(Fragment of an epistle to Thomas Moore).
"Что же дальше?" Мнѣ прозой писать надоѣло:
" Всѣхъ размѣровъ" я мастеръ, другъ Томъ, -- вотъ въ чемъ дѣло!
Дѣло въ томъ, чтобы риѳмы, какъ рядъ пузырей,
Рѣку времени намъ переплыть поскорѣй
Помогли; если жъ тяжесть бы насъ потопила, --
Такъ глотнемъ мы, по крайности, славнаго ила,
Гдѣ надутыхъ писакъ вся толпа ужъ лежитъ,
Гдѣ и Соути послѣдній пэанъ сладко спитъ!
Этотъ Felo de se, съ Мамси сильно хлебнувшій,
Выплылъ все же со дна и, въ спокойныхъ моряхъ
Заблудившись, поетъ онъ свой гимнъ, затянувши
"Слава Богу" въ недавно скроенныхъ стихахъ,
Коимъ равныхъ не видѣлъ никто, всеконечно,
Съ той поры, какъ Томъ Стэрнгольдъ задохся навѣчно.
Изъ газетъ ты ужъ знаешь, конечно, о томъ,
Какъ былъ пышенъ у насъ этихъ русскихъ пріемъ:
Шумъ, пиры и зѣваки, и царская свита,
Въ коей все замѣчательно, все знаменито, --
Кучеръ столь же, какъ гетманъ; какъ самъ онъ, къ тому жъ,
Величавъ, плосколицый великій сей мужъ!
На послѣдней недѣлѣ пришлось мнѣ двукратно
На балахъ и на выѣздѣ видѣть царя;
Для монарха, пожалуй, чрезмѣрно пріятно
Обращенье его: по душѣ говоря,
Мы привыкли иное встрѣчать обращенье.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Царь, признаться, красивѣй, бодрѣе на взглядъ;
Только, жаль, бакенбардами онъ не богатъ.
Въ синемъ фракѣ онъ былъ, безъ звѣзды, въ панталонахъ
Кашемировыхъ; бойко онъ вальсъ танцовалъ
Съ лэди Джерси, любезной весьма при поклонахъ
Кавалеровъ-монарховъ, украсившихъ балъ
Перевод: Н. Холодковскій.