Я помню бабушкины сказки.
Но въ самой радостной изъ нихъ
Печальны лживыя развязки,
И я не понимала ихъ.
Въ одной -- разсказывалось гдѣ-то
Про гору полную чудесъ,
Въ чужой землѣ за краемъ свѣта...
Тамъ замокъ былъ и -- темный лѣсъ.
Въ томъ замкѣ въ башняхъ были кельи
И замокъ тотъ глядѣлъ тюрьмой,
А въ нѣдрахъ замка въ подземельи
Сидѣлъ таинственный Нѣмой.
Подъ игомъ горя и неволи
Онъ тамъ въ темницѣ онѣмѣлъ
И только изрѣдка отъ боли
Цѣпями ржавыми гремѣлъ.
А съ башни блѣдная принцесса
И днемъ и ночью въ лѣсъ глядитъ:
Къ ней рыцарь выѣдетъ изъ лѣса
И онъ ее освободитъ.
Но было темное преданье
Что тотъ Нѣмой -- ея отецъ...
Прервать ихъ долгое страданье
Пріѣдетъ рыцарь, наконецъ.
Какъ всѣ, и эта сказка лгала!
Но той подземною тюрьмой
Насъ часто бабушка пугала
И -- мнѣ мерещился Нѣмой.
Въ зловѣщемъ сумракѣ ущелья,
Заросшемъ чащею лѣсной,
Чернѣютъ окна подземелья
Внизу подъ старою стѣной.
Крапивой, сорною травою
Рѣшотки оконъ заросли,
Скала виситъ надъ головою --
И -- гулъ идетъ изъ подъ земли.
Никто приблизиться не смѣетъ
И Богъ храни -- глядѣть туда:
Кто увидалъ, тотъ онѣмѣетъ,
Безумнымъ станетъ навсегда!
До жути сумрачныя краски
Сгущала бабушка моя.
Нѣмого страшнаго изъ сказки,
Нѣмого -- увидала я.
Съ отвагой юношеской вѣры
Однажды къ замку я пришла...
Замковъ заржавленныхъ у двери
Разбить и снять я не могла.
Но я увидѣла рѣшотки,
За ними -- сумрачную мглу...
И -- образъ мученика кроткій
Въ его страдальческомъ углу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нельзя разсказывать объ этомъ!
Но то, что видѣла, я чту
Какъ право быть его поэтомъ,
Какъ сердца лучшую мечту.