(Изъ книги: Byron conversations, by С. Medvin.)
Въ первый разъ въ жизни я увидѣлъ Миссъ Мильбанкъ у Леди... Это былъ роковой день, и я какъ теперь помню, что, всходя на лѣстницу, я оступился и сказалъ Муру, который былъ со мной: "это не къ добру." Мнѣ бы надобно было воспользоваться такимъ предзнаменованіемъ. Вошедши въ залу, я увидѣлъ одну молодую особу, одѣтую проще другихъ дамъ общества. Я принялъ ее за компаньонку, и спросилъ у Мура, не ошибаюсь ли въ своемъ предположеніи. "Это богатая невѣста!" сказалъ онъ мнѣ на ухо, и еще понизивъ голосъ, прибавилъ: "вамъ бы не худо было на ней жениться: это поможетъ поправить ветхій замокъ Ньюстадъ." Въ Миссъ Мильбанкъ было что-то заманчивое, и то, что мы называемъ милымъ. Черты ея, не бывъ правильны, была тонки и нѣжны. Она была прекрасно сложена и очень была; имѣла видъ простоты и непритворной скромности, что дѣлало выгодную противоположность съ такъ называемымъ у насъ хорошимъ обращеніемъ. Она маѣ исправилась. Безполезно входишь въ подробности знакомства, послѣдовавшаго за этимъ свиданіемъ. Съ каждымъ днемъ я привязывался къ ней болѣе и болѣе, и кончилъ тѣмъ, что предложилъ ей свою руку. Предложеніе это было однако жъ отринуто, въ выраженіяхъ, которыя ни какъ не могли меня обидѣть. Да и я былъ увѣренъ, что она уступала навѣтамъ матери. Въ этомъ мнѣніи я еще болѣе укрѣпился, когда годъ спустя, она первая начала вновь со мной переписку. Она изъяснялась въ письмѣ, что хотя и не можетъ меня любить, но умѣетъ цѣнить мое дружество. Это словцо очень опасно для молодыхъ дѣвушекъ. Въ немъ сидитъ оперившаяся любовь, и ждетъ только поры выпорхнуть.
Гадальщица, Мистрисъ Вилліамсъ, предсказала мнѣ, что 27-и годъ моей жизни будетъ опасною для меня эпохою. Сивилла сказала правду. Она угадала точь въ точь. Некогда не забуду я 2-го Января! Леди Бейронъ (онъ произносилъ Бирнъ) только изо всѣхъ присутствующихъ не смѣшалась. Леди Ноэль, мать ея, плакала. Я дрожалъ какъ листъ и отвѣчалъ все не въ попадъ. Очень помню, что послѣ обѣда, обратясь къ Леди Бейронъ, я назвалъ ее Массъ Мильбанкъ.
Странный анекдотъ случился съ обручальнымъ кольцомъ. Въ день подписанія рядной, садовникъ Ньюстадскій нашелъ, роя землю, кольцо, потерянное моею матерью. Я вздумалъ, что оно ниспослано нарочно для моего брака. Но замужство матери моей не было счастливо, и то же самое кольцо предназначено было запечатлѣть еще злополучнѣйшій союзъ. Послѣ церемоніи, мы отправилась въ одну изъ деревень Сиръ Ральфа Мельбанка; я былъ порядочно удивленъ распорядкомъ путешествія, и, признаться, былъ не слишкомъ доволенъ, увидѣвъ горничную, посаженую въ карету между мною и Леди Бейронъ. Я еще не такъ долго былъ женатъ, чтобы взять на себя тонъ мужа. Надобно было покориться, хотя вовсе не отъ частаго сердца. Поставьте себя на мое мѣсто, и скажите, не имѣлъ ли я причинъ дуться? Меня обвиняютъ, будто я, садясь въ карету, сказалъ, что женился на Леди Бейронъ съ досады, и потому что она дважды мнѣ отказала. Хотя по правдѣ въ ту минуту я былъ раздосадованъ ея жеманствомъ, или какъ вамъ угодно назвать это, по увѣренъ, что если бы я употребилъ столь малоприличное, чтобы не сказать грубое, выраженіе, то Леди Бейронъ бросила бы меня въ каретѣ бесѣдовать съ дѣвкою, я разумѣю съ ея горничною дѣвкою. Она не того характера, чтобы сносить обиды. Медовой вашъ мѣсяцъ {Honey moon: первый мѣсяцъ супружества.} протекъ не безъ облаковъ. Не всѣ дни были ясны, и у Гобгоуза хранится еще нѣсколько писемъ, которыя могутъ показать паденіе барометра. Однако жъ онъ не спускался никогда ниже пуля.
Вы сказывала мнѣ, что въ свѣтѣ болтаютъ, будто я женился на Миссъ Мильбанкъ для того, что она была богатая наслѣдница. Я получилъ отъ ея родителей 10 тысячъ фунт. стерлинговъ (350,000 рублей), и, по всей вѣроятности, вотъ все, что мнѣ достанется. Сумму эту я возвратилъ вдвое. Тогда доходы мои были очень не велики, частію въ закладѣ. Ньюстэдъ приносилъ 1500 фунт. стерл. въ годъ, а Ланкастерская деревня была въ тяжбѣ, которая мнѣ стоила 15,000 ф. стер. и не кончена до сихъ поръ. Мы держали домъ въ городѣ, давали обѣды, имѣли особые экипажи, а что всего болѣе, дорогія прихоти... Это не могло долго держаться. 10,000 ф. ст. скоро растаяли. Заимодавцы осадили меня; наконецъ всѣ моя мебели были схвачены; Полиція забрала даже постеля, на которыхъ мы спали. Видите; дѣла мои были не въ слишкомъ добромъ положеніи, и такія картины не могли очень нравиться Леди Бейронъ. Мы согласились, чтобъ она поѣхала къ отцу въ деревню, покуда пронесется буря, и я сдѣлаюсь съ заимодавцами. Можете вообразить, каково было наше разставанье, по слогу письма, написаннаго ею съ дороги: оно началося этими смѣшными словами: "милой голубчикъ {Hear duck.}!" Представьте себѣ, каково жъ было мое удивленіе при полученіи, сей часъ по прибытія моемъ въ Лондонъ, нѣсколькихъ строкъ отъ ея отца, очень сухихъ; онъ началъ милостивымъ государемъ, а заключилъ тѣмъ, что его дочь меня не увидитъ болѣе. Въ моемъ отвѣтѣ, я ему объявлялъ, что не признаю его власти надъ моею женою, и что желаніе, выраженное въ письмѣ, было его только, а отнюдь не Леди Бейронъ. Однако же скоро ея письмо вывело меня изъ заблужденія. Послѣ я узналъ, черезъ жену моего камердинера Флетчера, которая служила тогда у Леди Бейронъ, что, рѣшившись развестись со мной, и отославъ на почту письмо, она снова послала туда, чтобъ взять его обратно, и когда получила, то обрадовалась до безумія. Но это было не долго, и вскорѣ ея подговорили отослать письмо. Нѣтъ сомнѣнія, что вліяніе моихъ враговъ перемѣнило ея любовь но мнѣ. Вы спрашиваете, дали ли мнѣ какія побудь объясненія на счетъ такого поступка, и какія соображенія дѣлалъ объ этомъ? Я вамъ все раскажу. У меня есть предразсудки въ отношеніи къ женщинамъ: напримѣръ, я не люблю ихъ видить, когда онѣ ѣдятъ. Руссо, описывая свою Юлію, говоритъ, что она любить покушать,-- а это вовсе не по моему вкусу. Я не люблю, чтобы меня прерывали, когда сочиняю, а Леди Бейронъ не хотѣла соображаться въ обѣихъ этихъ прихотяхъ, но все, что я припомню жесткаго, что я сказалъ ей, было однажды вечеромъ, не задолго до нашего разлученья. Я стоялъ у огня, ворча о запутанности моихъ дѣлъ и другихъ непріятностяхъ. Леди Бейронъ подошла ко мнѣ и спросила; "Бейронъ! не мѣшаю ли я тебѣ?" -- "Чертовски!" отвѣчалъ я. Мнѣ это было досадно; я укорялъ себя за такое выраженіе, но оно у меня вырвалось невольно, безъ намѣренія. Я едва помнилъ, что говорилъ.
Послѣ я узналъ, что Мистрисъ Черкментъ {Эту-то самую Черкментъ описалъ Бейронъ въ ѣдкой Сатирѣ своей: a Sketch from private life: Образчикъ домашней жизни.} была употреблена для возбужденія на меня тещи моей; что она сама за мной подглядывала, и подкупала подглядывать въ Лондонѣ; что она наговорила, будто меня видѣли входящаго въ одинъ домъ на Portland-place. Со мной выкинули такую вещь, какую только подобнаго рода повѣренные могутъ себѣ позволить. Разломали мои бюро, въ которомъ нашли только книгу, которая немного дѣлала чести моему вкусу въ Словесности, и нѣсколько писемъ отъ женщины, съ которою я былъ въ короткой связи прежде брака. Какъ бы ни судили о способѣ достать эти письма, что съ ними сдѣлало послѣ, еще непростительнѣе. Леди Бейровъ отослала ихъ къ мужу той дамы, который однако жъ былъ столько уменъ, что не обратилъ на это вниманія. Самое важное обвиненіе, на меня взведенное, было, будто я имѣлъ постоянную интригу въ самомъ домѣ съ Мистрисъ Мердитъ, актрисою Дрюри-Ленскаго Театра, будто я сажалъ ее съ женою за столъ и т. п. Никогда клевета не была менѣе основательною. Я былъ членъ Дрюри-Ленскаго Комитета, и не отпираюсь, ко мнѣ ѣздили актрисы. Но что касается до Мистрисъ Мерлинъ, прелестной, слѣдственно очень опасной актрисы, я зналъ ее только потому, что нѣсколько разъ съ нею говорилъ. Я бы могъ обвинить въ гораздо важнѣйшихъ поступкахъ, нежели подсматриванье за мнимыми моими связями.... Я забрался въ одну темную улицу, чтобы сочинить осаду Коринѳа, рѣшась не принимать никого, покуда не кончу.-- Какъ же я былъ изумленъ, когда вошла ко мнѣ Докторъ и Прокуроръ! Я гораздо послѣ узналъ настоящую причину ихъ посѣщенія. Мнѣ казались вопросы ихъ странны, смѣшны и скучны, чтобъ не сказать несносны. О! если бы я могъ подозрѣвать, что ой и были подосланы для удостовѣренія, что я сошелъ съ ума... Сомнѣваюсь, чтобы мои отвѣты на распросы этихъ пословъ были разсудительны, потому что воображеніе мое было въ огнѣ совсѣмъ о другомъ предметѣ. Но Докторъ Белли не могъ по совѣсти дать мнѣ свидѣтельства на житье въ Бедламѣ, а Прокуроръ, кажется, далъ отчетъ еще благопріятнѣйшій господамъ, его употребившимъ. Не обвиняю Леди Бейронъ въ такомъ поступкѣ. Думаю даже, она не имѣла въ томъ участія. Ее употребили, какъ орудіе, другіе. Мать ея вѣчно меня ненавидѣла; она не скрывала этого даже изъ приличія въ своемъ домѣ. Обѣдая однажды у Сиръ Ральфа Мильбанка (онъ былъ добрякъ, а объ умѣ его можете судить потому, что каждый день ставили къ нему на столъ баранину, чтобы ему доставишь случай повторять одну и ту же шуточку) -- я сломалъ зубъ. Я не могъ скрыть ужасной своей боли. "Это вамъ полезно, сказала Леды Ноэль, я очень рада!"... Я кинулъ на нее взглядъ....
Вы меня спрашиваете, любила ль меня когда нибудь Леди Бейронъ?-- Нѣтъ. Я былъ въ модѣ, когда она появилась въ свѣтъ, меня прославили удалымъ повѣсою, я былъ Денди -- а молодыя дѣвушки любятъ эти два разбора людей. Она вышла за меня изъ тщеславія, и надеждѣ меня передѣлать и остепенить. Она была избалованное дитя. Ревнива отъ природы, и эта наклонность скрѣпила адскіе замыслы особъ, которымъ она вдалась въ довѣренность.
Ее легко можно было обмануть, потому, что она воображала, что знаетъ людей насквозь. У нее забралась въ голову глупая мысль Госпожи Сталь, что лучше можно узнать человѣка въ первую минуту, чѣмъ въ десять лѣтъ. У нее была привычка описывать характеры людей послѣ одной или двухъ встрѣчъ. Она настрочила цѣлые томы о моемъ характерѣ -- но всѣ ея портреты были до крайности непохожи.
Леди Бейронъ хорошо мыслила, по не могла выражать своихъ мыслей. Она писала и стихи, хорошіе только случайно. Письма ея всегда были загадочны, часто неизъяснимы. У нее были, какъ она называла, мысли и положительныя правила, математически расположенныя -- она бы могла быть славшимъ спорщикомъ въ Кембриджѣ. Однако жъ, гдѣ доказательства ея разсудительнаго ума, которымъ такъ хвалилась? Она мнѣ отказываетъ, потомъ выходитъ за меня, потомъ меня бросаетъ. Нѣтъ нужды расказывать вамъ обо всѣхъ низкихъ клеветахъ, которыми осыпали меня но разводѣ. Я однажды на досугѣ сдѣлалъ списокъ добродѣтельнымъ особамъ, съ которыми сравнивали меня въ Журналахъ! Я то былъ и Неронъ и Апицій, и Эпикуръ и Калигула, и Геліогабалъ и Генрихъ VIII. Всѣ мои прежніе друзья, даже двоюродный мой братъ, Жоржъ Бейронъ, взяли сторону жены моей. Меня ославили самымъ дурнымъ мужемъ въ свѣтѣ, самымъ злымъ человѣкомъ. Напротивъ, жена моя у нихъ была ангелъ, жертва, олицетворенная добродѣтель. Меня клеветали въ Журналахъ; про меня толковали во всѣхъ обществахъ. Меня освистывали, когда я ѣздилъ къ Палату Перовъ. Обижали на улицахъ. Я не смѣлъ показаться въ Театрѣ, откуда бѣдняжка Мистрисъ Мерлинъ принуждена была удалиться. Examiner быль одинъ Журналъ, который осмѣлился защищать меня, а Леди Жерсей только одна особа, которая не смотрѣла на меня, какъ на чудовище.
Ко всѣмъ этимъ печалямъ присоединилось разстройство имѣнія до того, что я жилъ по милости моихъ заимодавцевъ. Пришлось продать Ньюстадъ, чего даже не смѣлъ я сдѣлать при жизни матери: никогда не прощу себѣ, что его продалъ, хотя меня увѣряютъ, что теперь я не получилъ бы съ него и половины прежняго. Это не утѣшенье мнѣ въ потерѣ древняго Аббатства. Но самая крайность принудила это сдѣлать. Надо было заплатить приданое Леди Бейронъ, и я рѣшился прибавить къ нему еще 10,000 ф. ст., что и было исполнено. Какъ скоро привелъ я въ порядокъ дѣла свои, т. е. въ полтора года спустя послѣ женитьбы, я оставилъ Англію. Съ тоскою изгналъ я себя изъ родины, но съ рѣшимостію никогда туда не возвращаться.
"Сѣверная Пчела", No 135, 1825