Въ 1820 г. въ южно-романскихъ государствахъ на Пиренейскомъ и Апеннинскомъ полуостровахъ съ островомъ Сициліей произошло революціонное движеніе. Примѣръ былъ поданъ Испаніей, и этому примѣру послѣдовали королевства Обѣихъ Сициліей (т. е. Неаполь и Сицилія) и Португалія, а въ слѣдующемъ 1821 г. чуть было не присоединился Пьемонтъ, бывшій главною частью королевства Сардинскаго. Эти революціи испугали государей Священнаго союза, которые въ 1820--1822 гг. собирались на конгрессы въ Троппау, въ Лайбахѣ и въ Веронѣ. На второмъ изъ этихъ съѣздовъ монарховъ и министровъ Австріи отъ имени всей Европы было поручено усмирить неаполитанскую революцію, что Австрія безпрепятственно и совершила, задѣвъ, такъ сказать, мимоходомъ и революцію въ Пьемонтѣ, a третій изъ названныхъ конгрессовъ -- веронскій -- уполномочилъ Францію сдѣлать то же самое и въ Испаніи, гдѣ революція между тѣмъ успѣла перейти въ настоящую гражданскую войну. Въ 1823 г. французскія войска подъ бѣлымъ знаменемъ Бурбоновъ произвели въ Испаніи реставрацію абсолютизма во исполненіе рѣшенія веронскаго конгресса.

Изъ біографіи Байрона извѣстно, какъ въ эти годы онъ относился къ революціонному движенію вообще и въ частности къ замысламъ и предпріятіямъ итальянскихъ патріотовъ, Извѣстно также и то, какъ онъ относился къ священному союзу и его реакціонной политикѣ. Общее его политическое настроеніе начала двадцатыхъ годовъ и отразилось на его "Бронзовомъ вѣкѣ", написанномъ по поводу веронскаго конгресса.

Первая мысль о насильственномъ подавленіи вспыхнувшей въ январѣ 1820 г. испанской революціи была высказана еще въ мартѣ того же 1820 г., за два съ половиной года до созыва веронскаго конгресса. Тогда иниціатива принадлежала Александру I, но изъ четырехъ другихъ великихъ державъ ни Англія, ни Австрія, ни Пруссія не дали своего согласія на эту мѣру, опасаясь, что подавленіе испанской революціи только усилить франко-русское вліяніе на Пиренейскомъ полуостровѣ. Особенно возсталъ противъ предложенія русскаго императора Меттернихъ, но когда въ іюлѣ революція вспыхнула и въ Неаполѣ, и у австрійскаго министра явилось опасеніе, что движеніе, распространившись на всю Италію, сдѣлается опаснымъ для австрійскаго господства въ Ломбардо-Венеціанскомъ королевствѣ, самъ же онъ сталъ хлопотать, о томъ, чтобы отъ имени всей Европы дано было Австріи порученіе подавить неаполитанскую революцію. На конгрессѣ въ Троппау ему удалось даже достигнуть особаго соглашенія между тремя главными участницами Священнаго Союза, т. е. Австріей, Пруссіей и Россіей, въ силу котораго онѣ признавали за собою право вмѣшательства въ дѣла любого сосѣдняго государства во всѣхъ случаяхъ, когда этого потребовали бы безопасность и внутренній порядокъ того или другого изъ нихъ. Первымъ примѣненіемъ этого принципа и должна была быть австрійская экспедиція во владѣнія короля Обѣихъ Сицилій. Англійскій министръ Кэстльри, во всемъ слѣдовавшій обыкновенно реакціонной политикѣ Меттерниха, съ своей стороны ничего не имѣлъ противъ этой экспедиціи, но рѣшительно высказывался противъ возведенія идеи вмѣшательства на степень общаго принципа международной политики европейскихъ государствъ: сочувствуя австрійскимъ видамъ относительно Италіи, онъ продолжалъ отрицательно относиться къ предложенію Александра І, касавшемуся Испаніи. Вотъ почему онъ протестовалъ противъ общаго постановленія, принятаго на конгрессѣ въ Троппау тремя державами. Къ его протесту присоединилась и Франція. Этотъ протестъ былъ, однако, чисто платоническимъ, и въ слѣдующемъ году конгрессъ въ Лайбахѣ окончательно уполномочилъ Австрію произвести экзекуцію въ Неаполитанскомъ королевствѣ.

Очередь не должна была миновать и Испаніи. Монархи, совершившіе возстановленіе абсолютизма въ Италіи, рѣшили собраться и въ слѣдующемъ году на новый конгрессъ для принятія мѣръ и противъ испанской революціи, такъ какъ пришли къ тому заключенію, что не будетъ спокойствія въ Европѣ, пока въ Мадридѣ будетъ дѣйствовать революціонная конституція. Особенно въ этой мысли ихъ укрѣпили внутренніе раздоры, приведшіе Испанію къ состоянію полной анархіи. Въ іюлѣ 1822 г. Фердинандъ VII съ помощью гвардіи задумалъ было низвергнуть конституцію, но другія войска вооружились на ея защиту, и передъ королевскимъ дворцомъ было перебито множество гвардейцевъ, послѣ чего лицемѣрный монархъ разыгралъ комедію благодарности войскамъ, спасшимъ конституцію. Онъ перешелъ даже на сторону наиболѣе крайнихъ политическихъ дѣятелей, такъ называемыхъ "экзальтадовъ", но только для виду, на самомъ же дѣлѣ тайно сталъ склонять европейскія державы къ тому, чтобы онѣ вмѣшались и въ испанскія дѣла подобно тому, какъ это уже было сдѣлано по отношенію къ Италіи.

Александру I, какъ сказано, давно этого хотѣлось, и теперь онъ особенно хлопоталъ о томъ, чтобы склонить на свою сторону ближайшую сосѣдку Испаніи -- Францію. Въ виду осложненій на Балканскомъ полуостровѣ русскій государь мечталъ о новыхъ пріобрѣтеніяхъ и предлагалъ французскому правительству принять участіе въ возможномъ дѣлежѣ турецкой добычи, но ни Ришелье, ни смѣнившій его въ министерствѣ Виллель не рѣшались запутывать свою политику на востокѣ, когда по сосѣдству, за Пиренеями, разыгрывалась испанская трагедія борьбы крайнихъ правыхъ съ крайними лѣвыми. Въ самой Франціи въ это время не было недостатка въ политическихъ заговорахъ, имѣвшихъ цѣлью низверженіе Бурбоновъ путемъ военной революціи, и ультрароялисты, стоявшіе у власти, только о томъ и думали, какъ бы помѣшать революціи перешагнуть черезъ Пиренеи. Нужно было подавить "мятежъ* въ Испаніи, потому что имъ питались заговоры во Франціи, мѣшавшіе ей между прочимъ и въ ея внѣшней политикѣ: куда было затѣвать что-нибудь на востокѣ, когда странѣ грозила опасность революціи? Чтобы имѣть Францію на своей сторонѣ при осуществленіи своихъ восточныхъ плановъ, Александру I было необходимо освободить Францію отъ этой опасности, а средство было извѣстно, было уже испробовано,--конгрессъ и по его рѣшенію военная экзекуція.

Конгрессъ собрался въ Веронѣ въ серединѣ октября 1822 г. Кромѣ монарховъ Австріи, Пруссіи и Россіи на немъ присутствовали короли Сардиніи и Обѣихъ Сицилій, тосканскій великій герцогъ, пармская герцогиня и моденскій герцогь, не считая дипломатовъ разныхъ государствъ и между ними представителей папы, Франціи и Англіи. Наиболѣе видными дѣятелями дипломатіи на конгрессѣ были Меттернихъ (Австрія), Монморанси и Шатобріанъ (Франція), Веллингтонъ (Великобританія), Гарденбергъ (Пруссія), Нессельроде и Поццо-ди-Борго (Россія), Съ самаго же начала русскій императоръ рѣшительнѣйшимъ образомъ заявилъ, что онъ скорѣе готовъ дожить въ Веронѣ до сѣдыхъ волосъ, чѣмъ вернуться домой, не сдѣлавъ ничего для успокоенія Испаніи. Эта постановка вопроса, въ концѣ концовъ грозившая Франціи превращеніемъ въ исполнителя велѣній Священнаго Союза, пришлась не по вкусу французскому первому министру Виллелю, который боялся и ссоры съ Англіей, и обременительности экспедиціи для финансовъ, и броженія въ арміи, мобилизація которой, по его мнѣнію, могла бы кончиться военной революціей. Въ этомъ отношеніи онъ расходился во взглядахъ съ господствующею партіей, среди которой было не мало лицъ, особеннымъ образомъ заинтересованныхъ въ испанскихъ дѣлахъ: это были именно кредиторы антиреволюціоннаго регентства, неуспѣхъ котораго былъ бы равносиленъ и потерѣ денегъ французскими его благожелателями. Самъ министръ иностранныхъ дѣлъ, Монморанси, долженствовавшій представлять Францію въ Веронѣ, былъ на сторонѣ русскаго государя, и вотъ, чтобы удержать Монморанси отъ опаснаго шага, Виллель далъ ему въ помощники Шатобріана, который, какъ извѣстно, былъ не только писателемъ, но и государственнымъ человѣкомъ; въ данный моментъ онъ былъ французскимъ посланникомъ въ Лондонѣ. Виллелю тѣмъ болѣе нужно было считаться съ желаніями Англіи, что главный сторонникъ Священнаго Союза въ правительствѣ этой страны, Кэстльри, только что прекратилъ свои дни, зарѣзавшись перочиннымъ ножикомъ, a его преемникъ Каннингъ относился крайне недоброжелательно и къ Александру I, и въ особенности къ Меттерниху. Онъ и послалъ въ Верону Веллингтона, давъ ему инструкцію никоимъ образомъ не впутывать Англію въ задуманное предпріятіе. Виллель предполагалъ, что и французскій посланникъ въ Лондонѣ будетъ держаться той же линіи.

Монморанси, которому Виллель рекомендовалъ не дѣлать никакихъ шаговъ въ испанскомъ дѣлѣ, а только выжидать, что предложатъ другіе, поступилъ какъ-разъ наоборотъ, a Шатобріанъ, вмѣсто того чтобы противодѣйствовать его политикѣ, шедшей въ разрѣзъ съ видами главы правительства, поддался уговариваніямъ русской дипломатіи, открывавшей передъ нимъ широкіе политическіе горизонты въ случаѣ солидарнаго дѣйствія Франціи съ Россіей и съ имѣющею быть успокоенной Испаніей; къ этому присоединялись и виды на личное возвышеніе Шатобріана при осуществленіи франко-русско-испанскаго союза. Во все время переговоровъ Александръ I проявлялъ особую настойчивость: онъ предлагалъ въ помощь Франціи дать свои войска, а съ другой стороны, въ уклончивости парижскаго двора усматривалъ (и говорилъ объ этомъ) чуть не преступное сообщничество съ испанской революціей. Какъ бы то ни было, Монморанси и Шатобріанъ дали себя убѣдить и застращать, и отъ четырехъ великихъ державъ, т. е. всѣхъ, кромѣ Англіи, въ Мадридъ были посланы ноты, требовавшія, чтобы конституція 1812 г. была отмѣнена и былъ возстановленъ суверенитетъ власти, а въ случаѣ отказа посольства четырехъ державъ должны были покинуть испанскую столицу. Мало того, четыре державы заключили между собою особый договоръ, не только дававшій Франціи право, но даже вмѣнившій ей въ обязанность -- при извѣстныхъ обстоятельствахъ -- вести войну въ Испаніи, причемъ при опредѣленныхъ условіяхъ она могла и съ своей стороны требовать помощи отъ своихъ союзниковъ. Англія не захотѣла присоединиться къ этому соглашенію, но не обнаружила и намѣренія чѣмъ-либо помочь Испаніи; вся ея политика состояла въ томъ, чтобы, пользуясь европейскими компликаціями и въ частности испанскими затрудненіями, обдѣлывать свои дѣла въ Америкѣ, гдѣ признаніе отложившихся отъ Испаніи колоній самостоятельными республиками сулило Англіи большія политическія и коммерческія выгоды. Какъ ни старался Виллель предотвратить войну, Франціи пришлось подчиниться рѣшенію Священнаго Союза, и особенно большія старанія убѣдить Виллеля въ необходимости идти заодно съ Россіей, Австріей и Пруссіей были сдѣланы Шатобріаномъ. Остальное извѣстно: въ Мадридѣ на ноты четырехъ державъ отвѣтили гордымъ отказомъ, вслѣдъ за чѣмъ посланники оставили Мадридъ. Это было въ январѣ 1823 г. уже послѣ закрытія конгресса, совершившагося въ серединѣ декабря.

Совѣщанія веронскаго конгресса длились два мѣсяца. Кромѣ испанскаго вопроса, его участники занимались и другими дѣлами. Англія подняла-было на немъ вопросъ о запрещеніи торговли неграми, но недовольные поведеніемъ этой державы мэнархи ограничились простой деклараціей неодобренія торговлѣ невольниками. Грекамъ рѣшено было не оказывать никакой помощи, даже чисто моральной, и греческимъ делегатамъ было отказано въ пріемѣ. Папа, желая угодить Священному Союзу, заставилъ этихъ делегатовъ уѣхать изъ Анконы, гдѣ они ожидали отвѣта изъ Вероны на свою просьбу. Занимался конгрессъ и итальянскими дѣлами, но въ томъ же духѣ покровительства всему реакціонному. Всѣмъ своимъ рѣшеніямъ конгрессъ самъ подвелъ общіе итоги въ особомъ циркулярѣ трехъ сѣверныхъ державъ, въ которомъ осуждалось греческое возстаніе, какъ преступная революція, а Испанія выставлялась, какъ "прискорбный примѣръ неизбѣжныхъ послѣдствій всякаго покушенія на незыблемость вѣчныхъ законовъ нравственности", и вмѣстѣ съ тѣмъ заявлялось, что союзныя правительства не успокоятся до тѣхъ поръ, пока не сократятъ "лживыя и мрачныя банды", нарушавшія порядокъ и въ Европѣ, и въ Америкѣ. Угроза слышалась въ этомъ документѣ не только по адресу народовъ, но и по адресу государей, которые не стали бы уважать "духа трактатовъ, составляющихъ основу европейской политической системы". Здѣсь главнымъ образомъ имѣлись въ виду нѣмецкіе государи, и угроза шла отъ Австріи, желавшей установленія полнаго порядка въ Германскомъ союзѣ. Общественное мнѣніе, особенно въ Англіи и во Франціи, было крайне возмущено общимъ направленіемъ веронскаго конгресса и послѣдовавшей за нимъ французской экспедиціей въ Испанію. "Бронзовый вѣкъ" Байрона является однимъ изъ отголосковъ этого возмущенія и по рѣзкости негодованія можетъ быть поставленъ рядомъ съ лучшими политическими мѣстами "Чайльдъ-Гарольда", "Донъ-Жуана", "Оды съ французскаго", "Оды къ Венеціи" и т. п.

Н. Карѣевъ.