Херасков обыкновенно очень мало завтракал: кусок редиса, несколько масла и сыра -- вот его завтрак. После трудов своих, в назначенный час, садился он у окна в больших креслах, призывал к себе трехлетнюю девочку (дочь одного из домашних служителей своих, которая была его любимицею) и разговаривал с нею о прохожих. Конференции сии продолжались в шутливом тоне; здесь между прочим разгадывал он ей намерения проходящих, обращал ее внимание на их физиономии и таким образом с удовольствием проводил время.
Княгиня Надежда Ивановна, племянница Хераскову по мужу своему, и отменно им любимая, сообщила мне следующий анекдот. Покойный Михаил Матвеевич, вознамерившись внуку своему, сыну означенной княгини, подарить значительное имение в Костромской губернии, отправился для сего в Кострому вместе с своею супругою, с княгинею и любимым внуком своим, в большом летнем экипаже. Приехав в Ярославль, они принуждены были остановиться на берегу Волги, потому что перевозчики отказывались перевезти их на другую сторону за сильным ветром; с трудом можно было перевозить и малые экипажи. Михайло Матвеевичу не смотря на просьбы своей супруги, непременно хотел ехать и действительно поехал; между тем жена его, оставшись по сю сторону реки, плакала, видя опасность, которой муж ее добровольно подвергался; Херасков и здесь не оставил своих странностей: в обыкновенном своем костюме, т. е. в байковом старом сюртуке с косыми карманами, в колпаке и базарных сапогах (на заказ он не любил их делать, считая cиe дорогим и излишнею прихотью, он сидел покойно в карете, стоявшей на пароме, и в ту сторону, где стояла его жена, беспрестанно открывал и опускал стекло, высовывая голову из кареты, как будто тем утешал оставленную на берегу свою супругу. Сия пантомимная игра до всякое другое время была бы довольно забавною, но она тогда, конечно, всего менее могла нравиться Елисавете Васильевне, которая по переезде своем на тот берег делала мужу своему строгой выговор; а он уверял ее, что не было никакой опасности и что боязнь ея кажется для него немалою странностию.
Херасков родился в Переяславле (в Полтавской губернии). Он отменно был любезен в кругу своего семейства, и когда находился в коротком для себя обществе, то шутки его всегда были весьма занимательны своею замысловатостью и остротою. Когда бывало разговорится, то никто не хотел с ним расстаться. Но если в cиe искреннее общество входило новое лицо для него неизвестное, то Херасков становился молчаливым и даже угрюмым. В карты он не играл и не мог их терпеть; иногда однакоже игрывал в дураки и в тентере, и если по несчастию проигрывал, то чрезвычайно сердился, и даже готов был на грубости.
Княгиня рассказывала, что до 22 лет Хераскова считали человеком простеньким и ни к чему большему не способным; но когда он написал трагедию "Венецианская Монахиня", которая есть первое его творение, то обратил на себя всеобщее внимание, и с тех пор стали многаго ожидать от Хераскова, чего прежде в нем не предполагали.
Княгиня Варвара Александровна Трубецкая неразлучно жила с супругою Хераскова около 20 лет в одном доме, чему покойная императрица Екатерина крайне удивлялась и говаривала публично: "Не удивляюсь, что братья между собою дружны, но вот что для меня удивительно, как бабы столь долгое время в одном доме уживаются между собою".
Приятели, в разные времена составлявшие общество Хераскова, были: покойный светлейший Михаил Ларионович Кутузов, Василий Иванович Левашев, князь Василий Владимирович Долгорукий, Василий Иванович Майков, Александр Васильевич Храповицкий, Яков Иванович Булгаков, Иван Перфильевич Елагин, известный Сумароков, Денис Иванович фон-Визин, Иван Владимирович Лопухин, Иван Петрович Тургенев, Ипполит Федорович Богданович, Николай Михайлович Карамзин, граф Дмитрий Иванович Хвостов, Гавриил Романович Державин и прочие. Сей последний ни одного сочинения своего не издавал в свет, не прочитавши его наперед Хераскову и не спрося об оном его мнения.
Обе княгини {Тубецкие.} рассказывали мне об одном важном приключении в жизни Хераскова, о котором он сам и некоторые из его современников княгиням лично рассказывали. Нянька Хераскова, когда он был еще младенцем, посадила его однажды на окно, обращенное на двор, и там оставила его одного. Вдруг является нищий, подходит к окну, схватывает ребенка и кладет его в мешок; к счастию, ребенок заплакал среди двора, и люди тотчас схватили нищего. Сии негодяи в то время имели обыкновение красть детей и ломали им руки и ноги, дабы после возбуждать чрез них жалость в проходящих и чрез cиe скаредное средство набивать свои карманы.
(Из Записок Ю. Н. Бартенева).