Ливановъ. Записки семинариста, г. Осокина.
Ставленикъ, Ѳ. М. Рѣшетникова.
Озерскій приходъ, Н. Ѳедоровича.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, на семинариста обращали вниманіе тогда только, когда надо было, въ повѣсти, напримѣръ, какой-нибудь, выставить субъектъ неуклюжій, неумѣющій выражаться нечеловѣчески, выпускающій изъ устъ своихъ книжныя, старо-славянскія фразы, запуганный и забитый въ нравственномъ отношеніи. На семинаристахъ изощряли свое остроуміе многіе писатели, потѣшаясь ихъ внѣшними недостатками, условливавшимися обстановкою и случайными обстоятельствами семинарскаго быта. Потребности взглянуть на нихъ съ серьёзной стороны русская жизнь тогда еще не заявляла, а отнестись въ семинаристу съ человѣческой стороны многіе писатели не хотѣли. Семинаристовъ, можно сказать, обличали въ такихъ недостаткахъ, въ которыхъ они ни душой, ни тѣломъ были неповинны. За что же казнить меня насмѣшкой и отверженіемъ по той причинѣ, что вмѣсто фрака надѣваю я на себя сюртукъ длиннополый и пестрядиную рубашку? Что же мнѣ дѣлать, если я встрѣтилъ міръ божій въ курной, душной избушкѣ, не бѣгалъ по паркетному полу, не учился вальсировать, а распѣвалъ разныя церковныя стихиры на разные гласы и читалъ псалмы Давида надъ умершими? Нынѣшняя литература начала ослаблять удары обличительнаго бичеванія по отношенію во всѣмъ субъектамъ, подвергавшимся бича сего истязаніямъ, не потому, чтобъ она примирилась съ разными нехорошими и въ моральномъ и эстетическомъ отношеніи явленіями жизни, а потому, что обличать надо не человѣка, а другое что-то, стоящее внѣ человѣка и давящее человѣка. Перестали смѣяться надъ семинаристомъ не оттого опять-таки, чтобъ перестали казаться смѣшными разные его пріемы и разныя его рѣчи, а потому, что безцѣльная, вытекающая изъ одного лишь желанья посмѣяться, насмѣшкѣ составляетъ глубокую обиду для ближняго. Перестали и оттого еще, что сами семинаристы осмѣяли себя, свой семинарскій битъ, свое семинарское ученье такою ѣдкою, такою тяжелою и безпощадною насмѣшкой, посмѣяться которой не удавалось ни одному почти прежнему писателю.
Сущность насмѣшки, которою смѣйся, напримѣръ, надъ семинарскою бурсою швейный Помяловскій, состоятъ въ тяжеломъ сознаніи, присущемъ каждому умному семинаристу, того противорѣчія, которое замѣчаетъ онъ въ ученія о важности своего служенія общественнаго, съ тѣхъ дѣйствительнымъ положеніемъ, въ которое поставила его эта же самая жизнь общественная.
Дурное положеніе человѣка, безъ всякихъ отношеній къ другимъ соображеніямъ, есть зло для общества; тотъ, кто находится въ дурномъ положеніи, не можетъ сочувственно относиться къ тѣмъ порядкамъ общественнымъ, въ которыхъ онъ видитъ причину своего нехорошаго положенія. Дурное положеніе такихъ людей, которые готовятся быть дѣятелями какого-нибудь дѣла общественнаго, ведетъ въ паденію того дѣла, занятіе которымъ должно составлять задачу ихъ жизни. Чѣмъ выше дѣло, поручаемое обществомъ извѣстному лицу или сословію и чѣмъ хуже положеніе дѣятелей, тѣмъ больше вреда для общества. Технологъ необходимъ людямъ: безъ мануфактуръ и фабрикъ люди ходили бы разутыми и раздѣтыми. Кто же бы сталъ учиться технологія, еслибы искусство технологическое весьма мало дѣвались обществомъ и положеніе технолога мало того, чтобъ было дурнымъ положеніемъ, а еще и возбуждало бы насмѣшки надъ собою? Люди болѣе сообразительные и понятливые оставили бы занятіе технологіей и обратились бы жъ другому роду дѣятельности, гораздо болѣе прибыльному и полезному; а принужденные, по какимъ нибудь обстоятельствамъ, оставаться непремѣнно технологами, стали бы вести дѣло такимъ образомъ, что фабрики и мануфактуры въ скоромъ времени оказались бы ни за что негодными. Въ книгахъ написано и постоянно печется, что порядокъ общественный безъ религіи держаться не пожегъ никоимъ образомъ, религія безъ церковной іерархіи въ православной церкви существовать не можетъ, церковная іерархія должна состоять изъ лицъ, спеціально подготовленныхъ ко всему тому, что относится къ дѣлу религіи; подготовленіе же это дѣлается у насъ въ духовныхъ семинаріяхъ. Для возбужденія въ воспитанникахъ благородныхъ чувствъ, воспитывающее его поведеніе прежде всего раскрываетъ вредъ его очами высокій идеалъ его общественнаго служенія. Учащіеся въ духовной семинаріи постоянно слышать высокія рѣчи о высотѣ будущаго своего пастырскаго служенія. Естественно, вслѣдствіе всѣхъ логическихъ законовъ здраваго человѣческаго мышленія, въ головѣ семинариста долженъ возникнуть такой процесъ сужденій: "А вѣдь я -- лицо довольно авторитетное для общества. Выходитъ, но словамъ моихъ воспитателей, что дѣло, дѣятелемъ котораго я назначаюсь -- такого рода, что безъ него порядокъ государственный и общественный держаться не можетъ. А если такъ, то всѣ благомыслящіе, къ порядку общественному и тишинѣ общественной расположенные, люди весьма заинтересованы моимъ положеніемъ, и ужь никакъ не допустятъ того, чтобы мое положеніе было дурно въ какомъ нибудь отношеніи." По законамъ психическихъ отправленій, всякое мозговое абстрактное сужденіе стремится въ оправданію себя фактами жизни реальной, обыденно! Обведя своимъ глазомъ дѣйствительную обстановку своей жизни, семинаристъ приходитъ къ тому моральному и физическому ощущенію, что сложившаяся въ его мозгу абстрактная теорія же совсѣмъ соотвѣтствуетъ дѣйствительнымъ явленіемъ жизни реальной. Онъ замѣчаетъ, между прочимъ, такое обстоятельство, что общество, весьма разумно и основательно думающее, что религія составляетъ главное условіе поддержанія порядка общественнаго -- оказывается нерѣдко очень холоднымъ къ положенію тѣлъ живыхъ личностей, которыя должны служить проводниками религіозныхъ началъ и убѣжденій. А замѣтивъ это, онъ начинаетъ раздумывать о томъ, да въ самомъ ли дѣлѣ мое будущее служеніе такъ необходимо для общества, что безъ него немыслимо и благосостояніе? Вѣдь вотъ технологи, напримѣръ -- народъ для общества необходимый; это видно по тому, что управляющіе фабриками и заводами живутъ хорошо -- видно, что ихъ поддерживаетъ общество. Что же кругомъ меня видно? Гдѣ свѣтлыя явленія въ моей жизни? Дома, въ деревнѣ, онъ видитъ только, вѣкъ отецъ его, служитель алтаря божія, ходитъ за тяжелою сохою, выманиваетъ у мужика лишнюю копейку за похороны или крестины, вѣкъ бьется онъ цѣлую жизнь изъ-за одного куска хлѣба и стоитъ въ прихожей по цѣлымъ часамъ въ домѣ какого-нибудь пріѣхавшаго изъ Ниццы русскаго барина. Въ воспитывающемъ его заведеніи онъ встрѣчаетъ ту обстановку, которая извѣстна читателямъ "Бурсы" Помяловскаго; за порогомъ семинаріи ему представляется та же трудовая жизнь, какую вели отцы его и прадѣды, и чувствуетъ онъ, что не до высокихъ идей ему будетъ въ дѣйствительной жизни; что погнется хоть какая хочешь крѣпкая душа подъ гнетомъ тяжелой бѣдности я тяжелыхъ испытаній; что между тѣми теоріями и словами о высокой его авторитетности для общественной жизни, которыя такъ хорошо лелѣютъ его слухъ и услаждаютъ душу, и дѣйствительною жизнію -- пропасть большая. Слышитъ и видитъ онъ, что вся семинарская наука считается очень многими будто-бы совершенно безплоднымъ и безполезнымъ два жизни дѣломъ, что не пользуется она большимъ сочувствіемъ общества, и что не ст о итъ будто-бы она того, чтобы терять за нею свои силы и жертвовать для нея своимъ здоровьемъ. Всѣ эти противорѣчія дѣйствительной жизни съ отвлеченными теоріями раздражаютъ, съ одной стороны, напитываемое миролюбивыми чувствами сердце семинариста, съ другой -- заставляютъ его относиться съ большимъ скептицизмомъ ко всему, что говорится ему въ школѣ. Болѣе сообразительные и энергическіе люди изъ семинаристовъ, видя, что слово о значенія священника въ общественной жизни хорошо, но оставаться въ духовномъ званіи очень плохо, оставляютъ свое званіе и идутъ въ университеты, въ медицинскія академіи и т. д., набираютъ, однимъ словомъ, такое общественное служеніе, о которомъ хотя и не говорятъ словъ слишкомъ краснорѣчивыхъ, во которое на самомъ-то дѣлѣ обществомъ серьёзно цѣнится и серьёзно вознаграждается. Религія, такъ необходимая для общественнаго порядка и счастья человѣческаго, теряетъ такимъ образомъ очень часто самыхъ лучшихъ, самыхъ умныхъ, самыхъ талантливыхъ дѣятелей. Я самъ учился и учу въ семинаріи, и знаю очень хорошо, какіе люди идутъ изъ нея въ университеты и въ медицискія академіи... Но этого мало, что религія теряетъ своихъ лучшихъ дѣятелей, къ великому сожалѣнію людей благомыслящихъ -- она находитъ нерѣдко въ вышедшихъ изъ семинарій воспитанникахъ семинаріи своихъ отрицателей. Да, отрицательная теорія -- по-душѣ семинаристу; но это не значитъ, чтобы душа семинариста по самому существу своему была такъ устроена, чтобы отрицательныя теоріи преимущественно были сродственны и симпатичны ей. Никому, можетъ быть, не стоило такъ дорого разставанье съ прекрасными, возвышенными, идеальными міровоззрѣніями, какъ семинаристу! Такія явленія представляютъ собою гораздо уже болѣе важное и серьёзное дѣло, чѣмъ то, что семинаристъ не умѣетъ красно и легко выражаться, что конфузятся онъ слишкомъ ужъ сильно, если попадетъ куда-нибудь и большое общество, и не знаетъ куда дѣвать свои руки и ноги, если заговорятъ съ нимъ бойкая женщина, что не умѣетъ онъ завести съ нею разговора, а непремѣнно свернетъ какъ-нибудь на библію. Когда русская литература заговорила о разныхъ явленіяхъ русской жизни языкомъ серьёзнымъ, тогда и бытъ семинарій сталъ для нея вопросомъ весьма важнымъ въ дѣлѣ улучшенія соціальнаго строя. Въ русскихъ журналахъ 1864 года не разъ попадались какъ повѣсти, сюжетъ которыхъ заимствованъ изъ жизни семинарской и дѣйствущими лицами которыхъ являются семинаристы, и прочитывали мы эти повѣсти съ большимъ интересомъ. Въ написанныхъ повѣстяхъ, заимствованныхъ изъ жизни семинарской, видно, что авторы ихъ задавали себѣ цѣль -- посредствомъ легкой литературной формы обратить вниманіе читателей за то или другое ненормальное, затруднительное наложеніе семинариста, встрѣчаемое имъ въ разныхъ фазисахъ его жизни. Дѣло хорошее! Но легкимъ разсказомъ о томъ или другомъ затруднительномъ положеніи, встрѣчаемомъ семинаристами въ различныхъ фазисахъ своей жизни, нельзя, конечно, выяснить всей сущности и всего значенія затруднительности этихъ положеній. Мы обращаемъ вниманіе на написанныя о семинаристахъ повѣсти не потому, чтобы онѣ стоили этого по своимъ литературномъ достоинствамъ -- въ большей части изъ нихъ незамѣтно ни талантливости, ни умѣнья живо и рельефно выставлять на видъ явленія обыденной жизни -- а потому, что явленія, указываемыя этими повѣстями, приводятъ насъ ко многимъ вопросамъ о бытѣ семинарскомъ и бытѣ духовенства русскаго вообще, важнымъ съ точки зрѣнія общественнаго порядка и благоустройства. Останавливаемся за трехъ повѣстяхъ, которыя нами названы въ заглавіи.
Въ повѣсти "Ливановъ" содержится разсказъ о любви семинариста къ дѣвушкѣ свѣтскаго званія, кончившейся очень неудачно, вслѣдствіе того обстоятельства, что отецъ его, умирая, далъ ему завѣщаніе -- быть непремѣнно въ духовномъ званіи. "А у насъ -- говоритъ герой этого разсказа -- нѣсколькими указами строжайше было запрещено кончающимъ курсъ семинаристамъ имѣть невѣстъ. А тутъ я осмѣлился нетолько имѣть невѣсту, но еще влюбиться въ нее безъ разрѣшенія начальства. Преступленіе, неслыханное въ духовенствѣ! Затѣмъ мнѣ оставалось или убираться изъ духовнаго зданія, гдѣ не дали бы мнѣ большіе понамарскаго мѣста, или жениться на духовной дамѣ, какую укажутъ мнѣ, чтобъ получить мѣсто священническое" ("Русское Слово" іюнь, стр. 27). Любимая имъ дѣвушка уѣхала изъ города, а Ливановъ, кончивши курсъ въ семинаріи, выполни предсмертныя слова своего родителя, долженъ былъ искать священническаго мѣста со взятіемъ невѣсты, какую укажетъ ему епархіальное начальство. Вотъ какъ описываетъ онъ послѣ такого событія своей жизни душевное свое состояніе: "Теперь я переживаю то положеніе, въ которомъ человѣкъ сознаетъ, что для него не потеряно въ мірѣ, и впадаю въ живую апатію. Теперь... пусть женятъ меня на комъ хотятъ. Мнѣ все равно. Мнѣ говоритъ, что моя невѣста, Павла Филиппова, и молоденькая, и красавица; матушка въ особенности утѣшаетъ меня этимъ. Я со всѣмъ этимъ совершенно согласенъ, а все жъ таки повторяю: "теперь пустъ меня женятъ на немъ хотятъ... мнѣ все равно". Прочитавъ это письмо, пріятель Ливанова горько задумался, да и было тутъ надъ чѣмъ призадуматься! (Русск. сл. іюнь, стр. 38).
Въ повѣсти "Ставленникъ" (Соврем. іюнь, іюль, и августъ) содержится разсказъ о томъ, какъ кончавшій курвъ семинаристъ, получивши мѣсто священническое, ищетъ себѣ невѣсту, потому что не нанявшись, семинаристъ не можетъ быть священникомъ. Прочитавши эту повѣсть -- очень длинную, замѣтимъ, и скучную -- читатель пойметъ, отчего такъ задумался пріятель Ливанова... Егоръ Ивановичъ Поповъ -- герой повѣсти "Ставленикъ", поступаетъ на священническое мѣсто и просить себѣ невѣсту у протопопа уѣзднаго города Столешинска. Порѣшивши выдать за Попова собственную дочь свою Надю, отецъ-протопопъ ведетъ такой разговоръ съ своей супругой:
-- Надо бы съ Надей поговорить; Антонъ Ивановичъ. А? говоритъ ему его супруга.-- Неловко какъ-то. Пусть она знаетъ, что у нея есть женихъ.
-- Ну, позови ее сюда.
Пришла Надя.
-- Послушай, Надежда Антоновна, начать отецъ: -- тебѣ уже двадцатый годъ; за тебя сватались многіе, но я не хотѣлъ выдавать тебя, сама знаешь почему, а въ дѣвицахъ тебѣ сидѣть неловко, да я уже старъ и слабъ становлюсь, того и смотри, что грѣшнымъ дѣломъ, помру. При мнѣ-то тебѣ хорошо, а что будетъ безъ меня? Понимаешь?
-- Понимаю, папаша.
-- Ну, такъ вотъ что я тебѣ скажу: ты скоро выйдешь замужъ.
-- Я... за кого? сказала дочь, дрожа.
-- Видѣла ты сегодня учителя Саши?
-- Видѣла.
-- Ну, такъ за него.
-- Тятенька!...
-- Что еще?
-- Онъ мнѣ не нравятся.
-- А кто же тебѣ нравятся? Ну-ко, скажи?
-- Мнѣ никто не нравятся.
-- Въ монастырь, что ли, захотѣла?
-- Нѣтъ-съ.
-- Я уже рѣшилъ: ты должна выйти замужъ за Егора Ивановича Попова. Слышишь?
-- Тятенька!-- Надежда Антоновна заплакала.
-- Это что за слезы?... знаешь каретникъ?
-- Тятенька... Я не могу за него выдти...
-- Марья, позови Егорку.
Дочь упала на колѣни въ ноги отцу.
-- Марья, тебѣ говорятъ!
-- Антонъ Ивановичъ, полно... Что же, если она не хочетъ!
-- Знать я этого не хочу и проч. (Совр. августъ, стр. 216).
Утрировано: въ большей части случаевъ дѣло обходится безъ громкихъ приказаній. Духовныя Нади и Лизы воспитываются такъ, что не противорѣчатъ ни въ чемъ волѣ своихъ родителей. А все-таки, смѣшно, вѣдь, читатель?
А вотъ не угодно ли послушать, вамъ объясняются во взаимной любви женихъ съ невѣстой въ духовномъ званіи. Егоръ Ивановичъ шелъ съ своей нареченной, и не зналъ какъ ее занять. Однако началъ:
-- Надежда Антоновна!
-- Что?
-- Вы на меня не сердитесь?
-- Я... за что?
-- За то, что я просилъ вашей руки.
-- Это воля папаши...
-- А вы что скажете?
-- Я ничего не могу сказать... Вола папаши.
-- Что, вамъ не хочется за меня выдти?
Надежда Антоновна посмотрѣла въ вето и сказала:
-- А отчего это у васъ шишка на носу?-- Она захохотала.
-- Это отъ природы.
-- Какъ отъ природы?
-- Такимъ родился.
-- Вамъ который годъ?
-- Мнѣ двадцать-третій.
-- Неправда -- вамъ сорокъ и проч. (стр. 273).
Стерпится, слюбится, говоритъ русская пословица, и Надежда Антоновна въ концѣ повѣсти начинаетъ привыкать въ Егору Ивановичу и даже любить его.
"Что жь дѣлать -- говорить одинъ знакомый Егора Ивановича -- вѣдь наша женидьба заключается въ полученіи мѣстовъ. Не женишься, мѣста не получишь, а полюбишь дѣвушку, мѣста не найдешь" (стр. 275).
Разсказъ "Озерскій приходъ" (Библіотека для чтенія. Февраль 1894 г.) можно назвать страшномъ финаломъ судьбы семинариста, очень нерѣдко встрѣчающимся въ его жизни. Въ этомъ разсказѣ дѣйствующимъ лицомъ является семинаристъ, женившійся уже и сдѣлавшійся священникомъ. Отецъ Николай (герой разсказа) принадлежитъ къ категоріи новыхъ людей изъ семинаристовъ. Это -- новый еще у насъ образъ сельскаго священника, человѣка дѣятельнаго, преданнаго народу и самоотверженно служащаго своему дѣлу. Во цвѣтѣ силъ его и здоровья, въ моментъ его дѣятельности, обращенной на благо бѣдныхъ людей русской деревни, жена его умираетъ, оставивши ему только-что рожденнаго сына и его самаго -- полнаго жизни и благихъ стремленій и начинаній. Какъ тутъ не задуматься, и еще болѣе горькой даже думой, чѣмъ какою задумался пріятель Ливанова, прочитавшій письмо его, написанное послѣ разрыва всякихъ отношеній съ Вѣрочкой Камковой? Тамъ былъ еще исходъ при твердой волѣ и счастливыхъ обстоятельствахъ, а для отца Николая терялись уже всякая надежда на благо жизни; ему осталась только суровая доля одиночества, тяжелой борьбы съ самимъ собой -- и, пожалуй, еслибы не сынъ -- монашеская ряса съ монашеской кельей и чернымъ клобукомъ.
Авторы трехъ указанныхъ нами повѣстей всѣ останавливались на одномъ и томъ же почти вопросѣ, касательно быта духовенства -- именно на вопросѣ о семейныхъ его отношеніяхъ. Писатели прежнихъ повѣстей о семинаристахъ занимались большею частію воспроизведеніемъ семинарской жизни, указаніемъ недостатковъ, и моральныхъ и интеллектуальныхъ, этой жизни. Въ "Ставленникѣ", "Ливановѣ" и "Озерскомъ приходѣ" разсматривается другой моментъ жизни семинариста -- тотъ моментъ, когда онъ, покончивши съ своимъ двѣнадцатилѣтнимъ школьнымъ трудомъ, стоя одною ногою на порогѣ своей школы, другую заносятъ на поприще жизни дѣйствительной, общественной. Вотъ большая разница въ положенія воспитанниковъ семинаріи, въ сравненіи съ воспитанниками другихъ учебныхъ заведеній. Въ числѣ многихъ разницъ, самая большая и главная разница заключается въ слѣдующемъ: воспитанники другихъ заведеній не обязываются прямо и непосредственно послѣ окончанія курса своего ученія жениться, тогда-какъ для семинариста первымъ условіемъ вступленія на поприще общественной дѣятельности, является женидьба. Разница весьма важная и существенная: люди, выходящіе изъ другихъ заведеній, женятся обыкновенно тогда, когда попривыкнутъ къ своему своему положенію въ обществѣ, поосмотрятся кругомъ себя, запасутся средствами для жизни семейной, составятъ карьёру и проч. Ничего этого нѣтъ, а не можетъ быть въ быту семинариста. Прямо со школьной скамейки, онъ долженъ идти передъ брачный алтарь; прямо послѣ изолированной отъ общества, почти монашеской жизни, ни видавши ни свѣта, ни людей, онъ обязанъ сдѣлаться мужемъ, отцомъ и т. д.-- переходъ, какъ хотите, рѣзкій, отуманивающій голову и производящій въ мозгу сильныя пертурбація! Не женившись, семинаристъ не можетъ сдѣлаться священникомъ; пока не найдется предопредѣленной для него отъ вѣчности подруги жизни, онъ скитается по землѣ, какъ тѣнь, неимѣющая пристанища и дѣла между дѣлающими свое дѣло людьми. А женившись разъ, онъ ужь женится навѣки. Вѣнца въ другой разъ ему не надѣнутъ, хотя бы онъ остался человѣкомъ вдовымъ за другой день послѣ своей свадьбы. Потому-то, первомъ вопросомъ Ливанова и Егора Ивановича Попова, по окончаніи ихъ курса, есть вопросъ о томъ, какъ отыскать себѣ невѣсту? Первый изъ нихъ нашелъ-было себѣ невѣсту по душѣ и сердцу, и полюбилъ ее всею душою и сердцемъ, но жениться на ней ему не удалось, потому что она свѣтская, а онъ долженъ былъ, слѣдуя предсмертному завѣщанію отца своего, сдѣлаться духовнымъ. Егоръ Ивановичъ Поповъ также нашелъ себѣ въ Столешинскѣ невѣсту, или лучше, отецъ-ректоръ семинаріи нашелъ ему невѣсту. Ливанову ищутъ невѣсту, но же успѣвши жениться на Вѣрѣ Павловнѣ Камковой, онъ ужь очень равнодушно относится въ рѣшенію важнаго вопроса въ жизни: "какую отыщутъ ему невѣсту?" Теперь -- говоритъ онъ -- "пусть женять меня на комъ хотятъ -- мнѣ все равно". Отцу Николаю -- идеальному священнику въ озерскомъ приходѣ, также, по всей вѣроятности, другіе нашли невѣсту, но счастья не нашелъ онъ съ нею, а послѣ нея онъ сталъ еще несчастнѣй, потому что судьба его порѣшилась навѣки. Дѣло вотъ въ чемъ: идеальное, христіанское понятіе о бракѣ, какъ о такомъ союзѣ двухъ лицъ, который заключается по взаимному ихъ соглашенію и взаимной любви -- въ дѣйствительной жизни осуществляется весьма рѣдко во всѣхъ сословіяхъ. Не одни семинаристы бываютъ недовольны своими женами, и стало быть, то обстоятельство, что семинаристы весьма часто вступаютъ въ бракъ безъ взаимной любви и согласія со стороны своихъ будущихъ супругъ, на нашей русской землѣ не составляетъ какого-нибудь ужь слишкомъ исключительнаго явленія. Такое явленіе сплошь-да-рядомъ повторяется и въ сферѣ другихъ сословій. Мы и не обратили бы на зло обстоятельство своего вниманія -- такъ оно просто и естественно -- еслибы не представлялась тутъ намъ одна сторона, довольно серьёзная. Людей, принадлежащихъ къ средѣ другихъ сословій, ничто не заставляетъ избирать себѣ подругъ жизни по душѣ и сердцу. Если часто и дѣлаютъ они такую вещь непохвальную, что избираютъ себѣ въ подруги жизни дѣвушекъ не совсѣмъ красивыхъ и съ антипатичными моральными свойствами, то въ этомъ ихъ собственная вина. Чиновнику, напримѣръ, всякаго вѣдомства, вѣдь не отказали бы отъ мѣста, на томъ основаніи, что онъ неженатый. При опредѣленіи его на мѣсто, въ разбирательство того вопроса -- женатый онъ или неженатый, начальство не входятъ. Надъ несчастными браками, совершающимися въ сферѣ другихъ сословій, въ большинствѣ случаевъ можно или смѣяться веселой насмѣшкой, или же разражаться безпощадною и желчною сатирою. Но по отношенію къ семинаристу нейдетъ ни полная веселаго смѣха насмѣшка, не къ мѣсту и грозная сатира. Причина очень частыхъ неравныхъ и неудачныхъ супружествъ, совершающихся въ сферѣ духовенства, зависитъ не отъ личныхъ какихъ-нибудь страстей и свободнаго произвола со стороны особъ, сочетавающихся законнымъ бракомъ, а отъ необходимыхъ внѣшнихъ обстоятельствъ, условливающихъ это сочетаніе законнымъ бракомъ. Семинаристъ, какъ сказали мы, бросается на первую попавшуюся ему невѣсту, потому что ему придется прожить иногда цѣлую жизнь безъ мѣста, если въ выборѣ невѣсты онъ станетъ руководствоваться своимъ собственнымъ вкусомъ. Какъ тутъ быть? что тутъ сдѣлать? А вотъ что, отвѣтитъ читатель: не надо принуждать семинариста непремѣнно по окончаніи курса, для полученія священническаго мѣста, жениться: пусть онъ, если хочетъ, остается неженатымъ, и незачѣмъ запрещать священнику, въ случаѣ вдовства, снимать съ себя священническій санъ, и снова вступать въ бракъ. Такое мнѣніе принадлежитъ не исключительно одному только читателю -- оно предлагалось уже не разъ, въ числѣ разныхъ проектированій объ улучшеніи быта духовенства въ разныхъ отношеніяхъ. Касательно целибатства, у насъ говорили какъ-то меньше, не знаемъ отчего, хоть уже у насъ и есть примѣръ священника-целибата. Въ самомъ дѣлѣ, обязательное вступленіе въ бракъ, для каждаго семинариста, желающаго быть священникомъ, во многихъ случаяхъ составляетъ дѣло, противоречащее иногда его личнымъ наклонностямъ. Вѣдь разнаго рода есть люди, и съ разными вкусами: одинъ -- любитъ жизни семейную, другой -- одинокую. Еслибы на всѣхъ наложить непремѣнную обязанность связывать себя узами брака, то узы эти, и при настоящемъ порядкѣ вещей, оказывающіяся не всегда узами, сплетенными изъ розъ и миртъ -- тогда обратились бы въ большинствѣ ужь случаевъ въ узы тѣсныя и желѣзныя. Вѣдь могутъ случаться такія положенія, что воспитанникъ семинаріи своими нравственными качествами и душевными убѣжденіями, вполнѣ представляетъ собою свойства добраго пастыря, и въ то же время не питаетъ особенной симпатіи вступать въ жизнь семейную. Какъ теперь ему поладить съ собою, когда съ одной стороны онъ чувствуетъ въ себѣ, можетъ быть, искреннее призваніе подвизаться на поприщѣ пастырскомъ, а съ другой -- сильное нерасположеніе вести жизнь супружескую? Какія внутреннія противорѣчія и колебанія должны совершаться въ немъ при таковомъ настроеніи? Скажутъ, что люди съ подобнымъ настроеніемъ могутъ находить удовлетвореніе своимъ благочестивымъ потребностямъ въ жизни монашеской. Но дѣло въ томъ, что нерасположеніи въ жизни семейной не всегда есть въ то же время расположеніе къ монашеству: послѣднее, по самому идеалу своему, не можетъ соотвѣтствовать такимъ желающимъ живаго дѣла натурамъ, которыя хотятъ вести борьбу съ зломъ соціальнымъ, жить между людьми міра, и неспособны вывести добродѣтелей монашескихъ.
Мы могли бы привести очень много разныхъ соображеній касательно того, что допущеніе въ духовенствѣ православномъ права желающимъ быть целибатами, было бы дѣломъ раціональнымъ. Признаніе этого права дѣломъ раціональнымъ засвидѣтельствовано совершившемся уже фактомъ, хотя единичнымъ, безбрачнаго священства. Съ теченіемъ времени, можетъ бытъ, явно будетъ это право не одному только лицу, какъ теперь, а и всѣхъ желающимъ оставаться целибатами. Будетъ ли дано сіе право въ болѣе близкое къ намъ время -- мы очень сомнѣваемся. Вещь, непривычная русскому народу -- то явленіе, чтобъ священники были неженатыми. Съ установившимся на разныя церковныя учрежденія и духовные порядки взглядомъ русскаго человѣка. Должно дѣйствовать очень осторожно, какъ и поступаетъ наше правительство. Что право целибатства во многихъ отношеніяхъ было бы для нѣкоторыхъ изъ принимающихъ на себя санъ священническій правомъ очень желательнымъ -- въ тонъ нѣтъ сомнѣнія; но доказывать, что введеніе этого учрежденія въ близкое къ намъ время составляетъ дѣло большой необходимости, по разнымъ причинамъ мы очень затрудняемся. Оставляя будущее будущему, обратимся лучше въ настоящему.
Отчего Ливанову не удалось жениться на Вѣрѣ Павловнѣ Камковой? Оттого ли, что она была свѣтская, а онъ долженъ былъ сдѣлаться священникомъ? Люди, незнакомые съ порядками, существующими въ бытѣ вашего духовенства, могутъ подумать, что семинаристамъ, желающимъ быть священниками, запрещено жениться на дѣвушкахъ свѣтскихъ. Такого запрещенія, утвержденнаго закономъ, въ нашемъ духовенствѣ не существуетъ. Такое положительное запрещеніе было бы доказательствомъ того, что наше духовное сословіе есть самостоятельная каста. Только въ кастахъ стараго міра запрещались браки съ дѣвицами другихъ кастъ. У насъ эти браки не запрещаются, а только, за исключеніемъ рѣдкихъ случаевъ -- не допускаются. Законное запрещеніе и вынуждаемое случайными внѣшними обстоятельствами недопущеніе -- вещи весьма различныя. Недопущеніе семинаристовъ, желающихъ оставаться въ духовномъ званіи, вступать въ бракъ съ дѣвушками свѣтскаго сословія, существуетъ по тѣмъ же самымъ причинамъ, по которымъ, какъ говоритъ Ливановъ, отъ епархіальныхъ начальствъ нѣсколькими указами вкоренено имъ, при окончаніи курса, имѣть невѣстъ. Безъ всякаго сомнѣнія, вѣдь въ томъ нѣтъ никакого преступленія, если семинаристъ до окончанія курса влюбится въ какую-нибудь дѣвушку и дастъ ей слово жениться на ней, и духовное начальство никогда не считаетъ преступленіемъ личныхъ, происходящихъ отъ любви волненій, совершающихся въ душѣ семинариста. Не незаконно семинаристу жениться на дѣвушкѣ свѣтской, или влюбиться до окончанія курса, а неудобно. Не законъ отнимаетъ у вето право жить свободною человѣческою жизнью и слѣдовать личнымъ внушеніямъ своего сердца, а разныя общественныя обстоятельства и привычки. Дѣло въ томъ, что при нынѣшнихъ порядкахъ, существующихъ въ духовенствѣ, закрѣпленіе мѣста за остающимся во смерти священно-церковно-служителей семействомъ, есть дѣло необходимости неизбѣжной. Можно смѣяться, конечно, надъ помѣщаемыми въ равныхъ епархіальныхъ вѣдомостяхъ заявленіями о свободномъ мѣстѣ и готовой невѣстѣ, во вѣдь эти объявленія дѣлаются не по той оригинальности, по которой иногда женихи земли англійской публикуютъ о своемъ желаніи вступить въ бракъ съ дѣвушкою пожилою или молодою и выставляютъ свои моральныя и матеріальныя достоинства. Надъ англійскими публикаціями о женихахъ и невѣстахъ посмѣяться можно, потому что тамъ -- дѣло другое, а при чтеніи публикацій епархіальныхъ вѣдомостей не насмѣшка слетаетъ съ устъ, а горькая дума западаетъ въ голову. Умирая, почти каждое духовное лицо оставляетъ послѣ себя семейство, въ которомъ бываютъ обыкновенно взрослыя дѣвицы. Такъ-какъ для оставшихся семействъ въ большинствѣ случаевъ не остается никакихъ надеждъ на жизнь безбѣдную, и кромѣ ничтожныхъ 5 или 8 рублей изъ попечительства, каждогодно выдаваемыхъ сиротствующему семейству, другихъ средствъ въ существованію оно не имѣетъ, то полная свобода, предоставляемая кончающему курсъ семинаристу жениться на дѣвушкахъ свѣтскихъ или на избранныхъ ими вообще по своему личному вкусу, была бы сопряжена съ тѣмъ неудобствомъ, что оставшіяся духовныя семейства съ взрослыми уже дѣвицами умирали бы съ голоду. А смѣяться надъ тѣмъ, какъ человѣкъ умираетъ съ голоду -- не совсѣмъ какъ-то ловко. Оно, конечно, можетъ быть, очень смѣшныя конвульсіи и позы выдѣлываетъ человѣкъ, умирающій съ голоду; но вѣдь еслибы эти конвульсіи выдѣлывались произвольно, по собственному его капризу, тогда бы можно было позабавиться имъ. Такимъ образомъ, вступя въ бракъ съ тою дѣвицею, какую укажетъ епархіальное начальство, каждый семинаристъ, кромѣ того что получаетъ право носить священническую рясу, дѣлаетъ еще и доброе, христіанское дѣло -- не допускаетъ умирать сиротствующее семейство съ голоду. А вѣдь извѣстно, что совершеніе всякаго добраго дѣла сопряжено съ нѣкоторой личнымъ самоотверженіемъ -- ужь видно, таковъ законъ человѣческой жизни! Такъ-какъ такихъ священническихъ и дьяковскихъ мѣстъ, при которыхъ не оставалось бы сиротствующаго семейства, бываетъ очень немного -- пятокъ-десятокъ, а семинаристовъ, кончающихъ курсъ, бываетъ каждый годъ до сотни, то понятная вещь, что надо имъ жениться на тѣхъ невѣстахъ, какихъ укажетъ имъ епархіальное начальство.
Могутъ сказать вотъ что: зачѣмъ всѣ эти кончающіе курсъ семинаристы заставляютъ себя оставаться въ духовномъ званіи, гдѣ имъ представляется столько неудобствъ въ разныхъ житейскихъ отношеніяхъ? Вѣдь не всѣмъ же, какъ это случилось съ Ливановымъ -- умирающіе отцы на смертномъ одрѣ своемъ даютъ завѣщаніе быть непремѣнно священниками или дьяконами? Совершенная правда; мы сами удивляемся, отчего это многіе семинаристы, при явныхъ для себя неудобствахъ, выжидаютъ однако въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ случая сдѣлаться священникомъ, и дѣлаются имъ подъ-часъ съ геройскимъ, можно сказать, презрѣніемъ своихъ личныхъ чувствъ и наклонностей! Но наше недоумѣніе рѣшается соображеніемъ одного нѣмецкаго мыслителя, котораго,-- можетъ быть, вы знаете, а если не знаете -- бѣда небольшая -- Штейна. Вотъ что говоритъ этотъ нѣмецкій мыслитель: "всякая личность гораздо болѣе чувствуетъ себя способною къ тому дѣлу, къ которому готовилась она съ самаго своего дѣтства. Дѣло это приковываетъ личность въ одной опредѣленной цѣли и дѣлаетъ для нея труднымъ, а въ иныхъ случаяхъ положительно даже невозможныхъ переходъ къ другимъ, хотя бы и болѣе уважаемымъ въ обществѣ и выгоднымъ занятіямъ. Въ отвлеченномъ смыслѣ, абстрактно взятый человѣкъ способенъ ко всякому дѣлу, но въ реальной жизни эта способность его имѣетъ разныя ограниченія. Съ перваго раза представляется, будто-бы всякая личность совершенно свободно можетъ избирать тотъ или другой путь для достиженія своего внутренняго и внѣшняго благосостоянія, но въ дѣйствительной жизни занятія, которымъ отдается эта личность, сильно удерживаютъ ее на той дорогѣ, на которую она вступила однажды. Такъ-какъ другое какое нибудь дѣло человѣкъ понимаетъ гораздо менѣе, чѣмъ свое, дѣлаетъ его хуже и, стало быть, можетъ выиграть отъ него очень мало, то онъ и не ставитъ менѣе доступнаго ему занятія цѣлью своей жизни, хотя бы и желалъ это сдѣлать. Не онъ уже, такъ-сказать, дѣлается господиномъ своихъ занятій, а сами эти занятія подчиняютъ себѣ его волю. Семейство воспитываетъ дѣтей; такъ-какъ положеніе семейства опредѣляется положеніемъ главы его, то отецъ семейства и даетъ своимъ дѣтямъ такое именно воспитаніе, какое возможно ему дать при извѣстномъ лишь его положеніи въ обществѣ и какое опредѣляется ходомъ самой его жизни. Предварительныя условія для достиженія какого нибудь мѣста въ обществѣ, даются индивидууму лицами того семейства, къ которому принадлежитъ онъ. Эти условія суть -- собственность и духовныя или физическія способности къ тому или другому роду занятій. Естественно, что каждое семейство можетъ дать своимъ дѣтямъ эти условія на столько, на сколько само оно владѣетъ ими. Такимъ образомъ, общественное положеніе всякаго семейства имѣетъ большое вліяніе на будущность всего его потомства. И если когда нибудь, какія нибудь личности прокладываютъ себѣ дорогу къ другому образу жизни, отличной отъ той, какая предназначалась имъ ихъ рожденіемъ и семействомъ, то при обыкновенномъ, нормальномъ ходѣ вещей положеніе и судьба семейства имѣютъ рѣшительное вліяніе на участь происходящаго отъ него поколѣнія. Въ самомъ дѣлѣ, за немногими лишь исключеніями, дѣти земледѣльцевъ снова дѣлаются земледѣльцами, дѣти землевладѣльцевъ -- землевладѣльцами, дѣти промышлениковъ и собственниковъ -- дѣлаются промышлениками и собственниками, дѣти пролетаріевъ и работниковъ -- пролетаріями и работниками и т. д. Только особенно даровитые и особенно счастливые люди переходятъ изъ одного класса общества въ другой, но особенная даровитость такъ же вѣдь рѣдка, какъ и особенное счастіе". Такія соображенія, очень вѣрныя по нашему мнѣнію и хорошо рѣшающія вопросъ, отчего семинаристы остаются большею частію въ духовномъ званіи, находятся въ книгѣ Штейна: "Der Begriff der Gesellschaft and die sociale Geschichte der französischen Revolution bis zum Jahre 1830". Встрѣчаются, конечно, такія личности между семинаристами, которыя пробиваютъ себѣ дорогу, непроторенную отцами ихъ и дѣдами, но масса ихъ должна идти по пути, по которому шелъ и весь родъ ихъ.
Заставлять семинаристовъ идти по другой дорогѣ -- ненормально. Надо дѣлать такъ, чтобъ собственная ихъ дорога была по возможности удобна. Зачисленіе мѣстъ за остающимися семействами есть обычай, вредный во многихъ отношеніяхъ -- кто не знаетъ этого? Какъ окончить этотъ обычай -- для этого средствъ пока еще прибрать не умѣемъ мы. Замѣтимъ, между прочимъ, слѣдующее обстоятельство: мѣста въ большинствѣ случаевъ зачисляются за дочерьми сиротствующихъ семействъ, рѣже гораздо за сыновьями умершихъ священниковъ и дьяконовъ. Это значитъ, что дѣти мужескаго пола въ духовенствѣ, какъ и вообще во всякомъ сословіи, скорѣе могутъ собственными руками и собственною головою достать себѣ кусокъ хлѣба, чѣмъ дѣти пола женскаго. Желательно было бы, чтобъ при устройствѣ женскихъ училищъ для дѣвицъ духовнаго званія, цѣль этихъ заведеній не ограничивалась только приготовленіемъ изъ воспитанницъ хорошихъ женъ для городскихъ и сельскихъ священниковъ -- что и говорить, и эта цѣль прекрасная -- но были бы тутъ принимаемы во вниманіе и другія соображенія. Какъ не всѣ воспитанники духовныхъ семинарій чувствуютъ въ себѣ расположеніе въ духовному званію, также точно и не всѣ воспитанницы женскихъ духовныхъ училищъ питаютъ расположеніе сдѣлаться женами священниковъ и дьяконовъ. Да кромѣ того, по выходѣ ихъ изъ заведеніи, не имъ вѣдь самимъ даютъ право выбирать себѣ жениховъ, а жениховъ заставляютъ брать ихъ себѣ въ невѣсты. Значатъ, обязательное вступленіе въ бракъ, какъ для той, такъ и для другой стороны, остается во всей своей силѣ; значитъ, для того, чтобы не стѣснять ни семинариста навязываніемъ ему невѣсты, ни дѣвушку духовнаго званія назначеніемъ ей жениха, надо послѣдней давать такое воспитаніе, которое дало бы ей возможность собственною головою и собственными руками обезпечить свое существованіе. "Опять эманципація!" воскликнетъ читатель. Да, эманципація, но только въ пользу религіи. Чѣмъ больше дано будетъ средствъ дѣвушкамъ духовнаго сословія собственными силами обезпечивать свое существованіе, тѣмъ меньше будетъ въ духовенствѣ оставаться безпомощныхъ сиротъ; а чѣмъ меньше будетъ оставаться послѣднихъ, тѣмъ меньше предстоять будетъ нужды семинаристу жениться ради мѣста на указанныхъ ему невѣстахъ; а чѣмъ меньше будетъ этой нужды, тѣмъ меньше неудобствъ будетъ встрѣчать онъ при вступленіи своемъ за священническую должность -- неудобствъ, отравляющихъ иногда, при нынѣшнемъ порядкѣ вещей, цѣлую жизнь его въ самомъ ея началѣ. Силлогизмъ, кажется, вѣрный.
По вопросу о предоставленіи правъ священнкамъ, въ случаѣ вдовства ихъ, скинуть съ себя санъ священническій, не подвергаясь за то гражданскому наказанію, въ духовной литературѣ появлялось немало статей. Мы не станемъ прибавлять своихъ соображеній касательно этого предмета, а укажемъ читателю на то, какъ смотрятъ на этотъ вопросъ нѣкоторыя лица изъ самаго же духовенства -- впрочемъ, по всей вѣроятности, очень немногія. Въ 8-мъ No "Калужскихъ Епархіальныхъ Вѣдомостей" 1864 года, нѣкто г. Лужецкій представать очень много аргументацій въ пользу добровольнаго сложенія священническаго сана. Статейка г. Лужецкаго вызвала статейку "Странника", помѣщенную въ февральской книжкѣ 1864 г. сего почтеннаго журнала, наполненную очень остроумными и оригинальными соображеніями. Автору этой статейки очень не нравятся вопросъ о добровольномъ сложеніи священническаго сана; самое опредѣленіе даже 1833 года, налагающее извѣстныя наказанія на лицъ, снимающихъ съ себя священническій санъ, онъ находитъ слишкомъ ужь легкимъ и гуманнымъ. По его мнѣнію, всѣхъ этихъ лицъ слѣдовало бы предавать полной анаѳемѣ, дѣлать ихъ солдатами и ссылать въ легіоны, стоящіе на границѣ. "Церковь -- пишетъ литераторъ "Странника" -- находитъ приличнымъ возстающихъ противъ ея постановленій, или мятежниковъ укрощать внѣшнею властью". Помилуйте, развѣ вдовствующіе священники, желающіе снять съ себя санъ священническій -- какіе нибудь мятежники? "И если въ первыя времена христіанства -- продолжаетъ "Странникъ" -- она не употребляла противъ нихъ гражданскихъ мѣръ, такъ это оттого только, что гражданская сила въ то время еще находилась у враговъ церкви". Нѣтъ, и тогда изгонялись изъ городовъ, удалялись отъ почетной службы и отсылались въ легіоны, стоящіе на границѣ, но только -- какъ и изъ вашихъ словъ видно -- еретики и отступники; вдовствующіе же священники, вслѣдствіе разныхъ, очень резонныхъ и уважительныхъ причинъ, желающіе снять съ себя санъ священства, не перестаютъ быть христіанами и не проповѣдуютъ никакой ереси. "При рѣшительномъ намѣреніи -- пишетъ авторъ "Странника" -- сложить съ себя санъ, священнослужитель, особенно священникъ, и притонъ одаренный талантомъ, заслужившій высшую академическую степень, есть самое опасное лицо для прихожанъ..." Почему думаете вы? Потому, что онъ будетъ распространять между ними разные расколы и ереси?... Ошибаетесь... совершенно по другой причинѣ: "онъ можетъ -- пишемъ курсивомъ собственныя слова автора -- удобно увлечь въ брачную связь молодую вдову или дѣвушку, и ей будетъ пріятно воспользоваться тѣми преимуществами, которыя онъ будетъ имѣть на службѣ. Представьте же, что эти событія повторятся не разъ въ городѣ: какъ будутъ смотрѣть на вдовыхъ священнослужителей вообще на священнослужителей, отъ которыхъ должно болѣе ожидать пользы для церкви". И такъ, лица, одаренныя талантомъ, и особенно заслуживаютъ высшую академическую степень, помните, что вы -- лица, самыя опасныя два общества, потому что можете удобно увлечь въ брачную связь съ собою молодую вдову или дѣвицу, которымъ пріятно будетъ воспользоваться вашими служебными преимуществами!... Этимъ литературнымъ курьозомъ мы и оканчиваемъ статью свою.
И. А. Самоцвѣтовъ.
"Отечественныя Записки", т. 159, 1865