О пусть умолнутъ скорби звуки, --
Отрада дней моихъ былыхъ,--
Иль я уйду отъ этой муки:
Не въ силахъ вынести я ихъ!
Они напѣвомъ струнъ звенящимъ
О свѣтлыхъ дняхъ мнѣ говорятъ;
Но о прошедшемъ, настоящемъ
Мнѣ тяжко думать... пусть молчатъ!
Тотъ голосъ, что вливалъ въ нихъ сладость,
Умолкъ и прелесть ихъ унесъ;
Онъ превратилъ въ печаль ихъ радость,
Въ гимнъ похоронный, полный слезъ...
О, Тирза, онъ поетъ уныло
Мнѣ о тебѣ, мой милый прахъ,
Все, что гармоніей въ немъ было,
Мнѣ горше, чѣмъ разладъ въ струнахъ.
Вотъ стихло все,-- но остается
Въ ушахъ столь памятный мнѣ звонъ;
И снова голосъ раздается...
Ужель не можетъ смолкнуть онъ?
Нѣтъ! И во снѣ тотъ голосъ будетъ
Мнѣ душу смутно волновать,
Меня къ сознанію пробудитъ,
Чтобъ звукамъ грезъ моихъ внимать.
Да, Тирза, ты -- лишь сновидѣнье,
Лишь греза, сплю я или нѣтъ, --
Звѣзда, сіявшая мгновенье
И погасившая свой свѣтъ.
Но кто дорогою тяжелой
Бредетъ подъ небомъ полнымъ тучъ,
Тотъ вспомнитъ съ горестью -- веселый,
Надъ ней сверкавшій прежде лучъ.
Переводъ Д. Михаловскаго
"Написано вчера или третьяго дня, когда я услышалъ пѣсню давнихъ дней". (Письмо къ Годжсону отъ 8 декабря 1811).