(Soliloquy of a bard in the country).
Ужъ полночь бьетъ; заснуло все кругомъ;
Риѳмачъ лишь бѣдный со своимъ перомъ
Не спитъ; онъ кличетъ Музъ поочередно;
Но Музы, какъ всѣ женщины, порой
Капризны. Вотъ, девятую безплодно
Позвавъ къ себѣ, онъ говоритъ съ тоской:
"Къ чему мой трудъ? Зачѣмъ мнѣ изливаться
То въ эпосѣ, то съ лирой бѣсноваться?
Пусть кое кто похвалитъ мой напѣвъ,--
Но каркнетъ вдругъ цензура старыхъ дѣвъ.
Къ чему болтать, коль слушать васъ не станутъ,
Писать, когда въ забвенье строчки канутъ?
Пусть дѣвушки иль юноши прочтутъ,--
Въ любой деревнѣ критикъ тутъ, какъ тутъ!
Но съ этимъ Муза скромная мирится;
Пусть пэры пишутъ и стишки плетутъ,
Въ помѣщикахъ пусть критика ярится,
Пускай мальчишки о любви поютъ,
Матроны жъ гнѣвный изрекаютъ судъ;
И если бѣдный попикъ въ общемъ хорѣ
Патрону вторитъ, силясь удружить,--
Мирюсь и съ тѣмъ: невелико тутъ горе;
Попамъ, какъ прочимъ людямъ, надо жить.
Пусть онъ бранится: въ немъ гласитъ не злоба
Не добродѣтель,-- тощая утроба;
Въ рукахъ патрона хлѣбъ его всегда:
Не подадутъ,-- попу совсѣмъ бѣда.
Что жъ до матронъ,-- люблю я полъ прекрасный
Настолько, что стерплю и судъ пристрастный;
Пусть льютъ потоки гнѣва своего,
Хотя не знаютъ сердца моего;
Пусть за одинъ нескромный стихъ мнѣ строго
Кричатъ, что Вильмотъ нравственнѣй былъ много.
Въ такой войнѣ ни биться, ни бѣжать
Я не могу, чтобъ дамъ не обижать,
За ними поле битвы: я слабѣю,
На Красоту я рукъ поднять не смѣю!
Но если зоркій лѣкарь мечетъ громъ,
Живя однимъ скандаломъ и враньемъ,
Дневныхъ событій вѣстникъ повсемѣстный,
Искусный враль и выдумщикъ извѣстный,
Кормящійся за ложь съ чужихъ столовъ,--
Когда онъ, этотъ С., моихъ стиховъ
Не прочитавъ, кричитъ, меня ругая,
Съ апломбомъ наглымъ фатовъ-пошляковъ,
Что стихъ хорошъ, но въ немъ мораль плохая,--
Ужель за Правду я не отомщу,
Ужель его съ обѣда отпущу
Безъ наказанья? Это слишкомъ будетъ!
Пускай онъ прежде хоть прочтетъ, чѣмъ судитъ!
Нѣтъ, пощажу: чтобъ такъ я унижалъ
Перо свое? Вѣдь кормъ ему -- скандалъ;
За хлѣбъ и платье. лжетъ онъ, лицемѣритъ;
Его лѣкарствъ боятся, сплетнямъ -- вѣрятъ;
Чѣмъ вреденъ онъ? Пускай бранитъ и лжетъ;
Пусть ѣстъ себѣ, хотя бъ на мой же счетъ.
Союзникъ тѣхъ, кто правды не жалѣетъ
И своего сужденья не имѣетъ,
Отъ нихъ хвалу онъ можетъ получить,
Все можетъ дѣлать,-- только не лѣчить.
Хоть онъ костюмъ Галена гордо носитъ,
Но паціентовъ меньше у него,
Чѣмъ лѣтъ ему, иль вовсе никого;
Пусть лучше вовсе практику онъ броситъ,
Успѣховъ онъ не дѣлалъ весь свой вѣкъ,
Какъ медикъ, юнъ, хоть старъ, какъ человѣкъ.
Довольно жъ! Лѣкарь, дамы, попъ -- въ союзѣ
По силамъ всѣ моей вредите Музѣ,
Глумясь надъ скромной пѣснею моей,
Надъ юношей: побѣды нѣтъ славнѣй!
Пусть здѣсь и тамъ неопытныя дѣвы
Хвалить готовы струнъ моихъ напѣвы,
Ихъ слушать вновь и вновь; пусть здѣсь и тамъ
Я нравился чувствительнымъ сердцамъ;
Пусть люди вкуса, люди жизни честной
Мой первый опытъ похвалою лестной
Почтили,-- вашей санкціи мнѣ нѣтъ,
Протекціи у васъ лишенъ поэтъ!
Чье жъ одобренье славу мнѣ присудитъ?
Чей голосъ мнѣ, увы, закономъ будетъ?
Защиты нѣтъ, и я погибъ вполнѣ:
Несчастной жертвѣ, нѣтъ спасенья мнѣ!
Такъ Керль и Деннисъ Попа погубили,
Такъ Грэй и Мэзонъ жертвой Лойда были,
Такъ отъ руки Мельбурна Драйденъ палъ,
Такъ сгину я, въ сравненьи съ ними малъ;
Такъ Фабій палъ и съ нимъ на полѣ чести
Не мало знатныхъ римлянъ пали вмѣстѣ".
[Написано въ декабрѣ 1806 г., а напечатано впервые въ изд. Кольриджа-Протеро (1898).] Перевод: Н. Холодковскій.