ПРОЩАЙ, СЕРЕДЫШ!
Утро наступило пасмурное и ветреное. Дождь перестал, но думалось, что вот-вот он забрызжет снова. И хотя по Волге все еще шел лед, решили плыть.
Приготовления к отплытию проходили в напряженном молчании.
Вот Савушкин отвязал последнюю веревку и, схватив шест, стал помогать Набокову и Лене отталкиваться от берега. Неуклюже развернувшись, плот выплыл, наконец, из бухты.
Бревна под ногами колебались, между ними стальными полосками светилась вода, и Леня с тревогой подумал о том, как бы не лопнули самодельные веревки, и тогда...
Первое время мальчик боялся смотреть по сторонам: среди огромного водного простора плот их казался совсем маленьким и незаметным. Даже от прикосновения небольшой льдины он вздрагивал и слегка погружался в холодную бурливую пучину.
Савушкин то и дело отдавал распоряжения:
— Справа льдина — приготовься!.. Смотрите влево!
И тогда Набоков и Леня, упершись длинными шестами в надвигавшуюся на них ледяную глыбу, старались оттолкнуть ее как можно дальше от плота.
— Взяли! — кричал Иван Савельевич, спеша на помощь трактористу и мальчику.
До середины реки было еще далеко, а плот уже подхватило сильное течение и понесло вниз.
— Этак наш ледокол и в Куйбышев без спросу умчится,— попытался шутить Набоков.
— Ничего! Если у Жигулевска не сможем пристать, то уж у Морквашей обязательно, — сказал Савушкин.
«Прощай, Середыш!» — проговорил про себя Леня, в последний раз взглянув на удаляющийся остров. Повернувшись лицом к Жигулевским горам, он внезапно сорвал с головы заячий малахай и радостно закричал:
— Катер!.. Глядите, катер с нефтепромысла!..
Иван Савельевич и Набоков не сразу увидели отделившийся от правого берега катер, выкрашенный в серую краску. Но вот и они заметили катер. Юркий и быстрый, он стремительно несся навстречу плоту, огибая большие льдины, и уже скоро можно было разглядеть и алый трепещущий флажок на мачте и черный силуэт моториста в рубке.
— Это «Чайка» летит! — радостно засмеялся Леня. Мальчик смотрел то на Савушкина, то на Андрея, готовый броситься обнимать этих людей, недавно совсем незнакомых, а теперь таких близких и родных.