САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1882.
МИСТЕРІЯ ВЪ ТРЕХЪ СЦЕНАХЪ
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:
Ангелы -- Саміаза, Азазіилъ.
Рафаилъ, архангелъ.
Мужчины -- Ной -- патріархъ.
Симъ, Ирадъ -- его сыновья.
Женщины -- Ана.
Аголибама.
Хоры духовъ и смертныхъ.
Мѣсто дѣйствія -- подошва Арарата.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Лѣсная и гористая мѣстность у Арарата.
Входятъ Ана и Аголибама.
Ана.
Отецъ нашъ спитъ. То часъ, когда тѣ духи,
Что любятъ насъ, спускаться начинаютъ
Изъ чорнихъ тучь, мрачащихъ Араратъ.
Какъ бьётся сердце!
Аголибама.
Будемъ продолжать
Призывы наши.
Ана.
Звѣздъ не видно болѣ --
И я дрожу.
Аголибама.
И я, но только не отъ страха:
Сестра, боюсь что духи не придутъ.
Ана.
Сестра, хоть я люблю Азазіила
Сильнѣе чѣмъ... О, слишкомъ, слишкомъ сильно!
Что я сказать хотѣла?... Я преступна!
Аголибама.
Нѣтъ преступленья въ склонности -- въ любви
Къ небеснымъ существамъ.
Ана.
Аголибама,
Съ-тѣхъ-поръ какъ сталъ любить меня архангелъ,
Люблю я меньше Бога моего.
Грѣшу ли я -- я этого не знаю,
Но трепетъ мой не признакъ правоты.
Аголибама.
Тогда сойдись съ ничтожнымъ сыномъ праха,
Пряди, трудись и смертныхъ размножай:
Вѣдь Іафетъ тебя такъ страстно любитъ.
Ана.
Будь не безсмертнымъ мой Азазіилъ;
Его бы я не менѣе любила,
Но вышло такъ -- и я счастлива тѣмъ,
Что пережить его не въ состояньи,
Тогда-какъ онъ, съ минуты той, когда
Меня не станетъ, вѣчно будетъ вѣять
Безсмертными крылами надъ могилой
Любимаго земного существа,
Любившаго его, какъ онъ Егову.
Подумаю -- и смерть мнѣ не страшна!
Я сожалѣть о нёмъ до смерти буду;
Его жь печаль продлится до конца.
По-крайней-мѣрѣ, будь я серафимомъ,
А онъ земнымъ ничтожнымъ существомъ,
Она бъ такъ длилась.
Аголибама.
Лучше ты скажи,
Что онъ тогда другую дщерь земную
Себѣ въ подруги выберетъ и будетъ
Её любить, какъ нынѣ любитъ Ану.
Ана.
А если такъ случится и полюбитъ
Она его, то всё же будетъ лучше,
Чѣмъ если бъ вѣкъ оплакивалъ меня.
Аголибама.
Когда бы я была такого мнѣнья
О Саміазѣ, я бъ его отвергла,
Хотя онъ духъ и чистый серафимъ.
Но часъ насталъ: пора начать призывы.
Ана.
О, серафимъ! Средь сферы величавой,
Звѣзда ль горитъ твоей безсмертной славой,
Иль въ вѣковѣчныхъ неба глубинахъ
Стоишь съ семью благими на часахъ,
Иль окружонный свѣтлыми мірами
Стремишь ихъ бѣгъ могучими крылами --
Вонми призыву сердца и мечты
И вспомни ту, кому такъ дорогъ ты!
Хотя она ничто передъ тобою,
Но помни, что ты былъ ея душою.
Не можешь знать всей горечи ты слёзъ;
Я жь знаю ихъ, дитя житейскихъ грозъ.
Твои года -- есть вѣчность роковая,
Въ твоихъ глазахъ -- краса, но не земная
И ты ни въ чёмъ, кромѣ любви одной,
Сочувствовать не можешь мнѣ душой;
Но всё жь въ душѣ сознаться ты обязанъ,
Что существо, чей духъ со смертью связанъ,
Слёзъ болѣ жгучихъ не роняло въ прахъ.
Ты сонмъ міровъ стопами попираешь
И на того Всесильнаго взираешь,
Кто создалъ всё: тебя -- гордыни страхъ
И Ану -- всѣхъ жалчайшую безспорно,
Изъ вратъ Эдема изгнанныхъ позорно;
Но всё же, мой крылатый серафимъ,
Внемли призывамъ пламеннымъ моимъ.
Любя тебя, я сгибнуть не желаю
До-той-поры, покамѣстъ не узнаю,
Что въ вѣчности разстанешься ты съ той,
Чьё сердце полно было лишь тобой
Безсмертнымъ. Да, любовь того безмѣрна,
Кто, грѣхъ и страхъ презрѣвши, любитъ вѣрно,
А чувства тѣ -- что сознаю вполнѣ --
Ужъ въ бой вступить готовятся во мнѣ.
Прости мнѣ эти мысли и желанья,
Мнѣ, дочери Адама, серафимъ!
Печаль и зло -- есть смертнаго призванье,
А радость -- рай, носящійся какъ дымъ
Предъ взоромъ въ мигъ исполненный мечтанья.
Но близокъ часъ, мнѣ шепчущій, что мы
Пока ещё не брошены средь тьмы.
Покинь міры и собственному свѣту
Ихъ предоставь, откликнувшись привѣту.
Аголибама.
Гдѣ бъ ни былъ ты, о Саміаза мой --
Царишь ли ты подъ неба синевой
Иль мчишься въ бой съ надменнымъ исполиномъ,
Забывшимъ страхъ предъ неба Властелиномъ,
Создавшимъ всё, иль клонишь подъ узду
Съ пути планетъ сошедшую звѣзду,
Чьихъ нивъ жильцы, дѣля невзгоды міра,
Лишь праха роль играютъ средь эѳира,
Иль въ хорѣ низшихъ ангеловъ святомъ
Возносишь гимнъ предъ благостнымъ Творцомъ --
Тебя я жду, могучій Саміаза,
Блестящѣй искръ горящаго алмаза.
Боготворимъ ты многими -- не мной!
Когда сойти душа твоя стремится
Къ моей, то съ тучь пора тебѣ спуститься
И раздѣлить со мною жребій мой.
Хоть я изъ праха создана судьбой,
А ты изъ искръ священныхъ ореола.
Сіяющихъ денницей золотой
На ступеняхъ небеснаго престола,
Но и твоя отдать не въ силахъ власть
Мнѣ мной въ любви заслуженную часть.
Во мнѣ есть лучь, хотя онъ и не можетъ
Ещё сіять, но чувствую, что онъ
Въ лучахъ твоихъ и Господа зажжонъ,
Хоть долго скрытъ и будетъ онъ быть-можегъ,
Намъ Ева смерть въ наслѣдство завѣщала,
Но, приговоръ отвергнувъ, я возстала.
Пусть наша жизнь имѣетъ свой предѣлъ,
Но неужель придётся намъ разстаться?
Безсмертенъ ты, безсмертье -- мой удѣлъ.
Я чувствую, что зло и страхъ сметаться
Ужь начинаютъ вѣчностью съ меня
И, словно бездны яростью гремя,
Мнѣ рѣчь такая въ уши проникаетъ:
"Внимай, тебя безсмертье ожидаетъ!"
Не знаю я и не хотѣла бъ знать,
Дурного ль мнѣ, хорошаго ли ждать,
Затѣмъ-что это тайна Всеблаго во,
Во тьмѣ времёнъ сокрывшаго сурово
Источники блаженства и скорбей.
Онъ измѣнить насъ только въ состояньи,
Но не попрать; при мощи всей своей,
Зане нашъ духъ -- безсмертное созданье --
И можетъ съ нимъ бороться, если Онъ
Борьбы захочетъ. Я могу съ тобою
Всё раздѣлить и даже жизнь съ тоскою,
За-то что ты дерзнулъ дѣлить мой сонъ.
Могу ль я твоего безсмертья устрашиться?
Пусть жало змія въ грудь стрѣлою мнѣ вонзится,
Но будь съ нимъ только схожъ -- я и тогда тебѣ
Кольцомъ вокругъ себя позволила бъ обвиться
Съ улыбкой на устахъ, безсильная въ борьбѣ,
Причёмъ проклятій слать не думала бъ тебѣ,
А прижимала бъ лишь лицо къ груди твоей
И тѣмъ въ неё любви вливала бы элей.
Иди же, серафимъ, скорѣе съ тучь спускайся
И смертной на землѣ любовью наслаждайся;
Но если аъ небесахъ блаженство выше есть
Того, что въ силахъ ты отдать и пріобрѣсть
Здѣсь на землѣ -- прощай и въ небѣ оставайся.
Ана.
Сестра, они летятъ! Мои прозрѣли очи
И видятъ, какъ они пронзаютъ сумракъ ночи.
Аголибама.
Взметая облака и словно насъ маня,
Они несутъ съ собой свѣтъ будущаго дня.
Ана.
Но если нашъ отецъ, сестра, увидитъ это?
Аголибама.
Подумаетъ, что то заблудшая планета,
Пришедшая на зовъ владыки адскихъ силъ.
Ана.
Они идутъ! Вотъ онъ! О, мой Азазіилъ!
Аголибама.
Идёмъ навстрѣчу имъ. О, если бъ были крылья,
Архангелу на грудь я пала бъ безъ усилья!
Ана.
Смотри -- они зажгли весь дремлющій востокъ,
Какъ солнце изъ-за горъ встающее въ свой срокъ,
И на ближайшей къ намъ вершинѣ Арарата
Ужь блещетъ въ семь цвѣтовъ сплетённая дуга,
Остатокъ ими къ намъ свершоннаго возврата.
Но мигъ -- и скрылось всё, какъ, брызжа въ берега,
Левіафаномъ злымъ вверхъ поднятая пѣна
Со дна пучины злой, прочь рвущейся изъ плѣна,
Когда, явясь на мигъ надъ бездною морской,
Онъ быстро между волнъ кипящихъ исчезаетъ,
Чтобъ вновь сойти на дно пучины роковой,
Гдѣ сонмъ морскихъ ключей спокойно почиваетъ.
Аголибама.
Они ужь на землѣ.
Ана.
О, мой Азазіилъ!
(Уходятъ.)
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Входятъ Іафетъ и Ирадъ.
Ирадъ.
Не унывай! зачѣмъ къ молчанью ночи
Тебѣ своё молчанье прибавлять
И горькихъ слёзъ исполненные очи
Къ звѣзд а мъ небесъ безстрастнымъ подымать,
Когда помочь онѣ тебѣ не могутъ.
Іафетъ.
Онѣ покой мнѣ въ душу проливаютъ:
Гляжу -- и мнѣ всё кажется, что Ана
Глядитъ на нихъ по-прежнему со мной
И что она, прекрасное созданье,
Становится всё болѣе прекрасной,
Когда глядитъ на вѣчную красу
Ночныхъ свѣтилъ, созданье Всеблагого.
Ирадъ.
Но, братъ, она тебя не любитъ?
Іафетъ.
Да.
Ирадъ.
И я отвергнутъ былъ Аголибамой.
Іафетъ.
И я о томъ скорблю и сожалѣю.
Ирадъ.
Пускай она хранитъ свою гордыню,
Моя жь мнѣ снесть презрѣнье помогла.
Быть-можетъ ей за-то отплатятъ время.
Іафетъ.
Ужели мысль такая облегчаетъ?
Ирадъ.
Не облегчаетъ, но и не тягчитъ.
Я отъ души люблю её- и вѣрно
Её ещё сильнѣе полюбилъ,
Когда бъ она взаимностью платила.
Теперь же я её предоставляю
Ея судьбинѣ болѣе высокой,
Когда она такой её считаетъ.
Іафетъ.
Какой же это?
Ирадъ.
У меня причина
Есть думать, что она другого любитъ.
Іафетъ.
Кто -- Ана?
Ирадъ.
Нѣтъ, сестра ея.
Іафетъ.
Кого же?
Ирадъ.
Не знаю, но всё ясно утверждаетъ
Въ ней и безъ словъ, что любитъ не меня.
Іафетъ.
Пусть такъ, но Ана любитъ только Бога.
Ирадъ.
Кого бы Ана, братъ мой, ни любила,
Но если разъ она тебя не любитъ,
Что пользы въ томъ?
Іафетъ.
Но я люблю её.
Ирадъ.
И я любилъ.
Іафетъ.
Ну, а теперь, когда
Не любишь ты, иль думаешь, что больше
Её не любишь -- ты счастливъ ли?
Ирадъ.
Да.
Іафетъ.
Мнѣ жаль тебя!
Ирадъ.
Меня! Но почему же?
Іафетъ.
А потому, что счастливъ ты, лишонный
Того, что жизнь мнѣ сдѣлала несчастьемъ.
Ирадъ.
Твою насмѣшку, братъ, я принимаю,
Какъ плодъ твоей досады на меня;
Но не хотѣлъ бы чувствовать, какъ ты,
За всё людьми накопленное злато,
Которое доставили бы мнѣ
Стада отца, смѣнённые на жолтый
Металлъ земли злыхъ Каина сыновъ.
Они хотятъ платить намъ жолтой пылью,
Негодными отбросками земли
За молоко и шерсть, плоды и мясо,
За всё, что намъ даютъ стада и нивы!
Иди и шли свои на небо вздохи,
Какъ волки вой свой дикій на луну;
А мнѣ пора на отдыхъ.
Іафетъ.
Я и самъ бы
Пошолъ съ тобой охотно отдохнуть,
Когда бъ покой надѣялся найдти.
Ирадъ.
Такъ ты къ шатрамъ отцовскимъ не вернёшься?
Іафетъ.
Нѣтъ, я пойду въ пещеру, чьё отверстье,
Какъ говорятъ, ведётъ въ средину міра,
Чтобъ выходомъ служить для духовъ праха,
Когда они выходятъ на поверхность.
Ирадъ.
Скажи -- зачѣмъ? Что станешь дѣлать тамъ?
Іафетъ.
Свой скорбный духъ тамъ буду услаждать
Ещё тягчайшей скорбію и страхомъ.
О, въ этомъ мѣстѣ также безотрадно,
Какъ безотрадно въ сердцѣ у меня.
Ирадъ.
То мѣсто вкругъ опаснымъ называютъ,
А страшныя явленія и звуки
Непроходимымъ сдѣлали его --
И одному идти тебѣ опасно.
Іафетъ.
Но почему жь? Повѣрь, въ душѣ моей
Злыхъ мыслей нѣтъ -- и зла я не боюсь.
Ирадъ.
Но существа тѣ злыя тѣмъ опаснѣй
И безпощаднѣй будутъ для тебя,
Что ты имъ чуждъ, что не изъ ихъ ты рода.
Нѣтъ, лучше ты направь стопы за мной,
Иль я свои направлю за тобою.
Іафетъ.
Но тамъ, Ирадъ, я долженъ быть одинъ.
Ирадъ.
И такъ -- прощай. Да будетъ миръ съ тобою!
(Уходитъ.)
Іафетъ.
Миръ! Я искалъ его, путёмъ любви и свѣта,
Съ любовію святой, достойною отвѣта;
Но, вмѣсто мира, скорбь являлась мнѣ одна,
Съ упадкомъ духа, силъ, тревогой дня и ночи,
Не знающею сна, смежающаго очи.
Миръ! миръ! но миръ какой? Печали тишина,
Безмолвіе лѣсовъ, будимое вѣтр а ми,
Ревущими въ дуплахъ, шумящими вѣтвями --
Вотъ миръ какой нашолъ для сердца моего,
Разбитаго въ-конецъ, лишоннаго всего.
Нечестіе земли и признаки другіе
Провозгласили гнётъ и перемѣны злыя
И тлѣнному всему жестокій приговоръ.
О, Ана, въ грозный часъ, когда земля остынетъ,
Откроются ключи и хлябь на землю хлынетъ,
Отъ ярости стихій могла бъ найти просторъ
На этомъ сердцѣ ты, которое въ напрасной
Тревогѣ о тебѣ такъ билось, другъ прекрасный!
О, Боже, отврати отъ Аны гнѣвъ свой властный!
Она чиста среди грѣховныхъ, какъ звѣзда
Средь облаковъ, её мрачащихъ иногда,
Но погасить её не могшихъ никогда.
О, какъ тебя любилъ я пламенно и страстно,
Но не склонилась ты -- и было всё напрасно;
Но всё же видѣть я хочу тебя живой,
Когда пучина вкругъ подымется грозой
И самъ Левіафанъ, владыка, царь морской,
Когда предъ нимъ просторъ той хляби обнажится,
Громадности своей державы подивится.
(Уходитъ.)
Входятъ Ной и Симъ.
Ной.
Скажи мнѣ, кроткій Симъ, гдѣ братъ твой Іафетъ?
Симъ.
При ранней встрѣчѣ съ нимъ, не подымая взгляда,
Онъ мнѣ на мой вопросъ "куда идётъ" въ отвѣтъ
Сказалъ, что упредить спѣшитъ возвратъ Ирада;
Но я боюсь, что онъ пошолъ къ шатрамъ назадъ,
Гдѣ Ана спитъ ещё и вкругъ шатровъ тѣхъ бродитъ,
Какъ голубь, что гнѣзда вернувшись не находитъ;
А можетъ-быть ушолъ въ пещеру съ ходомъ въ Адъ,
Лежащемъ на пути, стрегущемъ Араратъ.
Ной.
Что дѣлаетъ онъ тамъ? То самое дурное
Изъ мѣстъ на всей землѣ, затѣмъ-что тамъ живётъ
Изъ духовъ всѣхъ колѣнъ, конечно, болѣ злое
И худшее стократъ, чѣмъ адамитовъ родъ.
Онъ въ жоны всё ещё добыть себѣ стремится
Злой Каина семьи отверженную дочь,
Хотя онъ и тогда бъ не могъ на ней жениться,
Когда бъ она была любить его не прочь
И холодность ея онъ могъ бы превозмочь.
О, жалкіе сердца! Какъ, зная ихъ судьбу
И то, что грозный часъ ужь близокъ на бѣду,
Дерзать питать въ душѣ подобныя желанья?
Веди меня къ нему! Я требую свиданья.
Симъ.
Останься -- я пойду.
Ной.
Не бойся за меня;
Всё прахъ предъ тѣмъ, кого, десницей осѣня,
Избралъ Господь.
Симъ.
Куда -- къ шатру сгубившей брата?
Ной.
Нѣтъ, сынъ мой, не туда -- въ пещеру Арарата.
(Уходятъ. )
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Пещера, окружонная Кавказскими горами.
Іафетъ (одинъ).
Вы, дебри горъ и ты, пещера страха,
И ты, хребетъ столь грозный и безгранный
Въ красѣ своей, въ суровомъ скалъ величьи,
Съ семьёй деревъ, ростущихъ въ нѣдрахъ камней,
На крутизнахъ, гдѣ бъ дрогнула нога
Храбрѣйшаго, когда бъ онъ могъ достигнуть
Вершины ихъ -- вы вѣчны быть должны,
А между-тѣмъ, чрезъ нѣсколько часовъ
Вы будете низвергнуты въ пучину
Напоромъ водъ, а въ ту пещеру, что
Въ подземный міръ ведущей всѣмъ казалась,
Проникнетъ любопытная волна,
Ея длину изслѣдуя и робкій
Дельфинъ взыграетъ въ логовищѣ льва.
А человѣкъ.' О. люди, кто оплачетъ
Всемірную кончину вашу, кромѣ
Меня? Да и останется ль оплакать
Хоть кто-нибудь? О, кровные, ужели
Я лучше васъ и пережить васъ долженъ?
Что будетъ съ тѣмъ прекраснымъ мѣстомъ въ рощѣ,
Гдѣ я мечталъ о Анѣ ненаглядной,
Когда ещё надеждой жилъ, и съ тою
Печальной -- да, но также сердцу милой,
Трущобой горъ, гдѣ я скорбѣлъ не разъ?
О, Араратъ, возможно ль, чтобъ вершина
Твоя, чей шпицъ звѣзду напоминаетъ,
Склонилася во прахъ предъ алчущей пучиной?
Ужели утромъ солнце не разгонитъ
Чело твоё скрывающихъ тумановъ
А въ вечеру не скроется за нимъ,
Его вѣнцомъ пурпурнымъ коронуя
И перестанетъ этотъ шпицъ быть мѣстомъ,
Куда могли архангелы спускаться,
Какъ къ мѣсту всѣхъ ближайшему къ звѣздамъ.
Ужель "не быть" относится и къ Анѣ
И ко всему, за исключеньемъ насъ,
Да земноводныхъ, собранныхъ по парѣ,
Что мой отецъ спасётъ по волѣ Бога.
Ужели онъ спасти всё это можетъ,
А я присущей власти не имѣю
Спасти красу всѣхъ дочерей земныхъ
Отъ злой судьбы, которой даже змѣй
Избѣгнетъ, чтобъ спасти свой родъ презрѣнный
И вновь шипѣть и жалить въ новомъ мірѣ,
Что встанетъ вновь покрытый слоемъ тины,
Которая лежать на старомъ будетъ,
Покамѣстъ въ сферу грязь не превратится,
Причёмъ затѣмъ останется навѣки
Единственной могилой милліоновъ
Ещё живыхъ теперь земныхъ существъ?
О, сколько вкругъ прервётся воздыханій!
О, міръ! ты такъ прекрасенъ и такъ юнъ --
И обречёнъ ужь Господомъ на гибель!
Я на тебя съ растерзанной душою
Смотрю и дни и ночи неустанно
Слѣжу твои сосчитанные дни.
Я не могу спасти тебя, не въ силахъ
Спасти и ту, любовь къ кому меня
Любить тебя заставила сильнѣе;
Но, какъ частица праха твоего,
Я о судьбѣ твоей не въ состояньи
Безъ озлобленья даже помышлять.
О, Господи, ужель ты можешь?...
(Изъ глубины пещеры вырываются глухіе звуки и хохотъ.)
Является Духъ Земли.
Іафетъ.
Кто ты?
Во имя Бога?
Духъ Земли.
Ха, ха, ха!
Іафетъ.
Во имя
Всего святого въ мірѣ необъятномъ
Отвѣтствуй мнѣ: кто ты?
Духъ Земли.
Ха, ха, ха, ха!
Іафетъ.
Въ глубокой тьмѣ грядущимъ къ намъ потокамъ,
Родной землёй, которую задушитъ
Злой океанъ немедленно, пучиной,
Готовой вскрыть источники свои,
Шатромъ небесъ, скопившимъ океаны
И Господомъ, который создаётъ
И топчетъ въ прахъ, тебя я заклинаю,
Невѣдомый и призрачный, но страшный
Сынъ злыхъ тѣней -- не медля мнѣ отвѣтствуй:
Зачѣмъ опять смѣёшься такъ ужасно?
Духъ.
Скажи, о чёмъ ты плачешь и тоскуешь?
Іафетъ.
Всё о землѣ и о ея сынахъ.
(Духъ Земли хохочетъ и исчезаетъ.)
Какъ зло смѣётся этотъ злобный демонъ
Надъ близкою погибелью вселенной,
Среди которой вставшее свѣтило
Ужь ничего живого не освѣтитъ;
Земля же спитъ и всё, что есть на ней,
Какъ и она, спитъ наканунѣ смерти.
Да и къ чему имъ бѣднымъ просыпаться
Передъ концомъ. Но, Боже, это что
За существа, похожія на смерть
Живую, рѣчь ведущія, какъ-будто
Родились въ свѣтъ до сотворенья міра.
Они плывутъ какъ-будто облака.
Нѣсколько Духовъ земли выходятъ изъ пещеры.
Духъ Земли.
Ликуйте, духи тьмы, намъ ненавистный родъ,
Не могшій сохранить въ Эдемѣ величавомъ
Себѣ почётныхъ мѣстъ и создавшій оплотъ
Въ познаніяхъ безъ силъ и въ голосѣ лукавомъ,
Ужь близокъ къ смерти злой! Не постепенно васъ,
Не разомъ, не мечомъ, не скорбью, не годами
Похититъ смерть, но всякъ послѣдній встрѣтитъ часъ
И будутъ всѣ потомъ поглощены водами.
И превратится міръ въ безбрежный океанъ,
Гдѣ будетъ вѣтеръ лишь гоняться за волнами,
Архангелы уйдутъ въ предѣлы лучшихъ странъ
И ни одна скала не встанетъ надъ водами,
Чтобъ смертнаго снасти иль мѣсто указать,
Гдѣ долго въ океанъ отчаянье взирало,
Желаемый отливъ надѣясь увидать,
Но пусто будетъ вкругъ, какъ-будто не бывало.
Другой стихіи жизнь здѣсь царствовать начнётъ
И жалкіе сыны развѣнчаннаго праха
Погибнутъ и лазурь одна лишь расцвѣтётъ
Безгранной полосой широкаго размаха.
Отъ горделивыхъ горъ и радостныхъ долинъ
Едва ли что-нибудь останется, какъ было,
Не будутъ кедръ съ сосной вздымать своихъ вершинъ:
Всё съ прахомъ и людьми пожрётъ одна могила.
Смѣшавшися въ одинъ стремительный потокъ,
Земля и родъ людской съ огнёмъ погибнутъ нынѣ
И только океанъ останется широкъ;
Но кто же можетъ домъ построить на пучинѣ?
Іафетъ (подходя).
Богомъ отмѣченный Ной, мой отецъ!
Сѣмя земли не погибнетъ вконецъ;
Зло только согнано будетъ со свѣта --
Что жь означаетъ пѣснь злобная эта?
Прочь же съ злорадною пѣснью своей,
Что Вседержитель то самъ разрушаетъ,
Что изъ васъ каждый разрушить желаетъ!
Прочь же отсюда и скройтесь скорѣй
Въ мрачномъ вертепѣ вамъ Господомъ данномъ --
Скройтесь, пока не прогналъ васъ прибой,
Чтобъ васъ заставить носиться толпой
Волею вѣтра въ пространствѣ безгранномъ.
Духъ Земли.
Когда ты, сынъ Богомъ щадимаго Ноя.
Съумѣешь стихію въ борьбѣ побѣдить,
А волны затопятъ насъ, бѣшено воя.
Ужели по прежнему будешь ты ныть?
Вѣдь міръ будетъ созданъ опять лишь на горе;
Безъ неба сыновъ и земли дочерей,
Исчезнутъ гиганты съ блаженствомъ во взорѣ.
Что нынѣ ликуютъ ещё на просторѣ --
И міръ унаслѣдуетъ горечь страстей.
Не стыдно ли будетъ тебѣ оставаться
Въ живыхъ, пить и ѣсть и женой наслаждаться?
Ужель твоё сердце такъ робко и зло,
Чтобъ знать обо всёмъ и не хмурить чело?
Нѣтъ, храбрости, видно, въ тебѣ не хватило,
Чтобъ лучше погибнуть средь хляби и ила,
Чѣмъ робко защиты искать у отца
Въ виду молчаливыхъ могилъ безъ конца.
Кто можетъ свой родъ пережить согласиться?
Нашъ родъ же тебя ненавидитъ и злится
На жалкій твой родъ, какъ на чуждый ему,
Тогда-какъ не мало на адскую тьму
Изъ нашихъ престолы свои промѣняли,
Лишь братья бъ всей горечи кары не знали.
Иди и другимъ несчастливцамъ жизнь дай;
Когда же волна станетъ бить черезъ край,
Завидуй погибшимъ, а тѣхъ презирай,
Кто, кроясь, въ живыхъ, какъ отецъ твой достойный
Останется цѣлымъ для жизни покойной;
Себя жь, Іафетъ, за своё естество,
За-то, что завёшьсл ты сыномъ его.
Хоръ духовъ Земли (изъ пещеры).
Радуйтесь, духи! Отнынѣ до вѣка
Радостей нашихъ уже не смутить
Голосу скорби раба-человѣка:
Больше не будетъ молитвъ онъ творить.
Мы жь, чьё чело предъ Творцомъ не склонялось,
Хоть онъ и жаждалъ молитвъ и похвалъ,
Но что на жертву ему ни являлось,
Всё недостаточнымъ Онъ называлъ --
Мы всѣ увидимъ, какъ воды воспрянутъ,
Тѣмъ разрѣшая всемірный вопросъ
И до-тѣхъ поръ подыматься всё станутъ,
Не превратятъ пока міра въ хаосъ.
Станутъ созданья тѣ гордыя прахомъ
И ураганъ этотъ прахъ разнесётъ
Крылій своихъ горделивымъ размахомъ
Вкругъ по горамъ и трясинамъ болотъ.
Хищные звѣри, смутясь, перестанутъ
Слабыхъ звѣрей и людей истреблять,
Тигры жь съ ягнятами кроткими станутъ
Вмѣстѣ питаться и рядомъ лежать.
Словомъ, всё будетъ какъ въ день до созданья:
Каждое вкругъ обновится звено,
Кромѣ небесъ, красоты мірозданья,
Съ смертью же будетъ сойтись рѣшено.
Смерть пощадитъ лишь одну небольшую
Часть населенья погибшей земли,
Чтобъ возродить на ней расу другую,
Также зачатую въ мглѣ и пыли.
Этотъ остатокъ отъ рода людского
Долго ещё будутъ волны носить,
Солвце покамѣстъ не вздумаетъ снова
Старый нашъ міръ въ новый міръ превратить.
Вмѣстѣ съ тѣмъ Времени вновь отдадутся
Люди, болѣзни, пороки и зло,
Слѣдомъ же зависть съ тоской понесутся
Бѣдствій мірскихъ расширяя русло.
Іафетъ (прерывая ихъ).
Всевышняго воля намъ сонъ объяснитъ,
Разумно въ которомъ смыслъ истинный скрытъ,
Искупитъ, сберётъ нодъ десницу святую
И Адъ низпровергнетъ въ пучину морскую;
Землѣ жь искуплённой Господь возвратитъ
Ея прежній обликъ прекрасный и видъ,
А свѣтлый Эдемъ вѣчнымъ Раемъ замѣнитъ,
Въ которомъ и злой ни кому не измѣнитъ,
А демоны станутъ хвалить бытіё.
Духъ Земли.
Когда жь предсказанье свершится твоё?
Іафетъ.
Когда Искупитель придётъ къ намъ скорбящимъ,
А землю оставитъ во славѣ парящимъ.
Духъ Земли.
Такъ вы и въ оковахъ боритесь нова
Съ рокочущимъ Адомъ, съ людьми, съ небесами,
Пока багровѣть не начнутъ облака
Отъ крови, изъ язвъ исходящей ручьями.
Пусть новые люди и время придутъ,
Но злоба и слёзы останутся тѣ же,
А волны грядущее также сметутъ,
Какъ, дикой исполнявшись злобы и силы,
Они исполиновъ изгладятъ могилы.
Хоръ духовъ Земли.
О, братья, ликуйте! О, смертный, прощай!
Мы слышимъ ужь моря глухія усилья
Поднять свои волны и бросить чрезъ край,
Расправивъ свои горделивыя крылья,
Проснувшійся вѣтеръ сгустилъ облака
И молча готовится, мчася владыкой,
Расторгнуть источники бездны великой
И окна небесныя зыблетъ слегка.
А люди о знаменьяхъ тѣхъ и не знаютъ,
Лишь видятъ что воды прибывъ убываютъ;
Мы слышимъ неслышные звуки для нихъ
Собравшихся громовъ всѣхъ сферъ міровыхъ:
Они ещё медлятъ сойти и знамёна
Ихъ блещутъ невидимо вдоль небосклона;
Но всё проницающимъ духомъ своимъ
Ихъ видитъ лишь ангелъ, зане -- херувимъ.
Рыдай же, земля, ты отъ края до края!
Смерть ближе къ тебѣ, чѣмъ созданіе Рая.
О, горы, вы скоро падёте во прахъ,
Потопъ ощутивъ на своихъ раменахъ!
Подымутся волны на ваши вершины
И темя покроютъ улитки долины.
Куда до того лишь орлица свой взглядъ
Вперяла, свивая гнѣздо для орлятъ.
И что за ужасный кривъ, вызванный горемъ,
Испуститъ орёлъ надъ безжизненнымъ моремъ!
Паря, онъ сзывать къ себѣ станетъ птенцовъ,
Отвѣтомъ же будетъ плесканье валовъ.
Какъ смертный орлиныхъ не жаждалъ бы крылій,
Спастися ему бъ не хватило усилій:
Куда бъ его крылья могли унести,
Когда вкругъ не будетъ ни горъ, ни пути
И міръ превратится въ сплошную могилу?
О, братья, ликуйте, сознавъ свою силу --
И къ своду небесному каждый изъ васъ
Пускай вознесётъ свой ликующій гласъ!
Всѣ люди погибнутъ, лишь Сифово сѣмя
Избавлено будетъ на тяжкое бремя;
Изъ Каина жь сонма могучихъ сыновъ
Никто изъ своихъ не спасётся шатровъ;
А чудныя дочери Каина злого
Уснутъ подъ покровомъ прибоя морского
Иль будутъ носиться, кляня небеса --
Зачѣмъ попустили, чтобъ сгибла краса.
За воплемъ всеобщимъ людскаго страданья
Послѣдуетъ общее міру молчанье.
И такъ улетайте, о духи, скорѣй,
Но всё же ликуйте, кляните людей!
Мы всѣ у;къ погибли, ихъ родъ погибаетъ.
Такъ скоро погибнутъ въ хаосѣ страстей
Тѣ Неба враги, кого Адъ испугаетъ.
(Духи уносятся въ высоту.)
Іафетъ (одинъ).
Судьбу земли Господь провозгласилъ,
Ковчегъ отца его предвозвѣстилъ,
Енохъ о ней въ своихъ безмолвныхъ свиткахъ
Сказалъ, чьихъ строкъ пророческое слово
Въ своёмъ молчаньи громче говоритъ
Уму, чѣмъ громъ внимающему уху.
Но родъ людской ее внемлетъ и не видитъ
И въ тьмѣ ночной идётъ къ своей судьбѣ,
Которая -- и близяся -- не болѣ
Ихъ недовѣрье жалкое смущаетъ,
Чѣмъ вопли ихъ послѣднее рѣшенье
Всевышняго въ день судный ноколеблятъ
Иль тогъ ему покорный океанъ,
Который то рѣшенье въ исполненье,
Подъявъ валы сѣдыя, приведётъ.
Нѣтъ знаменій ещё на небосклонѣ,
Ещё не стали гуще облака
И солнце въ день послѣдній этотъ встанетъ
Такъ точно, какъ вставало на четвёртый,
Когда Господь сказалъ ему: "свѣти!"
И надъ землёй взошло оно впервые
Щитомъ огня, ещё не освѣщая
Не созданнаго въ день тотъ человѣка,
Но пробуждая созданныя раньше
Мирьяды птицъ, съ ихъ пѣньемъ неземнымъ,
Подобно сонму ангеловъ святыхъ,
Лазурными крылами надѣлённыхъ
И каждый вновь рождающійся день,
Подобно имъ, встрѣчающихъ хвалою.
Ужь близко утро: теплится востокъ --
И пѣсня ихъ хвалебная начнётся,
А тамъ и день настанетъ роковой.
Обоихъ ихъ ужасный ждётъ конецъ:
Хоръ птицъ свои лазоревыя крылья
Въ пучину водъ возставшихъ погрузитъ,
А день, когда промчится надъ вселенной
Немного дней, короткихъ и безмолвныхъ.
Вновь озаритъ, но -- что? безгранный хаосъ,
Существовавшій грозно до него
И, обновись, который самовластно
Уничтожаетъ время, потому что
Безъ жизни нѣтъ для времени полёта.
Для праха время также безъ значенья,
Какъ вѣчность для Творца обоихъ ихъ.
Безъ Господа и вѣчность бы сама
Была одной безцѣльной пустотою.
А безъ вѣнца твореній -- человѣка --
Сѣдое время, созданное Богомъ
Лишь для него, должно погибнуть съ нимъ
И поглотиться жадною пучиной.
Исхода не имѣющей, какъ долженъ
Весь родъ его погибнуть оттого,
Что міръ его младенческій разрушенъ.
Но это что? Жильцы земли и неба?
Нѣтъ, неба лишь: такъ всѣ они прекрасны.
Я разглядѣть ихъ лицъ не въ состояньи,
Но вижу какъ они красиво сходятъ
Съ горы, туманъ разсѣевая вкругъ.
Да, послѣ духовъ ада, чьё безсмертье
Извергло гимнъ позорный торжества,
Ихъ, словно рай. привѣтствовать лишь можно
Отъ всей души. Кто знаетъ, можетъ-быть
Они идутъ сказать мнѣ объ отсрочкѣ"
Погибели земли намъ дорогой,
За счастіе которой я такъ часто
Молился здѣсь. Они идутъ. То Ана --
И съ нею...
Входятъ: Саміаза, Азазіилъ, Ана и Аголибама.
Ана.
Іафетъ!
Саміаза.
Какъ, сынъ Адама?
Азазіилъ.
Что сынъ земли здѣсь дѣлаетъ, когда
Всё въ мірѣ спитъ?
Іафетъ.
Что дѣлаешь ты, духъ,
Здѣсь, на землѣ, когда ты-долженъ быть
На небесахъ?
Азазіилъ.
Но развѣ ты не знаешь.
Что охранять васъ есть одна изъ главныхъ
Обязанностей нашихъ?
Іафетъ.
Но, вѣдь, духи
Покинули отвергнутую землю
И даже злые ангелы спѣшатъ
Уйти отъ имъ грозящаго хаоса.
О, Ана, мной любимая такъ долго
И до сихъ-поръ любимая ещё!
Зачѣмъ идёшь ты съ этими въ такіе
Часы, когда благіе духи неба
Не сходятъ къ намъ на землю?
Ана.
Іафетъ,
Я не могу на это дать отвѣта
Тебѣ теперь; но ты прости меня.
Іафетъ.
Пусть небеса простятъ тебя, что скоро
Уже прощать не будутъ никого.
Аголибама.
Назадъ въ шатры, сынъ Ноя дерзновенный!
Ты намъ чужой -- не знаемъ мы тебя.
Іафетъ.
Быть-можетъ часъ когда-нибудь настанетъ^
Въ который ты меня узнаешь лучше.
Что жь до сестры -- она меня увидитъ
Такимъ, какимъ я былъ всегда доселѣ.
Саміаза.
Сынъ патріарха, бывшаго всегда
Угоднымъ Богу, звуки словъ твоихъ
Полны тоски, презрѣнія и гнѣва;
Но гдѣ, когда и что за оскорбленье
Тебѣ нанесть я могъ съ Азазіиломъ?
Іафетъ.
Тягчайшее изъ всѣхъ возможныхъ золъ!
Ты правъ: хотя она и прахъ отъ праха,
Всё жь быть ея достойнымъ я не могъ.
Прощай же, Ана! Слово это часто
Я повторялъ до-этихъ-норъ, но нынѣ
Въ послѣдній разъ его произношу.
О, чистый духъ, иль кто бы ни былъ ты,
Скажи, спасти во власти ли ты эту
Прекрасную... прекрасныхъ этихъ дщерій
Отверженнаго Каина?
Азазіилъ.
Спасти!
Но отъ чего?
Іафетъ.
Ужели ни о чёмъ
До-этихъ-поръ ещё вы не слыхали?
О, духи свѣта, вы грѣшили вмѣстѣ
Со смертными и будете теперь,
Подобно имъ, наказаны за это,
Иль, какъ они, раздѣлите со мной
Мою печаль.
Саміаза.
Я никогда не думалъ,
Чтобъ Адамитъ рѣшился говорить
Со мною такъ загадочно.
Іафетъ.
Ужели
Загадокъ тѣхъ Самъ Богъ не разъяснилъ?
Ужель Господь погибнуть вамъ судилъ?
Аголибама.
Пусть будетъ такъ! Когда не меньше любятъ
Они, чѣмъ мы, то ужь, конечно, въ смертныхъ
Не больше побоятся превратиться,
Чѣмъ я цѣною вѣчности мученій
Купить любовь Самьяза побоюсь.
Ана.
Сестра, сестра, не говори такъ грозно!
Азазіилъ.
А, ты боишься, Ана!
Ана.
За тебя.,
О, если бъ я избавить отъ мученій
Тебя на часъ единый лишь могла,
Я жизнь мою охотно бъ отдала!
Іафетъ.
Такъ для него меня ты позабыла;
Но въ этомъ нѣтъ бѣды ещё, когда
Ты, вмѣстѣ съ тѣмъ, не позабыла Бога.
Союзы душъ, подобныхъ вашимъ, Ана,
Межь смертными и духами, не могутъ
Быть счастливы и святы. Мы на землю
Ниспосланы, чтобъ умереть трудясь;
Они жь должны парить подъ небесами.
Когда тебя спасти онъ въ состояньи,
То знай, что часъ почти уже насталъ,
Когда одна божественная помощь
Лишь это будетъ въ силахъ совершить.
Ана.
Онъ говоритъ о смерти, Саміаза.
Саміаза.
О смерти -- да и намъ и тѣмъ, кто съ нами.
О, если бъ взоръ склонённый Іафета
Такимъ сухимъ и тусклымъ не казался,
Я бъ улыбнулся.
Іафетъ.
Я не о себѣ
Тоскую: духъ -- мнѣ нечего бояться,
Я безопасенъ, но не за свои,
А за отца великія заслуги
Предъ Господомъ правдиваго на столько,
Что за него и дѣти спасены
Его рукой всезиждущею будутъ.
О, если бъ онъ спасти могъ и другихъ,
Иль я бы жизнь постылую мою
Могъ обмѣнить на жизнь ея святую,
Которая одна могла бы сдѣлать
Меня счастливымъ! О, тогда она,
Послѣдній отпрыскъ Каинова рода
И, вмѣстѣ съ тѣмъ, прекраснѣйшій изъ нихъ,
Вошла бъ въ ковчегъ, который предназначенъ
Принять остатки Сиѳова потомства.
Аголибама.
Ужель ты могъ подумать хоть минуту,
Что мы, въ чьихъ жилахъ Каинова кровь,
Кровь первенца великаго Адама,
Ещё въ Раю зачатаго, течётъ,
Съ потомствомъ Снеа слиться согласимся,
Съ плодомъ послѣднимъ старости Адама?
Нѣтъ, никогда -- ни даже для земли,
Когда бы ей опасность угрожала!
Мы жили вѣкъ отдѣльно отъ твоихъ
И до конца имъ чуждыми пребудемъ.
Іафетъ.
Я не съ тобой вёлъ рѣчь, Аголибама!
Ужь слишкомъ много дѣдовскаго съ кровью
Того, кто первый въ мірѣ кровь пролилъ.
Къ тебѣ, какъ день прекрасной, перешло.
Но ты, моя задумчивая Ана...
Позволь мнѣ такъ назвать тебя, хоть ты
Ужь не моя; разстаться жь съ этимъ словомъ
Я не могу, хотя съ тобой разстаться
И долженъ я. Ты часто заставляешь
Меня, о Ана дивная, мечтать,
Что Авель дочь оставилъ, чьё потомство
Живётъ въ тебѣ, невинное, какъ ты,
Такъ мало ты похожа на суровыхъ
И горделивыхъ Каина потомковъ,
За исключеньемъ дивной красоты.
Равно имъ всѣмъ ниспосланной отъ неба.
Аголибама (прерывая ею).
Ужель тебѣ пріятнѣй было бъ видѣть
Её похожей сердцемъ и умомъ
На Каина ничтожнаго врага?
Когда бъ твои я взгляды раздѣляла
И думала, что въ ней хоть что-нибудь
Похожее на Авеля осталось...
О, уходи, сынъ Ноя! Ты межь нами
Раздоръ посѣять хочешь.
Іафетъ.
Это Каинъ
Такъ поступалъ, дочь Каина.
Аголибама (прерывая его).
Но Сиѳа
Онъ не убилъ, такъ что тебѣ за дѣло
До дѣлъ другихъ межь Господомъ и имъ?
Іафетъ.
Да, ты права. Богъ осудилъ его --
И рѣчь моя его бы не коснулась,
Когда бы ты, какъ показалось мнѣ,
Его дурнымъ поступкомъ не кичилась.
Аголибама.
Онъ былъ отцомъ отцовъ и дѣдовъ нашихъ
И самымъ храбрымъ въ сонмищѣ людей --
Съ чего жь ты взялъ, что должно мнѣ стыдиться
Того, кому обязана я жизнью?
Взгляни на нихъ -- его потомковъ славныхъ,
На силу ихъ, на храбрость, долговѣчность!
Іафетъ (прерывая).
Увы, ихъ дни давно ужь сочтены!
Аголибама.
Да будетъ воля Божья; но пока
Въ насъ кровь кипитъ, я буду прославлять
Своихъ отцовъ и братьевъ.
Іафетъ.
Мой отецъ
И мы, его потомки, прославляемъ
Лишь Бога Силъ. А ты -- ты славишь, Ана?
Ана.
Куда бъ идти намъ Богъ ни повелѣлъ,
Единый Богъ для Каина и Снеа,
Исполнить я должна Господню волю
И я её безропотно исполню.
О, если бъ я осмѣлилась молоться
Въ наставшій часъ погибели земли,
То не о томъ я бъ Господа молила,
Чтобъ Онъ, благой, смягчившись, пощадилъ
Меня одну при общемъ истребленьи.
Сестра, сестра, чтобъ сталось съ нашимъ міромъ
И даже съ цѣлымъ сонмищемъ міровъ,
Иль съ будущимъ блаженства неземного,
Безъ прошлаго, безъ пламенной любви
Твоей, отцовской и всего того,
Что родилось со мною, окружало,
Какъ сонмомъ звѣздъ, моё существованье
И освѣщало свѣтомъ не моимъ.
О, если въ мірѣ милость существуетъ,
Найди её. Я ненавижу смерть
Ужь потому, что ты, Аголибама,
Должна истлѣть въ могилѣ, какъ и я.
Аголибама.
Что сталось съ ней? Ужель мечтатель этотъ
Съ своимъ ковчегомъ, сдѣланнымъ отцомъ
Его затѣмъ, чтобъ сдѣлать изъ него
Страшилище для міра, могъ смутить
Сестру мою? Но развѣ не любимы
Мы духами безсмертными? А если бъ
И не были, то развѣ мы должны,
Спасая жизнь, рыдать предъ сыномъ Ноя?
Нѣтъ, лучше смерть! Къ тому жь всѣ эти грёзы
Могли смутить мечтателя и быть,
Какъ горькій плодъ томительнаго бдѣнья,
Послѣдствіемъ отверженной любви.
Кто всколебать посмѣетъ эти горы,
Кто можетъ видъ другой придать вод а мъ
И облакамъ, отличный отъ того,
Въ которомъ мы, отцы и дѣды наши
Такъ долго ихъ видали предъ собой?
Кто это сдѣлать можетъ?
Іафетъ.
Тотъ, чьё слово
Созд а ло ихъ.
Аголибама.
Кто слышалъ это слово?
Іафетъ.
Вселенная, Имъ призванная въ жизни.
Напрасно ты въ глаза мнѣ продолжаешь
Насмѣшливо глядѣть, Аголибама.
Спроси своихъ сопутниковъ -- и если
Они слова мои не подтвердятъ --
Они не духи.
Саміаза.
О, Аголибама!
Господь великъ: признай Его святыню.
Аголибама.
Я признаю создавшаго всѣхъ насъ:
Творца любви и счастья -- не печали.
Іафетъ
Но что любовь сама, какъ не печаль?
И даже Тотъ, кто создалъ нашу землю,
Какъ даръ любви, былъ скоро принуждёнъ
Скорбѣть о людяхъ, лучшемъ украшеньи
Ея полей и горъ.
Аголибама.
Такъ говорятъ.
Іафетъ.
Такъ было въ самомъ дѣлѣ.
Входятъ Ной и Симъ.
Ной.
Іафетъ,
Что дѣлаешь ты здѣсь съ дѣтьми нечестья?
Иль жребій ихъ желаешь раздѣлить?
Іафетъ.
Отецъ, грѣха не можетъ быть въ желаньи
Спасти отъ мукъ живое существо.
Онѣ не могутъ грѣшницами быть,
Когда ихъ духи свѣта окружаютъ.
Ной.
Такъ это тѣ, которые забыли
Надзвѣздный міръ, чтобъ въ жоны взять себѣ
Двухъ юныхъ дѣвъ изъ Каинова рода
И въ дочерямъ подоблачной земли,
За ихъ красу, склоняющіе взоры?
Азазіилъ.
Ты правду говоришь.
Ной.
О, горе, горе
Подобному союзу! Развѣ Богъ
Не начертилъ преграды межь землёю
И небесами, ограничивъ всѣхъ
Имъ свойственною сферою.
Саміаза.
Но развѣ
И человѣкъ не созданъ былъ Творцомъ
По образу-подобію Его
И развѣ Онъ созданіе своё
Могъ не любить? Мы только подражаемъ
Его любви.
Ной.
Я только человѣкъ
И потому не созданъ быть судьёю
Надъ цѣлымъ человѣчествомъ, тѣмъ болѣ
Надъ духами; но такъ-какъ Богъ общеньемъ
Меня своимъ высокимъ удостоилъ
И мнѣ открылъ свой правый приговоръ,
То я скажу, что нисхожденье духовъ
Съ небесъ на землю въ мигъ ея кончины
Не можетъ быть угоднымъ и законнымъ.
Азазіилъ.
Хотя бъ то было для ея спасенья?
Ной.
Не вамъ со всей присвоенной вамъ силой
Избавить то отъ гибели, что Тотъ,
Кто надѣлилъ васъ славой, осудилъ.
Когда бъ безсмертной миссіею вашей
Спасенье было, общимъ бы оно
Конечно было, а не относилось
Всего бы къ двумъ, хоть и вполнѣ прекраснымъ,
Но обречённымъ всё же существамъ.
Іафетъ.
Не говори ты этого, отецъ.
Ной.
Когда желаешь ихъ судьбы избѣгнуть,
Забудь о нихъ: ужь близокъ ихъ конецъ.
Тебѣ же быть владыкой суждено
Другого міра, лучшаго чѣмъ этотъ.
Іафетъ.
Я умереть желалъ бы только въ этомъ.
Ной.
За эту мысль ты бъ долженъ былъ погибнуть;
Но ты въ живыхъ останешься. Кто можетъ
Тебя спасти -- спасётъ.
Саміаза.
А почему же
Его, тебя -- не тѣхъ, кого обоимъ
Твой юный сынъ въ душѣ предпочитаетъ?
Ной.
Спроси Того, кто болѣе великимъ
Тебя создалъ, чѣмъ сына и меня,
Но всё жь себѣ всевластно подчинилъ.
Но вотъ съ небесъ идётъ къ намъ самый кроткій
И, вмѣстѣ съ тѣмъ, всѣхъ меньше искушеній
Встрѣчавшій вкругъ, небесъ благихъ посланникъ.
Входить Рафаилъ.
Рафаилъ.
О, духи, чьё мѣсто межь звѣздъ и престола,
Зачѣмъ я встрѣчаю здѣсь васъ?
Прилично ль вамъ ждать здѣсь Госнодня глагола,
Когда приближается часъ,
Часъ кары ужасной, часъ кары жестокой,
Въ которой быть должно землѣ одинокой.
Вернитесь къ Зиждителя міра стопамъ
И громкой хвалой вознеситесь къ звѣздамъ
Совмѣстно съ семью неземными.
Межъ звѣздъ ваше мѣсто и ими.
Саміаза.
О, стражъ небесныхъ вратъ, могучій Рафаилъ,
Достойнѣйшій Изъ насъ и первый между нами,
Скажи, когда и кто законъ провозгласилъ,
Что землю не должны мы попирать ногами,
Ту землю, чьимъ лугамъ случалось замѣчать,
Что не гнушался самъ Господь ихъ попирать?
Всевышній этотъ міръ для счастья сотворилъ
И съ той поры по днесь всегда его любилъ
И, полныя любви и счастья, съ наслажденьемъ
Мы подчинялись всѣ благимъ его велѣньямъ.
Любя отъ всей души всё созданное Имъ,
Мы охраняли днёмъ и тёмной ночью эту
Ближайшую въ Нему и младшую планету,
Стараясь сохранить раченіемъ своимъ
Её достойной благъ и славы Всеблагова,
Какъ лучшій въ мірѣ даръ Его благого слова;
Зачѣмъ же кроткій взоръ твой злобою горитъ,
А трепетный языкъ о смерти говоритъ?
Рафаилъ.
Когда бъ, Азазіилъ и Саміаза, въ хорѣ
Архангеловъ святыхъ безсмѣнно были вы,
Давно святой глаголъ сіялъ бы въ вашемъ взорѣ,
Начертанный огнёмъ велѣньемъ Еговй.
И ты бы могъ тогда -- чтобъ не услышать снова --
Не спрашивать меня о волѣ Всеблагова.
Невѣдѣнье всегда считаться будетъ зломъ,
А можетъ въ часъ иной явиться и грѣхомъ;
Всезнанье жь можетъ средь безсмертныхъ уменьшиться,
Когда они начнутъ тѣмъ знаніемъ гордиться,
Затѣмъ-что слѣпота -- излишества дитя.
Когда всѣ духи прочь на небеса умчались
И на землѣ одни вы скорбные остались,
Любви земной вполнѣ отдавшись -- и хотя
Преступной страстью той себя и запятнали,
Вы были прощены и мѣстъ не потеряли
Средь духовъ равныхъ вамъ. Прочь изъ страны печали
Иль оставайтесь въ ней, чтобъ плакать и стенать
И вѣчность навсегда за это потерять!
Азазіилъ.
Но если приговоръ надъ ней произнесёнъ
И былъ до-этихъ-поръ лишь въ тайну облечёнъ,
То не грѣшишь ли, духъ, ты самъ предъ небесами,
Бесѣдуя со мной и оставаясь съ нами?
Рафаилъ.
Я пришолъ, чтобы васъ въ вашу сферу призвать
По глаголу Господню, по смыслу скрижали.
Вмѣстѣ мы до-сихъ-поръ небеса попирали
И впередъ будемъ вмѣстѣ надъ ними витать.
Правда, шаръ земной долженъ распасться во прахъ
И живущее всё океанъ уничтожить;
Но зачѣмъ онъ во прахъ превратиться не можетъ,
Не оставивъ пробѣловъ въ безсмертныхъ рядахъ?
Да, безсмертныхъ, хотя и поверженныхъ въ прахъ!
Палъ нашъ братъ Сатана: его огненной волѣ
Было легче страдать, чѣмъ покорствовать долѣ;
Вы же чисты ещё, ваши чёла въ лучахъ.
О, вы менѣе мощные нежели онъ,
Вы припомните лишь какъ онъ палъ, небожитель,
И подумайте, можетъ ли злой искуситель
Вамъ утраченный вами отдать небосклонъ.
Я долго бился съ нимъ и буду долго биться
Съ противникомъ моимъ, держащимся ещё.
Кто въ гордости своей отъ вѣка тяготится
Быть созданнымъ Творцомъ и стойко, горячо
Противится Ему, противится признанью
Того, Кто отдѣлилъ могучаго его
Отъ духовъ остальныхъ и въ славу мірозданья
Оставилъ средь небесъ вращаться одного,
Подобно солнцу межь туманными звѣздами,
Простёрши этимъ тѣнь надъ нашими главами.
Онъ былъ прекраснѣй дня и я любилъ ею.
О, небо и земля, кто кромѣ лишь Того,
Кто правитъ міромъ всѣмъ, кто силой и красою
Сравниться въ небѣ могъ съ могучимъ Сатаною?
О, если бъ скорбный часъ, въ который дивный онъ
Такъ низко палъ, могъ быть Еговою прощонъ!
Я знаю, что моё желанье нечестиво;
Вы жь -- чистые ещё -- страшитесь одного:
Рѣшеніе своё исполнить торопливо,
Затѣмъ-что вѣчность съ нимъ, иль съ Господомъ его
Избрать запрету нѣтъ -- увы -- ни для кого.
Онъ васъ не искушалъ, затѣмъ-что былъ не въ силахъ
Архангеловъ склонить, посланцевъ легкокрылыхъ,
Къ грѣху; но человѣкъ внялъ гласу Сатаны,
А вы, краса небесъ, ласкательствамъ жены,
Чей обликъ краше дня и мѣсяца прекраснѣй,
А поцалуй змѣи ужаленья опаснѣй.
Змѣй побѣдилъ лишь прахъ, жена жь -- святую рать
Вновь вызоветъ съ небесъ, чтобъ въ мірѣ всё попрать.
Но всё жь бѣгите прочь! Погибнуть вы не въ силѣ,
Они же свой покой найдутъ въ одной могилѣ.
Хоть вопль ужасный вашъ наполнитъ небеса,
Но будетъ крѣпко спать погибшая краса,
Хоть память въ васъ о томъ, что было вамъ въ нихъ мило,
Переживётъ само ихъ грѣвшее свѣтило.
Неравнымъ естествомъ Господь васъ надѣлилъ
И лишь равно страдать вамъ всѣмъ опредѣлилъ;
Зачѣмъ же вамъ дѣлить имъ посланную муку
И гнётъ безгранныхъ лѣтъ и съ жизнію разлуку?
Хотя бъ Господень гнѣвъ въ ихъ жизненномъ пути
Преградою не сталъ и всѣ могли бъ дойти
До гробовой доски, ихъ родъ многострадальный
Всё жь долженъ бѣдъ и зла быть жертвою печальной.
Аголибама.
Пускай они бѣгутъ! Я слышу вѣщій голосъ,
Что въ мірѣ всё умрётъ я не спасётся волосъ,
Что цѣлый океанъ скопился въ небесахъ,
А хлябь изъ-подъ земли вздымается въ волнахъ.
Изъ рода Сима лишь немногіе спасутся,
А Каина сыны пусть въ небесамъ не рвутся.
О, если это такъ и къ грозному Творцу
Молитвы нашихъ устъ, какъ къ Богу и отцу,
Не долетятъ, тогда, лишившись нашихъ милыхъ,
Которыхъ не любить мы были лишь не въ силахъ,
Мы встрѣтимъ говоръ волнъ, какъ встрѣтили бы мечь,
Не равнодушно, но безъ страха въ землю лечь,
Оплакавши себя конечно ужь не болѣ,
Чѣмъ тѣ, что пережить васъ могутъ для неволи
И по спаденьи водъ, оплакивать начнутъ
Мильярды мертвецовъ, которымъ не вздохнуть.
Лети же, серафимъ, въ странамъ, гдѣ торжествуютъ,
Гдѣ вѣтры не шумятъ и воды не бушуютъ.
Намъ смерть присуждена, вамъ -- жить изъ вѣка въ вѣкъ;
Кто жь въ выигрышѣ -- духъ иль смертный человѣкъ,
То знаетъ только Богъ -- и потому смиритесь
Предъ Господомъ и въ прахъ какъ мы предъ Нимъ склонитесь.
Я не хочу ни жизнь на часъ мою продлить
Еговѣ вопреки, зане такъ должно быть,
Ни видѣть васъ любви лишонными Владыки,
Какъ ни были бъ Его щедроты всѣ велики
Къ потомкамъ Сифа злымъ. Лети, лети скорѣй
И въ мигъ когда твои съ лазурью голубою
Сойдутся крылья ты припомни, что съ тобою
Летитъ моя любовь, душа души моей,
А то, что я гляжу не влажными глазами
На небо, на тебя и на густую тьму,
Идущую на насъ, то это потому,
Что, ставъ подругой дней безсмертнаго, съ слезами
Ужиться не могу. И такъ -- прощай, прощай!
Теперь свою главу, пучина, подымай!
Aна.
О, мой дорогой, тяжело умирать!
Уже ли должна я тебя потерять?
Не даромъ ты, сердце, такъ билось и ныло:
Хотя и правдивъ былъ твой грозный глаголъ,
Всё жь ты такъ прекрасно и радостно было.
Ударъ и предвидѣнный также тяжолъ
Бываетъ для насъ, какъ и тайный, нежданный.
Свершилось! Прощай и лети, мой желанный!
Постой! Но зачѣмъ? Какъ судьба ни страшна,
Удерживать всё жь я тебя не должна.
Страданія будутъ мои скоротечны,
Тогда-какъ твои были бъ тяжки и вѣчны,
Когда бы отвергнутъ ты Господомъ былъ.
И такъ на одну изъ праправнукъ Адама
Ты слишкомъ ужь много блаженства пролилъ.
Удѣлъ нашъ, дѣтей беззаконья и срама,
Есть горе -- и скоро не только для насъ,
А также, о духи небесъ, и для васъ,
Почтившихъ насъ, дщерей Адама, вниманьемъ,
Наступитъ злой скорби губительный часъ.
Духъ свѣта, вперв о й подарившій насъ знаньемъ,
Былъ свергнутъ съ престола и преданъ страданьямъ;
Но ты, кто милѣй мнѣ весенняго дня,
Не будешь минуты страдать за меня.
Иди и не плачь, потому-что не можешь,
Какъ люди, слезами печаль облегчать,
Хотя и не меньше способенъ страдать.
Прощай, мой желанный! Ты мнѣ не поможешь;
Но знай, что и волны, встающія вкругъ,
Моихъ не усилятъ и на волосъ мукъ.
Когда ты уйдёшь и тебя здѣсь не будетъ,
Забыться мнѣ легче межь волнами будетъ.
ІАФЕТЪ.
Не говори о смерти, голубица.
Отецъ и ты, предъ кѣмъ блѣднѣетъ мгла,
Подъ чьею строгой ясностью чела
Должна любовь небесная таиться,
Пускай онѣ въ ковчегѣ, межь людей
Имъ дорогихъ услышатъ всплески моря,
Иль пусть я здѣсь одинъ погибну съ горя.
Ной.
Что слышу я! Молчи, дитя страстей
И оскорблять Создателя не смѣй,
Когда не сердцемъ, то хотя устами!
Живи, какъ Богъ намъ каждый день твердитъ,
Умри, когда погибнуть онъ велитъ,
Пріемля смерть невиданную нами,
Тоску свою въ душѣ своей скрывай
И просьбами Творца не утруждай!
Иль можетъ-быть, ничтожный, ты желаешь,
Чтобъ для тебя Всевышній согрѣшилъ?
Иль ты, безумецъ дерзостный, не знаешь,
Что если бъ онъ, смягчившись, измѣнилъ
Свой приговоръ, то грѣхъ бы совершилъ.
Будь твёрдъ и пусть страданье сердце гложетъ;
Адама родъ снести всё это можетъ.
Іафетъ.
Ты правъ, мой отецъ; но когда ихъ не станетъ
И будемъ носиться мы ночи и дни
По тёмно-лазурной пучинѣ одни,
Въ чью бездну земля наша гордая канетъ,
А съ нею и милые сердцу друзья,
Уснувшіе крѣпко на лонѣ ея,
Кто наши рыданья тогда остановитъ
И насъ средь развалинъ глухихъ успокоить?
О, Боже, будь Богомъ и міръ пощади
Покамѣстъ есть время ещё впереди!
Не повторяй Адамова паденья:
Всего лишь двое было ихъ тогда,
Теперь же имъ не сдѣлать исчисленья --
Плодятся вкругъ, какъ осенью вода,
Иль струи ливня, какъ онѣ ни тонки,
Что менѣ плотно покрываютъ прахъ,
Чѣмъ бы нокрыли Каина потомки
Тотъ прахъ, когда бъ онъ былъ на ихъ костяхъ.
Ной.
Твои слова -- прямое преступленье.
(Рафаилу.)
Прости, архангелъ, сердца заблужденье.
Рафаилъ.
Въ нёмъ кровь бушуетъ; въ васъ же, серафимахъ,
Кровь не кипитъ, Еговою хранимыхъ --
И вы должны послѣдовать за мной.
Саміаза.
Тому не быть! Незыблемо рѣшенье
Сыновъ небесъ -- и нѣтъ имъ отступленья.
Рафаилъ
Теперь хочу отвѣтъ услышать твой.
Азазіилъ.
Къ его словамъ "аминь" я прибавляю.
Рафаилъ.
И такъ съ мгновенія этого, когда
Вы силъ своихъ лишились навсегда.
Навѣки васъ я, духи, оставляю.
Іафетъ.
О, гдѣ жь они отнынѣ станутъ жить?
Но, чу! гора священная дрожитъ!
Не слышно вкругъ злыхъ вѣтровъ дуновенья.
Тогда-какъ листья съ каждаго растенья,
Увявъ, летятъ и надаютъ во прахъ --
И всё вокругъ какъ-будто бы въ цѣпяхъ.
Ной.
Ты слышишь дикій крикъ несмѣтныхъ птицъ морскихъ,
Кружащихся средь тучь багрово-голубыхъ
И надъ святой горой, гдѣ ни одно, бывало,
Смочённое крыло носиться не дерзало
И въ грозный мигъ, когда вершины волнъ морскихъ
Казались слишкомъ ужь высокими для нихъ;
Но скоро и гора послѣднимъ ихъ минутамъ
Не будетъ ужь служить спасительнымъ пріютомъ.
Іафетъ.
Вотъ солнце встаётъ, но въ нёмъ лучшаго свѣта ужь нѣтъ:
Багровымъ кольцомъ обвит о е, оно возвѣщаетъ,
Что нынче на землю бросаетъ послѣдній свой свѣтъ;
Опустясь облака грозно-сумрачный цвѣтъ принимаютъ,
Слегка озарённыя свѣтомъ лишь съ той стороны,
Гдѣ прежде вставали лишь болѣе свѣтлые дни.
Ной.
Предвѣстница губительнаго грома,
Вотъ молнія прервала смерти ночь.
Онъ близится! О, прочь отсюда! прочь --
И пусть падётъ всё жертвою погрома!
Идёмъ туда, гдѣ нашъ ковчегъ святой
Блюдётъ въ волнахъ могучій остовъ свой.
Іафетъ.
Постой, отецъ! Мою святую Ану
Не оставляй на жертву океану.
Ной.
Живое всё онъ вправѣ взять себѣ.
Іафетъ.
Я не пойду.
Ной.
Такъ смерть придётъ къ тебѣ.
Какъ смѣешь ты глядѣть на небо это
И помышлять спасти отъ смерти то,
Что превратить Творцомъ всевластнымъ свѣта
Уже давно положено въ ничто.
Іафетъ.
Какъ-будто могутъ гнѣвъ и справедливость
Рука съ рукой идти однимъ путёмъ?
Ной.
Ты недовольнымъ смѣешь быть Творцомъ!
Рафаилъ.
Не хмурь чела, умѣрь свою строптивость,
Забудь о всёмъ и снова будь отцомъ.
Твой сынъ, при всёмъ безуміи своёмъ,
Всё жь въ глубинѣ пучины не погибнетъ.
Хоть онъ не знаетъ самъ что говоритъ,
Но смерти всё жь для власти избѣжитъ.
Блюдя законъ, онъ почестей достигнетъ,
Какъ ты, его учитель и отецъ
И будетъ всѣмъ поставленъ въ образецъ,
А не уснётъ въ пучинѣ, вмѣстѣ съ злыми
Дѣтьми небесъ и дщерями земными.
Аголибама.
Гроза идётъ: земля и твердь соединились
И на погибель всѣхъ живущихъ ополчились --
И скоро закипитъ, увы, неравный бой
Межъ мощью Бога Силъ и силою земной.
Саміаза.
Но наша мощь -- твоя: мы унесёмъ съ собою
Васъ на одну изъ тѣхъ безоблачныхъ планетъ,
Гдѣ съ нами вы своей подѣлитесь судьбою,
А если вы безъ слёзъ проститеся съ землёю,
Мы позабудемъ Рай и счастье тысячъ лѣтъ.
Ана.
О, шатры дорогого отца! Кого мѣсто рожденья не манитъ?
О, вы горы, поля и лѣса, когда васъ здѣсь не будетъ -- не станетъ,
Кто осушитъ мнѣ слёзы тоски?
Азазіилъ.
Твой владыка и любящій другъ.
Не страшись ничего, хоть для насъ и ужь небо навѣки закрыто:
Но мы многимъ владѣемъ ещё, что давно уже нами добыто,
И откуда изгнать насъ во вѣкъ не одинъ не осмѣлится духъ.
Рафаилъ.
Мятежникъ злой, слова твои преступны,
Дѣла жь твои отнынѣ прахомъ будутъ,
Тогда-какъ мечъ горящій Гавріила,
Прогнавшій прочь изъ Рая первородныхъ,
Ещё пылаетъ въ ангельскихъ рукахъ.
Азазіилъ.
Онъ умертвить безсмертнаго не властенъ.
Пугай имъ прахъ и говори о нёмъ
Тѣмъ смертнымъ, чья пролиться можетъ кровь;
Но онъ для насъ, безсмертныхъ, не опасенъ.
Рафаилъ.
Придётъ пора -- и ты познаешь сразу
Тщету борьбы съ величіемъ Господнимъ
И своего могущества ничтожность:
Вся мощь твоя сильна одной лишь вѣрой.
Входятъ Смертные, ищущіе спасенья.
Хоръ смертныхъ.
Земля и небеса въ одно соединились!
Егова, пощади!-- и въ чёмъ мы провинились?
Несётся вой мольбы къ Творцу звѣрей лѣсныхъ,
Драконы горъ ползутъ изъ логовищь своихъ
И у людей найти защиту помышляютъ,
А птицы небеса злымъ крикомъ наполняютъ.
О, отврати свой жезлъ, карающій Творецъ
И пожалѣй свой міръ, разрушенный въ-конецъ!
Но снисходи къ мольбамъ не одного народа,
А пощадится пусть и чудная природа!
Рафаилъ.
Прости, земля! Сыны земли и праха,
Я не могу, не долженъ помогать
Злосчастнымъ вамъ: такъ суждено Всевышнимъ.
(Уходитъ.)
Іафетъ.
О, облака! Какъ коршуны, одни
Подъ небесами мрачными стремятся,
Другіе жь вкругъ, недвижные какъ скалы,
Глагола устъ Господнихъ ожидаютъ,
Чтобы излить на міръ свои фіалы.
Ужь небеса въ лазурь не облекутся
И сонмы звѣздъ на нихъ не заблестятъ.
Возстала смерть -- и, вмѣсто лика солнца,
Зловѣщій свѣтъ въ объятья заключилъ
И крѣпко сжалъ кончающійся воздухъ.
Азазіилъ.
Пора! Идёмъ! Оставимъ, Ана, эту
Тюрьму изъ праха, созданную Богомъ,
Къ которой вновь стихіи подступаютъ,
Чтобъ превратить её въ хаосъ, какъ было.
Подъ кровомъ крылъ ты будешь безопасна,
Какъ подъ крыломъ у матери орлёнокъ.
Пускай хаосъ грядущій съ полнымъ хоромъ
Своихъ стихій бушуетъ и гремитъ --
Не обращай на вопли ихъ вниманье.
Свѣтлѣйшій міръ чѣмъ этотъ мы увидимъ,
Гдѣ будешь ты дышать эѳиромъ жизни.
Да, Ана, эти тучи-облака
Не есть ещё единственное небо!
(Азазіиль и Саміаза улетаютъ съ Аной и Аголибамой.)
Іафетъ.
Они умчались, скрылись въ вихрѣ шума
Оставленной, покинутой земли --
И никогда, останется ль въ живыхъ
Или умрётъ со всей вселенной вмѣстѣ,
Теперь уже разрушиться готовой,
Ни что на свѣтѣ мнѣ не возвратитъ
Мою любовь, мою святую Ану.
Хоръ смертныхъ.
О, сжалься, сынъ Ноя, надъ бѣдными нами!
Ужели ты всѣхъ насъ покинешь -- всѣхъ, всѣхъ,
А самъ будешь мчаться стрѣлой надъ волнами
И будетъ тебя охранять твой ковчегъ.
Мать (подавая Іафету дитя).
Возьми ребёнка моего!
Я родила въ слезахъ его,
Но радость въ сердцѣ ощущала,
Когда его я цаловала,
Чѣмъ Божій гнѣвъ онъ заслужилъ --
Вѣдь онъ совсѣмъ ещё не жилъ?
Что въ молокѣ моёмъ ужаснаго такого,
Чтобъ смерть крыломъ всего коснулася земного
И погубила съ нимъ ребёнка моего,
Заливъ напоромъ волнъ дыханіе его?
Молю -- спаси его съ потомствомъ Сифа, или
Будь проклятъ, а съ тобой и непреклонный тотъ,
Кто с о здалъ и тебя и твой проклятый родъ,
Виновный въ томъ, что мы обречены могилѣ.
Іафетъ.
Молчите: этотъ часъ не для проклятій вамъ
Оставленъ, а затѣмъ, чтобъ время дать мольбамъ.
Хоръ смертныхъ.
Молиться! Но куда съ молитвой возноситься,
Когда потоки съ горъ ужь начинаютъ литься
И затоплять поля, а грозный океанъ,
Оплоты одолѣвъ, всё рушитъ, поглощаетъ,
Такъ-что среди пустынь, гдѣ властвуетъ орканъ,
Теперь уже никто отъ жажды не страдаетъ.
Будь проклятъ кто тебя и твоего отца
Созд а лъ! Пускай намъ клясть придётся до конца,
Всё жь, худшее узнавъ, кчему намъ возноситься
И на колѣни, въ прахъ склоняясь, становиться,
Когда погибнуть всѣ должны мы подъ водой.
Когда Онъ сотворилъ вселенную съ землёй,
То не грѣшно ль было творить ихъ для мученья?
Но вотъ она идётъ, кипучихъ водъ гряда,
И заставляетъ всё смиряться безъ труда.
Деревья райскихъ дней видавшія рожденье,
Гдѣ Евою Адамъ былъ знаньемъ надѣлёнъ
И первый гимнъ раба Адамомъ вознесёнъ,
Могучія на видъ и пышныя для взора,
Лишонныя плодовъ и зелени убора,
Лежатъ ужь на землѣ поверженныя въ прахъ,
Купая остовъ свой въ клокочущихъ волнахъ,
Что вкругъ свои гребни высоко подымаютъ.
Напрасно къ небу мы глаза свои стремимъ:
Спустившись къ морю, сводъ небесный слился съ нимъ
И тучи глазъ поднять къ творцу не допускаютъ.
Бѣги, сынъ Ноя, прочь и, насладившись сномъ,
Подъ плавно надъ водой несущимся шатромъ,
Гляди, какъ мчатъ бушующія воды
Тѣхъ, въ чьёмъ кругу провёлъ ты молодости годы
И гимнъ хвалебный свой Еговѣ вознеси,
Сидящему въ лучахъ на тронѣ въ небеси.
Смертный.
Блаженны умершіе въ страхѣ Господнемъ!
Хоть воды возстали по всѣмъ преисподнямъ,
Но всюду во славу Владыки всего
Пусть славится воля святая Его!
Имъ жизнь мнѣ дана -- и обратно дыханье
Берётъ Онъ себѣ, какъ своё достоянье.
Когда бъ мои очи закрылись навѣкъ
И я, чудно созданный Имъ человѣкъ,
Къ подножью Бго золотого престола
Не могъ своего вознести бы глагола --
Пусть славится Богъ за прошедшее всё,
За всё настоящее -- за бытіё,
Затѣмъ что всё это Его достоянье
Съ начала и вплоть до конца мірозданье --
Пространство и вѣчность, и смертный нашъ часъ,
Что видимъ и то, что сокрыто отъ насъ.
Онъ властенъ свои уничтожить созданья
И мнѣ ль изъ за нѣсколькихъ вздоховъ страданья
Роптать и стонать и хулить Егову?
Нѣтъ, пусть я умру, какъ и жилъ, безъ роптанья,
Хотя бъ задрожала земля на яву.
Хоръ смертныхъ.
Куда намъ бѣжать -- не на выси же горъ?
Потоки стремятся навстрѣчу пучинѣ
И вдвое ужаснѣй теперь ихъ напоръ,
Когда океанъ ужь бушуемъ въ долинѣ,
Грозой проникая въ пещерный просторъ.
Входитъ женщина.
Женщина.
Спасите, спасите! О, праведный Боже!
Отъ нашей долины ужь нѣтъ и слѣда:
Отецъ и шатры его бѣлые тоже,
И милые братья и братьевъ стада,
Густыя деревья -- защита отъ зной,
Съ которыхъ чириканье пташекъ неслось,
И ключъ, говорившій очамъ о покоѣ,
Лужайка, гдѣ стадо привольно паслось --
Всё сгибло. Когда я на гору взбиралась
Сегодня съ зарёй, черезъ садъ, мнѣ казалось,
Что листья всѣ цѣлы -- и вотъ ихъ ужь нѣтъ.
О, Боже, зачѣмъ родилась я на свѣтъ?
Іафетъ.
А чтобъ умереть и притомъ молодою.
И всё же твой жребій отраднѣй, чѣмъ мой,
Судившій стоять мнѣ надъ бездной морской,
Любуяся міра могилой одною,
Оплакивать долго и горько её
И тамъ, гдѣ всё гибнетъ, спасать бытіё.
(Воды подымаются; люди бѣгутъ во всѣхъ направленіяхъ; многихъ настигаютъ волны. Хоръ смертныхъ разсѣевается, ища спасенія на горахъ. Іафетъ остаётся на утёсѣ, тогда-какъ вдали показывается ковчегъ, направляющійся къ нему.)
1881.