Поэт? Какой?
Кому выразить наше одобрение?
Нет, жизнь сама своею рукой
Написала это стихотворение,
Песню в прозе с преобладаньем одной,
Основной,
Элегической ноты.
Уж заглавие стонет больной,
Надрывной струной:
Ищу работы!! Близ Потсдамер-плац, в Берлине, среди самой гущи движения, несколько часов простояла на днях молоденькая, очень красивая девушка. На спине и на груди у нее висели плакаты с таким текстом: «Ищу работы! Безукоризненно говорю и пишу по-немецки, по-английски и по-французски. Очень хорошо умею вести домашнее хозяйство. Готова на любую работу, какую может выполнить человек с нормальными способностями». В руках у девушки был карандаш и блокнот, вероятно для того, чтобы записывать адреса тех, кто предложит работу. Но равнодушная толпа проходила мимо. «Последние новости», 10 октября 1931 г.
В Берлине,
На людной площади, словно в пустыне,
Словно в месте вымершем, голом,
Стоит девушка жутким символом
Капиталистического грабежа и вражды
И человеческой горькой нужды,
Стоит, словно столп, недвижимо,
А мимо,
Словно мимо столпа,
Равнодушно проходит толпа,
На площади людной – так нелюдимо!
Мимо девушки бедной – глуха и слепа –
Проходит толпа…
Мимо…
Мимо…
Капитализм? В какой полосе ты?
Смотри веселей!
Ну, смотри ж веселей!
У «Франкфуртской газеты »
Был на днях юбилей,
Отовсюду ей были приветы.
Стукнуло семьдесят пять годков
С ее основания.
Но прислушайтесь только, каков
Был голос ее ликования?
Газетный торгово-промышленный дом
На юбилейный раскошелился том.
А первая в томе страница –
Сплошная слезница.
Заглавие первой статьи для сердец
Буржуазных полно – элегизма?
Какое! – Трагизма!
Юбилярша-газета рыдает: «Отец,
Отец наш небесный! Ужели конец
Капитализма ?»
Юбилярша конец признать не решается,
Она утешается
И дает не статью, а сонет:
«Положение капитализма тревожно.
Он совсем поседел. А какой был брюнет!
Что же? Старость? Конец?.. Нет, нет, нет!
Страшно думать! Нельзя! Невозможно! –
Юбилярша губы поджимает жеманно: –
В настоящем… ужасный такой камуфлет…
И близкое будущее так туманно…
Но будет же, будет желанный рассвет:
Выйдет солнце, лучи засверкают живые!..
Ведь туман не впервые…
Нужен острый хозяйственный глаз…
Ясно: в послевоенные злые моменты
В наш честный торгово-промышленный класс
Худые сумели пролезть элементы.
От них вся беда.
Капитализму от них так недужно.
Система отнюдь не худа.
Были старые кадры у нас хоть куда,
А теперь нам… почиститься нужно!
Чистка – вот наш пароль!
Вот наш пароль!»
Ну, не хитро ль?
До какой юбилярша додумалась истины:
«Спаситель! Приди и очисти ны!»
Ждет спасителя… чуда…
Интересно, откуда?
Спасителя вышлет какая… обитель?
Не оказался бы этот спаситель
В своем облике чистом –
Фашистом?
«Что? Советская власть укрепляется где-то?
Только не это!
Ах, только не это!»
Юбилярша истошно орет
И отчаянно врет,
Врет, не видя особого в том прегрешения,
Врет для самоутешения:
«Хозяйственно-крепкой системы пример СССР?
От этой системы избави нас, боже!
План хваленый советский не ладится тоже.
Машин накупили высоких культур…
Но люди… Ведь их не улучшить декретом?..
В Сталинграде на тракторном… Фейлер Артур…
Вот герр Фейлер что пишет об этом:
Только незначительная часть машин в ходу. Большинство рабочих стоит около машин без дела или производит движения, которые, как это может понять без труда даже не специалист, являются не более, как театральным зрелищем для иностранных посетителей. (Nachkrlegskapitalismus. Eine Untersuchungder Handeisredaktion der «Frankfurter Zeitung».)
Так газетная барыня в юбилейные дни,
Чтоб утешиться и чтоб вздохнуть посвободней,
Ничего не сыскала пригодней
Журналистской продажной брехни,
Да к тому же брехни… прошлогодней!
А барыне нынче всю правду раскрой,
Расскажи ей, так станет ей дурно,
Что наш тракторный сверхбогатырь той порой,
Освоив машины культурно
И работая бурно,
Стал вводить нынче в тракторный строй
По три тысячи в месяц готовых
Тракторов новых
Для советских колхозных, совхозных полей.
Это что ж? Театрально?
Нет, стальные лошадки, как есть, натурально!
И крестьянству милы – быть нельзя уж милей!
Мейне даме, могла ты приврать в юбилей,
Но не так уж нахально,
Петому что, прибегши к такому вранью,
Буржуазную чтоб возвеличить механику,
Ты лишь наглым враньем обнажила свою
Невероятную панику.
Сталинградский пример для тебя – острый нож.
Но сильны мы примером не одним сталинградским.
Утешаешься ты не от радости тож,
Представляя крестьян наших скопом дурацким:
Если случится в сельском хозяйстве приступить к новой работе, то созывается сход, и когда не приходят к единомыслию, то обращаются за решением вопроса к районному агроному, а той порой погода изменяется и в полях многое погибает.
До сих пор, мол, Митроха сидит на Митрохе,
Ум и стать те же, что при царе при Горохе…
Отрыгнулось у барыни в чванных строках,
Как в дни оны держали крестьян в дураках:
«Хам-мужик! Идиотская рожа!»
Но, как звон похоронный, ответ прозвенел,
Слух господский народной издевкой корежа:
«На дурака у господ вся надежа,
Ан, дурак-то и поумнел!»
Поумнел и ума не желает лишаться.
В барских снах только есть «хам-мужик, дуралей».
Меньше врать и умнее, мадам, утешаться
Не сумели вы в свой юбилей,
Аргументов серьезных найти не сумели,
Вам дающих надежду на новый рассвет,
А признаться вы в том не посмели,
Что таких аргументов в природе уж нет.
Невеселы аргументы в Европе
И в Америке тож не ахти,
Хоть спасителя там уж сумели найти
В замечательном мистере Свопе.
Мистер числится в звании
Председателя «электрокомпании».
Мистер Своп по башке себя хлопнул
И такое намедни в собрании свопнул,
Что взревели банкиры, от восторга балдея:
«Вот это – идея!»
А свопский идейный нарост
Так краток и прост,
Как заячий хвост:
«Ново! Ново! Ново!
Лечение капитализма больного
В целях преодоления
Анархии производства
И потребления –
В утвержденье капитало-господства
В аппарате всего эконом-управления! –
Для спасения общей мошны
Все тресты должны
Объединиться
И подчиниться,
Как можно скорей,
Возглавляющему всю механику эту
„Высшему комитету“
Из капиталистических главарей!
Капитал – царь царей!
Вот тогда-то пойдет регулирование
И планирование:
Машины и люди, цена и товар,
Все, все подчинится одному механизму!»
«Это будет смертельный удар
По коммунизму!»
«Да здравствует торгово-промышленный класс!»
«Да здравствует планово-дивная… Свопия!»
Но… и тут раздается меланхолический глас:
«Свопия – это утопия!
И опасная очень к тому же.
С ней не вышло бы хуже.
Упраздненье хозяйственно-оперативной свободы
И частной инициативы…
Это козыри вовсе не нашей колоды,
В этой песне – не наши мотивы.
Пролетарии скажут однажды нам: „Стоп!!“
По башке „комитет высший“ – хлоп!
И – построят не наши – свои! – коллективы.
Нет, нет, нет, мистер Своп,
Вы слишком ретивы
И… не слишком умны.
Нам, конечно, уже не вернуть старины.
Свои методы строить нам надобно наново
Но… зачем чересчур уж так планово?
Что хорошо для советской Москвы,
То для Нью-Йорка…»
Попавши в провалы и глубокие рвы,
Капиталисты ищут отнорка,
Они выхода ищут, коммунизму грозя
И пороча Москву кучей всяческих басен.
По былому пути им идти уж нельзя,
Новый путь им не люб и опасен!
Попавшим в такой переплет
Капиталистам, спеша на подмогу,
Папа римский послание шлет:
«Молитеся богу
И обрящете вновь вы к богатству дорогу,
И вы будете в вечном буржуазном раю!»
Всю эту священную литературу
Рассылает он через свою
Церковно-промышленную агентуру.
(Худо папским агентам в советском краю!)
АПОСТОЛЬСКОЕ ПОСЛАНИЕ
святейшего господина нашего промыслом божием папы Пия XI
к досточтимым братьям… состоящим в мире и общении с апостольским престолом,
об обострении экономического кризиса,
о бедственном положении множества безработных.
…Досточтимые братья, мир вам и апостольское благословение!
Нам угрожает новое бедствие, которое уже в значительной степени поразило вверенную нам паству… Мы видим такое множество честных и трудолюбивых рабочих вынужденными к бездействию и вместе с их семьями доведенными до крайней нищеты, а между тем они ничего более не желают, как честно, в поте лица своего, согласно божественной заповеди зарабатывать насущный хлеб, который они ежедневно испрашивают у господа. Их стенания потрясают наше отеческое сердце… Теперь приближается зима, а с нею целая вереница страданий и лишений, которые холодное время приносит беднякам… Поскольку не позаботятся о нуждах стольких несчастных семейств и о их покинутых детях, они (чего не дай бог!) дойдут до ожесточения.
Гвоздь «апостольского» поучения –
Страх рабочего «ожесточения».
Отсюда «апостольская» тревога:
«Подкормите их малость, ради бога,
А то ведь… понимаете сами!»
Растекся папа словесами.
Аминь, аминь, глаголю!
Наболтавшися вволю,
Шаманствуя и пророча,
Чтоб вытравить ненависть из рабочих очей,
Безработных бедняков мороча
Милосердием богачей,
Переходит папа к главному сюжету,
К своему бюджету,
К организации сверхнормального,
Повального
Трехдневного моления…
Для прибавления
Божественной казны.
В этом новизны
Особенной нету:
Гребут монету
Служители неба
Со всех сторон,
С крестин и похорон,
С черствого хлеба
И гнилых макарон.
Поскольку все человеческие усилия не достаточны для осуществления цели без божией помощи, то мы воссылаем горячие молитвы подателю всякого блага, чтобы он сократил период страдания… Приближается праздник царя Иисуса Христа… Нам представляется чрезвычайно подходящим, чтобы при подготовлении к этому празднику в приходских церквах устраивали торжественные трехдневия, во время которых молили бы бога…
Молили бы бога…
Молили бы бога…
Ах, уж эта «апостольская» тревога!
Надо дать папской пастве хоть немного еды,
Подкормить богомольную папскую шпанку,
Чтоб она, озверев, не причинила беды…
Ватиканскому банку!
Капиталисты рыщут,
Выхода ищут,
Плана хочется, но план колется…
Папа римский молится…
А в Берлине –
И в одном ли Берлине? –
На людной площади, словно в пустыне,
Словно в месте и мертвом и голом,
Стоит девушка жутким символом
Капиталистического грабежа и вражды
И человеческой горькой нужды,
Стоит, словно столп, недвижимо,
А мимо,
Словно мимо столпа,
Равнодушно проходит толпа.
На площади людной так нелюдимо!
Мимо девушки бедной – глуха и слепа –
Проходит толпа…
Мимо…
Мимо…
Мимо девичьей незримой слезы…
Мимо нужды, кричащей плакатами…
Это голос отчаянья, не голос грозы.
Гроза загремит громовыми
раскатами !