Въ Венеціи замолкла пѣснь Торквато...
(Строфа III).
("Не могу не упомянуть объ одномъ венеціанскомъ обычаѣ, который, какъ мнѣ говорили, очень распространенъ среди мѣстнаго простого народа,-- пѣть строфы изъ Тассо. Онѣ положены на довольно красивую, торжественную музыку, и пѣвецъ, начиная которую-нибудь изъ нихъ, желаетъ, чтобы ему отвѣчалъ другой, который его услышитъ,-- такъ что иногда вы слышите, какъ цѣлый десятокъ или дюжина пѣвцовъ, одинъ вслѣдъ за другимъ, повторяютъ стихъ за стихомъ и продолжаютъ пѣть поэму до тѣхъ поръ, пока помнятъ ея слова". Аддисонъ, 1700 г.)
Хорошо извѣстное въ старину поочередное пѣніе гондольерами строфъ изъ "Іерусалима" Тассо прекратилось вмѣстѣ съ независимостью Венеціи. Изданія поэмы съ подлиннымъ текстомъ на одной сторонѣ и венеціанскими варіантами -- на другой, въ томъ видѣ, какъ пѣли гондольеры, нѣкогда были очень распространены, да и теперь еще попадаются. Слѣдующій отрывокъ покажетъ разницу между тосканскимъ эпосомъ и Canta alla barcarola:
Подлинный текстъ.
Canto l'arme pietose, e'l capitano
Che 'l gran Sepolcro liberò di Cristo.
Molto egli oprò col senno, e con la mano
Molto soffri uel glorioso acquisto;
E in van e' Inferno а lui s' oppose, e in vano
S'armò d' Asia, e di Libia il popol misto,
Che il Ciel gli diè favore, e sotto а i Santi
Segni ridusse i suoi compagni erranti.
Венеціанскій текстъ.
L' anne pietose de cantar gho vogia,
E de Goffredo la immortal braura
Che al fin l' ha libera co strassia, e dogia
Del nostro buon Gesu la Sepoltura
De mezo mondo unito, e de quel
Bogia Missier Pluton non l' ha bu mai paura:
Dio l' ha agiutá, e i compagni srarpagni
Tutti'l gh' i ha messi insieme i di del Dai.
Впрочемъ, нѣкоторые изъ болѣе старыхъ гондольеровъ еще помнятъ строфы своего нѣкогда излюбленнаго поэта.
7-го минувшаго января авторъ Чайльдъ-Гарольда и другой англичанинъ, написавшій эту замѣтку, поѣхали въ гондолѣ на Лидо съ двумя пѣвцами, изъ которыхъ одинъ былъ плотникъ, а другой -- гондольеръ. Первый помѣстился на кормѣ, а другой -- на носу гондолы. Отъѣхавъ немного отъ набережной Пьяццетты, они начали пѣть и продолжали свое пѣніе до самаго пріѣзда на островъ. Въ числѣ другихъ образцовъ, они пѣли о смерти Клоринды и о дворцѣ Армиды -- и не на венеціанскомъ нарѣчіи, а на тосканскомъ. Впрочемъ, плотникъ, пѣвшій лучше другого и часто поправлявшій своею товарища, говорилъ намъ, что онъ можетъ и "перевести" оригинальный текстъ. Онъ прибавилъ, что можетъ спѣть строфъ триста, но что у него не хватаетъ дыханія (тутъ онъ употребилъ слово morbin) выучить больше или пропѣть все, что онъ знаетъ: для разучиванья и повторенья надо имѣть много свободнаго времени,-- "а вы посмотрите на мое платье и на меня", сказалъ бѣдный малый: "вѣдь я голодаю". Эта рѣчь была болѣе трогательна, чѣмъ его пѣніе, которое можно находить привлекательнымъ только по привычкѣ. Это былъ рѣзкій, крикливый и монотонный речитативъ, а гондольеръ, кромѣ того, помогалъ своему пѣнію, держа руку съ одной стороны рта. Плотникъ дѣлалъ спокойные жесты, видимо, стараясь ихъ сдерживать, но это ему не вполнѣ удавалось, такъ какъ онъ былъ слишкомъ заинтересовавъ содержаніемъ поэмы. Отъ этихъ людей мы узнали, что пѣніе Тассо распространено не только среди гондольеровъ, и что, хотя рѣдко, но все-таки въ низшихъ классахъ населенія можно встрѣтить людей, знающихъ нѣсколько строфъ.
Повидимому, у пѣвцовъ нѣтъ обыкновенія грести и пѣть въ одно и то же время. Хотя на венеціанскихъ каналахъ уже и не слышно стиховъ изъ "Іерусалима", однако, тамъ все еще очень часто слышится музыка; а наканунѣ праздниковъ иностранцы, находящіеся вдали или недостаточно освѣдомленные для того, чтобы различать отдѣльныя слова, могутъ вообразить, что на нѣкоторыхъ гондолахъ все еще звучатъ строфы Тассо. Авторъ нѣсколькихъ замѣчаній объ этомъ предметѣ, появившихся въ "Curiosities of Litterature", извинитъ меня за мои цитаты; но, за исключеніемъ нѣсколькихъ фразъ, можетъ быть, слишкомъ изысканныхъ или необычныхъ, онъ далъ очень точное и пріятное описаніе:
"Въ Венеціи гондольеры знаютъ наизусть длинные отрывки изъ Аріосто и Тассо и часто поютъ ихъ на особый мотивъ. Но въ настоящее время это знаніе, кажется, находится въ упадкѣ, по крайней мѣрѣ, послѣ нѣкоторыхъ усилій, мнѣ удалось отыскать только двухъ человѣкъ, которые могли мнѣ спѣть отрывокъ изъ Тассо. Я долженъ прибавить, что покойный г. Берри однажды спѣлъ мнѣ отрывокъ изъ Тассо, увѣряя, что онъ поетъ на манеръ гондольеровъ.
"Поютъ всегда двое, поочередно. Мелодію мы знаемъ случайно изъ Руссо, въ пѣсняхъ котораго она напечатана; въ ней, собственно, нѣтъ мелодическаго движенія: она представляетъ нѣчто среднее между canto fermo и canto figurato; къ первому она приближается декламаціею въ видѣ речитатива, а ко второму -- отдѣльными пассажами, въ которыхъ украшается фіоритурами какой-нибудь одинъ слогъ.
"И вошелъ въ гондолу при лунномъ свѣтѣ; одинъ нѣмецъ помѣстился спереди, а другой -- сзади, и мы поѣхали къ Санъ-Джорджіо. Одинъ началъ пѣть; когда онъ оканчивалъ одну строфу, другой подхватывалъ и начиналъ слѣдующую, и такимъ образомъ пѣніе продолжалось поочередно. Во все время пѣнія постоянно и неизмѣнно повторялись однѣ и тѣ же ноты; но, соотвѣтственно содержанію строфы, пѣвцы дѣлали болѣе или менѣе сильное удареніе то на одной нотѣ, то на другой и такимъ образомъ исполненіе строфы мѣнялось, смотря по ея сюжету.
"Въ общемъ, это пѣніе было хрипло и крикливо; подобно всѣмъ грубымъ. нецивилизованнымъ людямъ, они думаютъ, что достоинство пѣнія заключается въ силѣ голоса. Казалось, что одинъ хочетъ перещеголять другого силою своихъ легкихъ; а я отъ этого не только не получалъ никакого удовольствія (сидя въ палаткѣ гондолы), но чувствовалъ себя въ очень непріятномъ положеніи.
"Мой спутникъ, которому я это сообщилъ, желая поддержать славу своихъ земляковъ, сталъ увѣрять меня, что это пѣніе очень пріятно, если его слушать на извѣстномъ разстояніи. Поэтому мы вышли на берегъ и оставили одного пѣвца въ гондолѣ, а другой отошелъ на нѣсколько сотъ шаговъ. Они снова начали пѣть, обращаясь другъ къ другу, а я прохаживался взадъ и впередъ между обоими, всегда удаляясь отъ того, кто начиналъ пѣть. Часто я останавливался, прислушиваясь къ тому и другому.
"Такимъ образомъ эта сцена получила должную постановку, сильная и, какъ сказано, крикливая декламація издали поражала слухъ и возбуждала вниманіе; быстро слѣдовавшіе одинъ за другимъ переходы. которые по необходимости должно было исполнять въ болѣе низкихъ тонахъ, казались какими-то жалобными стонами, слѣдовавшими за громкимъ выраженіемъ волненія или скорби. Второй пѣвецъ слушалъ внимательно и начиналъ тотчасъ же, какъ только первый переставалъ пѣть, отвѣчая ему болѣе нѣжными или болѣе сильными нотами, соотвѣтственно содержанію строфы. Сонные каналы, величественныя зданія, блескъ луны, черныя тѣни немногихъ гондолъ, двигавшихся, словно привидѣнія, туда и сюда,-- все это усиливало поразительную оригинальность этой сцены, и при такихъ обстоятельствахъ не трудно было признать за нею удивительно гармоническій характеръ.
"Это пѣніе какъ нельзя больше идетъ къ одинокому, лѣнивому гондольеру, который отдыхаетъ, растянувшись въ своей лодкѣ на одномъ изъ каналовъ, въ ожиданіи товарища или сѣдока, и до извѣстной степени облегчаетъ свою скуку пѣснями или поэтическими исторіями, какія придутъ ему на умъ. Часто онъ и во всѣхъ силъ возвышаетъ свой голосъ, и этотъ голосъ несется далеко по тихому зеркалу водъ; все кругомъ тихо, несмотря на то, что пѣвецъ находится посреди большого и населеннаго города. Здѣсь нѣтъ стука экипажей, нѣтъ шума отъ шаговъ прохожихъ; только по временамъ, съ чуть слышнымъ плескомъ веселъ скользитъ молчаливая гондола...
"На извѣстномъ разстояніи перваго пѣвца услышитъ другой, быть можетъ, вовсе съ нимъ и не знакомый. Мелодія и стихи тотчасъ же устанавливаютъ между обоими извѣстную связь: второй становится эхомъ перваго и, въ свою очередь, старается, чтобы его услыхали. По молчаливому соглашенію, они начинаютъ чередоваться въ пѣніи строфъ, и готовы пропѣть цѣлую ночь, не чувствуя усталости, причемъ случайные слушатели также принимаютъ участіе въ этой забавѣ.
"Это пѣніе всего лучше звучитъ на далекомъ разстояніи, пріобрѣтая невыразимую привлекательность; такимъ образомъ, его цѣль вполнѣ достигается только отдаленіемъ. Его звуки заунывны, но не печальны, и по временамъ, слушая ихъ, трудно удержаться отъ слезъ. Мой спутникъ, вообще не отличавшійся нѣжностью, вдругъ совсѣмъ неожиданно сказалъ: "Е singolare come quel canto intenerisce, e moite più quando lo cantano meglio".
"Мнѣ передавали, что женщины на Либо {Авторъ хотѣлъ сказать: Лидо; это -- не гряда острововъ, а одинъ длинный островъ: littus, берегъ.},-- длинной грядѣ острововъ, отдѣляющихъ Адріатическое море отъ лагуны, въ особенности женщины дальнихъ округовъ Маламокки и Палестрины, также распѣваютъ стихи Тассо на подобные же мотивы.
"У нихъ есть обычай, когда ихъ мужья выѣзжаютъ въ море ловить рыбу, садиться по вечерамъ вдоль берега и пѣть эти пѣсни; онѣ поютъ какъ можно громче до тѣхъ поръ, пока каждая изъ нихъ не различитъ издали отвѣтную пѣсню своего мужа" {Curiosities of Literature (Д'Изpaэли-отца).}.
Любовь къ музыкѣ и поэзіи отличаетъ всѣ классы венеціанскаго населенія даже среди мелодичныхъ сыновъ Италіи. Въ самомъ городѣ всегда есть достаточно публики для того, чтобы наполнить одновременно два или даже три оперныхъ театра въ одинъ вечеръ, и только немногія событія въ частной жизни не вызываютъ печатнаго или изустнаго сонета. Получитъ ли врачъ или юристъ ученую степень, произнесетъ-ли священникъ свою первую проповѣдь, сдѣлаетъ ли хирургъ операцію, захочетъ ли актеръ увѣдомить публику о своемъ отъѣздѣ или о своемъ бенефисѣ, поздравляютъ ли васъ съ законнымъ бракомъ, съ днемъ рожденія или съ выигрышемъ тяжбы,-- музы непремѣнно призываются для того, чтобы произвести извѣстное количество стиховъ, и вѣсть о частныхъ торжествахъ распространяется на дѣвственно-бѣлыхъ или частью раскрашенныхъ афишахъ, расклеиваемыхъ чуть не на всѣхъ углахъ города. Послѣдній спектакль любимой примадонны вызываетъ эту поэтическую дань даже изъ тѣхъ возвышенныхъ сферъ, изъ которыхъ въ нашихъ театрахъ обыкновенно слетаютъ только купидоны да снѣжные хлопья. Поэзіей проникнута вся жизнь венеціанца, которая въ своемъ обычномъ теченіи часто прерывается неожиданностями и перемѣнами, встрѣчаемыми у насъ только въ романахъ и рѣзко отличающими ее отъ нашего сѣвернаго, трезваго и однообразнаго существованія; здѣсь удовольствія входятъ въ число обязанностей, а обязанности нерѣдко становятся развлеченіемъ, и такъ какъ и тѣ, и другія считаются одинаково важными составными частями жизни, то они и исполняются, и объявляются съ одинаково равнодушною серьезностью и веселымъ усердіемъ. Столбцы венеціанской газеты обычно заканчиваются слѣдующими тремя извѣстіями:
Шарада.
Выносъ Святыхъ Даровъ въ церкви св...
Театры: Св. Моисея -- опера; Св. Бенедикта -- комедія характеровъ; Св. Луки -- спектакля нѣтъ.
Если вспомнить, чѣмъ являются въ глазахъ католиковъ ихъ освященныя облатки, то мы, конечно, согласимся, что онѣ заслуживали бы мѣста болѣе почетнаго, нежели между шарадою и театрами.
III.