(Lara)
2. А. Носковъ. Лара. Повѣсть въ стихахъ. Соч. лорда Байрона. Переводъ Александра Носкова. Москва 1829.
Переводъ, въ общемъ, довольно посредственный, но не совсѣмъ лишенъ литературныхъ достоинствъ. Къ числу лучшихъ мѣстъ принадлежитъ X глава I части.
Спустилась ночь -- ни вѣтерка
Надъ темно-синими струями,
И сводъ небесный и рѣка
Блистаютъ свѣтлыми звѣздами.
Вода чуть движется волной,
Но непримѣтно утекаетъ,
Какъ радость жизни молодой!
Коверъ зеленый разстилаетъ
Свой влажный шелкъ по берегамъ,
И къ тихимъ наклонясь водамъ
Подъемлетъ къ небу дубъ мастистый,
Во мракѣ ночи, мракъ вѣтвей.
И нѣжная краса полей
Цвѣтетъ при немъ цвѣтокъ душистый;
И тихо все въ прозрачной мглѣ
И въ небесахъ и на землѣ,
"Здѣсь добрый можетъ наслаждаться!"
Подумалъ Лара и назадъ
Пошелъ, потупивъ мрачный взглядъ.
Ему нельзя тамъ оставаться...
Природа ночь не для него
Красою дивною одѣла,
Ахъ! еслибъ буря заревѣла
И пала на главу его...
1. Иванъ Козловъ въ "Славянинѣ", 1827, No 14.
Ночь въ замкѣ "Лары"
(Изъ Байрона).
Настала ночь. Небесный сводъ въ звѣздахъ
Изображенъ въ серебряныхъ волнахъ;
Едва струясь, прозрачныя бѣгутъ,
И навсегда, какъ радость, утекутъ.
Безсмертные огни съ родныхъ высотъ
Красуются въ стеклѣ волшебныхъ водъ.
Приманчивъ видъ тѣнистыхъ береговъ,
И нѣтъ для пчелъ прелестнѣе цвѣтовъ:
Могла-бъ въ вѣнкѣ Діана ихъ носить,
Могла-бъ любви невинность подарить.
Межъ нихъ рѣки игривая струя
Бѣжитъ, блеститъ и вьется, какъ змѣя.
Все такъ свѣтло, такая тишина:
Хоть духъ явись -- съ нимъ встрѣча не страшна.
Какъ быть вреду? Бродить не станетъ Злой
Въ такихъ садахъ, въ такой красѣ ночной;
Подобный часъ для добрыхъ сотворенъ.
Такъ Лара мнилъ, и въ замокъ молча онъ
Идетъ скорѣй: ему прекрасный видъ
О прежнихъ дняхъ невольно говоритъ,
О той странѣ, гдѣ сводъ небесъ яснѣй,
Свѣтлѣй луна, ночь тихая милѣй,
О тѣхъ сердцахъ... Нѣтъ, нѣтъ: шуми надъ нимъ,
Бушуй, гроза! Онъ, дерзкій, нещадимъ,
Душою твердъ; но, свѣтлая красой,
Такая ночь смѣется надъ душой.
Вступилъ онъ въ залъ весь полный тишины;
Тѣнь длинная мелькнула вдоль стѣны;
И этотъ взглядъ, замѣтный часто въ немъ,
Оцѣпенѣлъ въ покоѣ роковомъ.
Очнулся; вотъ... онъ дышитъ, говоритъ,
Краснѣй уста; онъ взоръ кругомъ водилъ
И тусклъ, и дикъ, и съ дрожью приходилъ
Опять въ себя. Но онъ не на своемъ
Заговорилъ нарѣчіи родномъ;
Звукъ словъ мудренъ: одно понять могли,
Что звуки тѣ -- языкъ чужой земли.
И было такъ; но та, съ кѣмъ говоритъ...
Ахъ, нѣтъ ея,-- къ ней рѣчь не долетитъ!
Подходитъ пажъ; онъ страшный смыслъ рѣчей
Какъ будто зналъ, но изъ его очей,
Изъ блѣдныхъ щекъ не трудно угадать,
Что тайну словъ одинъ не могъ сказать,
Другой открыть. Казалось, будто онъ
Тѣмъ, что сбылось, почти не удивленъ;
Склонясь къ нему, на языкѣ чужомъ
Онъ отвѣчалъ -- быть-можетъ на своемъ
A тотъ внималъ, какъ нѣжно пажъ младой
Гналъ мракъ съ души, встревоженной мечтой.
Но былъ ли онъ грозой поверженъ въ страхъ?
Ему-ль бѣда страшна въ однѣхъ мечтахъ!
Въ бреду-ль онъ былъ, иль вправду, что узрѣлъ,
Забылъ иль нѣтъ, но тайну онъ умѣлъ
На сердце взять; и съ новою зарей
Опять онъ бодръ и тѣломъ и душой;
Духовника не позвалъ, ни врачей,
Не измѣнилъ осанки и рѣчей;
Въ урочный часъ, какъ прежде, все пошло;
Не веселѣй, не пасмурнѣй чело,--
Все тотъ же онъ; и если разлюбилъ
Ночную тѣнь, равно онъ утаилъ
То отъ рабовъ, которыхъ трепетъ, взглядъ
О дивѣ ихъ, объ ужасѣ твердятъ;
Они съ тѣхъ поръ блѣднѣе, и вдвоемъ,
Минуя залъ, проходятъ черезъ домъ:
Зыбучій флагъ, ползвучный скрипъ дверей,
Обоевъ шумъ и вѣтра въ тьмѣ ночей
Унывный вой, и мышь ли пролетитъ,
Густая-ль тѣнь липъ темныхъ задрожитъ --
Все страшно имъ, когда печальной мглой
Вдоль дикихъ стѣнъ обляжетъ мракъ ночной.