ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Салеменъ (одинъ).

Виновенъ онъ передъ царицей,-- но

Онъ ей супругъ; передъ сестрой моей,--

Но онъ ей братъ; передъ своимъ народомъ,--

Но онъ его монархъ; и я остаться

Ему обязанъ подданнымъ и другомъ;

Погибнуть я его не допущу.

Я не хочу, чтобъ кровь Семирамиды,

Нимврода кровь изсякла, и чтобъ сказкой

Пастушеской окончились тринадцать

Столѣтій царства славнаго. Пора!

Я долженъ пробудить его,-- я знаю,

Еще живетъ въ изнѣженной душѣ

Безпечная какая-то отвага,

Которую развратъ не заглушилъ.

Таится мощь, заснувшая на время.

Подавлена она, но не погибла,

Погружена въ пучину сладострастья,

Но ею не совсѣмъ поглощена,

Когда-бъ онъ даже въ хижинѣ родился,

Достичь бы могъ онъ царскаго вѣнца;

Рожденный для престола, онъ не царство,

А имя лишь безславное одно

Наслѣдникамъ оставитъ недовольнымъ.

Но свой позоръ еще бы могъ онъ смыть,

Лишь бы рѣшился сдѣлаться онъ тѣмъ,

Чѣмъ долженъ быть; рѣшился-бъ также быстро

Какъ сталъ онъ тѣмъ, чѣмъ быть не долженъ онъ,

Что тяжелѣй: народомъ управлять,

Оль истощать свои въ развратѣ силы?

Повелѣвать войсками, иль гаремомъ?

Разслабленъ духъ его отъ пресыщенья.

На выдумку постыднѣйшихъ забавъ

Онъ тратитъ умъ, и этотъ жалкій трудъ

Не дастъ ему здоровья, какъ охота,

Ни славы, какъ война, не принесетъ!

Да! пробудить его необходимо;

Но сдѣлать то... увы! лишь можетъ громъ!

(Въ отдаленьи слышна музыка).

Чу! звуки лиръ и лютни, и кимваловъ,

Томящіе, зовущіе ко сну...

О пѣнье женъ, и тѣхъ презрѣнныхъ тварей,

Что даже самыхъ женъ гарема ниже,--

Слились, и пиръ монарха оглашаютъ.

Межъ тѣмъ, какъ онъ, могучій повелитель

Всѣхъ странъ досель извѣстныхъ, возлежитъ

Въ вѣнкѣ изъ розъ и сбросивъ діадему,

Какъ бы затѣмъ, чтобъ первый, кто дерзнетъ

Ее схватить, могъ овладѣть ей легче.

Но вотъ они... отъ пышныхъ ихъ одеждъ

Доносится сюда благоуханье;

Вдоль галлерей, каменья дорогіе

Огнями разноцвѣтными зажглись,

На молодыхъ избранницахъ монарха

Его совѣтъ, являющихъ собой.

И въ ихъ кругу, почти не отличаясь

Отъ нихъ ничѣмъ, въ одеждѣ чуть не женской,

Изнѣженный не меньше, чѣмъ онѣ,

Внукъ недостойный женщины-героя!

Вотъ онъ! Остаться-ль мнѣ? ДА, я останусь,

Чтобъ высказать ему, что говорятъ

Правдивые и честные другъ другу,

Когда о немъ зайдетъ межъ ними рѣчь.

Идутъ рабы! и въ ихъ челѣ властитель,

Что самъ рабомъ сталъ подданныхъ своихъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Входить Сарданапалъ. Онъ од ѣ тъ по-женски и ув ѣ нчанъ цв ѣ тами. Его окружаютъ женщины и мальчики.

Сарданапалъ (обращаясь къ свит ѣ ).

На берегу Евфрата павильонъ

Для пиршества гирляндами украсить

И освѣтить, чтобъ залитъ былъ огнями!

Трапезовать мы въ полночь будемъ тамъ,

И не должно, ни въ чемъ быть недостатка.

Да поскорѣй галеру приготовить.

Намъ плыть пора! Ужь свѣжій вѣтерокъ

Рябитъ волну... (Къ женщинамъ). Плѣнительныя нимфы,

Съ кѣмъ дѣлитъ дни счастливые свои

Сарданапалъ,-- я васъ увижу вновь,

Въ тотъ сладкій мигъ, когда подобно звѣздамъ,

Что ярко загораются надъ нами,

Мы соберемся вмѣстѣ, и когда

Изъ васъ самихъ сіяющее небо

Составится такое же,.какъ тамъ.

Теперь же вы располагать досугомъ

Своимъ вольны. (Къ Мирр ѣ ) А ты, моя гречанка,

Съ кѣмъ остаешься -- съ ними, иль со мной?

Мирра.

Мой властелинъ...

Сарданапалъ (прерывая ее).

"Мой властелинъ", зачѣмъ,

О! жизнь моя, такой отвѣтъ холодный?

Вотъ въ чемъ царей проклятье, что они

Выслушивать подобные отвѣты

Обречены. Ты временемъ своимъ

Располагать по произволу можешь;

Тебѣ же и мое принадлежитъ.

Скажи мнѣ, Мирра, хочешь ли идти

Во слѣдъ гостямъ моимъ, иль для меня

Заворожишь ты времени теченье?

Мирра.

Монарха выборъ будетъ и моимъ.

Сарданапалъ.

Не говори со мною такъ и вѣрь,

Послушнымъ быть во всемъ твоимъ желаньямъ --

Мое блаженство высшее! Своихъ

Я выражать не смѣю, изъ боязни,

Что я твоей не угадаю воли;

Я знаю, какъ поспѣшно ты всегда

Другимъ ее принести готова въ жертву.

Мирра.

Остаться я желала-бъ, для меня

Нѣтъ также счастья высшаго, какъ видѣть

Тебя счастливымъ,-- но...

Сарданапалъ.

Зачѣмъ здѣсь "но"

Единственной преградой между нами,

Одна твоя лишь воля можетъ быть.

Мирра.

Мнѣ кажется, что это -- часъ совѣта,

А потому я лучше удалюсь...

Салеменъ (выступая).

Невольница права. Пускай уходитъ.

Сарданапалъ.

Кто говоритъ? А! братъ.

Салеменъ.

Царицы братъ.

А твой слуга лишь,-- преданный и вѣрный.

Сарданапалъ (къ свит ѣ ).

Такъ помните-жь; располагать собою

До полночи вы можете, а тамъ

Мы соберемся вновь. Куда же, Мирра?

Казалось мнѣ, остаться ты хотѣла?

Мирра.

Ты не сказалъ еще мнѣ, государь...

Сарданапалъ.

Но мнѣ за то глаза твои сказали.

Прекрасныхъ іонійскихъ этихъ глазъ

Я каждый взглядъ отгадывать умѣю.

Я въ нихъ прочелъ, что остаешься ты.

Мирра.

Но братъ твой...

Салеменъ.

Братъ его супруги!

И смѣешь, іонійская рабыня,

Ты называть меня, не покраснѣвъ?

Capданапалъ.

Не покраснѣвъ? Но у тебя, я вижу,

Какъ сердца нѣтъ, такъ точно нѣтъ и глазъ?

Отъ словъ твоихъ зажглись ея ланиты,

Какъ отъ вечернихъ пурпурныхъ лучей

Кавказскихъ горъ вершины снѣговыя!

А ты въ своей бездушной слѣпотѣ

Ее же упрекаешь?.. (Къ Мирр ѣ ) Слезы, Мирра?

Салеменъ.

Пускай текутъ! За многое слезами

Ей поплатиться слѣдуетъ. Виною

Она была еще горчайшихъ слезъ. ч

Сарданапалъ.

Будь проклятъ тотъ, кто слёзы эти вызвалъ.

Салеменъ.

Не проклинай себя. И безъ того

Тебя клянутъ мильйоны...

Сарданапалъ.

Ты забылся!

Остерегись! Не то могу я вспомнить,

Что я монархъ...

Салеменъ.

О! еслибъ вспомнилъ ты?

Мирра.

Мой властелинъ! и ты, князь, удалиться

Дозвольте мнѣ...

Сарданапалъ.

Что-жь! Ежели иначе

Не можетъ быть, и этой грубой рѣчью,

Возмущена душа твоя,-- иди.

Но не забудь, что нынче мы съ тобою

Еще должны увидѣться... и скоро.

Охотнѣй бы лишился трона я,

Чѣмъ твоего присутствія... (Мирр ѣ ).

Салеменъ.

Быть можетъ,

Ты и того лишишься, и другого.

Сарданапалъ.

Сознайся, братъ, что я, по крайней мѣрѣ,

Собой владѣть умѣю, если въ силахъ

Такую рѣчь терпѣть... Но не считай

На мягкій нравъ мой: есть всему предѣлы.

Салеменъ.

Вотъ эту-то я мягкость и хотѣлъ бы

Въ тебѣ убить! Лишь только бъ ты воспрянулъ --

И пусть на мнѣ обрушится твой гнѣвъ?

Сарданапалъ.

Онъ изъ меня,-- клянусь Вааломъ -- хочетъ

Тирана сдѣлать...

Салеменъ.

А теперь, уже-ль

Ты не тиранъ? Или одна на свѣтѣ

Есть тиранія -- крови и цѣпей?

Нѣтъ! Деспотизмъ порока, ядъ разврата

Распущенность, безсилье, отупѣнье

Отъ наслажденій чувственныхъ и лѣнь,

Родятъ десятки тысячъ намъ тирановъ,

Жестокость вѣроломная которыхъ

Далеко оставляетъ за собой,

И самыя кровавыя дѣянья

Властителей съ желѣзной силой воли,

Какъ бы суровы ни были они!

Примѣръ твоей порочной жизни, царь,

Не только угнетаетъ, но и портитъ.

И, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ призрачную власть

Твою, и все, что ей поддержкой служитъ,

Подкапываетъ такъ, что, еслибъ царству

Вторженье чужеземнаго врага

Иль внутреннія смуты угрожали,

И то, и это -- гибель принесло*бъ.

Нѣтъ мужества въ народѣ для побѣды,

И къ мятежу охотно онъ примкнётъ.

Сарданапалъ.

Кто полномочье далъ тебѣ со мною

Отъ имени народа говорить?

Салеменъ.

Прощенный мной позоръ моей сестры,

Къ ея младенцамъ родственное чувство,

Къ лицу монарха преданность, въ которой

Ты, можетъ быть, нуждаться скоро будешь;

Къ Нимвродову потомству уваженье,

И кое-что еще,-- чего, къ неечастью,

Не знаешь ты...

Сарданапалъ.

Не знаю? Что жь такое?

Салеменъ.

Тебѣ звучитъ такъ чуждо это слово!

Сарданапалъ.

Но все таки скажи мнѣ. Заучить

Его не прочь я буду...

Салеменъ.

Добродѣтель!

Сарданапалъ.

Такъ это-то мнѣ слово незнакомо!

Да мнѣ оно и чаще, и сильнѣй

Терзало слухъ, чѣмъ уличные крики,

Чѣмъ звукъ трубы надтреснутой... Другихъ

Я отъ сестры твоей и словъ не слышалъ!

Салеменъ.

Чтожь! Если сухъ предметъ,-- ты можешь

И о порокѣ слышать...

Сарданапалъ.

Отъ кого?

Салеменъ.

Хоть отъ вѣтровъ, пожалуй, если голосъ

Народа до тебя не долетаетъ.

Сарданапалъ.

Незлобивъ я,-- тебѣ извѣстно это,

Я терпѣливъ,-- ты это испыталъ.

Открой же мнѣ,-- чѣмъ ты встревоженъ такъ?...

Салеменъ.

Тѣмъ, что тебѣ грозитъ опасность.

Сарданапалъ.

Дальше?...

Салеменъ.

Народы всѣ, которыми ты правишь,--

А ихъ тебѣ отецъ оставилъ много --

Вражду въ тебѣ выказываютъ прямо..

Сарданапалъ.

Вражду ко мнѣ? Чего хотятъ рабы?

Салеменъ.

Царя.

Сарданапалъ.

А я-то, что-жь?

Салеменъ.

Ты въ ихъ глазахъ

Ничто. Въ моихъ же, человѣкъ, который

Перемѣниться къ лучшему способенъ.

Сарданапалъ.

Что нужно имъ, горланамъ этимъ пьянымъ?

Всё есть у нихъ: и миръ, и изобилье.

Салеменъ.

Да! мира больше, чѣмъ для славы нужно;

Но далеко не столько изобилья,

Какъ, можетъ быть, воображаетъ царь.

Сарданапалъ.

А кто виной тому? Сатрапы-воры,

Которые объ этомъ не пекутся.

Салеменъ.

По моему, отчасти и монархъ.

Зачѣмъ онъ стѣнъ дворца не покидаетъ,

И развѣ лишь, въ палящій, лѣтній зной,

Въ другой дворецъ, нагорный переходитъ,

Чтобъ тамъ прожить, пока спадутъ жары.

Ваалъ! Ваалъ! Великій основатель

Громаднѣйшаго царства,-- ставшій богомъ,

Или какъ богъ сіяющій своей

Многостолѣтней, вѣчно-юной славой!

Ужель онъ -- твой потомокъ? Но когда-жь

Являлся онъ, какъ царь среди народовъ,

Которые тобой покорены?

Къ чему труды, опасности и кровь,

Пролитая тобою, послужила?

Къ тому, чтобъ всѣхъ ему подвластныхъ странъ

Богатства шли на пиршества и женщинъ.

Сарданапалъ.

Теперь мнѣ рѣчь твоя понятна; ты

Хотѣлъ бы, чтобъ я былъ завоеватель.

Рабы неблагодарные! Клянусь

Свѣтилами небесными, въ которыхъ

Халдейскіе читаютъ мудрецы,

Вы стоили бъ того, чтобъ наказалъ

Я васъ -- желаній вашихъ исполненьемъ,

И къ славѣ васъ повёлъ...

Салеменъ.

Зачѣмъ же нѣтъ?

Хоть женщина была Семирамида,

Но къ берегамъ далекаго Гангеса

Водила Ассирійскія войска.

Сарданапалъ.

Положимъ... но вернулась какъ оттуда?

Салеменъ.

Какъ мужъ и какъ герой. Не побѣдила --

Но славою покрылась. Только двадцать

У ней осталось воиновъ и съ ними --

На Бактрію царица отступленье

Устроила...

Сарданапалъ.

Все это такъ; но сколько

Ихъ побросала въ Индіи она,

Въ добычу хищнымъ коршунамъ?

Салеменъ.

Объ этомъ

Не говоритъ намъ лѣтопись...

Сарданапалъ.

Такъ я

Скажу тебѣ, что лучше бы царицѣ

Наткать себѣ въ чертогахъ, двадцать платьевъ,

Чѣмъ этихъ двадцать воиновъ вести

На Бактрію и побросать мирьяды

Другихъ волкамъ и коршунамъ и тѣмъ,

Кто ихъ свирѣпѣй -- людямъ... Это-ль слава?

Такъ лучше я безславно буду жить.

Салеменъ.

Удѣлъ такой ждетъ не всегда героя.

Праматерь ста царей Семирамида

Изъ Индіи съ урономъ отступила,

Но Бактріане, Мидяне и Персы-

Всѣ власть ея признали... Править ими

И ты бы могъ, какъ правила она.

Сарданапалъ.

Но я и правлю ими... а она

Ихъ покорила только...

Салеменъ.

Мечъ ея

Нужнѣй имъ будетъ вскорѣ, чѣмъ твой скипетръ.

Сарданапалъ.

Когда-то жилъ на свѣтѣ Бахусъ. Мнѣ

О немъ мои гречанки говорили.

И былъ онъ богъ,-- богъ греческій, конечно,--

Для насъ же только идолъ чужеземный.

Тѣ страны, гдѣ была Семирамида

Побѣждена, онъ покорилъ...

Салеменъ.

Объ этомъ

Слыхалъ и я. Ты видишь, что прослылъ

За подвиги геройскіе онъ богомъ!

Сарданапалъ.

Да! и ему я почести воздамъ --

Какъ божеству, а не какъ человѣку.

Эй! виночерпій.

Салеменъ.

Что ты хочешь дѣлать?

Сарданапалъ.

Пусть новый богъ,-- завоеватель древній --

Почтенъ достойно будетъ... Эй! вина!

(Входитъ виночерпій),

Принесть сюда мнѣ кубокъ золотой,

Украшенный камнями дорогими,

Тотъ кубовъ, что Нимвродовымъ зовется.

Виномъ его наполни и подай.

(Виночерпій ).

Салеменъ.

Ужель опять ты хочешь возліянья

Начать, и сномъ себя не подкрѣпивши?...

(Виночерпій возвращается съ чашей),

Сарданапалъ.

Такъ если Греки -- варвары не лгутъ,

Мой благородный братъ, то этотъ Бахусъ

Завоевалъ всю Индію,-- не правда-ль?

Салеменъ.

Да, и за-то его признали богомъ.

Сарданапалъ.

О! нѣтъ. Отъ всѣхъ его завоеваній

Теперь осталось нѣсколько колоннъ,

Которыя могли бы быть моими,

Когда бъ я ихъ достойными считалъ

Покупки и провоза. Не моря

Пролитой крови, не опустошенья,

Ни тысячи враговъ погибшихъ въ битвахъ,

Безсмертіе доставили ему.

Онъ славу тѣмъ стяжалъ, что въ этомъ кубкѣ,--

Вотъ гдѣ права его на божество!

Онъ искупилъ всё зло своихъ побѣдъ,

Изъ виноградныхъ гроздій выжавъ душу

На радость человѣческой душѣ!

А если бы не это, никогда бы

Ни именемъ своимъ онъ, ни гробницей

Напоминать не могъ бы божества

И оставался бъ въ памяти людской

Такимъ, какъ мы, обыкновеннымъ смертнымъ

Или, пожалуй, какъ Семирамида,

Чудовищемъ какимъ-то полуславнымъ.

Вотъ что ему божественность дало

И человѣчность дастъ тебѣ, суровый,

Ворчливый братъ. Возьми скорѣе кубокъ

И пей со мной, въ честь греческаго бога!

Салеменъ.

За царства всѣ твои не соглашусь

Я надъ отцовской вѣрой надругаться...

Сарданапалъ.

Такъ значитъ ты въ немъ признаешь героя

За то, что море крови пролилъ онъ,

Но божествомъ считать его не хочешь,

Хоть изъ плода чарующій напитокъ

Имъ извлеченъ, что гонитъ прочь печаль

Что окриляетъ юношу восторгомъ

И бодрость возвращаетъ старику;

Что позабыть усталымъ помогаетъ

Тяжелый трудъ,-- робѣющимъ опасность

И новый міръ предъ нами открываетъ,

Когда противенъ станетъ этотъ намъ.

Ну, чтожь! я пить готовъ за,

Да здравствуетъ же Бахусъ, превзошедшій

Весь родъ людской злодѣйствомъ и добромъ!

Перевод: А. Плещеевъ.

"Отчечественныя Записки", No 7, 1875