Берлинская «ночь под рождество».
Геббельсовское естество
Протестовало против довр е менной кончины.
Из-за этой причины
Сидел Геббельс в бомбоубежище за столиком
Этаким меланхоликом:
«Канун рождества
Без праздничного торжества,
Без хвастовства
О победном марше!»
В припадке тоски
Растирая себе виски,
Геббельс диктовал секретарше:
На этот раз рождество не может быть для нас праздником мира и счастья. Пусть же оно будет для нас праздником этой тоски, испытываемой миллионами.
Над убежищем грохот и шум:
«Бум-м!.. Бум-м!.. Бум-м!.. Бум-м!..»
Куда попало, интересно?
В убежище душно и тесно.
Но, сделав на бодрость установку,
Геббельс продолжал диктовку:
У нас теперь легкий багаж. У многих из нас осталось немного. Потеря имущества лишь усугубила нашу стойкость и боевую решимость.
Геббельс вздохнул: «Ох, житье!
Бывало, раздуешь кадило,
Любое вранье
С рук сходило.
А нынче без правды нельзя:
Извиваясь, скользя,
Приходится вкрапливать правду частично.
Надо врать эластично!
Развелось столько нытиков,
Критиков,
Подпольных политиков!
Куда от них скрыться?
Разве в землю зарыться
Или в воду нырнуть?
Тьфу! Сбиваюся с тона.
В конце фельетона
Надо ввернуть
Лирическое что-нибудь:
Нам пришлось потесниться как в больших городах, так и в деревне. Но при этом мы только по-настоящему узнали друг друга».
Фашисты, в разбойной войне
Дойдя до неслыханного окаянства,
Присвоить пытались в чужой стороне
Как можно побольше пространства.
И вдруг – какой оборот!
«Веселися, немецкий народ:
Нам пришлось потесниться!»
Могло ли фашистам такое присниться?
Неважно для них обернулись дела,
Но им главное – не обнаружить испуга.
Теснота вдруг им стала мила:
Теснота помогла
Распознать им друг друга!
Для каких это все говорилось ушей?
При какой обстановке?
Что мы вправе сказать о подобной трактовке?
Это – пляска мышей
В мышеловке.