СТАНСЫ.

Въ тѣ дни, когда я жизнь считалъ загадкой,

Ея ничтожности не жертвовалъ мечтой,

И на нее смотрѣлъ застѣнчиво, украдкой,

Какъ на красавицу любовникъ молодой;

Въ тѣ дни блаженные обмана и надежды,

Земное счастіе какъ вѣрно было мнѣ!

Оно въ часъ утренній мнѣ открывало вѣжды,

И грезами меня лелѣяло во снѣ.

Но рано, въ тишинѣ, на утро золотое

Легла громовыхъ тучъ тяжелая бразда,

И въ сердцѣ, гдѣ цвѣло веселье молодое,

Возникла съ жизнію печальная вражда.

Какъ пламенный симумъ, какой-то духъ зловредный

Внезапно опалилъ души роскошный цвѣтъ,

И опытность въ ночи зажгла свѣтильникъ блѣдный

Послѣдней искрою на пепелищѣ лѣтъ.

Тревожа сонъ могилъ, ея огонь блудящій

Летаетъ призракомъ, горитъ безъ теплоты;

Сокрылся навсегда надежды лучъ живящій,

И нѣтъ сопутницы, нѣтъ прежнія звѣзды.

Мой ненасытный взоръ презрѣлъ родную землю;

Онъ дерзко воспарилъ, какъ птица, къ небесамъ;

Но безграничныхъ странъ душой я не объемлю,

Увы! нѣтъ мѣста въ ней лазурнымъ высотамъ.

Я проклялъ счастіе, которымъ лишь минутно

Въ чаду безумія гордится человѣкъ;

Но счастье новое страдальцу недоступно;

А то, чѣмъ онѣ владѣлъ, сокрылося навѣкъ.

О жизнь, коварный другъ! отъ самаго рожденья

Ты ложь прекрасную нашетываешь намъ;

Блаженъ, кто сладко спитъ, не зная пробужденья,

И слѣпо вѣруетъ несбыточнымъ мечтамъ.

Подъ тонкой ризою твой образъ пламенѣетъ

Какъ въ древнемъ Сансѣ нерукотворный ликъ:

Тотъ счастливъ, кто тебя разоблачить не смѣетъ;

Но горе дерзкому, кто въ таинство проникъ!

И. БЕКЪ

Мартъ, 1834.

"Библіотека для Чтенія", No 3, 1834

А. Б.....ву и Г. Т.....му.

I.

Страстями знойными томимый,

Я звалъ на грудь свою людей;

Но въ хладныхъ скопищахъ толпы неумолимой

Не встрѣтилъ и своихъ друзей.

И думы лживыя стрѣлою пролетѣли,

И грустно стало мнѣ, и долго плакалъ я,

И съ горькою тоской влачилъ безъ чувствъ, безъ цѣли

Оковы тяжкія земнаго бытія.

Я не таилъ скорбей передъ бездушнымъ свѣтомъ,

И чувствомъ чувство я и сердцемъ сердце звалъ;

Но, ахъ, въ холодномъ мірѣ этомъ

Никто душѣ не отвѣчалъ!

Одной слезы въ часы моей печали

Одной слезы я у людей просилъ;

Но и въ слезѣ мнѣ люди отказали,

И я печаль свою одинъ въ душѣ носилъ.

И съ горькой жалобой въ часъ тяжкаго недуга

Я такъ ропталъ на грустный жребій свой;

"Любви ты не далъ мнѣ, такъ дай въ замѣну друга;

Пусть облегчитъ онъ часть моей тоски нѣмой!

Ужели въ жизни сей никто не отзовется.

Никто съ улыбкою мнѣ не подастъ руки,

Никто съ душой моей душою не сольется,

Не раздѣлить моей тоски?

Быть-можетъ, недругъ мой глаза мои закроетъ

И въ тѣсный гробъ меня втолкнетъ,

Съ хулой безчувственной зароетъ

И съ дикимъ смѣхомъ отойдетъ!

II.

Судьба въ отвѣтъ на ропотъ мнѣ вѣщала;

Безумецъ, два пути лежали предъ тобой,

И я на выборъ твой тебѣ ихъ отдавала.

Ты избралъ путь; зачтоже ропотъ твой?

Мой первый путь лежитъ между цвѣтами --

Толпа людей по немъ идетъ

И убранъ онъ роскошными мечтами;.

Но къ свѣту истины тотъ путь не приведетъ.

Второй мой путь -- есть путь страданій;

Кто изберетъ его -- не жди веселыхъ дней:

Его покинетъ рой мечтаній

И встрѣтить ненависть людей.

По терніямъ проходить путь печальный,

Надежда странника на немъ не оживитъ,

И только факелъ погребальный

Его порою озаритъ.

Но кто, начавъ отъ колыбели,

До трудной пристани по терніямъ дойдетъ,

Тому вѣнецъ у дальней цѣли,

На персяхъ истины страдалецъ отдохнетъ.

Ты властенъ былъ располагать судьбою;

Мечтатель пламенный, ты избралъ трудный путь,

Иди по немъ -- я разочлась съ тобою;

До цѣли негдѣ отдохнуть!

III.

И, неутѣшенный, я снова въ путь стремился --

И снова дикій смѣхъ людей,

Какъ громъ, во слѣдъ за мной носился,

Смущая миръ души моей:

"Гдѣ истина твоя? гдѣ цѣль твоихъ желаній?

Намѣсто вѣрныхъ благъ, безумецъ, принялъ ты

Голодный міръ несбыточныхъ мечтаній

И посохъ тяжкой нищеты.

Бѣги отъ насъ, суровый проповѣдникъ,

Не жди сочувствія къ мученіямъ твоимъ;

Нѣтъ, грозной истины восторженный наслѣдникъ,

Мы слезъ твоихъ не раздѣлимъ.

Ты жаждалъ истины -- она тебя мечтами

Обворожитъ и увлечетъ;

Ты жертвовалъ, бѣднякъ, ей вѣрными дарами --

А истина тебя же осмѣетъ.

Не открывай намъ будущаго клада;

Мы нехотимъ его -- онъ твой;

Сходи на дно могилъ; тамъ вся твоя награда --

Остатокъ тлѣнія съ трапезы гробовой!"

IV.

Судьбѣ таинственной послушный,

Я принялъ надушу презрѣніе людей,

И, прахъ отъ ногъ стряхнувъ, я бросилъ свѣтъ бездушный

И грязныхъ чадъ разврата и страстей;

Я скрылъ отъ нихъ завѣтъ моей печали,

Святую заповѣдь таинственной судьбы;

И люди хладные не знали

Моихъ скорбей, моей борьбы.

Я сердце жадное любви невыразимой

Мертвящимъ холодомъ облекъ,

И огненный языкъ тоски неукротимой

Я безусловному молчанію обрекъ.

Я пламенемъ страстей съ толпой не торговался,

Подъ пепломъ сердца онъ, пожравъ его, погасъ;

Я міра жалкаго чуждался

И не далъ страсти на показъ.

Они тоски моей не знали!

Своей тоски я имъ не открывалъ,

И ропотъ тяжкія печали

На язвахъ сердца измиралъ.

V.

Но въ этотъ мигъ, когда надежды милой

Послѣдній лучь въ глазахъ моихъ погасъ,

Но въ этотъ мигъ передъ могилой,

Друзья мои, я встрѣтилъ васъ!

И вы меня не оттолкнули.

Какъ брата приняли въ свои кругъ,

И о судьбѣ моей вздохнули,

И облегчили мой недугъ"

Не подкупавъ друзей себѣ постыднымъ торгомъ,

Съ какою радостью отъ васъ

Услышалъ съ трепетнымъ восторгомъ

Я имя друга въ первый разъ!

О, свято, свято имя друга

Тому, кто видитъ въ немъ, какъ я,

И исцѣленіе недуга

И всѣ надежды бытія!

Тому, кто съ тщетною мольбою

Одной души себѣ просилъ,

Но между хладною толпою

Ея нигдѣ не находилъ.

Ко мнѣ, друзья! въ моя объятья!

О дайте слезы, дайте мнѣ

Судьбы карающей проклятья

Сокрыть въ сердечной глубинѣ!

Одно блаженное мгновенье

Изъ горькой чаши бытія,

Прошедшихъ мукъ минутное забвенье

Изъ рукъ судьбы украду я.

На вашу грудь я перелью страданье;

Одно пожатіе руки,

Одну слезу, одно лобзанье --

И снова въ путь по терніямъ тоски!

И снова въ путь -- пока передо мною

Спадетъ завѣса бытія

И тайны міра предъ собою

Въ лучахъ зари увижу я!

Э. Губертъ.

"Современникъ", т. VI, 1837

ПОДРАЖАНІЕ ШЕНЬЕ.

Дорида! я спѣшу въ безмолвный мракъ лѣсовъ;

Съ уединеніемъ сдружается любовь.

Весь міръ какъ даръ пустой лежитъ передо мною;

Лишь тамъ любовникъ твой мечтаетъ быть съ тобою,

Тамъ, въ одиночествѣ, коварною любя,

Богатъ на вымыслы, я счастливъ безъ тебя.

Надежда свѣтлая и сны воображенья

Являютъ сердцу тамъ волшебныя видѣнья.

Со мною снова ты; но пылкая любовь,

Забывъ и строгій взглядъ и звукъ холодныхъ словъ,

Любуясь дѣвою чувствительной и томной,

И ласкамъ нѣжности тогда лишь благосклонной,

Съ ней бродитъ по тропамъ заброшенныхъ дорогъ,

Иль укрывается въ пустынный уголокъ,

Куда ни дровосѣкъ, ни лучъ не проникаетъ,

Или прекрасною въ объятья заключаетъ

Подъ сумракомъ нѣмымъ муравчатыхъ пещеръ.

Когдажь у ногъ твоихъ безумный суевѣръ

Встрѣчаетъ на яву твой взоръ неоцѣнимый,

Въ замѣну сладкихъ сновъ находитъ обольщенный

Тоску всегдашнюю, мучительный обманъ,

Какой таинственный, всесильный талисманы

Скажи, Дорида, мнѣ глаза твои скрываютъ?

Они лазурь небесъ и землю украшаютъ.

Лежишь ли ты въ селѣ на полевыхъ цвѣтахъ,

Въ въ пышномъ городѣ на шелковыхъ коврахъ,

Пастушка скромная, иль гордая Арчида,

Ты все владычица, ты все, ты все -- Дорида;

А я лишь рабъ любви, поклонникъ вѣчный твой,

Плѣненный призракомъ, отверженный тобой!

И. Бекъ

ЭЛЕГІЯ.

Лишь ты одна смиришь мои желанья,

Лишь тамъ гдѣ ты святая тишина

Въ моей груди смѣняетъ гласъ роптанья

И въ горній міръ душа увлечена!

Лишь при тебѣ дневныя треволненья

На поприщѣ враждующихъ страстей,

Стяжанья, споръ, всѣ помыслы людей

Мнѣ кажутся достойными презрѣнья.

Склонясь къ устамъ, внимая звукъ рѣчей,

Гдѣ лести нѣтъ, но гдѣ любовью лестной

Твои слова и дышатъ и горятъ,

У милыхъ ногъ владычицы прелестной,

Слагая цѣпь мучительныхъ утратъ,

Мгновенно я къ блаженству воскресаю,

Отзывный гласъ минувшаго ловлю,

Смиренный бытъ молвѣ предпочитаю,

Горжусь собой, мечтаю и люблю.

Что нужды мнѣ тогда въ рукоплесканьяхъ

Толпы слѣпой зовущей изъ гробовъ

Безсмертный духъ земныхъ полубоговъ

Чья жизнь прошла въ невѣдомыхъ страданьяхъ?

Сравню ли я безплодный славы громъ

Мученьями и кровью искупленный

Съ мечтой любви тобою вдохновенной,

Обнявшей насъ таинственнымъ крыломъ?

Кто былъ любимъ, кто страстію взаимной

Украсивъ жизнь, на небо возлеталъ,

Тотъ жаждетъ ли потомственныхъ похвалъ,

Цѣнитъ ли тотъ торжественные гимны?

Не часто-ли предъ идоломъ своимъ

Вселенная проклятья забывала,

И вмѣсто ихъ кумиру возсылала

Восторговъ кликъ, кадила чистый дымъ?

Не часто-ли поборникъ чистой славы,

Поверженный стрѣлами клеветы

Жалѣлъ о томъ что отдалъ въ судъ неправый

Своей души святѣйшія мечты?

Пускай же свѣтъ блистательнымъ подлогомъ

Надъ истиной смѣется неземной:

Но я храню безсмертія залогомъ

Обѣтъ любви, дарованный тобой!

И. Бекъ

"Современникъ", т. VII, 1837