Лудвигъ Ламбертъ, и жизнь его, описанная Бальзакомъ, -- два явленія равно примѣчательныя на горизонтѣ Психологіи и Литературы. И здѣсь, какъ и вездѣ, перо его мило, причудливо, роскошно, умѣетъ завлекать вниманіе, заставляетъ охотно переноситься, изъ луговъ прелестнѣйшихъ, въ пустыню дикую, безплодную, гдѣ на каждомъ шагу, кажется, грозить смертельная скука, и гдѣ такъ охотно идется за милымъ проводникомъ.
Жизнь Ламберта, одѣтая въ едва примѣтную форму Романа, кажется, есть первое покушеніе сблизить лѣнивое, прихотливое, поминутно летающее по верхамъ, избалованное сластями, дымчатое воображеніе нашего вѣка; сблизить, говорю, съ тяжелыми, сухими тонкостями Метафизики, -- покушеніе первое, -- и можетъ скоро вы увидите Психологію, Метафизику, Физіологію, въ романахъ!... О сколько еще воображеній не дотомленныхъ, сколько жажды любознанія еще не досыщенной!
Слушать все это съ кафедры, -- тоска смертельная! то-ли дѣло въ романѣ, шутя разанатомируемъ всего человѣка, до ниточки, до послѣдняго суставчика. Обыкновенный романтизмъ прискучилъ, пора, давно пора приняться за новое!-- Не выдумать вамъ страсти страшнѣе Гюговой, не высказать вамъ сладкаго слаще Марлинскаго, злаго злѣе Брамбеуса, нѣжнаго нѣжнѣе Жуковскаго, милаго милѣе Пушкина и Козлова, -- пора, пора за новое!
Лудвигъ Ламбертъ есть рѣдкій, но не новый примѣръ, до какого удивительнаго состоянія можетъ достигнуть духъ человѣческій, и очень стоитъ, чтобы всмотрѣться въ него, пристальнѣе.
Человѣкъ, -- твердятъ всѣ, родъ человѣческій съ незапамятныхъ временъ идетъ, и долженъ итти къ совершенству -- Зародышъ его совершенства, величія, красоты, -- въ немъ; нужно развернуть; и это развитіе предоставлено тому же романтизму; это его цѣль, для этого и вложенъ онъ, не модою, а Творцемъ Самимъ, въ наше неугомонное сердце, которое до тѣхъ поръ не остановится, не успокоится, не перестанетъ жаждать чего-то, пока не достигнетъ совершенства.
Но гдѣ путь къ этому совершенству?-- Подъ нашими ногами!-- Идемъ, бѣжимъ по немъ большею частію безъ отчета, сами не знаемъ какъ, но точно идемъ. Вглядимся хорошенько:
Человѣкъ столько знаетъ, сколько испыталъ. Сперва опытъ, потомъ знаніе. Сперва долженъ работать сердцемъ надъ сердцемъ, потомъ уже умомъ.-- Сердце любитъ, ненавидитъ, влечется, отвращается, ощущаетъ, радуется, скорбитъ... Сердцемъ духъ все осязаетъ. Потомъ уже умъ видитъ, размышляетъ, судитъ, заключаетъ, помнитъ, воображаетъ, созидаетъ.
Сердце все испытавшее, умъ все узрѣвшій, есть человѣкъ совсѣмъ иной, чѣмъ мы: человѣкъ свѣтлый, прозрачный, всесильный -- малый Богъ.
Воротимся же къ Ламберту: -- удивительный ребенокъ, одаренный способностями: крѣпче Англійской стали, острѣе медицинскихъ пилъ, тоньше бисерной иголки и обширнѣе самыхъ новыхъ, самыхъ полныхъ, многотомныхъ романовъ, -- на громогласный зовъ къ совершенству -- всею дѣтскою силенкой, побѣжалъ безъ ногъ, полетѣлъ безъ крылъ и разбился въ прахъ!
Все это терпѣливые питатели и читательницы, увидите сами, если возъимѣете охоту и терпѣніе прочесть эту книгу; увидите, что бѣдный Ламбертъ самъ насильственно исказилъ себя.-- Чѣмъ?-- Тѣмъ, что началъ съ пути ума, а не сердца. Хотѣлъ видѣтъ то, что надобно прежде почувствовать. Силился рученкою отнять то, что дается и -- только просящему, а не своевольствующему.
-- "Но онъ былъ такъ малъ, -- ни" кто не предостерегъ, -- Провидѣніе не пеклось, -- оно погубило?"-- Грѣшно такъ грѣшить!-- Если Провидѣніе и попустило одному такъ громко погибнуть, то вѣроятно для того, чтобъ тысячи остереглись.-- Но нѣтъ! Провидѣніе съ перваго шага дало ему вѣрнаго проводника -- Библію. Тамъ, на первой, на второй, на послѣдней, на каждой страницѣ -- первый урокъ, первый совѣтъ -- не любопытствуй, повинуйся, не умничай; -- сперва отвѣдай, потомъ увидишь.-- "Вкусите и -- увидите (Псал. 36). Не смотри на солнце -- ослѣпнешь!
Въ буквальномъ смыслѣ скажи какому хочешь ребенку; -- "смотри, ступай и по этой дорогѣ, не заглядывайся на бабочекъ, на поля, рощи, не сворачивай "въ сторону, -- собьется, заблудишся!" Какое дитя, подобное Ламберту, не пойметъ?-- И ежели заблудился, то это знакъ его непослушанія, пускай же блуждаетъ, -- по дѣломъ!
Такъ и Ламбертъ, вмѣсто того чтобъ итти путемъ сердца, любви, пошелъ путемъ созерцанія; и погубилъ рѣдкія, высокія способности свои, безъ пользы для себя и человѣчества.
Да, путь созерцанія не новость!-- Конечно, въ нынѣшнемъ большемъ тонѣ, онъ -- не въ тонѣ, потому что неизвѣстенъ; но еще Бальзакъ, другой -- еще Черная Женщина..... и онъ можетъ пойти въ моду на ровнѣ съ ферроньерами; однакожъ онъ не ферроньеръ -- его трудно скинуть, и опять замѣнить другою модою.
Въ первые вѣки Христіанства, онъ развитъ анахоретами до нельзя: многихъ просвѣтилъ, многихъ погубилъ, но тогда брали противъ него и мѣры. Во первыхъ прокладывали къ нему путь Христіанскою дѣятельностію, ужасающею, едва для насъ имовѣрною, но былою, -- очищая, укрѣпляя сердце; потому что безъ чистоты сердечной, созерцаніе невозможно; но при ней, безъ опытности сердечной, пагубно. Послѣ того долго еще удерживали пылкихъ созерцателей, подсѣкая самые корни любопытства и страсти къ чудесному, удерживали, особливо молодыхъ, неопытныхъ, въ общежитіи обителей; и уже по признакамъ зрѣлости сердечной, отпускали на одиночество созерцанія.
Такимъ образомъ, давали прежде вкуситъ, потомъ видѣть. Такъ-то многіе великіе созерцатели здѣсь еще вступили въ права человѣка: въ господство надъ стихіями, животными, людьми, надъ собой!-- Они прошли всѣ степени романтизма до послѣдняго совершенства.
Да и вообще романтизмъ Христіанъ прошелъ уже всю школу сердца и ума, и выдержалъ торжественный экзаменъ.
Со стороны сердца: въ первые вѣки, язычники перегнали его до квинтъ-ессенціи въ своихъ котлахъ, клокотавшихъ смолою и свинцемъ, разанатомировали на плахахъ и крестахъ, и переплавили на кострахъ и въ печахъ.
Со стороны ужа: послѣ Аѳинейской философіи, перегнали его черезъ всѣ степени -- суевѣріе и фанатизмъ.-- Белъ, Спиноза и Волтеръ съ товарищами энциклопедистами, пережгли его въ ретортахъ невѣрія. Кому угодно, пробѣги каталоги Смирдина, Грефе и Плюшара въ статьѣ Христіанское ученіе, -- прочти писанное pro и contra и убѣдись, какъ свѣтелъ, простъ, высокъ и живъ романтизмъ Христіанъ, и какъ хорошо онъ оправданъ и доказанъ: исторически, логически, физически, метафизически, философически.
Теперь, покажите любую систему метафизическую отъ Аристотеля до Бальзакова Ламберта, которая прожила бы до завтра.-- Одна послѣ другой являлись, увлекали, исчезали.-- Ложь и обольщеніе не могутъ быть преемственны на долго. Умъ нашъ такой непокорный, не терпитъ узды ни систематической, ни религіозной, но охотно покаряется убѣжденію.-- Гдѣ же убѣжденные преемственно -- въ Христіанствѣ или у систематиковъ?-- Гдѣ единогласіе, единомысліе, отъ перваго разбойника на крестѣ, до послѣдняго изъ нашихъ вѣрующихъ праправнуковъ?-- Въ какихъ системахъ?
Такъ-то романтизмъ истинный устоялъ, стоитъ и простоитъ пока не приведетъ всего человѣка къ совершенству. Онъ путь къ нему единственный, не-минуемый, мы всѣ идемъ по немъ, вѣрующіе и невѣрующіе, волей и неволей, путь сердца, а потомъ ума.
Ламбертъ же пошелъ путемъ созерцанія, безъ проводника, углубился, поселился внутрь себя, но не въ сердцѣ, а въ головѣ, -- нашелъ, какъ и есть, міръ чудесъ, страну свѣта, -- но ослѣпъ; и путнаго намъ ничего не сообщилъ, и совершенства не достигъ.
Г. Бальзакъ съ нимъ вмѣстѣ учился, дѣлилъ и радость и горе; взялся передать мамъ еще не созрѣлую систему мышленія Ламбертова, и едва ли мы поймемъ то, что онъ говорилъ не понимая. Чего нѣтъ съ ощущеніи, того нѣтъ и въ понятіи. Изъ словъ Г-на Бальзака видно, что онъ вовсе не былъ въ Странѣ созерцательности. Для этого я сочла обязанностію надъ иными мѣстами "дѣвать особыя примѣчанія, въ концѣ приложенныя.
Г. Бальзакъ для выраженія понятій ему непонятныхъ, долженъ былъ выдумывать новыя слова: -- надлежало ему послѣдовать.
Нѣкоторыя строки, -- я осмѣлилась пропустить, по разнымъ причинамъ; и думаю, Г. Бальзакъ цѣну свою потеряетъ не отъ этого, а развѣ отъ неудачнаго перевода вообще.
3-го февраля.
1835.