Стихи подъ портретом.
Мой милый другъ, предметъ былыхъ заботъ!
Покинутъ я любовью и тобою,
Но, чтобъ смягчить отчаянія гнетъ,
И горечь слезъ и твой портретъ -- со мною.
Не вѣрю я, что Времени дана
Власть побороть Печаль, что насъ терзала:
Моя Надежда на смерть сражена,
Но съ той поры безсмертной Память стала.
КОММЕНТАРИИ
Помѣта: "Аѳины, янв. 1811".
Въ любопытномъ, но сомнительной достовѣрности сочиненіи подъ заглавіемъ: "The Life,Writings, Opinions and Times of the Right Hon. G. G. Noël Byron (Lond. 1825, III, 123--132) находится длинный и обстоятельный разсказъ о неудачной попыткѣ Байрона спасти отъ позорной жизни одну грузинскую дѣвушку, купленную имъ за 80 піастровъ на рынкѣ рабовъ. Нѣтъ основанія думать, что эта исторія внушена настоящимъ стихотвореніемъ; но если она справедлива, то стихотвореніе, вѣроятно, имѣетъ съ нею нѣкоторую связь. (Кольриджъ).
Новогреческая пѣснь
"Μπενω μεσ᾿ τὸ πέριβόλι
Ὠραιοτάτη Χάηδη," и т. д.
Вхожу я въ твой розовый садъ,
Моя Гаидэ дорогая,
Тамъ Флора ласкаетъ мой взглядъ,
Собою тебя воплощая.
Не ложь это, милая! Вѣрь,
Уста мои правду сказали,
Хотя и боятся теперь
Того, что тебѣ прошептали.
Какъ къ дереву съ каждымъ листкомъ
Красы прибываетъ тѣнистой,
Такъ свѣтится всюду во всемъ
Душа Гаидэ моей чистой.
-No сердцу не милъ этотъ садъ.
Ушла изъ него безъ возврата
Любовь... Принесите-жъ мнѣ ядъ!
Онъ слаще цвѣтовъ аромата.
Онъ горечи въ чашу вольетъ,
Но выпитый мной, безъ сомнѣнья,
Покажется сладкимъ, какъ медъ,
Избавивъ меня отъ мученья.
Жестокая! Тщетно тебя
Прошу я! Изсякнули силы...
Коль ты не вернешься, любя,
Открой мнѣ преддверье могилы.
Какъ вождь, выступающій въ бой
И ждущій побѣды безъ спора,
Меня ты сразила стрѣлой,
Стрѣлой мимолетнаго взора.
Ужели-же гибнуть отъ мукъ?
Улыбка была-бъ мнѣ отрадой...
Иль только надежда, мой другъ,
Служила за муки наградой?
Какъ грустенъ твой садъ, Гаидэ!
Невѣрная, но дорогая!
Тамъ Флора, тоскуя въ бѣдѣ,
Рыдаетъ со мной, увядая.
КОММЕНТАРИИ
Пѣсня, изъ которой взято это стихотвореніе, очень распространена между аѳинскими молодыми дѣвушками всѣхъ классовъ общества. Они поютъ ее поперемѣнно (антифонное пѣніе). причемъ каждый куплетъ повторяется хоромъ. Я часто слыхалъ ее въ нашихъ "хороводахъ" зимою 1810--11 гг. Напѣвъ ея грустный и красивый. (Прим. Байрона).
При разставаньи.
Мои уста, моя любовь
Хранятъ твое лобзанье,
Чтобъ могъ вернуть его я вновь
Такимъ же при свиданьѣ.
Взгляни въ глаза мнѣ: взоръ очей
Сокрыть любви не можетъ.
Сомнѣнье въ вѣрности моей
Тебя пусть не тревожитъ.
На память мной не будетъ взятъ
Залогъ въ часы прощанья:
Тебѣ и такъ принадлежатъ
Мои воспоминанья.
Писать? Но словомъ не излить
Того, что грудь тревожитъ,
А сердце... сердце говорить,
Къ несчастію, не можетъ.
Оно навѣкъ обречено
Таить любовь и муку,
И въ одиночествѣ должно
Оплакивать разлуку!
Написано въ мартѣ 1811 и напечатано въ І-мъ изд. Ч.-Гарольда.
Посланіе къ другу въ отвѣтъ на стихи, увѣщевающіе автора быть веселымъ.
Заботу прочь! Пускай таковъ
Девизъ твой будетъ средь пировъ.
Онъ также милъ душѣ моей,
Когда въ чаду хмельныхъ ночей
Сыны отчаянья хотятъ
Баюкать сердце и твердятъ:
"Гони заботу прочь отъ насъ!"
Но утромъ, въ размышленья часъ,
Когда ни въ чемъ отрады нѣтъ,
Когда любви померкнулъ свѣтъ
И все смѣется надъ тоской
Того, чья мысль... Но что со мной?!
Довольно!.. Я не тотъ, что былъ!
Коль хочешь ты, чтобъ сохранилъ
Я въ сердцѣ мѣсто для тебя,
То я молю тѣмъ, что любя
Ты называешь дорогимъ,
Блаженствомъ будущимъ твоимъ,
Бесѣдуй обо всемъ со мной,
Но лишь не о любви былой!
Что говорить?! Зачѣмъ внимать
Тому, кто гордъ, чтобъ проливать
Напрасно слезы... да притомъ
И плакать есть ли тутъ о чемъ.
Однако жъ,-- хоть философъ, самъ
Все жъ предавался я слезамъ,
Увидя, какъ назвалъ другой
Мою избранницу женой.
Я видѣлъ, какъ она шутя
Ласкала, тѣшила дитя,
Напоминавшее своей
Улыбкой насъ въ расцвѣтѣ дней.
Я видѣлъ глазъ холодный свѣтъ,
Во мнѣ искавшихъ грусти слѣдъ,
Но удалось мнѣ роль сыграть:
Лицо заставивъ сердцу лгать,
Я гордо бросилъ ей въ упоръ
Такой же леденящій взоръ,
Хоть сознавалъ всѣмъ существомъ,
Что буду вѣкъ ея рабомъ.
Къ себѣ ребенка я привлекъ
(Вѣдь онъ моимъ быть сыномъ могъ!)
И убѣдился въ томъ, что страсть
Надъ сердцемъ сохранила власть.
Но прочь печаль! Не стану я
Стремиться въ дальніе края...
Теперь милѣй мнѣ шумный свѣтъ.
Но если черезъ много лѣтъ,
Когда "завянетъ свѣтлый май",
Тебѣ разскажутъ невзначай,
Что чьихъ-то преступленій рядъ
Вернулъ временъ давнишнихъ адъ,
Когда услышишь ты о томъ,
Кому все въ мірѣ нипочемъ --
Любовь, молва, извѣстность, стыдъ,
Кого и кровь не устрашитъ,
Кто внесъ себя рукой своей
Въ число злодѣевъ нашихъ дней,
Ты догадаешься -- кто онъ...
Но пусть не будетъ заклейменъ
Онъ осужденіемъ твоимъ!
Ты знаешь, какъ онъ сталъ такимъ!
Помѣта: "Ньюстедъ, 11 октября 1811".
Поединокъ.
1.
Хотя полсотни лѣтъ промчалося съ тѣхъ поръ,--
Но чудится -- вчера произошелъ раздоръ.
О да! Полсотни лѣтъ прошло съ минуты той,
Когда мечомъ къ мечу, когда рука съ рукой
И сердцемъ къ сердцу былъ нашъ предокъ пораженъ.
Я видѣлъ этотъ мечъ, которымъ сгубленъ онъ.
И степенью родства и именемъ своимъ
(Я лучше бы желалъ, чтобъ не былъ онъ такимъ)
Убійца близокъ мнѣ настолько-жъ, какъ тебѣ
Тотъ, кто убитымъ палъ въ разнузданной борьбѣ.
И получила ты наслѣдство отъ него,
Я-жъ земли получилъ отъ предка моего!
2.
Могу похвастать я: нашъ знаменитый родъ
Происхожденіе съ давнишнихъ поръ ведетъ.
Монархами не разъ онъ вѣнчанъ, низведенъ.
Въ анналы Англіи такихъ родовъ, какъ онъ,
Не много внесено; намъ земли даровалъ
Завоеватель первый, нашу власть призналъ
И тотъ, кто побѣжденъ былъ силой мечей.
Таковъ былъ родъ нашъ: мой и матери моей.
3.
И я любилъ тебя!.. Какъ я любилъ, зачѣмъ
Объ этомъ говорить?! Я лучше буду нѣмъ.
Укажетъ, можетъ быть, тебѣ душа твоя
Тѣхъ, кто любилъ, и тѣхъ, кто не любилъ тебя!
И вотъ теперь навѣкъ ты связана съ другимъ,
Съ другою связанъ я и сдѣлался отцомъ;
Ты стала матерью; мы вѣрность отдаемъ
Тому, кто намъ чужой, и дѣлимъ ложе съ нимъ.
Кровь къ крови родственной! Земля къ землѣ родной.
У нашихъ предковъ былъ родства союзъ святой,
И если-бъ за тебя посвататься я смѣлъ,
Не выпалъ-бы тебѣ неравный бракъ въ удѣлъ;
Но этого свершить я не дерзнулъ-бы, вѣрь!
Осталось мнѣ одно забвеніе теперь.
Я чувствую, что я способенъ лишь любить,
Но домогаться... нѣтъ! Не вправѣ мы забыть:
Насъ раздѣляетъ цѣпь препятствій и преградъ!
Онѣ невидимы, о нихъ не говорятъ,
Но даже я, любя, ихъ позабыть не могъ.
Насъ крови пролитой разъединилъ потокъ,--
И въ сердцѣ я таю всегда живой укоръ!..
Да, многое, увы, произошло съ тѣхъ поръ,
Какъ были мы друзьями, я не лгу
Я больше чувствую, чѣмъ высказать могу!
4.
Случилось многое! Какъ я любилъ тебя!
Ты-жъ не любила, нѣтъ! Другого полюбя,
Ему произнесла ты дѣвственный обѣтъ,
A я и нынѣ тотъ, кѣмъ былъ такъ много лѣтъ,
И ты такая-же, какъ прежде, и кругомъ
Безъ измѣненья все твердитъ мнѣ о быломъ.
Что-жъ! Остается намъ, страдая до конца,
Какъ въ старину, огнемъ испытывать сердца!
КОММЕНТАРИИ
Написано въ Венеціи, 29 декабря 1818 г., а напечатано, съ автографа, только въ изд. Кольриджа 1901 г. (IV, 54-2).
Въ этомъ стихотвореніи Байронъ обращается къ миссъ Чавортъ, вспоминая о поединкѣ между ихъ дѣдами. Байровъ и миссъ Чавортъ были четвероюродными родственниками, такъ какъ оба происходили въ пятомъ колѣнѣ отъ виконта Джорджа Чаворта, дочь котораго, Елизавета, вышла за третьяго лорда Байрона (ум. 1695), прапрадѣда поэта. Поединокъ, о которомъ идетъ рѣчь, происходилъ между Вилльямомъ, пятымъ лордомъ Байрономъ, и Вилльямомъ Чавортомъ, землевладѣльцемъ изъ Аннссли, въ девятомъ часу вечера, въ субботу, 20 января 1765 г., въ тавернѣ "Звѣзды и Подвязки" въ Поллъ-Моллѣ. Въ судѣ первой инстанціи присяжные признали лорда Байрова виновнымъ въ умышленномъ убійствѣ; тогда онъ обратился къ палатѣ лордовъ съ просьбою, чтобы его предали "суду Божію и равныхъ ему людей", и былъ заключенъ въ Тоуэръ. Дѣло разсматривалось одними свѣтскими лордами, такъ какъ духовные уклонились отъ разбирательства, и послѣ защитительной рѣчи обвиняемаго 119 лордовъ вынесли вердиктъ, по которому онъ былъ признанъ невиновнымъ въ умышленномъ убійствѣ.
Я видѣлъ этотъ мечъ, которымъ сгубленъ онъ.
Въ протоколѣ судебнаго слѣдователя этотъ мечъ описывается, какъ "шпага изъ стали и желѣза, стоимостью въ пять шиллинговъ". Байронъ говоритъ, что его дѣдъ, "не чувствуя никакихъ угрызеній совѣсти за то, что убилъ Чаворта, который этого стоилъ, всегда держалъ эту шпагу въ своей спальнѣ, гдѣ она и была найдена послѣ его смерти".
Намъ земли даровалъ Завоеватель первый.
Рольфъ де Боронъ (Burun) получилъ отъ Вильгельма Завоевателя Горстэнъ-Кэстль и другія помѣстья. Мать Байрона происходила отъ короля Іакова I Шотландскаго.
СТАНСЫ.
Когда-бы вѣчно
И безконечно
Любви безпечно
Могъ течь потокъ,
Всякъ, безъ сомнѣнья,
Ея-бы звенья
Въ цѣпь наслажденья
Свилъ и берегъ.
Но все напрасно!
Жди ежечасно,
Что самовластно
Вспорхнетъ она.
Любовь одною
Цвѣтетъ порою,
Пусть будетъ тою
Порой весна!
Часы разлуки
Приносятъ муки;
Влюбленныхъ руки
Въ тоскѣ дрожатъ,
Но годъ проходитъ,
Рокъ вновь ихъ сводитъ,
И лишь находитъ
Въ сердцахъ разладъ.
Въ порывѣ счастья,
Въ зной и ненастье,
Въ мигъ сладострастья
Безъ дальнихъ словъ
Они срываютъ
И обнажаютъ
Любви покровъ.
Любовь ждетъ смѣло
Не словъ, a дѣла,
Кто-жъ неумѣло
Болтать привыкъ,
Тотъ въ умаленье
Любви значенье
И упоенье
Приводитъ въ мигъ.
Владѣя трономъ.
Къ своимъ знаменамъ
Съ побѣднымъ звономъ
Любовь зоветъ,
И промедленье,
Какъ пораженье,
Ее гнететъ.
Не ждите-жъ тщетно,
Чтобъ незамѣтно
И безпривѣтно
Прошли года:
Шипы для розы --
Въ любви угрозы,
Упреки, слезы
Вредятъ всегда.
При увлеченьѣ
Двухъ душъ, сомнѣнье
Безъ сожалѣнья
Убьетъ любовь!
Она отпрянетъ,
Навѣкъ завянетъ
И перестанетъ
Васъ тѣшить вновь.
Въ ней нѣтъ возврата:
Все, чѣмъ когда-то
Жилъ,-- память свято
Намъ сохранитъ!
При промедленьѣ
Не наслажденье,
A пресыщенье
Любовь сулитъ.
Пусть пѣсня спѣта,
Душа согрѣта
Тепломъ привѣта
Въ послѣдній разъ!
Любви опальной
Восторгъ прощальный
Горитъ печально
Во взорѣ глазъ.
Въ часъ разставанья
Смягчатъ страданья
Воспоминанья
Любви былой!
Но какъ суровы
Любви оковы,
Когда готовы
Стать намъ тюрьмой!
Она измучитъ
Тоскѣ научитъ,
Собой наскучитъ,--
Не надо ждать
Мигъ пресыщенья,
A наслажденья
Скорѣй прервать!
КОММЕНТАРИИ
Написаны 1 декабря 1819 г. Напеч. въ журналѣ "New Monthly Magazine", 1832 г., т. 35.
"Одинъ изъ друзей лорда Байрона, бывшій съ нимъ въ Равеннѣ въ то время, когда онъ написалъ эти стансы, говоритъ, что они были сочинены, подобно многнмъ другимъ его произведеніямъ, вовсе не для печати, а единственно для того, чтобы облегчить себя въ минуту печали. Байронъ былъ глубоко огорченъ нѣкоторыми обстоятельствами, которыя, повидимому, вынуждали его немедленно покинуть Италію, и написалъ эти стихи какъ бы въ лихорадочномъ припадкѣ". Это сообщеніе, изд. 1840 г. по словамъ Кольриджа въ изд. 1864 г., не вполнѣ точно: 1 декабря когда написаны были эти стансы, Байронъ находился не въ Равеннѣ, а въ Венеціи, откуда онъ и послалъ ихъ Киннэрду.
СТАНСЫ НА ИНДУССКУЮ МЕЛОДІЮ.
Какъ печальна, печальна подушка моя!
Гдѣ ты, милый мой, гдѣ-же ты, милый?
Тамъ вдали -- видитъ взоръ мой унылый-
Не его-ль одиноко несется ладья?
Какъ печальна, печальна подушка моя!
Онъ на ней предавался покою,
И теперь съ безысходной тоскою
Къ ней, какъ ива, вздыхая, склоняюся я!
Одинока, грустна ты, подушка моя!
Ниспошли-жъ мнѣ хоть ночью мечтанья,
Чтобъ умѣрить дневныя страданья:
Пусть мой милый провѣдаетъ снова меня
Ужъ не станешь грустить ты, подушка моя.
Отдаваясь огню поцѣлуя,
На тебѣ съ нимъ въ объятьяхъ замру я:
Не грусти, не грусти-же, подушка моя!
Напеч. въ изд. соч. Байрона 1832 г., съ замѣткою, что эти стихи написаны незадолго передъ отъѣздомъ поэта въ Грецію, на мотивъ индусской пѣсни, которую любила пѣть графиня Гвиччіоли.