Идрийские суда в Саламине. --Зараза несогласий. -- Отправление из Пороса. -- Дела Сиры. -- Депутация от Сената. -- Состояние греческой столицы. -- Перемена в Министерстве. -- Излишнее рвение. -- Прокламации. -- Приготовления Правительства. -- Блокада Идры. -- Действие талеров и убеждений. -- Попытка идриотов. -- Возвращение жителей в Порос. -- Письмо президента и благодарственный адрес. -- Обманутые надежды. -- Идриотские депутаты. -- Отправление идриотской флотилии в море.
Когда Миаулису было положительно объявлено, что корабли беззаконных видов не могли быть выпущены из поросского порта, Идра решилась употребить бывшие в ее гавани суда для взбунтования Архипелага. Флотилия, под начальством Булгари, была отправлена в Саламин, чтобы появлением своим подействовать на легкие войска Румелии; оттоле намеревалась она занять Эгину, захватить казенные суммы, бывшие вея заведениях, монетный двор и типографию; но войска и граждане Саламинские не позволили никому из бунтовщиков[101] показаться на берегу; верные долгу и чести, они не устрашились их пушек, отвечали корабельным залпам ружейным огнем, и принудили их удалиться безуспешно.
Между тем, как эскадра наша была еще занята в Поросе, а спасшиеся от бунтовщиков греческие корабли робко сбирались в Навплии, бриг Миаулиса занял пост на Сирском рейде, взволновал весь остров, и правительство лишилось весьма важного в сих обстоятельствах пособия-- таможенных сборов Архипелага; а идрийская шхуна, плавая по Архипелагу, бунтовала все острова кроме Тиноса; присоединяя везде силу оружия к партиям недовольных, она сменяла губернаторов и демогеронтов, присваивала себе доходы, и часто грабила без разбору казенное и частное имущество.
На всех напало оцепенение, и с беспокойством ожидали известий из Пороса. В столь критическую эпоху одно появление Миаулиса с народным флотом в Архипелаге могло ниспровергнуть колеблемый порядок остальной Греции, и ускорить кровавые перевороты, которые[102] в последствии, по роковому стечению обстоятельств, сделались неизбежны.
Посвятив несколько дней восстановлению порядка в Поросе, где зараза несогласий сообщилась даже войску и гражданским чиновникам греческого правительства, и обезопасив сей порт от новых покушений мятежников, адмирал 5-го августа вышел в море для крейсирования. Идрийркие суда поспешили укрыться под свои скалы; только бриг Миаулиса оставался в Сире. Мы туда прибыли 8-го числа; бунтовщики, желая встревожить торговый остров, распустили самые нелепые слухи, но наше появление все успокоило; бриг Миаулиса спустил беззаконно носимый им вымпел, и укрылся между купеческими кораблями.
Обезопасенная торговля ободрилась; но русские негоцианты находившиеся на острове, просили постоянного покровительства нашего адмирала в столь смутное время; к совершенному их успокоению адмирал потребовал от приматов острова, чтобы они сделались порукою сохранения на нем порядка и безопасности, чтобы мятежный бриге был разоружен, и ни под каким видом не выходил в море.[103]
Какая разница с прежними плаваниями нашими по Архипелагу! Радость, которая прежде оживляла его острова, обратилась теперь в беспрерывную тревогу; на них уже не было слышно веселых песен, и только море, в сем случае постояннее человека, хранило свои восхитительные картины, и радость и свежесть периодических ветров.
По прибытии нашем в Навплию, комиссия назначенная от греческого Сената, составленная из двух членов, графа Метаксы и Эньяна с девяностолетним председателем сего корпуса, идриотским приматом Цамадо, официально изъявила адмиралу нашему признательность нации, за его содействие к тушению мятежей; на сей случай была ими приготовлена речь, которую граф Метакса торжественно произнес на шханцах пред адмиралом.
Столица Греции была тогда в смущении: с одной стороны неудовольствие многих областей, жалобы на чиновников правительства и поросские беспокойства, которые отозвались не только по Архипелагу, но и в сердце Румелии и в Пелопонезе; с другой обширные отрасли заговора, закравшиеся во все части управления, и[104] обращение всех частных ненавистей в политические раздоры между приматами, военачальниками и гражданами -- заставили правительство принять меры, необходимые при таких запутанных обстоятельствах.
Граф Виаро Каподистрия, старший брат президента, министр морской, и Гената, их соотечественник, министр Юстиции, оба с отличным умом, сделались ненавистны народу по своему высокомерному характеру. Это вооружало многих против президента. К тому же ионийцев греки привыкли почитать чуждыми своей родине, кроме тех, кои с самого начала народной войны, приняли в ней непосредственное участие. Виаро и Гената, сами совершенно чуждые Греции, имели непростительную слабость награждать местами и чинами новоприезжих своих соотчичей, на что давно уже роптали оскорбленные греки. Президент сделал по сему поводу перемену в своем Министерстве: удалил своего, брата и Генату; назначил на место первого Глараки, который исправлял должность статс-секретаря Иностранных Дел по удалении Ризо; а Министерство Юстиции вверил бывшему дотоле советнику[105] Сикелиану, человеку самого кроткого характера и всеми любимому. Сия перемена произвела некоторое преобразование по всем частям управления.
Но люди, желавшие выказать свою привязанность к графу Каподистрия, вредили ему своим неумеренными не всегда бескорыстным рвением более, нежели его враги. В Навплии начались ссылки, и повторились в разных местах; всех недовольных, всех подозрительных, не правительству а губернаторам, людей высылали в Идру; сим гнездо недовольных приобретало более объема и весу, а в других городах и ропот не утихали, и частные ненависти более и более возгорались. Многие потому только приставали к недовольным, что их враги или люди, их оскорбивщие, были привержены к правительству. Таким образом давно забытые мести возобновлялись; каждая семейная вражда получала новую жизнь при открывшейся распре, и питаясь ею, в тоже время взаимно ее питала и распространяла.
При самом открытии поросских мятежей, президент издал окружное письмо к[106] губернаторам, в котором между прочим было сказано: "Должно надеяться, что сие критическое обстоятельство обратится к пользе и к сохранению порядка; в противном случае новые испытания предстоят народу; но мы не сомневаемся, что при благородном духе жителей всех областей, и при патриотизме всех служащих правительству, оные будут побеждены. Сообщаем вам самые точные сведения о делах Идры, чтобы вас успокоить и дать вам средство уличить ложные слухи, распускаемые злонамеренными людьми для возмущения мирных областей".
Когда в Поросе открылись неприятельские действия, прокламация президента извещала о том устрашенный народ. Правительство получило в ответ от всех областей новые адреса, которыми народ умолял его засвидетельствовать пред союзными державами, и в особенности пред русским флагом, что он предает поруганию горсть мятежников, безумною дерзостью осквернивших чувства признательности, одушевляющие целую нацию к державе-покровительнице.
В одной из достопамятных депеш,[107] обнародованных в сию эпоху, президент выражался следующим образом: "Греческое правительство чувствовало необходимость излить в сердце целого народа горесть, удручившую его после поросских дел. Греция поспешила предать посрамлению виновников сего злодеяния, и наложить на них одних ответственность за дерзкое покушение против благодетельного флага. Греция и ее правительство смеют надеяться, что Российский Император, в своем справедливом милосердии, благоволить различить от целого народа, исполненного признательности за его благодеяния, тех людей, которые так безумно упорствуют в своих преступных намерениях".
Уже несколько месяцев соединенные в Идре мятежники требовали созвания депутатов, надеясь сим дать в глазах народа законный вид своим поступкам. Президент объявил тогда же посредством губернаторов, что и он желал скорейшего соединения депутатов, но что высшие причины заставляли его отлагать оное. И тогдашнее положение Европы, и медленность Лондонской Конференции в окончательном устроении дел Греции, и волнение сей[108] страны, без сомнения, не позволяли президенту думать о созвании депутатов. Но тотчас по получении известия о взрыве народных судов в Поросе, президент издал прокламацию, сзывая депутатов в Аргос на 8-е сентября. Между тем министру Юстиции препоручено было собрать все сведения, касательно идрийского мятежа, чтобы представить подробный отчет сему народному суду.
Следствием долгих конференций между союзниками была также прокламация, которою объявлялось, что идрийские суда, плавающие беззаконных видов, будут преследуемы; что они не должны были ни под каким видом выходить из своего порта, и что для наблюдения за ними постановлялась блокада у Идры от союзников, вместе с кораблями греческого правительства.
Президент немедленно приступил к устроению и вооружению остатка морских сил Греции, для водворения спокойствия на островах. Ипсариоты соединились вокруг Канариса, пожалованного в адмиралы; специоты, со своим адмиралом Андруцо, и много идриотов, верных своему правительству, с добрым[10 9] стариком Сахтури, ручались сохранить безопасность мореплавания, и обуздать строптивую Идру, которая, укрыв в своей гавани до 15 военных судов, казенных или принадлежащих богатым островитянам, замышляла новые беспорядки.
Сахтури был отправлен в Порос для устроения адмиралтейства, дочиста ограбленного бунтовщиками; Канарис принял начальство над экспедицией, назначенною для усмирения Архипелага, и часть союзных эскадр, вместе с греческим отрядом Андруцо, блокировали Идру. Наши бриги, Улисс и Ахиллес, и тендер Соловей чередовались для крейсирования пред неприступными скалами сего острова; войско греческого правительства расположилось лагерем на противолежащем берегу Мореи. Бриг Телемак, не был в состоянии выдержать затруднительное крейсирование в Идрийском канале, и потому занял пост у Сиры, для покровительства и защиты нашей торговли. Он должен был в скором времени отправиться в Константинополь для необходимых ему починок.[110]
В средних числах августа мы возвратились в Поросе; город был еще пуст; большая часть жителей была задержана в Идре; между тем наступило время сбирания винограда, и сии несчастные могли претерпеть новые убытки, если бы не приспели во время.
По известиям, полученным из Идры, мятежники опомнились от первого испуга, и уже готовились на новые предприятия. В их порте с необыкновенной деятельностью вооружали корабли, и набирали команды. Несколько тысяч талеров освободились от вечного заключения из подземелий Кондуриоти, и ободрили голодную толпу. Ей внушили также, что союзники только для соблюдения приличий блокировали остров, и что не предстояло ни малейшей опасности в новых покушениях.
Бриг Ахиллес, нуждаясь зайти в порт для налития водою, оставил в ночь на 25-е августа в крейсерстве у Идры возвратившийся из Навплии тендере Соловей, вместе с французским бригом. На утро сей бриг придержался к Морейскому берегу, далеко от блокируемого порта; тогда корвет и три брига мятежников вступили под паруса.[111]
Немедленно получили мы о сем известие; наш фрегат и два брига поспешили туда для предупреждения их выхода в море, или стычки, могущей воспоследовать ссудами правительства, которые тогда были слабее их. Мы застали их в Идрийском канале; увидев нас, они поспешили укрыться в свой порт. Я отправился на военной шлюпке в Идру, чтобы потребовать объяснения, с каким намерением они решились прервать предписанное декларацией бездействие их военных судов.
Многие тысячи народа пестро покрывали голые скалы острова; все взоры с любопытством были устремлены на нашу эскадру и на флаг, унявший их мятежи. Беспокойная толпа теснилась на набережной. В зале монастыря, где обыкновенно бывали шумные собрания Идриотов, меня ожидали приматы и несколько сотень граждан всех званий. Им было объявлено, что если вновь попытаются их военные суда выступить в море, будут арестованы или пущены на дно кораблями союзников, согласно с изданною ими по сему предмету прокламацию. Идриоты отвечали, что их намерение было не идти в море, но крейсировать у своих[112] берегов для защиты острова от войск правительства, которые, расположившись станом на Морейском берегу, грозили им внезапным десантом.
Со стороны Адмирала было объявлено пориотам задержанным в Идре, или остававшимся там от страха, что они могут, под покровительством наших кораблей, возвратиться в свои жилища; им обещано было также покровительство поросского губернатора и войска, занимавшего тогда Порос, в устройстве их домашнего быта и в полевых работах. Следствием сего было, что того же вечера многочисленные шлюпки начали перевозить несчастных изгнанников в родной город, который впрочем долго еще носил следы постигшего его бедствия.
Наши бриги остались при блокаде; она должна была продолжаться со всевозможным вниманием, ибо почти все корабли, находившиеся в руках мятежников, были всем порту. Один только бриг Аполлон оставался в водах Майны, и бунтовал ее дикие берега; часть греческой эскадры отправилась туда для его обуздания, и тендере Соловей (27-го августа)[113] последовал за нею, чтобы наблюдать за действиями мятежников.
По прибытии в Навплию адмирал получил представленный от пориотов чрез греческое правительство благодарственный адрес, который был сопровожден письмом следующего содержания от президента :
"Имею удовольствие препроводить при сем Вашему Превосходительству адрес, коим жители Пороса изъявляют вам свою глубокую признательность за благодеяния, которыми они обязаны твердому и великодушному поведению Вашему при необыкновенных обстоятельствах, грозивших и Поросу, и Греции неизмеримыми несчастиями. Пориоты изъявляют Вам также свою благодарность, за то что Вашим заступлением их семейства могли оставить Идру, где были силою задержаны, и возвратиться в свои жилища.
Правительство пользуется сим случаем, чтобы присоединиться к признательному народонаселению, и вместе с оным повторить Вам уверения таковых же чувств.
29-го Августа 1830.[114]