О пусть умолнутъ скорби звуки, --

Отрада дней моихъ былыхъ,--

Иль я уйду отъ этой муки:

Не въ силахъ вынести я ихъ!

Они напѣвомъ струнъ звенящимъ

О свѣтлыхъ дняхъ мнѣ говорятъ;

Но о прошедшемъ, настоящемъ

Мнѣ тяжко думать... пусть молчатъ!

Тотъ голосъ, что вливалъ въ нихъ сладость,

Умолкъ и прелесть ихъ унесъ;

Онъ превратилъ въ печаль ихъ радость,

Въ гимнъ похоронный, полный слезъ...

О, Тирза, онъ поетъ уныло

Мнѣ о тебѣ, мой милый прахъ,

Все, что гармоніей въ немъ было,

Мнѣ горше, чѣмъ разладъ въ струнахъ.

Вотъ стихло все,-- но остается

Въ ушахъ столь памятный мнѣ звонъ;

И снова голосъ раздается...

Ужель не можетъ смолкнуть онъ?

Нѣтъ! И во снѣ тотъ голосъ будетъ

Мнѣ душу смутно волновать,

Меня къ сознанію пробудитъ,

Чтобъ звукамъ грезъ моихъ внимать.

Да, Тирза, ты -- лишь сновидѣнье,

Лишь греза, сплю я или нѣтъ, --

Звѣзда, сіявшая мгновенье

И погасившая свой свѣтъ.

Но кто дорогою тяжелой

Бредетъ подъ небомъ полнымъ тучъ,

Тотъ вспомнитъ съ горестью -- веселый,

Надъ ней сверкавшій прежде лучъ.

Переводъ Д. Михаловскаго

"Написано вчера или третьяго дня, когда я услышалъ пѣсню давнихъ дней". (Письмо къ Годжсону отъ 8 декабря 1811).