— Эй, парень! Ты один?

Егор поднял голову. Перед ним стоял широкобородый человек с топором в руке. Сбоку кожаная сума.

— Один, — ответил Егор, не вставая.

Бородач внимательно его разглядывал. Сам он был рослый и крепкий. Егор у его ног, как щенок, скорчился.

— Демидовский? — коротко спросил бородач.

— Да.

— Давно бежал?

— Третий день вот.

— Куда пробираешься?

— В крепость.

— Еще чище да баще! Ведь выдадут в тот же день.

Егор понурился.

— А куда мне деться? Там мать… Может, и не выдадут.

— Да ты чего бежал-то?

— Приказчика я обругал. Не стерпел.

— Это Кошкина? Нижнетагильского?

— Да.

— Та-ак…

Бородач вынул из сумы пшеничный калач, разломил пополам и протянул половину Егору. Тот стал есть, давясь и сопя.

— Так без хлеба и кинулся в леса? До крепости тут верст поболе полутораста будет. А ты за три дня, знаешь, сколько прошел? Ведь ты Черноисточинского еще не прошел.

— Дяденька, ты тоже демидовский? — спросил Егор.

— Я-то? Нет, я… — Он спохватился, прикрыл глаза кустиками седоватых бровей. — И знать тебе не по что. Ты вот чего, парень, ты про себя подумай. Как тебе через демидовские заставы пройти. Слыхал про них?

— Нет.

— Эх, ты, бежать тоже задумал! Тут они верст через пятнадцать будут. Лежат сторожа в траве, по деревьям сидят, под каждой дорожкой. Ты их и не увидишь, а они — нет, брат, не пропустят. Засвистят, заухают, налетят с веревками. А тут проберешься — так за Старым заводом, где казенная грань, еще чаще заставы. По демидовским, парень, землям умеючи надо ходить.

— Я от тебя не отстану, дяденька, — неожиданно сказал Егор. — Возьми меня с собой, проведи, ради Христа.

— Нет, — отрезал бородач и нахмурился. — У меня здесь дело есть. Не могу, парень.

— Я тебе помогать буду. Что хочешь, сделаю. Дяденька, не покинь меня.

— Помогать, говоришь? — Он усмехнулся в курчавую бороду и крепко задумался. Потом сказал, глядя Егору прямо в глаза.

— Провожать тебя я не буду, не проси. А вот про дорогу расскажу, так что сам выйдешь. А ты мне, верно, помоги немного… Идем-ка, дорогой расскажу.

И они пошли с горы на гору.

Всю дорогу бородач молчал. Только часа через два пути он показал Егору вниз и сказал:

— Видишь ложок? Вот по нему и пойдешь потом. Дальше там болота будут — ничего, иди по болотам, они не топкие нынче. Все держись на закат. Как перейдешь большую дорогу, сверни на полдень — там демидовские земли кончаются. Переночуешь в лесу и опять пойдешь так же, на полдень. Немного поплутаешь — не беда. Найдется покосная дорожка, и не одна еще. По ним выйдешь к заводу купца Осокина. Моя изба с краю. Спросишь Дробинина. Я рудоискателем у Осокина. Жене скажешь, что я послал. Дождись меня. А если я долго не вернусь, она еды даст на дорогу.

Егор не стал даже благодарить рудоискателя — слов не было.

— А помочь-то тебе чего? — спросил деловито.

— Помочь мне, парень, не большой труд — три раза петухом пропеть.

Егор озадаченно глядел на бородача. Тот усмехнулся.

— Верно говорю. Это такой поклик у демидовских сторожей. Тревогу означает. Мы сейчас поднимемся на эту гору. За ней, в ложке, люди работают. Надо мне их пугнуть и поглядеть, чего они делать станут. Тебя я оставлю на горе, а сам кругом обойду и с другой стороны в кустах засяду. А ты, как крикнешь, так и беги к тому ложку. С горы-то оно быстро, не догонят. И уж меня не дожидайся.

Они полезли выше. В одном месте ползли на животах. Выбрались на каменистый гребень. Дробинин стал говорить шепотом.

— Стой! Вот он, ложок. Видишь?

Егор посмотрел вниз. Уже косые лучи солнца освещали один склон ложка, покрытый кустарником. Другой был в тени. От костра подымался высокий голубой столб дыма. Маленькие люди копошились около ручья. Одни носили ящики из новых белых досок, другие гребли землю лопатами. Жеребенок с боталом на шее валялся вверх ногами на траве.

— Собак не видно? — шепотом спросил Дробинин.

— Нету, ровно бы.

— Ну, тогда славно. Ты подожди с час, пока я обойду и — три раза. Ну, счастливо тебе. Вот, возьми-ка еще на дорогу. — Он сунул Егору вторую половину калача. — Запомнил, как идти?

Дробинин, согнувшись, пошел по хребту, Егор остался один. Выжидал время, отщипывал крошки от калача. Внизу все так же работали маленькие люди. Тень уже двигалась к половине склона.

«Пора!» — подумал Егор, и тут ему стало страшно. Ведь криком он выдаст себя. Может, по его следам кинется погоня. Но вспомнил, что Дробинин ждет, и три раза громко прокукарекал. И не побежал сразу к своему ложку, а свесился с камня и глядел на людей у ручья. Они забегали, засуетились. Три всадника показались из кустов и помчались вдоль ложка. За ними, громыхая боталом, побежал жеребенок.

Неожиданно раздались голоса совсем близко — на самом гребне. Кто-то звал: «Федоров, Федоров!» Егор сломя голову кинулся по склону. Подошвы скользили по гладким камням и мху. Склон был очень крутой. Деревья торопились навстречу.

Один раз Егор обернулся. Увидел белый дымок на гребне — и в тот же миг хлопнул выстрел. Пуля провизжала поверху.

Егор больше не оглядывался и не останавливался, пока не добрался до своего ложка. Здесь, в густом осиннике, он перевел дух.