Редактору "British Review" *).
*) Въ первой, появившейся анонимно пѣснѣ "Донъ-Жуана" Байронъ очень оскорбительно отнесся къ редактору "British Review", обвиняя его въ подкупности (стр. 232, строфы ССІХ--CCX). Издатель Робертсъ написалъ сердитое возраженіе, сущность котораго видна изъ нижеслѣдующаго юмористическаго отвѣта Байрона, напеч. подъ псевдонимомъ Клэтербэка.
"Милѣйшій Робертсъ,-- какъ убѣжденный сторонникъ англиканской церкви, не говоря уже о государствѣ, я иногда почитывалъ ваше Обозрѣніе и весьма восхищался имъ, хоть и не состоялъ его подписчикомъ, такъ какъ оно немножко дорого. Но я не припомню, чтобы какой-либо изъ отдѣловъ особенно удивлялъ меня своимъ содержаніемъ до тѣхъ поръ, пока не появилось одиннадцатой статьи въ No 27 вашего журнала. Въ этой статьѣ вы мужественно опровергаете возведенное на васъ клеветническое обвиненіе въ подкупѣ и продажности, которое, еслибъ ему повѣрила публика, могло бы не только повредить вашей репутаціи, какъ духовнаго лица и редактора, во, что еще хуже, повредить подпискѣ на вашъ журналъ, а онъ и безъ того, какъ я съ прискорбіемъ узналъ, расходится не настолько хорошо, какъ можно было бы ожидать, при чистотѣ (по вашему справедливому замѣчанію) его" и т. д. и т д. и его стараніяхъ соблюдать благопристойность. Само по себѣ обвиненіе очень серьезное и высказано хотя и въ стихахъ, но съ такими удручающими подробностями, что ему вѣришь, пожалуй, не меньше, чѣмъ обыкновенно вѣрятъ тридцати девяти статьямъ, которыя подписываютъ при производствѣ въ первый чинъ. Это обвиненіе въ высшей степени возмутительное для сердца мужчины, ибо оно высказывается нерѣдко; для ума государственнаго дѣятеля -- ибо порой оно бываетъ справедливо; и для души редактора -- въ силу его нравственной невозможности. Итакъ, васъ обвиняютъ, въ послѣдней строчкѣ одной октавы и въ цѣлыхъ восьми строкахъ слѣдующей октавы (209-й и 210-й) первой пѣсни "вредной" поэмы, именуемой Донъ-Жуаномъ, въ томъ, что вы взяли и, что еще глупѣе, признались въ томъ, что взяли нѣкоторую сумму на восхваленіе невѣдомаго автора, судя по этому разсказу, извѣстнаго намъ, если не кому другому. Такого рода обвиненіе, притомъ же высказанное въ такой серьезной формѣ, можно опровергнуть только однимъ способомъ, и я твердо убѣжденъ, что, взяли вы или не взяли эти деньги (я лично убѣжденъ, что вы ихъ не брали), не худо бы ему точнѣе обозначить: сколько; вы совершенно правы, отговариваясь полнымъ невѣдѣніемъ. Если и впредь будутъ предъявляться столь гнусныя обвиненія, притомъ освященныя торжественностью обстановки и гарантированныя правдивостью стиха "какъ выразился-бы членъ совѣта Филипсъ), что же станется съ читателемъ, донынѣ безпредѣльно вѣрившимъ не менѣе правдивой прозѣ вашихъ критическихъ журналовъ? Что станется съ журналами? А если погибнутъ журналы, что станется съ редакторами? Это дѣло общее и вы хорошо сдѣлали, что начали трубить тревогу. Я самъ, въ своей скромной сферѣ, буду однимъ изъ вашихъ подголосковъ. Выражаясь словами трагика Листона, "я люблю шумъ") а вы, повидимому, имѣли полное основаніе поднять бури".
"Возможно только возможно, хотя само собой невѣроятно,-- что авторъ пошутилъ, но это только увеличиваетъ его преступленіе. "Шутка", говоритъ пословица, "костей не ломитъ"; но она можетъ сломить книготорговца, а бываетъ и такъ, что изъ за шутки ломаютъ ребра. Эта шутка въ лучшемъ случаѣ скверная шутка для автора и могла бы кончиться еще болѣе скверно для васъ, если бы вы въ своемъ пространномъ опроверженіи не удостовѣрили передъ всѣми, кому это вѣдать надлежитъ, вашей негодующей невинности и непорочной чистоты British Review. Я вѣрю вашему слову, любезный Робертсъ, но не могу не пожелать, чтобы, въ виду жизненной важности этого случая, оно не облеклось въ болѣе существенную форму показанія подъ присягой, данною въ присутствіи лорда-мэра, Аткинса, который охотно принимаетъ всякаго рода показанія и, безъ сомнѣнія, постарался бы какъ-нибудь выдвинуть это, какъ свидѣтельство о замыслахъ реформаторовъ поджечь Лондонъ, въ то время какъ самъ онъ замышляетъ оказать ту же услугу рѣкѣ Темзѣ.
Я увѣренъ, дружище, что вы не примете въ дурную сторону этихъ моихъ замѣчаній, высказанныхъ по дружбѣ, столь же чистой, какъ и ваше редакторское безкорыстіе. Я всегда восхищался вами и, не зная иной формы, въ которой восхищеніе и дружба могли бы выразиться болѣе пріятно и полезно, чѣмъ въ формѣ добраго совѣта, продолжаю свои упражненія, пересыпая ихъ время отъ времени наставительными намеками на то, какъ, по моему, вамъ слѣдуетъ вести себя, если къ вамъ еще когда-нибудь пристанутъ съ предложеніемъ денегъ или обвинятъ васъ въ томъ, что вы взяли ихъ. Кстати, вы ничего почти не говорите о поэмѣ, крохѣ того, что она "гнусная". Это жаль -- вамъ бы слѣдовало хорошенько раскритиковать ее, ибо, правду сказать, не дѣлая этого, вы до извѣстной степени какъ бы подтверждаете тѣ выводы, которые недоброжелательнымъ людямъ можетъ заблагоразсудиться сдѣлать изъ анонимнаго завѣренія, такъ сильно разгнѣвавшаго васъ"
Вы говорите, что ни одинъ книготорговецъ не хотѣлъ издавать этой книги, хотя многіе опозорили себя продажей ея. Видите ли, милый другъ, хотя всѣмъ намъ извѣстно, что эти люди изъ-за денегъ способны на все, мнѣ думается, безчестье въ данномъ случаѣ скорѣе на сторонѣ покупателей, а таковые имѣются, ибо книга не можетъ особенно ходко идти (какъ вы это видите по Британскому Обозрѣнію), если ея не покупаютъ. Затѣмъ вы прибавляете: "Что можетъ сказать о ней критикъ?" Вотъ ужъ этого я не знаю; пока онъ во всякомъ случаѣ говоритъ мало, и то не особенно кстати. И далѣе: " многія мѣста заслуживаютъ похвалы, поскольку рѣчь идетъ объ ихъ поэтическомъ достоинствѣ; съ точки же зрѣнія нравственности, всѣ достойны осужденія". Милый, добрый мой Робертсъ, мнѣ душевно жаль васъ и вашей репутаціи; сердце мое обливается кровью; я васъ спрашиваю: развѣ такія слова не подходятъ подъ описаніе "соумышленническаго восхваленія"? -- см. фарсъ Шеридана Критикъ (кстати сказать, болѣе забавный, чѣмъ вашъ собственный водевиль подъ тѣмъ-же заглавіемъ), дѣйствіе 1-е, конецъ 2-го явленія.
Поэма эта, какъ кажется, продается за сочиненіе лорда Байрона, но вы "считаете себя вправѣ предполагать, что она написана не лордомъ Байрономъ". На какомъ же основаніи вы когда-либо предполагали обратное? Я одобряю ваше негодованіе, сочувствую ему, сержусь не меньше васъ, но, быть можетъ, это негодованіе наводятъ васъ слишкомъ далеко, когда вы утверждаете, что "никакое преступленіе, ни даже выпускъ въ свѣтъ циничныхъ и богохульныхъ поэмъ, плодовъ сознательнаго распутства и выработаннаго нечестія, не представляется ему такимъ гнуснымъ, какъ поступокъ редактора, который беретъ взятку съ автора за то, чтобы хвалить его". Чортъ побери! Подумайте же немножко. Это ужъ слишкомъ критическое отношеніе. Съ точки зрѣнія и языческаго, и христіанскаго милосердія, несомнѣнно, менѣе преступно хвалить ближняго за деньги, чѣмъ обижать его даромъ. Что же касается сравнительной невинности богохульства и цинизма въ сопоставленіи съ "принятіемъ дара" редакторомъ, я только скажу, что въ устахъ редактора это звучитъ очень хорошо, но, какъ христіанину и церковнослужителю, я бы не совѣтовалъ вамъ вставлять такія сентенціи въ свои проповѣди.
Вы говорите: "жалкій человѣкъ (ибо онъ, поистинѣ, жалокъ, имѣя душу, отъ которой онъ не можетъ освободиться)". Здѣсь я опять таки долженъ просить васъ объяснить мнѣ значеніе скобокъ. Мы слыхали о людяхъ "съ мелкой душой", или "бездушныхъ", но я никогда еще не слыхалъ о несчастіи "имѣть душу и не мочь отъ нея освободиться". Возможно, что вы и не страдаете особенно отъ этого несчастья, ибо, повидимому, съумѣли избавиться отъ частицы собственной души, когда сочинили этотъ хорошенькій образчикъ краснорѣчія.
Но будемъ продолжать. Вы взываете къ лорду Байрону, все время предполагая въ немъ не автора, и требуете, чтобы онъ "со всею подобающей джентльмэну поспѣшностью" опровергъ и т. д. Я слышалъ, что лордъ Байронъ въ чужихъ краяхъ, за нѣсколько тысячъ миль отсюда, такъ что ему трудненько будетъ поспѣшить исполнить ваше желаніе. Тѣмъ временемъ сами вы подали примѣръ больше торопливости, чѣмъ благородства; но "поспѣшишь -- людей насмѣшишь".
Разсмотримъ теперь, любезный Робертсъ, самое обвиненіе; мнѣ кажется, что оно не совсѣмъ ясно формулировано:
Журналу "British", бабушки моей
Я взятку далъ.
Помню, вскорѣ послѣ выхода въ свѣтъ поэмы, насчетъ этого былъ разговоръ за чаемъ у поэта, м-ра С., который, помню, очень удивлялся, почему вы такъ и не дали критическаго отзыва ни объ его эпической поэмѣ Саулъ, ни хотя бы объ одной изъ его шести трагедій, которыя не удалось поставить на сценѣ -- въ одномъ случаѣ, изъ-за дурного вкуса зрителей партера, а въ остальныхъ по причинѣ жестокаго къ нимъ отвращенія главныхъ исполнителей. Жена и дочери хозяина сидѣли въ уголкѣ, правя корректуру стихотвореній м-ра О., написанныхъ въ Италіи, или объ Италіи, какъ онъ выражается, и мужская часть conversazione имѣла возможность обмѣняться нѣсколькими замѣчаніями о вышеупомянутой поэмѣ и выдержкѣ изъ вся. Мнѣнія раздѣлились. Нѣкоторые полагали, что намекъ относится къ Британскому Критику; другіе находили, что слова "журналъ моей бабушки" надо понимать въ томъ смыслѣ, что "моя бабушка" не читала этотъ журналъ, а сама писала его, намекая тѣхъ, что вы, дорогой Робертсъ, старая баба, ибо, какъ говорятъ нерѣдко: "Джиффордовъ Журналъ", или "Обозрѣніе Джеффри", вмѣсто Edinburgh Review и Qu arterly Review, такъ и "Журналъ моей бабушки" и Робертсово "Обозрѣніе" можно понимать, какъ синонимы. Но хотя бы вашъ костюмъ {Въ подлинникѣ игра словъ: gown -- ж енское платье и gown -- ряса, мантія.} и преклонный возрастъ, вашъ стилъ вообще и различныя выдержки изъ вашихъ писаній и придавали нѣкоторое правдоподобіе этой инсинуаціи, я все-таки берусь снять съ васъ всякія такого рода подозрѣнія и утверждаю, не призывая въ свидѣтели м-ссъ Робертсъ, что если васъ выберутъ когда нибудь папой, вы съ честью выдержите всѣ предварительныя церемонія не хуже другихъ первосвященниковъ, избиравшихся послѣ разрѣшенія отъ бремени Іоанны. Это очень недобросовѣстно -- судить о полѣ по сочиненіямъ, въ особенности по тому, что печатается въ British Review. Человѣку свойственно ошибаться неоспоримый фактъ, что многія изъ лучшихъ статей въ вашемъ журналѣ, приписываемыя какой-нибудь почтенной старушкѣ, были въ дѣйствительности написаны вами; однако же и до сего дня есть люди, которые не замѣчаютъ разницы. Но вернемся къ болѣе неотложному.
Я согласенъ съ вами, что лордъ Байронъ не могъ быть авторомъ этой поэмы. Невозможно было бы ему прибѣгать къ такимъ шутливымъ вымысламъ, и не только потому, что онъ британскій поэтъ и британскій пэръ, но еще и по другой причинѣ, о которой вы забыли упомянуть. Прежде всего у его сіятельства нѣтъ бабушки. Авторъ же прямо говоритъ, и въ этомъ мы можемъ ему повѣрить, что British -- ж урналъ его бабушки. Если это, какъ я, надѣюсь, ясно доказалъ. не было просто образнымъ намекомъ на вашъ предполагаемый духовный полъ и возрастъ, дорогой мой другъ, слѣдовательно, вы ли это, или нѣтъ, почтенная лэди существуетъ. И мнѣ тѣмъ легче этому повѣрить, что у меня у самого есть шестидесятилѣтняя старуха-тетка, которая всегда читала васъ, пока съ горя не заснула надъ передовой статьей послѣдняго номера "Обозрѣнія", при чемъ ея очки, вѣрой и правдой служившіе ей пятнадцать лѣтъ, упали и разбились о каменную рѣшетку, и она теперь не можетъ подобрать другихъ по глазамъ, такъ что я принужденъ былъ читать ей вслухъ. Такимъ-то манерамъ я и ознакомился съ предметомъ моего настоящаго письма и рѣшилъ войти съ вами въ гласную переписку.
Лорду Байрону, повидимому, сужденъ одинъ удѣлъ съ древнихъ Геркулесомъ, которому приписывали всѣ невѣдомо кѣмъ совершенныя чудеса. Такъ и лорда Байрона считали авторомъ Вампира, Паломничества въ Іерусалимъ, Къ Мертвому Морю, Смерти не буланой лошади, одъ ко Лавалеттѣ, къ Св. Еленѣ, къ Странѣ Галловъ и къ сосущему младенцу. А теперь оказывается, что онъ ничего этого я не думалъ писать. Кстати, вы говорите, что онъ знаетъ, въ какомъ духѣ и т. д. вы критикуете... Увѣрены-ли вы, что онъ все это знаетъ? Что онъ читалъ васъ, подобно моей бѣдной тетѣ? Мнѣ разсказывали, что онъ большой чудакъ, и на вашемъ мѣстѣ я не рѣшился бы съ увѣренностью утверждать, что онъ прочелъ и что онъ написалъ. Стиль его я находилъ серьезнымъ и жестокимъ. Что касается присылки вамъ денегъ, я впервые слышу, что онъ такъ расплачивается со своими рецензентами; судя по нѣкоторымъ изъ болѣе раннихъ его произведеній, я бы скорѣе думалъ, что онъ платитъ имъ ихъ-же монетой. Притомъ-же, хотя онъ, кажется. и не особенно любятъ швырять деньгами, я бы полагалъ, что счетъ его рецензента все-таки будетъ покороче счета его портного.
Хотите, я дамъ вамъ, по моему, благоразумный совѣтъ? Я не собираюсь что-либо внушать вамъ, Боже избави! Но если бы, паче чаянія, завязалась такого рода переписка между вами и неизвѣстнымъ авторомъ, кто бы онъ ни былъ, отошлите ему назадъ его деньги; смѣю васъ увѣрить, что онъ будетъ радъ получить ихъ обратно; это не можетъ быть большая сумма, принимая во вниманіе цѣнность статьи и распространенность журнала, а вы слишкомъ скромны, чтобъ оцѣнить свою похвалу выше ея дѣйствительной стоимости. Не сердитесь -- да я увѣренъ, вы и не разсердитесь на такую оцѣнку вашихъ способностей къ восхваленію; зато, съ другой стороны, будьте увѣрены, дружище, что ваше порицаніе цѣнится на вѣсъ золота, причемъ на вѣсы нужно класть не порицаніе -- что жъ, это перышко! -- а васъ самихъ. А потому не скупитесь; если онъ этого добивался, будьте щедры и вѣрьте, что вы оказываете ему дружескую услугу.
Я, впрочемъ, говорю это только такъ, на всякій случай, ибо, какъ уже было сказано, я не могу повѣрить, чтобы вы взяли деньги за прославленіе кого бы то ни было, и еще менѣе вѣроятнымъ представляется мнѣ, чтобы кто нибудь въ такой мѣрѣ интересовался вашими похвалами, чтобы подкупитъ васъ. Вы -- добрая душа, мой хилый Робертсъ, и неглупый малый; не то я заподозрилъ-бы, что вы попались въ сѣти, разставленныя вамъ невѣдомымъ проказникомъ, который, конечно, былъ бы очень счастливъ, еслибъ вы избавили его отъ труда сдѣлать васъ смѣшнымъ. Дѣло въ томъ, что торжественная серьезность вашей одиннадцатой статьи выставляетъ васъ еще чуточку болѣе нелѣпымъ человѣкомъ, чѣмъ вы до сихъ поръ казались, и въ то же время не приноситъ пользы, ибо если кто способенъ вѣрить октавамъ, онъ и впредь будетъ вѣрить, и вамъ будетъ такъ же трудно доказать свою невинность, какъ ученому Партриджу доказать, что онъ не умеръ, къ полному удовольствію читателей альманаховъ.
Какія у автора могли быть побудительныя причины "утверждать" (какъ вы великолѣпно переводите его издѣвательство надъ вами), "со всей обстоятельностью, приличествующей наложенію фактовъ, обманно то, что представляетъ собой лишенный всякаго основанія вымыселъ" (пожалуйста, милѣйшій Робертсъ, не старайтесь вы такъ говорить въ стилѣ "Царя Камбиза"), этого я не знаю и сказать не могу; можетъ быть, онъ хотѣлъ посмѣяться надъ вами; но это еще не резонъ, чтобы вы благосклонно согласились насмѣшить и цѣлый свѣтъ. Я понимаю вашъ гнѣвъ,-- говорю вамъ, я и самъ сердятъ, но вамъ не слѣдовало проявлять его такъ неистово. Ваше торжественное: " если кто-либо представляющій собою редактора... etc. etc. получилъ отъ лорда Б. или кого либо другого..." напоминаетъ мнѣ обычное вступленіе Чарли Инкльдона, когда публика приходятъ въ кабачекъ послушать его пѣніе и пытается уйти, не заплативъ по счету: --"Если кто нибудь, если кто изъ васъ, если хоть одинъ человѣкъ..." и т. д. и т. д.-- ваше краснорѣчіе столь-же велерѣчиво. Но откуда вы взяли, что кто-либо захочетъ "представлять" васъ? Кто читалъ ваши сочиненія, тому и въ голову не придетъ такая штука, да и многимъ, слышавшихъ вашу бесѣду, то же. Но я заразился отъ васъ многословіемъ. Все дѣло въ томъ, милѣйшій Робертсъ, что кому-то вздумалось одурачить васъ, и чего онъ не успѣлъ сдѣлать, то вы сами додѣлали за него.
О какой поэмѣ и авторѣ, котораго я не могъ разыскать (а вы?, мнѣ сказать нечего; я имѣлъ дѣло только съ вами. Я убѣжденъ, что вы, подумавъ, почувствуете искреннюю признательность ко мнѣ за это письмо, хотя я не съумѣлъ, какъ должно, выразить въ немъ чувства искренняго доброжелательства, восхищенія и глубокаго уваженія, съ которыми я, дорогой мой Робертсъ остаюсь искренно вамъ преданный
Уортли Клэтербэкъ.
4 Сент. 1919.
Малый Подлингтонъ.
P. S. Письмо мое слишкомъ длинно, чтобы перечесть его, а почта отходитъ. Не помню, спросилъ-ли я васъ о значеніи послѣднихъ вашихъ словъ: "подлогъ ни на чемъ неоснованнаго вымысла". Вѣдь всякій подлогъ есть вымыселъ, и всякій вымыселъ -- родъ подлога, не находите-ли вы, что это тавтологія? Гораздо сильнѣе было-бы закончить просто словомъ "подлогь"; правда, это звучало бы очень уже грозно, какъ обвинительный актъ, не говоря уже о томъ, что это отняло бы у васъ нѣсколько словъ и придало-бы особое значеніе остальнымъ. Но это уже придирки къ словамъ. Прощайте-еще разъ вашъ У. К.
P. P. S. Правда-ли, что Святые возмѣщаютъ убытки по изданію журнала? Какъ это мило съ ихъ стороны быть такими щедрыми!.. Извините, пожалуйста, что я отнялъ у васъ столько времени, отвлекая васъ отъ стойки и отъ вашихъ кліентовъ. которыхъ, я слышалъ, столько же, сколько и читателей вашего журнала. Еще разъ вашъ У. Кл.