалъ Графъ де Фонтень, какъ могли вы скрывать отъ насъ все, что знаете объ этомъ молодомъ человѣкѣ. Вы конечно могли замѣтить наше безпокойство. Хорошей ли онъ фамиліи?

-- Я его знать не знаю, отвѣчалъ Графъ Каргаруэ. Полагаясь на проницательность племянницы, я завелъ къ ней эта то Адониса -- какъ, мнѣ одному извѣстно. Я знаю, что онъ отлично стрѣляетъ изъ пистолета, мастерски играетъ на бильярдѣ, въ шахматъ и въ триктракъ, что онъ дерется и ѣздитъ верхомъ, какъ покойный Кавалеръ С. Георгія: онъ имѣетъ чертовскія свѣденія въ нашихъ виноградникахъ; рисуетъ, танцуетъ и поетъ прекрасно. Чортъ возни! чегожъ вамъ еще надобно? Если это не совершенный дворянинъ, то покажите мнѣ мѣщанина; который бы все это зналъ. Найдите мнѣ человѣка, которой бы жилъ благороднѣе его? Занимается ли онъ чѣмъ нибудь? Унижаетъ ли свое званіе, таскаясь по судебнымъ мѣстамъ и изгибаясь передъ соломенными благородіями, которыхъ вы называете Генерал-Директорами? . Онъ идетъ прямо. Это человѣкъ!.. Но, впрочемъ я нашелъ здѣсь въ жилетѣ карточку, которую онъ далъ мнѣ, когда думалъ, что я хочу съ нимъ рѣзаться. Бѣдняжка! Нынѣшняя молодежь не дальновидна! Вотъ она!

-- Въ улицѣ Санитье, N 5 . сказалъ Графъ де Фонтень, стараясь припомнить тѣ изъ доставленныхъ ему свѣденій, которыя могли относиться къ молодому незнакомцу. Кой чортъ, что это значитъ?... Тамъ живутъ гг. Георгъ Брюммеръ, Шилькенъ и Комп. Это банкиры, коихъ главный торгъ состоитъ въ кисеяхъ, полотнахъ, ситцахъ и проч. А! а! понимаю. Г. Лонгвиль, депутатъ, участвующій въ ихъ торговлѣ!-- Да -- но у Лонгвиля, кажется, одинъ только сынъ тридцати двухъ лѣтъ и тотъ вовсе не походитъ на этого. Онъ даетъ ему 50,000 ливровъ годоваго дохода, чтобы женить его на дочери какого нибудь Министра: ибо ему, какъ и всякому, хочется также въ Перы Франціи!-- Онъ мнѣ никогда ничего не говорилъ про младшаго своего сына!-- У него есть двѣ дочери, но ни одну, кажется, не зовутъ Кларой!-- Впрочемъ всякой плутъ можетъ назваться Лонгвилемъ.-- Но торговый домъ Брюмера, ЧЙилькена и Комп., кажется, совсѣмъ почти разорился отъ спекуляцій съ Мексикой или съ Ост-Индіей. Надобно обо всемъ развѣдать..

-- Ты разсуждаешь одинъ, какъ на театрѣ, и, кажется, считаешь меня нулемъ, прервалъ его морякъ. Развѣ ты не знаешь, что если только онъ дворянинъ, то у меня въ запасъ не одинъ мѣшокъ, чтобъ пополнить въ немъ недостатокъ богатства,

-- Что до этого касается, сказалъ Граф де Фонтень, качая головою, то Лонгвиль, депутатъ, до революціи былъ прокуроромъ и частица де принята имъ по возстановленіи столько же принадлежитъ ему, какъ большая половина его состоянія.

-- Ба! ба!.. воскликнулъ весело морякъ: счастливы тѣ, коихъ отцы были повѣшены!..

Дна три или четыре послѣ того, въ одно прекрасное Ноябрское утро, когда первые морозы заставляютъ выметать мгновенно Парижскіе бульвары, Эмилія, нарядившись въ новую шубу, которую хотѣла ввести, въ моду, выѣхала прогуляться съ одной изъ сестеръ и Баронессой де Фонтень, которая бывало больше всѣхъ подвергалась ея насмѣшкамъ.,

Прогулка сія была не столько слѣдствіемъ нетерпѣнія показать щегольской экипажъ и платья, которыя должны были дать направленіе зимнимъ модамъ, сколько желанія посмотрѣть въ богатомъ магазинѣ, находящемся въ улицѣ Мира, удивительную пелеринку, коси щегольской и необыкновенной покрой замѣченъ быль одной изъ ихъ приятельницъ.

Когда онѣ вошли въ лавку, то Баронесса де Фонтень дернула Эмилію за платье и глазами показала ей Г. Максимиліана Лонгвиля, который сидѣлъ за прилавкомъ и со всею купеческою прелестію разчитывался со швеей, съ коей по видимому имѣлъ совѣщаніе, ибо въ рукахъ у него находилось нѣсколько образчиковъ, не оставлявшихъ ни какого сомнѣнія на счетъ почетнаго ремесла имъ исправляемаго.

Эмилія поблѣднѣла, смертный холодъ пробѣжалъ по всѣмъ ея жиламъ: но никто не могъ того замѣтить. Благодаря умѣнью жить въ большомъ свѣтѣ, она скрыла свое бѣшенство, и обратясь къ сестрѣ, сказала только: я э то знаю! Слова сіи были произнесены съ такимъ неподражаемымъ выраженіемъ, съ такимъ богатствомъ, звуковъ, которые возбудили бы зависть въ самой дѣвицѣ Марсъ.

Она подошла къ прилавку. Максимиліанъ поднялъ голову, съ величайшимъ хладнокровіемъ положилъ образчики въ боковой карманъ, поклонился Эмиліи и приблизился къ ней, бросивъ на нее проницательный взглядъ.

-- Я пришлю кого нибудь, чтобъ окончить этотъ счетъ, сказалъ онъ швеѣ, которая слѣдовала за нимъ въ сильномъ безпокойствѣ.-- Но вотъ вамъ -- шепнулъ онъ на ухо молодой женщинѣ, отдавая ей билетъ въ тысячу франковъ -- возмите. Это останется между нами.

-- Надѣюсь, сударыня, что вы извините меня, сказалъ онъ, потомъ обращаясь къ Эмиліи. Дѣла требуютъ тиранской точности...

-- "Это для меня все равно любезный!".. отвѣчала Эмилія, посмотрѣвъ на него съ видомъ равнодушія и насмѣшливой безпечности, которыя могли заставить подумать, что она его только въ первый разъ видитъ.

-- Вы не шутите? спросилъ Максимиліанъ смущеннымъ голосомъ.

Эмилія съ удивительною дерзостью обернулась къ нему спиною. Эти не многія слова произнесены были такъ тихо, что ускользнули отъ любопытства сестеръ надменной красавицы. Пелеринка была тотчасъ куплена и Эмилія бросилась вонь немедленно.

Когда онѣ всѣ усѣлись въ щегольской коляскѣ, то Эмилія, которая сидѣла впереди, невольно бросила послѣдній взглядъ во глубину ненавистнаго магазина и увидѣла Максимиліана блѣднаго, неподвижнаго. Сложивъ руки накрестъ, онъ стоялъ въ положеніи человѣка, который выше несчастія, столь внезапно его поразившаго. Взоры ихъ встрѣтились и подобно двумъ молніямъ поразили другъ друга пламенемъ непримиримой суровости. Каждый изъ нихъ надѣялся уязвить сердце, столь нѣжно любимое, и одно мгновеніе такъ раздѣлило эти два существа, какъ будто бы одно изъ нихъ было въ Китаѣ, другое въ Гренландіи.

Дыханіе тщеславія изсушаетъ все, до чего ни прикасается, а въ эту минуту Эмилія жила въ его холодной атмосферѣ: будучи добычею жестокой борьбы, она пожинала теперь обильную жатву горестей, какая только была когда либо посѣяна предразсудками и мѣлочными разчетами въ душѣ человѣческой. Лице ея, до того свѣжее и румяное, вдругъ облилось желтизною, покрылось красными пятнами; бѣлизна щекъ по временамъ омрачалась какими-то зеленоватыми оттѣнками. Въ надеждѣ скрыть отъ сестеръ свое смущеніе, она смѣясь указывала имъ на проходящихъ, на наряды, на смѣшные предметы; но это было судорожный смѣхъ, и она внутренно была болѣе оскорблена молчаливымъ состраданіемъ великодушныхъ подругъ своихъ, нежели эпиграммами, которыми бы тѣ могли отмстить ей. Она употребляла, всѣ средства, чтобъ завлечь сестеръ въ разговоръ, который бы могъ служить ей оружіемъ прошивъ нихъ, и изливала, гнѣвъ свой въ безсмысленныхъ противорѣчіяхъ. Она осыпала торговлю и купцевъ самыми язвительными насмѣшками и эпиграммами, коихъ неприличія постыдилась бы во всякое другое время.

Пріѣхавши домой; она легла въ постель и занемогла горячкой, которая сначала казалась нѣсколько опасною; но по прошествіи недѣли попеченія родственниковъ и доктора возвратили ей здоровье. Всѣ надѣялись, что этотъ урокъ смиритъ характеръ Эмиліи; но она нечувствительно возвратилась къ прежнимъ своимъ привычкамъ и черезъ двѣ недѣли изъявила уже желаніе снова пуститься въ большой свѣтъ.

Она говорила, что ошибиться вовсе не стыдно, что еслибъ она, подобно отцу, имѣла какое нибудь вліяніе въ Палатѣ, то предложила бы законъ, по которому всѣмъ купцамъ, особенно тѣмъ, кои торгуютъ полотнами, надлежало бы до третьяго поколѣнія клеймить лбы, какъ Беррійскимъ баранамъ, или, однимъ бы дворянамъ предоставлено было право носить старинные французскіе кафтаны придворныхъ Людовика XV; что наконецъ даже весьма опасно для монархіи, если нѣтъ различія между купцемъ и Перомъ Франціи; тысячи другихъ насмѣшекъ быстро слѣдовали одна за другою, какъ скоро нечаянный случай обращалъ разговоръ на этотъ предметъ.

Но тѣ, которые любили Эмилію, замѣчали, что сіи насмѣшки носили на себѣ печать задумчивости, которая заставляла ихъ думать, что Максимиліанъ все еще царствуетъ во глубинѣ неисповѣдимаго ея сердца. Она иногда становилась тиха, какъ въ тѣ быстротечные дни, когда родилась первая любовь ея; иногда же была несноснѣе, чѣмъ когда нибудь. Всякой безмолвно извинялъ эту перемѣнчивость характера, источникомъ коей было тайное и вмѣстѣ съ тѣмъ извѣстное всѣмъ страданіе. Графу Кергаруэ удалось посредствомъ новыхъ щедростей получить нѣкоторое вліяніе на племянницу. Такого рода утѣшенія рѣдко не имѣютъ дѣйствія на молодыхъ Парижанокъ.

Эмилія въ первый разъ послѣ болѣзни явилась на балѣ Неаполитанскаго Посланника. Въ ту минуту, какъ она остановилась въ одной изъ самыхъ блестящихъ кадрилей, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя увидѣла она Г. Лонгвиля; онъ слегка кивнулъ головой молодому человѣку, съ которымъ она танцовала.

-- "Это вѣрно одинъ изъ вашихъ пріятелей," спросила она своего кавалера съ видомъ презрѣнія.

-- Надѣюсь, отвѣчалъ онъ, эта родной братъ мой.

Эмилія затрепетала.

-- О! еслибъ вы знали его!. продолжалъ, тотъ съ восторгомъ. Во всей вселенной нѣтъ такой прекрасной души....

-- "Знаете ли вы, кто я?" прервала его съ живостію Эмилія.

-- Нѣтъ, сударыня. Чувствую, сколь тяжело преступленіе, не запомнить имени, которое на всѣхъ устахъ, во всѣхъ сердцахъ, хотѣлъ я сказать. Впрочемъ у меня есть на то оправданіе. Я только что пріѣхалъ изъ Германіи. Посланникъ мой, который теперь здѣсь въ отпуску, прислалъ меня сюда, чтобъ служить проводникомъ любезной его супругѣ, которую вы можете видѣть тамъ въ углу.

-- "Эта трагическая маска?" сказала Эмилія, посмотрѣвъ на жену Посланника.

-- Къ сожалѣнію, собственное ея лицо,-- отвѣчалъ, смѣясь, молодой человѣкъ. Мнѣ однакожъ непремѣнно надобно будетъ съ нею танцовать, и потому я хотѣлъ теперь вознаградить себя за ожидающую меня скуку.

Эмилія отблагодарила его наклоненіемъ головы;

-- Я очень удивился, продолжалъ болтливый Секретарь Посольства, нашедши здѣсь брата. По пріѣздѣ моемъ изъ Вѣны, я узналъ, что онъ боленъ и лежитъ въ постели. Я надѣялся увидѣться съ нимъ прежде, но политика не всегда оставляетъ намъ время на семейныя отношенія. И дѣйствительно la dona della casa не позволила мнѣ даже повидаться съ Максимиліаномъ.

-- "Братецъ вашъ не въ дипломатической службъ?" спросила Эмилія.

-- Къ сожалѣнію, нѣтъ!

Вѣтренный Секретарь вздохнулъ и продолжалъ:

-- Онъ пожертвовалъ собою для меня. Максимиліанъ и, сестра моя Клара добровольно отказались отъ наслѣдства послѣ моего отца, чтобъ доставить мнѣ огромное маіоратство; ибо батюшка бредитъ Перствомъ, какъ и всѣ тѣ, которые подаютъ голоса въ пользу министерства. Ему обѣщали, что онъ скоро будетъ Перомъ Франціи -- прибавилъ онъ тихимъ голосомъ. Братъ собралъ нѣсколько капиталу, принялъ участіе въ торговлѣ одного банкира, и счастливый успѣхъ увѣнчалъ его предпріятіе! Я знаю, онъ недавно сдѣлалъ въ Бразиліи торговый оборотъ, который можетъ принести ему милліоны, и очень радъ, что могу своими дипломатическими связями содѣйствовать его успѣху. Я даже съ нетерпѣніемъ дожидаюсь отъ Бразильскаго Посольства депешей, которыя, можетъ быть, нѣсколько обрадуютъ его.-- Какъ онъ вамъ нравится?

-- "Лице вашего братца не показываетъ человѣка, занятаго денежными оборотами."

Молодой дипломатъ бросилъ испытующій взглядъ на спокойное по наружности лице своей танцовщицы.

-- Какъ! сказалъ онъ съ улыбкою, не уже ли и дѣвицы могутъ отгадывать страданія любви на безмолвномъ челѣ?

-- "Братецъ вашъ влюбленъ?".. спросила она съ невольнымъ любопытствомъ.

-- Да! сестра Клара писала мнѣ, что онъ Нынѣшнее лѣто влюбился въ одну прелестную молодую дѣвушку; но съ тѣхъ поръ я не получалъ я никакихъ извѣстій о его похожденіяхъ. Вообразите себѣ, что онъ вставалъ въ пять часовъ утра и исправлялъ свои дѣла, чтобъ поспѣть къ четыремъ часамъ на дачу своей красавицы: этими прогулками онъ испортилъ, отличной породы лошадь, которую я прислалъ ему въ подарокъ. Извините мою болтливость, сударыня: но я пріѣхалъ изъ Германіи, и цѣлый годъ не слыхалъ, какъ правильно говорятъ по Французски; я жажду видѣть Французскія лица и скучаю Нѣмецкими такъ, что въ патріотическимъ изступленіи готовъ, кажется, разговаривать съ химерами на канделабрахъ, лишь бы только, онѣ сдѣланы были во Франціи. Притомъ же, если я говорю съ откровенностью, несвойственною дипломату, то этому виною вы сами, сударыня, не вы ли показали мнѣ моего брата?.. Когда дѣло идетъ объ немъ, то не могу наговоришься. О! я бь желалъ, чтобъ вся вселенная узнала, какъ онъ добръ и великодушенъ. Онъ отказался въ мою пользу отъ ста двадцати тысячъ ливровъ годового дохода, получаемаго съ Лонгвильскаго помѣстья.

Если Эмиліи удалось сдѣлать столь важныя открытія, то она отчасти была обязана ими хитрости, съ которой умѣла распросить довѣрчиваго своего кавалера, какъ скоро узнала, что онъ братъ презрѣннаго ею любовника. Этотъ разговоръ быль нѣсколько разъ прерываемъ и касался такого множества предметовъ, что, безполезно былобъ сообщать его.

-- "И вы могли хладнокровно видѣть, какъ братецъ вашъ продаетъ кисею и полотно?" спросила Эмилія, окончивъ третью фигуру контр-данса.

-- Откуда вы это знаете?.. спросилъ дипломатъ. Я слава Богу, при всей своей болтливости, знаю искусство говорить только то, что хочу, какъ и всѣ тѣ, которые готовятся въ Посланники.

-- "Увѣряю васъ, что вы сами мнѣ про это сказали." Г. Лонгвиль посмотрѣлъ на Эмилію съ удивленіемъ и проницательностію. Подозрѣніе родилось въ душѣ его. Онъ поперемѣнно распрашивалъ глаза брата и Эмиліи. Потомъ, отгадавъ всю тайну, потерь себѣ руки, устремилъ глаза въ потолокъ и сказалъ, смѣючись:

-- Я дуракъ!. на балѣ нѣтъ никого васъ прекраснѣе, братъ, украдкою, смотритъ на васъ, и танцуетъ, не смотря на лихорадку, а вы показываете, что его не видите. Составьте его счастіе, сказалъ онъ отводя ее къ старому дядѣ; я не стану ему завидовать, хотя обѣими руками буду держать свое сердце, называя васъ сестрою.

Но любовники должны были остаться равно другъ въ другу неумолимы;

Около двухъ часовъ утра подали ужинъ въ огромной галлереѣ, гдѣ столы были расположены, какъ у ресторатеровъ, такъ что гостямъ одного и того же разбора предоставлена была полная свобода соединяться въ кружокъ по произволу.

Эмилія случайно сѣла недалеко отъ стола, вокругъ коего помѣстились знатнѣйшіе посѣтители, въ числѣ ихъ былъ и Максимиліанъ. Она со вниманіемъ замѣчала то, что около ней говорили, и услышала одинъ изъ тѣхъ разговоровъ, которые нерѣдко начинаются между тридцатилѣтними женщинами и молодыми людьми, одаренными ловкостью и наружностью Г. Лонгвиля. Собесѣдница молодаго банкира была Неаполитанская Герцогиня, которой глаза сверкали, какъ молнія, а цвѣтъ лица имѣлъ яркость атласа.

Короткость, которую Г. Лонгвиль умышленно показывалъ въ обращеніи съ нею, тѣмъ болѣе оскорбила дѣвицу де Фонтень, что она теперь чувствовала къ нему несравненно болѣе нѣжности, чѣмъ когда нибудь.

-- Да, сударь, въ моемъ отечествѣ истинная любовь готова на всѣ пожертвованія, сказала съ жеманствомъ Герцогиня.

-- Стало быть, вы гораздо пламеннѣе Француженокъ! отвѣчалъ Максимиліанъ, коего горящій взглядъ устремился на Эмилію.

-- "О! сударь!" возразила съ живостью дѣвица де Фонтень: "очень дурно злословить такъ свое отечество. Самоотверженіе существуетъ во всѣхъ странахъ вселенной."

-- Думаете ли вы, сударыня -- прервала Италіянка съ насмѣшливой улыбкой -- "чтобъ Парижанка рѣшилась всюду слѣдовать за тѣмъ, котораго любитъ?"

-- "Да мы не понимаемъ другъ друга! Можно рѣшиться жить въ степи подъ навѣсомъ шатра, но сѣсть за прилавокъ"...

Эмилія окончила эту мысль въ движеніемъ невольнаго отвращенія.

Такимъ образомъ вліяніе пагубнаго воспитанія два раза убило ея раждающееся счастіе и отравило все ея существованіе. Наружная холодность Максимиліана и улыбка женщины вынудили у ней одну изъ самыхъ язвительныхъ насмѣшекъ -- удовольствіе. Въ которомъ она никогда себѣ не отказывала.

-- Сударыня -- сказалъ ей тихо Максимиліанъ, пользуясь шумомъ, которой произвели дамы, вставая изъ за стола -- никто болѣе меня не желаетъ вамъ счастія. Позвольте мнѣ въ томъ увѣрить васъ, прощаясь съ вами; черезъ нѣсколько дней я ѣду въ Италію.

-- "Вѣроятно съ какой ни будь Герцогиней?"

-- Нѣтъ, сударыня! но, можетъ быть -- съ смертельнымъ недугомъ.

-- "Не бредъ ли это?" спросила Эмилія, посмотрѣвъ на него съ безпокойствомъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, есть раны, которыя невозможно залѣчить....

-- "Вы не поѣдете!.." сказала съ улыбкою своенравная красавица.

-- Ѣду, отвѣчалъ съ важностью Максимиліанъ.

-- "По возвращеніи своемъ вы найдете меня за мужемъ... Заранѣе предупреждаю васъ" сказала она съ кокетствомъ.

-- Этого я отъ всей души желаю.

-- "Дерзкій!" подумала она: "довольно жъ жестоко онъ отмщаетъ мнѣ"...

Черезъ двѣ недѣли, Максимиліанъ Лоyгвиль, дважды милліонеръ, отправился съ сестрою своей Кларою въ теплыя и поэтическія страны прекрасной Италіи, оставивъ Эмилію жертвой жесточайшихъ страданій. Раздѣляя непріязнь своего брата, молодый вѣтреный Секретарь Посольства жестоко отмстилъ Эмиліи за ея презрѣніе: онъ разгласилъ вездѣ причины ссоры двухъ любовниковъ и щедро осыпалъ прежнюю свою танцовщицу язвительными насмѣшками. Не одно Превосходительство заставилъ онъ улыбнуться, описывая прекрасную непріятельницу прилавковъ, амазонку, проповѣдывавшую крестовый походъ противъ банкировъ, дѣвушку, которой любовь не устояла противъ аршина кисеи. Это былъ бѣглый огонь ракетъ и шутихъ. И потому Графъ де Фонтень долженъ былъ употребить все свое вліяніе, чтобы доставить Г. Августу Лонгвилю мѣсто при Французскомъ Посольствѣ въ Россіи, и тѣмъ избавить дочь отъ насмѣшливости молодаго ея гонителя. Скоро министерство принуждено было сдѣлать новый наборъ Перовъ для поддержанія аристократическихъ мнѣній, которыя поколебалъ въ благородной камерѣ могущественный голосъ одного знаменитаго писателя. Г. Лонгвиль наименованъ былъ Перомъ Франціи и Виконтомъ. Графъ де Фонтень также получилъ Перство -- награду, которую онъ вполнѣ заслужилъ своею вѣрностью и историческимъ именемъ, котораго недоставало наслѣдственной камерѣ.

Тогда Эмилія, достигнувъ двадцати двухъ лѣтъ, начала, не на шутку размышлять о жизни. Она нечувствительно перемѣнила тонъ и обращеніе. Вмѣсто того, чтобы ссориться съ дядей, она съ заботливостью ухаживала за нимъ; подавала ему костыль съ такой нѣжностью, которая забавляла насмѣшниковъ; ходила съ нимъ подъ руку, ѣздила въ его каретѣ и сопровождала его во всѣхъ прогулкахъ. Она даже увѣрила его, что запахъ табаку ее не безпокоитъ, и читала ему любимую его Французскую Газету посреди облаковъ дыма, которые лукавый морякъ съ умысломъ пускалъ въ нее. Она выучилась играть въ пикетъ, чтобъ по вечерамъ занимать стараго Графа. Наконецъ эта прихотливая, красавица съ удивительнымъ вниманіемъ слушала расказы, которые дядя ея періодически начиналъ или о подвигахъ Прекрасной Курицы или о маневрахъ Города Парижа или о первой экспедиціи Г. Сюффрена или о сраженіи при Абукирѣ. Хотя старый морякъ прежде часто говарвалъ, что онъ слишкомъ хорошо знаетъ свою долготу и широту, чтобы сдаться молодой корветшѣ; но не смотря на то въ Парижскихъ гостинныхъ узнали однажды, что дѣвица де Фонтень вышла замужъ за Графа Кергаруэ. Молодая Графиня давала блистательные праздники, чтобы оглушить себя; но она вѣроятно нашла ничтожество среди этого вихря, коего шумные призраки несовершенно скрывали пустоту и горесть страждущей души ея; ибо прекрасное лице ея почти всегда выражало кроткую задумчивость. Эмилія съ нѣжностью и почтеніемъ обходилась съ старымъ мужемъ своимъ, который, уходя вечеромъ въ свою коимнату, при звукѣ веселаго оркестра, говаривалъ, смѣючись, старымѣ своимъ товарищамъ, что болѣе не узнаетъ себя и что никогда не думалъ, въ семдссять пять лѣтъ, рѣшиться въ качествѣ кормчаго предпринять путешествіе на Прекрасной Эмиліи. Поведеніе Графини запечатлѣно было такою строгостью нравовъ, что самое дальновидное злорѣчіе не могло ничего порицать къ ней. Полагали, что контр-адмиралъ предоставилъ себѣ право располагать своимъ богатствомъ, для того чтобъ болѣе привязать къ себѣ жену; но это предположеніе было оскорбительно какъ для дяди такъ и для племянницы. Даже отношенія двухъ супруговъ были такъ хорошо разчислсны, что самымъ лукавымъ наблюдателямъ не возможно было отгадать, былъ ли старый Графъ отцемъ, или любовникомъ жены своей. Онъ часто говаривалъ, что вытащилъ племянницу послѣ кораблекрушенія и что онъ въ прежнія времена на кораблѣ своемъ никогда не нарушалъ законовъ гостепріимства, когда ему удавалось спасти отъ ярости волнъ даже непріятеля. Между тѣмъ Графиня Кергаруэ мало помалу заключилась въ неизвѣстность, коей сама, казалось, желала; и Парижъ пересталъ ею заниматься.

Года два спустя послѣ своего замужства явилась она блистательнѣе, нежели когда нибудь, въ древнихъ гостиныхъ Сент-Жерменскаго предмѣстья, гдѣ характеръ ея, достойный старинныхъ временъ, возбуждалъ всеобщее удивленіе, какъ вдругъ слуга громкимъ голосомъ доложилъ о пріѣздѣ Г. Виконта де Лонгвиля. Графиня въ эту минуту по счастію сидѣла въ углу гостиной и: играла въ пикетъ съ Епископомъ Персепольскимъ; почему смущеніе ея не было никѣмъ замѣчено.

Обернувшись назадъ, она увидѣла Максимиліана во всемъ блескѣ молодости. Смерть отца и брата, который не могъ перенести С. Петербургскаго климата, доставили ему наслѣдственное достоинство Пера Франціи. Огромное его богатство равнялось познаніямъ и достоинствамъ. Еще наканунѣ пламенное его краснорѣчіе просвѣтило законодательную мудрость Палаты. Въ эту минуту онъ явился Эмиліи, какъ ангелъ свѣта: онъ былъ свободенъ и съ избыткомъ надѣленъ всѣми совершенствами, которыя злополучная Графиня нѣкогда предполагала въ своемъ идеалѣ. Виконтъ де Лонгвиль былъ украшеніемъ общества и предметомъ заботливости всѣхъ матерей, у которыхъ были дочери невѣсты. Онъ дѣйствительно былъ одаренъ всѣми качествами, которыя можно было предполагать въ немъ съ перваго взгляда; а Эмилія лучше другихъ знала имѣлъ ли онъ ту твердость характера, которая въ мужѣ служитъ залогомъ счастія жены.

Обратившись тогда къ адмиралу, который, говоря собственнымъ его выраженіемъ, по видимому, долженъ былъ еще долго держаться на своемъ кораблѣ, Эмилія бросила на сѣдую его голову взглядъ, исполненный горестной преданности судьбѣ. Она въ одно мгновеніе обняла всѣ заблужденія своей юности, вздохнула и прошептала проклятіе полотнамъ, между тѣмъ какъ Его Преосвященство въ ту самую минуту сказалъ ей съ пастырскою любезностью:

-- Сударыня, вы сбросили -- серд ц еваго короля (roi de coeur), и я выигралъ; но не жалѣйте, объ вашихъ деньгахъ: я отдамъ ихъ маленькимъ моимъ семинаристамъ!

Съ франц. Н . П -- ъ

" Телескопъ ", No No 17--19 , 1831

Le bal de sceaux (1830) Невеста-аристократка. Еще из летописей современной жизни. Пер. Н. П[авлова].-- "Телескоп", 1831, ч. 5, No 17, с. 13--43; No 18, с. 175--210; No 19, с. 329--369. Подпись: Пер. Н. П.-ъ.