Стихотворения А. Коптева. Санкт-Петербург. В типографии К. Вингебера. 1834. 127. VIII. VI. (12).
С эпиграфом:
Чувствительность есть дар, поэзия, искусство,
Природа сердце мне, судьба дала перо.2
Вы не поверите, как обрадовали меня "Стихотворения" г. А. Коптева, в какое восхищение привели они меня! Они напомнили мне то невинное, золотое время детства, когда, еще будучи мальчиком и учеником уездного училища, я в огромные кипы тетрадей неутомимо, денно и нощно, и без всякого разбору, списывал стихотворения Карамзина, Дмитриева, Сумарокова, Державина, Хераскова, Петрова, Станевича, Богдановича, Максима Невзорова, Крылова и других, когда и плакал, читая "Бедную Лизу" и "Марьину рощу", и вменял себе в священнейшую обязанность бродить по полям при томном свете луны, с понурым лицом à la Эраст Чертополохов. Воспоминания детства так обольстительны, к тому же природа дала мне самое чувствительное сердце и сделала меня поэтом, ибо, еще будучи учеником уездного училища, я писал баллады и думал, что они не хуже баллад Жуковского, не хуже "Раисы" Карамзина, от которой я тогда сходил с ума. Теперь вам, верно, нимало не покажется удивительным, что стихотворения г. А. Коптева привели меня в чрезвычайное восхищение и даже исторгнули из глаз моих несколько слезинок чувствительности. Чтобы еще лучше объяснить вам, почему стихотворения г. А. Коптева произвели на меня такое сильное действие, скажу вам, что я, будучи учеником уездного училища, сам писал стихи точно в таком же роде и с таким же успехом, в этом роде, чисто классическом и совершенно чувствительном; с романтическим я познакомился уже тогда, как во мне совсем прошло стихотворное неистовство.
Стихотворения г. А. Коптева очень живо и верно напоминают собою ту эпоху нашей литературы, когда умолкли громкие и торжественные звуки песен Державина, когда Карамзин с Дмитриевым (И. И.) дали совершенно новое направление нашей словесности и когда появились тысячи унылых и слезливых певцов. Они отличаются чувствительностию, нежностью, пастушескою простотою и пиитическими вольностями, наполнены похвалами тихой, убогой жизни под соломенною кровлею, на берегу чистого ручья, подле ветвистой рощицы, где пастух мирно пасет стадо барашков, воспевает на свирели счастие дней своих и свою дорогую пастушку, свою милую Хлою. Но что мои прозаические похвалы перед поэзиею г. А. Коптева? Они
Как пред солнцем блеск свечи!
Сами факты всего лучше говорят за себя, и потому осмеливаюсь взять из книги г. А. Коптева несколько драгоценных перлов его поэзии и ослепить ими взоры удивленных читателей. Я буду выписывать самое лучшее, не заботясь о целости пьес.
Грусть.
Веселье свет душе, а скука--темнота.
Херасков.
Слезы, ах льются,
Сердце трепещет
Бедно мое.
Нет здесь любезных,
Я воздыхаю --
Милых здесь нет.
Где все сокрылись,
В грусти оставя --
В г о ре меня?
В мрачной могиле,
Где обитает
Вечный покой,
Там безмятежно,
Крепко почиют
С миром они
Лейтесь же, слезы,
Нет коль любезных --
Милых коль нет!
.................................
Дикие враны!
Горесть вещайте
Криком своим.
Вязы ветвисты,
Сосны высоки,
Войте со мной.
Горы кремнисты!
Искры посыпьте
С треском везде.
Эхо! -- мой вторя
Трепет сердечной,
Ужас сугубь -- -- и пр.
----
Вот здесь я у прудочка
Об друге помышлял;
А тут возле лужочка
Лететь к нему желал.
Ах, я вздохнул, садочек!
Об чем? -- ты хочешь знать,--
Послушай, мой дружочек,
Что буду здесь вещать:
Конечно, я завяну,
Поблекну как и ты,
Но также я восстану,
Весною как цветы.
Надеждою питаюсь
Бессмертным быть и я;
Сей мыслью утешаюсь
Зимой, весной, всегда.
----
Пруды, сады, чертоги
Во вкусе я имел:
Цари! -- земные боги!
Подобну жизнь я вел.
В садах рога гремели,
Друзей тем забавлял,
Цыганки песни пели,
А я под такт плясал, и пр.
----
К М. М. Хераскову.
Царь Кадм, Чесменский бой, Владимир, Россияда,
Вот дивный обелиск -- вот славный монумент!
А пьедестал его -- других поэм громада,
Херасков! торжествуй -- тебе дивится свет.
К кн. М. М. Долгорукому.
Напрасно ты, о князь! свою оставил лиру,
Весну, Парфена, Спор, Парашу и Глафиру;
Однажды прочитав, нельзя, чтоб не сказать:
"Возможно ли без чувств так нежно написать?"
К моей библиотеке.
Пространных здесь не сыщешь фолиантов,
Бессмертных в ней певцов творения стоят;
Мильтонов, Геснеров, Клопкстоков, Стернов, Кантов1,
Великие умы кого не восхитят.
1 Верно, здесь слово "Кантов" попало для рифмы к слову "фолиантов". В самом деле, богатая рифма!
К фиялке.
В уединении живи, цвети, гордись,
О дружества символ, фиялка пета мною!
Скромна, любезна ты, во всем сходна с драгою,
Нет, нет! лишь слабый ты тех прелестей эскиз.
Но нет -- довольно! я утомился выписывать эти блестящие красоты классицизма, я опускаю прелестные двустишия, четверостишия "К друзьям", "К Параше", "К Л. И.", "К живописцу", "К сосне", остроумные акростихи на "Лизу", "Соне", экспромты "К Москве", {"К Москве" особенно хорош:
Поистине Москва есть всех красот столица:
Прелестна и ловка в ней каждая девица.} "К Пафнутичу", "К Мотыгину" и пр., и пр. Кто желает вполне упиться поэзиею г. А. Коптева, того отсылаю к его книге: мое дело только познакомить с красотами сочинения. Для этой последней цели выписываю некоторые из примечаний, приложенных в конце книжки, как то всегда делается при издании творений гениальных поэтов, ибо без комментарий они не совсем понятны. Примечания, приложенные к стихотворениям г. А. Коптева, чрезвычайно любопытны, как факты о почтенной старине.
"Стихи сии были написаны, подражая нежной музе Н. М. Карамзина, белыми хореями; но одна почтенная женщина велеламне переменить хореи на ямбы и украсить рифмами". Вот как в старину-то наши поэты уважали дам и повиновались им; это был век истинной вежливости, век истинного царства красоты!
"Почтенным издателям "Московского курьера" угодно было назвать сию пиэсу прекрасною; чувствительно благодаря их за лестную похвалу, скажу: я буду доволен и тем, ежели благосклонные читатели найдут оную посредственною". Вот как скромны были в старину наши поэты! Не то, что ныне, когда всякой лезет в Байроны и Шиллеры!
"Премного благодарю, хотя незнакомую мне, но милую, любезную девицу, которая известна многим своими редкими талантами, за то, что в одном дружеском собрании пела она сию элегию на голос: " Я не знала ни о чем в свете тужить" и пр., а тем самым заставила многих списывать сию пиесу. Признаюсь, это трогает мое самолюбие". Вот какими средствами в старину наши поэты входили в славу! Всё через дам-- так и должно!
"Сии стихи я написал в угодность одной прелестной девушке; прелестной, следовательно и любезной, которая сама часто посвящает музам праздные часы свои, охотница до ландышей, любит стихи сего размера".
"В словах Пашалика и Акалцика правописание то самое, какое находится в географии г. Гейма, изданной в 1819 году, см. стр. 276 и 279".
"Кому неизвестен "Илья Муромец", писанный неподражаемым пером Н. М. Карамзина". Уж что и говорить -- конечно, всякому!
"М. М. Херасков написал подобными же стихами "Бахариану", написал и еще лучом бессмертия тем более приобрел себе". То-то же -- вот что значит хороший размер!
""Весна" П. И. Шаликова кого не пленит прелестными картинами, пылкостию воображения и живостию мыслей, словом -- всем, тот верно нечувствителен. Смотри "Вестник Европы" 1803 года, No 9". И я тоже скажу, что тот совсем нечувствителен, кто не восхитится пылкостию воображения князя Шаликова.
"Меланхолическая прогулка одной молодой россиянки. Вот что сказал о ней любезнейший поэт наш: "Издатель не знает имени сочинительницы, но знает, что она умна и любезна; читатели тоже узнают. Вопреки всему, что сказано и написано против женщин-авторов, их творения имеют для нас какую-то особенную приятность. Смотри "Вестник Европы" 1803 года, No 7. Кто ж не захочет повторить сию нельстивую истину?" Разумеется, что всякий; по крайней мере, я первый.
Прочтя стихотворения г. А. Коптева и примечания к ним, кто не захочет от души поверить, что был на земле золотой век, было то время, когда волк мирно пасся с овцою, тигр ласкался к газели, а удав целовался с голубем?..
ПРИМЕЧАНИЯ
2502."Молва" 1835, ч. X, No 31--34 (ценз. разр. 31/VIII), стлб. 87--93. Подпись -- -он-инский..