Графиня де-л'Эсторадъ графу Луи де-л'Эсторадъ.
Шале, 7 августа.
Мой другъ, возьми дѣтей и поѣзжай, съ ними въ Провансъ безъ меня; я остаюсь съ моей Луизой, которая проживетъ всего нѣсколько дней; я обязана быть подлѣ нея и ея мужа, который, какъ мнѣ кажется, готовъ помѣшаться.
Со времени извѣстной тебѣ короткой записки, которая заставила меня полетѣть вмѣстѣ съ докторами въ Виль д'Аврэ, я не покидала этой очаровательной женщины и не могла написать тебѣ, потому что уже пятнадцатую ночь сижу при ней.
Когда я пріѣхала въ шале, я застала ее съ Гастономъ. Луиза была красива, нарядна, ея лицо улыбалось; она казалась счастливой. Какая восхитительная ложь! Эти красивыя дѣти объяснились. Въ теченіе первыхъ минутъ я вдалась въ такой же обманъ, какъ и Гастонъ. Но Луиза сжала мнѣ руку и шепнула на ухо: "Нужно его обманывать -- я умираю". Я помертвѣла, замѣтивъ, что ея рука горитъ, а на щекахъ играетъ яркій румянецъ. Я похвалила себя за осторожность: не желая никого пугать, я еще раньше попросила докторовъ погулять въ лѣсу, пока я не пошлю за ними.
-- Оставь насъ,-- сказала Луиза Гастону.-- Двумъ женщинамъ, встрѣчающимся послѣ пятилѣтней разлуки, нужно повѣрить другъ другу много тайнъ; безъ сомнѣнія, Рене хочетъ пооткровенничать со мною.
Когда мы остались вдвоемъ, она бросилась ко мнѣ въ объятія и не могла удержаться отъ слезъ.
-- Въ чемъ же дѣло?-- спросила я.-- На всякій случай я привезла къ тебѣ перваго хирурга и перваго доктора изъ Hôtel Dieu, а также Біаншона. Словомъ, здѣсь четыре доктора.
-- О, если они еще могутъ меня спасти, пусть они скорѣе! идутъ сюда!-- вскрикнула Луиза.-- То же чувство, которое заставляло меня призвать смерть, теперь вселяетъ въ меня желаніе жить.
-- Но что же ты сдѣлала?
-- Въ теченіе нѣсколькихъ дней я развила въ себѣ болѣзнь легкихъ.
-- Какимъ же путемъ?
-- Я нарочно вызывала у себя ночью испарину, затѣмъ бѣжала къ берегу пруда и стояла тамъ въ туманѣ и росѣ. Гастонъ думаетъ, что я немного простудилась, а я умираю.
-- Отошли же его въ Парижъ, а я приведу докторовъ,-- сказала я и, какъ безумная, бросилась къ тому мѣсту, на которомъ разсталась съ ними.
Увы, мой другъ, послѣ консультаціи ни одинъ изъ этихъ ученыхъ не оставилъ во мнѣ ни тѣни надежды. Они полагаютъ, что Луиза умретъ, когда листья станутъ падать съ деревьевъ. Сложеніе этой бѣдняжки помогло ей выполнить свое намѣреніе; она была расположена къ болѣзни, которую умышленно развила въ себѣ.
Луиза могла бы прожить еще очень долго, но въ теченіе нѣсколькихъ дней сдѣлала зло непоправимымъ. Не буду передавать тебѣ, что я почувствовала, услышавъ этотъ вполнѣ опредѣленный приговоръ. Ты знаешь, что я всегда столько же жила жизнью Луизы, сколько и своей собственной; я была уничтожена; я не проводила тугихъ жестокихъ докторовъ. Не знаю, сколько времени просидѣла въ глубокой задумчивости и съ лицомъ, орошеннымъ слезами. Меня вывелъ изъ оцѣпенѣнія небесный голосъ, сказавшій мнѣ:
-- Итакъ, я осуждена,-- Луиза положила руку на мое плечо; она заставила меня встать и увела въ свою маленькую гостиную.-- Не оставляй меня,-- попросила она съ умоляющимъ взглядомъ,-- я не хочу видѣть отчаянія; главное же я хочу обмануть его; у меня хватитъ на это силы. Меня же не жалѣй: я умираю, такъ какъ хотѣла: мнѣ тридцать лѣтъ, я хороша, молода. Его же, я сдѣлала бы несчастнымъ, я вижу это. Я запуталась въ сѣтяхъ моей любви, какъ дикая козочка, которая душитъ себя, теряя терпѣніе; изъ насъ двоихъ я козочка... и очень дикая! Моя несправедливая ревность уже поразила его сердце и заставила его страдать. Въ тотъ день, когда мои подозрѣнія встрѣтили бы равнодушіе, составляющее плату за ревность, я, конечно, умерла бы. Я прожила цѣлую жизнь. Существуютъ люди, которымъ, согласно контролю свѣта, минуло шестьдесятъ лѣтъ, а между тѣмъ въ дѣйствительности они прожили всего года два; мнѣ, повидимому, только тридцать лѣтъ, но я провела шестьдесятъ лѣтъ, полныхъ любви. Итакъ, для меня и для него моя смерть -- счастливая развязка. Ты -- другое дѣло; ты теряешь любящую тебя сестру, и эта потеря для тебя невозвратима. Ты, одна ты, должна оплакивать мою смерть.-- Она помолчала; въ теченіе этихъ минутъ слезы туманили мнѣ глаза.-- Моя смерть,-- начала Луиза опять,-- жестокое нравоученіе. Мой милый, докторъ въ корсетѣ правъ: бракъ не долженъ основываться ни на страсти, ни даже на любви. Твоя жизнь прекрасна, ты шла по жизненному пути, пріобрѣтая все болѣе и болѣе любви въ твоему Луи; между тѣмъ, если супружеская жизнь начинается съ пылкой любви, горячее чувство мало-по-малу охлаждается. Я дважды была неправа и смерть дважды явилась, чтобы своей костяной рукой нанести ударъ моему счастью. Тогда она отняла отъ меня самаго благороднаго и преданнаго изъ людей; теперь она уноситъ меня отъ самаго красиваго, самаго очаровательнаго, самаго поэтичнаго мужа на свѣтѣ! Но я узнала прекрасный идеалъ души и идеала формы. Душа Фелипа укрощала его тѣло и преображала его; сердцу же, умъ и красота Гастона соперничаютъ между собой въ совершенствѣ. Я умираю, окруженная его обожаніемъ. Чего же я могу еще желать? Примириться съ Богомъ, о Которомъ я забывала, къ Которому я теперь вознесусь, полная любви, прося Его когда нибудь вернуть мнѣ на небѣ этихъ двухъ ангеловъ. Безъ нихъ рай былъ бы для меня пустыней! Мой примѣръ казался бы зловѣщимъ, но я -- исключеніе. Невозможно встрѣтить другого Фелипа, другого Гастона, и потому законъ общества согласуется съ закономъ природы. Да, женщина слабое существо; выходя замужъ, она должна принести свою волю въ жертву человѣку, который пожертвуетъ ей своимъ эгоизмомъ. Протесты и слезы женщинъ, такъ громко раздающіеся за послѣднее время,-- глупость, за которую насъ можно называть дѣтьми, какъ это часто дѣлали многіе философы.
Такъ говорила она нѣжнымъ знакомымъ тебѣ голосомъ самыя разумныя истины. Наконецъ въ комнату вошелъ Гастонъ, привезшій изъ Парижа вдову своего брата, ея двухъ дѣтей и англичанку-няню, которую Луиза просила его пріискать.
-- Вотъ мои хорошенькіе палачи,-- сказала мнѣ она, увидя своихъ племянниковъ.-- Развѣ я не могла ошибиться? Взгляни какъ они похожи на. своего дядю.
Она прелестно отнеслась къ г-жѣ Гастонъ, старшей, которую попросила считать шале своимъ домомъ; Луиза приняла англичанку, обращаясь съ нею, какъ истая представительница рода Шолье.
Я сейчасъ же написала герцогу и герцогинѣ де-Шолье, герцогу де-Реторе, герцогу Ленонкуру и Мадленѣ. Я хорошо поступила. На слѣдующій день Луиза, измученная страшными усиліями, уже не могла выйти гулять. Она даже не встала къ обѣду. Мадлена Ленонкуръ, братья Луизы и ея мать пріѣхали вечеромъ. Холодность, установившаяся послѣ свадьбы Луизы между нею и ея семьей, теперь разсѣялась. Съ этого вечера братья и отецъ Луизы стали каждое утро пріѣзжать къ ней верхомъ. Двѣ герцогини проводятъ въ шале всѣ вечера. Смерть разъединяетъ, но и сближаетъ людей, она заставляетъ умолкать всякія мелочныя страсти. Луиза восхитительна; она полна граціи, разсудительности, очарованія, ума и чувства. До послѣдней минуты она выказываетъ тотъ тактъ, которымъ славилась въ свѣтѣ; она даритъ намъ сокровища своего ума, благодаря которымъ она слыла одной изъ царицъ Парижа.
-- Я и въ гробу хочу быть красивой,-- сказала она мнѣ со своей несравненной улыбкой, ложась въ постель, въ которой ей было суждено томиться эти двѣ недѣли.
Въ ея комнатѣ нѣтъ никакихъ признаковъ болѣзни; напитки, лекарства, всѣ медицинскія средства спрятаны.
-- Неправда ли, что я прекрасно умираю?-- сказала Луиза вчера севрскому священнику, которому она ввѣрилась.
Всѣ мы, какъ скупцы, пользуемся ея обществомъ. Гастонъ, который уже подготовленъ безпокойствомъ и ужасными очевидностями, не теряетъ мужества, но онъ сраженъ; я не удивлюсь, если несчастный заболѣетъ и послѣдуетъ за своей женой. Вчера, обходя со мною прудъ, онъ сказалъ мнѣ:-- "Я долженъ быть отцомъ для этихъ двухъ дѣтей...-- и онъ указалъ на вдову Луи Гастона, которая гуляла со своими дѣтьми.-- Но хотя я и ничего не сдѣлалъ, чтобы разстаться съ этимъ міромъ, обѣщайте мнѣ быть для нихъ второй матерью и уговорить вашего мужа взять на себя оффиціальное опекунство совмѣстно съ моей свояченицей. Онъ сказалъ это совершенно естественно, точно человѣкъ, чувствующій свою гибель. Гастонъ отвѣчаетъ улыбкой на улыбки Луизы и только я одна не обманута. Онъ выказываетъ мужество, равное ея мужеству. Луиза пожелала видѣлъ своего крестника, но я довольна, что онъ въ Провансѣ. Она могла бы подарить ему что-нибудь и тѣмъ привела бы меня въ большое смущеніе. До свиданія, мой другъ.
26 августа (день ея рожденія).
Вчера вечеромъ Луиза бредила, но у нея былъ поистинѣ изящный бредъ, который доказываетъ, что умные люди не теряютъ разсудка, какъ буржуа или глупцы. Угасшимъ голосомъ пѣла она итальянскія аріи изъ оперъ: "Пуритане", "Сомнамбула" и "Моисей".
Мы всѣ молча окружали ее; у всѣхъ насъ, даже у ея брата де-Реторе, выступили слезы на глаза; намъ было ясно, что ея душа покидала ея тѣло. Она перестала насъ видѣть. Это слабое божественное пѣніе еще дышало прелестью ея очарованія. Ночью началась агонія. Въ семь часовъ утра я подошла, чтобы поднять ее; къ ней на минуту возвратилась сила, она захотѣла сѣсть къ окну и попросила Гастона подать ей руку... Потомъ, мой другъ, самый очаровательный ангелъ, котораго мы когда-либо видѣли на землѣ, оставилъ намъ только свою оболочку. Она причастилась наканунѣ, безъ вѣдома Гастона, который заснулъ какъ разъ въ то время, когда совершалась ужасная церемонія. Сидя у окна, Луиза потребовала, чтобы я читала ей по-французски De profundis, пока она будетъ смотрѣть на прелестное мѣсто, созданное ею. Она мысленно повторяла слова молитвы и сжимала руки своего мужа, стоявшаго на колѣняхъ по другую сторону бержерки.
26 августа.
Мое сердце разбито. Я только-что видѣла ее въ саванѣ. Она кажется теперь блѣдной съ лиловатыми тѣнями на лицѣ. О, я хочу видѣть моихъ дѣтей, моихъ дѣтей! Пріѣзжай съ дѣтьми мнѣ навстрѣчу!
КОНЕЦЪ.