Вечером 20 (7) февраля на фронте 108-го полка была полная тишина. Командир полка перешел в землянку, недалеко от Марковского моста. Настроение было очень подавленное. Целый день прошел в бездействии, в то время как немцы имели возможность развивать свой маневр окружения корпуса. Живым доказательством ухудшения положения корпуса и, в частности, 108-го полка являлись немецкие пули, залетавшие с северо-запада, т. е. прямо с тыла.
Около 22 часов командира полка разыскал командир 2-го дивизиона, сильно озабоченный, и спросил: «Почему мы не выступаем?» К общему удивлению, он показал копию приказа по корпусу для прорыва в район крепости Гродно. В этом приказе войскам корпуса указывалось — к 24 часам ночи на 21 (8) февраля занять исходное положение для прорыва в направлении от фольварка Млынок на д. Курьянки и далее по шоссе на г. Гродно. Авангард (три полка 29-й дивизии) должен был головой пройти в 24 часа мост через р. Волкушек у ф. Млынок и следовать на д. Жабицке, Курьянки. Главные силы: части 27-й пехотной дивизии под начальством командира 108-го полка, части 53-й дивизии, 116-й полк и в хвосте вся артиллерия корпуса, должны следовать непосредственно эа авангардом. Сзади должен был следовать арьергард и к утру 21 (8) февраля подойти к ф. Млынок. Все дистанции должны быть сближены. В случае встречи противника атаковать молча, без выстрелов и криков «ура».
Послав немедленно начальника связи в штаб дивизии за приказом, командир полка отдал приказание о сборе полка, в состав которого нераздельно входил сводный батальон 105-го и 106-го полков, к правому флангу на дорогу в д. Солоевщизна. Минут через 20 начальник связи принес приказ, который начальник 27-й дивизии просто забыл послать единственному полку своей дивизии. Начальник штаба в это время командовал арьергардом, при нем находился начальник связи; адъютант генерального штаба был послан в Млынок. Без этих лиц начальник дивизии оказался беспомощным; случай не редкий в царской армии.
Походная колонна 108-го полка с шестью батареями 27-й артиллерийской бригады построилась не раньше 24 часов 20 (7) февраля по дороге на д. Солоевщизна. Так как высоты у д. Старожинцы были заняты противником, то колонна, согласно приказу, свернула через д. Волкуш на север, перешла мост и вышла на дорогу к ф. Млынок. Но здесь встретилось неожиданное препятствие: неширокая лесная дорога была занята артиллерией 29-й дивизии, пехота которой ушла в авангард. Батальонам 108-го полка пришлось медленно пробираться вперед по сторонам артиллерийской колонны. Только около 6 часов утра командиру полка, шедшему в голове колонны, удалось добраться до ф. Млынок. Здесь, к большому удивлению, находился начальник авангарда, который каким-то образом оторвался от своих войск, при розысках дороги попал к д. Старожинцы, где был встречен огнем и ранен в ногу. Он был в большом волнении и ничего не знал о своем авангарде.
Пока собрался головной батальон 108-го полка, стало уже светло. В стороне д. Жабицке видны были какие-то войска, которые сначала были приняты за авангард корпуса. При наблюдении в бинокль можно было рассмотреть стройные части в виде ротных колонн; сначала казалось, что они двигаются взад и вперед, но затем они окончательно направились на север. Стало ясно, что это были немцы. Судя по немецким источникам, это были части 2-й пехотной дивизии, которая была направлена через м. Липск по южному берегу долины р. Волкушек. Со стороны д. Старо-жинцы немецкая артиллерия открыла редкий шрапнельный огонь по площади у ф. Млынок, где она правильно предполагала скопление русских войск. Считая, что дальше двигаться в походном порядке нельзя, командир 108-го полка приказал головному батальону полка развернуться и подняться на высоты к югу от ф. Млынок. В этом месте не было леса, покрывавшего берега речной долины, и можно было видеть высоты у д. Старожйнцы. Вместе с пехотой было приказано одной оказавшейся поблизости батарее 29-й артиллерийской бригады тоже подняться на высоты и занять позицию фронтом на эту деревню. Остальные батальоны и пулеметы были еще далеко позади, на дороге из д. Волкуш к ф. Млынок.
Когда роты поднимались на высоты, появился верхом командир корпуса и сказал солдатам несколько ободряющих слов, на что в ответ ему крикнули довольно дружное «ура». Едва батарея, которая поднималась по дороге среди кустов, выехала на открытое место и снялась с передков, как на нее обрушились две или три немецкие гаубичные батареи со стороны д. Рубцово, т. е. прямо с тыла. Уничтожив несколькими очередями батарею, немцы начали обстреливать пехоту. Вид разбитой батареи был ужасен — некоторые орудия были перевернуты, один зарядный ящик взорван, расчет был почти весь перебит. Огонь немцев заставил все живое искать укрытия. Многим и в том числе командиру 108-го полка, удалось укрыться в окопах, составлявших продолжение передовой позиции крепости Гродно. Со стороны ф. Млынок доносился частый огонь русских орудий; на высотах восточнее д. Рубцове и севернее фольварка появились немецкие войска.
Восточнее 108-го полка, тоже на д. Старожинцы, был направлен начальником авангарда 115-й полк, который вместе с этим начальником каким-то образом отстал от 113-го и 114-го полков, ушедших еще в середине ночи на д. Жа-бицке. 115-й полк развернулся на опушке леса и повел наступление на высоты у д. Старожинцы, взял первую линию окопов, но в атаке на вторую линию попал под пулеметный огонь с фланга и отошёл в лес с большими потерями. В этом наступлении принял участие и 116-й полк, который должен был двигаться в хвосте главных сил, но пошел отдельно на ф. Млынок по дороге, идущей южным берегом р. Волкушек. Отброшенные от д. Старожияцы оставшиеся люди этих двух полков столкнулись в лесу с частями 31-й германской дивизии. Обнаружив с рассветом уход русских, немцы, занимавшие д. Богатыри и Бартники, перешли в наступление на д. Волкуш и стали продвигаться вдоль речки по направлению к ф. Млынок. Охваченные с фланга и тыла остатки 115-го и 116-го полков отдельными кучками были взяты в плен.
Артиллерию 27-й артиллерийской бригады рассвет застал в лесу на дороге к ф. Млынок. Когда началось наступление немцев от д. Рубцове, несколько батарей 29-й бригады, бывших впереди, выехали на позицию. Вслед за ними успела занять позицию на опушке леса головная батарея 27-й бригады. Русские батареи стреляли беглым огнем прямой наводкой по немецким цепям, наступавшим с запада и севера на ф. Млынок, пока не выпустили свои последние патроны.
Большая часть 108-го полка и остальная пехота главных сил с наступлением дня все еще оставались на дороге к ф. Млынок. Только некоторым ротам удалось выбраться на опушку леса и встретить огнем противника, наступавшего в превосходных силах со стороны д. Рубцове и из леса восточнее этой деревни. Бой здесь был непродолжительный. Вместе с артиллерией замолчала и пехота под огнем немецкой артиллерии и пулеметов.
Казачья сотня, бывшая при штабе 27-й дивизии, перешла мост у ф. Млынок вслед за начальником дивизии и, оставив его в лесу, направилась по дороге на д. Жабицке. Навстречу ей вышла из леса небольшая цепь немцев. Казаки бросились на немцев в атаку, смяли их и прорвались на юг. Небольшой части их удалось добраться до окрестностей м. Липск, переправиться через р. Бобр и выйти к своим войскам. В это время на северном берегу р. Волкушек собрался казачий полк, состоявший при штабе корпуса. Рассыпавшись лавой, казаки бросились под ружейным и пулеметным огнем вдоль речки на запад, но скоро попали на растаявшее болото. Большая часть их вернулась с большими потерями назад, но отдельным группам удалось перебраться через болото и, укрываясь лесами, пробиться до р. Бобр л перейти на ее южный берег. От прорвавшихся казаков штаб 10-й армии около 18 часов 21 (8) февраля получил точные сведения об окончательной гибели 20-го корпуса. Дольше всех продержался арьергард корпуса. Он был сформирован 20 (7) февраля под командой начальника штаба 27-й дивизии, в составе десяти рот 112-го полка (около 1200 человек), четырех рот 110-го и четырех рот 210-го полков (всего в восьми ротах около 800 человек), 8 пулеметов и 8 батарей. К 14 часам арьергард расположился на поляне у д. Липины, откуда все парки и обозы вместе со штабом корпуса ушли в лес южнее этой деревни. Фронт позиции тянулся от леса на западе до дороги из Рудавки к Марковскому мосту; в резерве оставался батальон 112-го полка, расположившийся в лесу южнее д. Липины. Из 8 батарей на самой поляне нашлось место только для 3 батарей, остальные были отведены на 2 км южнее и поставлены на выбранной тыловой позиции. Вперед, по направлению на д. Рудавка и Грушки, были высланы разведывательные роты.
К ночи на 21 (8) февраля немцы, наступавшие с севера и северо-запада, оттеснили разведку и вышли на северную опушку поляны. На ночь начальник арьергарда одну батарею поставил по-взводно прямо в стрелковые окопы в наиболее опасных местах для придания устойчивости своей истомленной пехоте. Благодаря этой мере были удачно отбиты две ночные атаки. Эти орудия, по заявлениям немцев, наносили им большие потери. Здесь был убит командир 42-й пех. дивизии, державшийся в передовых частях наступавших. При поддержке огня этих орудий русские переходили в контратаки. С самого начала ночи было обнаружено появление немцев в лесах с востока, юго-востока и, наконец, с запада, где был захвачен в плен немец 228-го полка (76-й дивизии).
В 2 часа ночи 21 (8) февраля был получен приказ о прорыве корпуса на г. Гродно. Арьергарду указывалось сдерживать напор противника от д. Рудавка и Грушки, пока хвост колонны главных сил не пройдет мост у ф. Млынок. В 5 часов утра разъезд, высланный начальником арьергарда на ф. Млынок, донес, что пехота корпуса и часть артиллерии уже находятся на правом берегу р. Волкушек. Одновременно с этим было получено донесение, что роты 112-го полка, занимавшие лес восточнее д. Липины, под натиском немцев отходят. Начальник арьергарда, приказав 112-му полку задерживаться и не переходить дороги из д. Липины в д. Волкуш, решил отвести арьергард на тыловую позицию на песчаных высотах (отметки на 2-верстной карте 65,9), а для прикрытия отхода двум ротам пока оставаться в д. Липины. Перед своим уходом из д. Липины начальник арьергарда вызвал старшего из немецких пленных, взятых в бою у д. Махарце, саперного капитана Регина, и, обрисовав ему обстановку, сказал, что арьергард будет драться до последнего патрона и гарантировать пленным безопасность невозможно, а потому он предлагает всем пленным с флагом Красного креста выйти навстречу своим. Начертав на белом платке кровью красный крест, немцы двинулись на запад и вышли к своим войскам.
К этому времени части 31-й германской дивизии с востока уже заняли Марковский мост и д. Волкуш и отрезали арьергард от главных сил корпуса. С западной стороны немцы (бригада 76-й германской дивизии) повели от д. Рубцово наступление на поляну у высоты 65,9 и ф. Млынок. Первыми встретили немцев с запада 3 батареи 53-й артиллерийской бригады. Подходившие около 7 часов утра части пехоты лично направлялись начальником арьергарда для образования боевого порядка фронтом на запад. Немцы с ожесточением бросались на батареи, но все их атаки отбивались огнем на картечь. Пехота, не выдержав ружейного и флангового огня гаубичной батареи немцев, подалась назад, но артиллерия оставалась на месте и до 12 часов задерживала немцев, пока не вышли все патроны. В это время наступавшие с северо-запада немцы обошли артиллерию и находились от правой батареи в 100–200 шагах.
Немцы из д. Волкуш распространились по всему лесу в тылу арьергарда, выставив гаубичную батарею в лесу на дороге. Пришлось в арьергарде одну батарею повернуть на 180°, чтобы встретить огнем в упор приближающуюся пехоту противника. Со стороны д. Липины противник не наседал: здесь его сдерживали две роты, уходившие последними с поляны.
С 10 час., когда закончилась борьба у ф. Млынок, все расположение арьергарда и особенно его артиллерии простреливалось сильным огнем гаубичных батарей от д. Рубцово. Огонь их направлялся также на лес к северу-востоку от ф. Млынок, где столпились люди разных полков, орудия, парки и обозы, и наносил им большие потери. Около 13 часов большинство орудий арьергарда замолкло: не было патронов, многие орудия были разбиты, ящики взорваны и номера ранены или убиты; оставшиеся в живых искали укрытия в лесу среди пехоты.
Начальник арьергарда сделал последнюю попытку отогнать ближе всего подошедших с запада немцев. Во главе последних двух рот резерва он бросился в атаку. Но не прошли роты и 200 шагов, как были встречены в упор ружейным и пулеметным огнем и бросились назад.
Еще с полчаса продолжался огонь, преимущественно со стороны немцев. Огонь арьергарда постепенно замолкал, и, не получая ответа, немцы около 14 часов прекратили стрельбу и начали забирать в плен отдельные кучки бойцов арьергарда.
Начальник арьергарда, под которым была убита одна лошадь и ранена другая, вместе со своим начальником штаба (офицером штаба корпуса) и четырьмя рядовыми пробился в Августовские леса, откуда они 8 марта (23 февраля) вышли навстречу наступавшим войскам 2-го русского корпуса.
Около 10 часов утра 21 (8) февраля в окрестностях ф. Млынок огонь с той и другой стороны прекратился и настала жуткая тишина. Выйдя из окопа на открытое место, командир 108-го полка осмотрел в бинокль окружающую местность. У ф. Млынок, на дороге из этого фольварка в д. Жабицке, виднелись стоявшие или медленно двигающиеся отдельные кучки русских солдат, прекративших всякое сопротивление и, очевидно, забираемых немцами в плен.
Около командира полка осталась небольшая кучка солдат знаменного взвода. С этими людьми он попытался двинуться на юго-запад, но скоро попал под ружейный и пулеметный огонь из д. Старожинцы. Приказав всем пробираться поодиночке в крепость Гродно, командир полка с адъютантом, начальником связи, знаменщиком и одним из посыльных направился в лесок, чтобы зарыть полковое знамя. Отделив полотнище от древка, зарыли их отдельно и тщательно измерили расстояние от линии окопов и опушки леса, чтобы можно было потом, вернувшись на это место, найти их.
Командир полка решил не сдаваться в плен, а попытаться выбраться с оставшимися при нем людьми из окружения и присоединиться к своим войскам.
Люди, составлявшие 108-й пехотный Саратовский полк, всего около 800 человек, разделились на отдельные группы, в разных местах были взяты в плен. Пулеметная команда не могла выбраться из походной колонны артиллерии и погибла на дороге из д. Волкуш к ф. Млынок. Небольшая группа солдат разных рот во главе с унтер-офицером Красногоровым укрывалась до ночи в лесу близ дороги из ф. Млынок в д. Жабицке и с наступлением темноты выбралась мимо д. Курьянки на шоссе в крепость Гродно. На рассвете 22 (9) февраля эта группа, не встретив немцев, подошла к одному из фортов крепости и, таким образом, вышла из немецкого кольца.
Около 13 часов 21 (8) февраля оставшиеся на поле сражения услышали вдруг загоревшуюся сильную артиллерийскую, пулеметную и ружейную стрельбу в стороне крепости Гродно. Ветер с той стороны так отчетливо доносил шум горячего боя, что, казалось, он идет в 2–3 км. Ясно было, что гарнизон крепости предпринял запоздалую попытку выручить 20-й корпус (схема 6).
Не поверив пришедшему в крепость Гродно мальчику-разведчику, командующий 10-й армией в течение ночи получил другие сведения, что 20-й корпус продолжает еще вести бой с окружающими его германскими войсками, и рано утром 21 (8) февраля приказал наличным частям 2-го и 15-го корпусов выбить противника из м. Сопоцкин и Липск, а 26-му корпусу одновременно наступать из-за р. Бобр с юга на м. Липск «с целью выручить своих геройски продолжающих борьбу товарищей 20-го корпуса». Крепостной артиллерии было приказано открыть огонь с 8 часов утра по расположению противника на путях наступления 2-го и 15то корпусов. Начало наступления было назначено в 10 часов. Все предприятие, однако, свелось к наступлению трех полков 15-го корпуса в направлении шоссе на м. Липск, правда как раз в том направлении, в котором хотел пробиться 20-й корпус. 2-й корпус после усиленного ночного перехода очень поздно вышел за линию фортов, и не успели его передовые части развернуться, как был получен приказ отойти за форты, вследствие неудачи 15-го корпуса. На это решение командующего 10-й армией также повлияло совершенно фантастическое донесение начальника отряда, стоявшего на левом берегу р. Немана против м. Гожи, что против него наступает целый корпус, почему он ушел за реку и сжег мост.
Немцы направили против русских 31-ю дивизию, которая должна была удерживать д. Голынка, и 2-ю дивизию с десятью ротами и семью батареями 76-й дивизии в район Гродно-августовского шоссе. У д. Голынка собралась сильная артиллерийская группа в 5 тяжелых и 6 легких батарей, в расстоянии 4–6 км от полосы наступления полков 15-го корпуса. «Эти молодые русские части, — пишут немцы — наступали толпами, без артиллерийской подготовки, стреляли стоя». Наступление русских скоро остановилось, а когда бригада 31-й дивизии перешла в наступление во фланг русским со стороны д. Голынка, они поспешно отступили с громадными потерями; один 23-й Низовский полк потерял более 1 000 человек, в том числе 19 офицеров. Точно так же легко было остановлено наступление русских и на прочих участках.
Можно думать, что результат выручки был бы совершенно другой, если бы она была сделана на сутки раньше, когда в 20-м корпусе так жадно прислушивались к выстрелам со стороны крепости Гродно.
Интересно отметить, что все обозы (полковые и дивизионные) 27-й пехотной дивизии вышли из окружения. Обозы 2-го и 3-го разряда, узнав 11 февраля (29 января) в м. Вижайны о наступлении немцев с севера, с возможной быстротой, бросая застрявшие в снегу повозки, двинулись сначала на восток, на м. Любово, потом на юго-восток и к вечеру 12 февраля (30 января) достигли м. Лодзее. Рано утром 13 февраля (31 января) появление немецких разъездов заставило обозы подняться по тревоге и выступить далее по шоссе на м. Олита, где они оказались в полной безопасности. Таким образом, обозам удалось пройти, так сказать, под самым носом 21-го германского корпуса, крайняя к востоку 31-я пехотная дивизия которого 13 февраля днем прошла через м. Лодзее.
Обозы 1-го разряда 105, 106 и 108-го полков утром 14 (1) февраля выступили из г. Сувалки по шоссе на г. Августов и далее на м. Липск, куда они добрались совершенно свободно к ночи на 15 февраля. Отдохнув несколько часов, обозы до рассвета двинулись по шоссе на г. Гродно, куда и прибыли в тот же день.
Через несколько часов после ухода обозов 27-й дивизии из м. Липск туда явилась немецкая конница из м. Сопоцкин, и все парки и обозы, которые не торопились уходить, были захвачены в плен.
Первое обстоятельство, т. е. отход обозов 2-го и 3-го разряда на восток, наглядно показывает, что если бы 20-й корпус начал отход одновременно с 3-м корпусом, т. е. на сутки раньше, то ему удалось бы пересечь пути наступления 21-го германского корпуса раньше немцев, так как ему не пришлось бы задерживаться для боя 12 февраля (30 января) у Виштынецкого озера и на позициях к югу от м. Вижайны. При самых неблагоприятных условиях встреча с немцами произошла бы в окрестностях г. Кальвария. В случае неудачи 20-му корпусу оставалась бы свобода маневрирования на юго-восток и на юг. Второе обстоятельство — свободное движение обозов 1-го разряда по шоссе на г. Гродно — указывает, что командир 20-го корпуса был прав, когда 13 февраля (31 января) просил разрешения отходить, не теряя времени, на г. Августов. К сожалению, он получил отрицательный ответ командующего 10-й армией, который боялся, что корпус пересечет пути отхода соседнего 26-го корпуса армии. Правда, в ночь на 15 (2) февраля командующий армией условно разрешил левому флангу 20-го корпуса отходить по шоссе на г. Августов, но его телеграмма не дошла до 20-го корпуса, так как около 2 часов ночи 15 (2) февраля (по другим сведениям еще 14 (1) февраля) связь корпуса с армией порвалась и больше не восстанавливалась.
Мог ли 20-й корпус выйти из окружения 21 (8) февраля? Авангард корпуса, 113-й и 114-й полки, благополучно, без встречи с немцами, если не считать мелких стычек у д. Жабицке, прошел мимо д. Курьянки, где были замечены немцы, и достиг крепости Гродно. 113-й полк прошел вдоль р. Бобр-по правому ее берегу, а 114-й полк переправился через р. Бобр у д. Рогожин. Вслед за авангардом могли также выйти и главные силы, но для этого надо было с особым вниманием организовать ночное движение для прорыва.
Во-первых, для передачи приказа, который намечал правильный порядок движения, надо было созвать начальников авангарда и главных сил в штаб корпуса, который находился очень близко от войск, около 1 км, не больше, и во всяком случае разослать приказ с доверенными лицами, чтобы не случилось рокового промаха — неполучения приказа в 108-м полку. Построение колонны корпуса в лесу надо было начать как можно раньше, еще до наступления темноты, под непосредственным наблюдением командира корпуса и его штаба. Прорыв на д. Жабицке надо было начать после поверки, что все части заняли свои места. При этих условиях не могло бы случиться того, что артиллерия забила дорогу пехоте главных сил, и голова колонны, 108-й полк, из-за этого не могла следовать непосредственно за авангардом, как правильно требовалось приказом по корпусу. При соблюдении этих, в сущности, элементарных правил всякого ночного марша в предвидении столкновения с противником большая часть корпуса к рассвету оказалась бы вне кольца немцев, в районе восточнее д. Курьянки и в тылу заслона немцев к стороне крепости Гродно. Весь тыл 31-й и 2-й германских дивизий к стороне этой крепости прикрывался в этот день 1-й кавалерийской дивизией; насколько этот заслон был слаб, показывает свободное движение 113-го полка.
Трудно было выйти арьергарду, но при должном порядке движения и он к рассвету должен был пройти ф. Млынок и хотя бы частично вырваться из окружения.
Еще легче можно было выйти из окружения, если бы прорыв рыл предпринят 20 (7) февраля, после неудачи наступления на д. Марковцы и Копчаны.
Для выполнения этого простого плана, на этот раз верно задуманного командиром 20-го корпуса, надо было проявить энергичную деятельность всему командному составу корпуса и в первую голову его командиру. Но ген. Булгаков не был способен на это. Он был артиллерист старого закала — «пушкарь», который всю жизнь знал только свою стрельбу и тактику считал для артиллерии делом лишним и посторонним. Его вынесла наверх 25-я пехотная дивизия, во главе которой он выступил на войну. Командный состав этой дивизии и большинство призванных из запаса рядовых имели боевой опыт русско-японской войны, и дивизия с первого же боя 17 августа 1914 г. выделилась своими высокими боевыми качествами, а командир ее получил скоро повышение и стал командиром корпуса. О слабой помощи ему в боевой работе от начальника штаба корпуса уже приходилось упоминать. Вся работа командира корпуса и его штаба в подготовке прорыва свелась к составлению одного приказа. Печальный опыт 20-го корпуса лишний раз доказывает, что для успеха прорыва одной отдачи приказа недостаточно. «Исполнение всякого боевого распоряжения должно быть проверено», гласит ст. 131 ПУ — 36. «Целесообразным является заблаговременный вызов из частей ординарцев и даже командиров специально за получением приказа», сказано в ст. 136 того же устава.
Командир 20-го корпуса сумел выказать только в последние минуты существования своего корпуса, что он храбрый и честный солдат.
Противник отдал должное последним усилиям 20-го корпуса прорваться из окружения. «Русские дрались как герои», говорится в VII томе германской официальной истории войны, — «никакую жертву они не считал» большой для спасения чести оружия».
В полуофициальной берлинской газете «Local Anzeiger» вскоре после описываемых событий была помещена статья «Последний бой 20-го русского корпуса», которая заканчивалась следующими словами: «Вся эта попытка прорыва явилась чистым безумием (из описания видно, что это было не так — В. Б.) и в тоже время геройским подвигом; который показывает нам Русского солдата в том освещении, каким он являлся при Скобелеве во время Плевненских атак, в эпоху покорения Кавказа и штурмов Варшавы. Из этого видно, что русский солдат выдерживает потери и дерется даже тогда, когда смерть является для него неизбежной».
10-я русская армия потерпела крупную неудачу, погиб почти целый корпус, но свою задачу — прикрыть сообщения Варшавского фронта с Россией — армия выполнила: 26-й армейский, 3-й Сибирский корпуса вместе с крепостью Осовцом остановили наступление германцев перед болотистой долиной р. Бобр.
Непосредственные, ближайшие причины окружения германцами 20-го арм. корпуса заключаются в неудачных распоряжениях командующего 10-й армией и командира корпуса (они изложены выше), но на создание неблагоприятного общего положения, в котором оказалась 10-я армия и в частности 20-й корпус, повлияла также и деятельность штабов верховного главнокомандующего (Ставки) и Северозападного фронта.
Указав для исполнения очень нехитрый план вторичного вторжения в Восточную Пруссию, предложенный штабом Северо-западного фронта, верховный главнокомандующий лично потерял интерес не только к этому плану, но и вообще к Восточной Пруссии, несмотря на то, что здесь находился совершенно необеспеченный, ни местностью, ни резервами, фланг всего русского фронта, что не ускользнуло от внимания германского командования. Внимание Ставки к этому времени было уже отвлечено на юг, где ген. Иванов, главнокомандующий Юго-западным фронтам, пользуясь расположением к нему царя и влиятельных придворных кругов, начал по своей инициативе операцию прорыва через Карпаты на Венгерскую равнину. Ставка волей или неволей присоединилась к этому плану и, так как наступление в горах встретило сильное сопротивление, то скоро все резервы и пополнения стали направляться на Юго-западный фронт. Для усиления 10-й и 12-й армий, назначенных для наступления в Восточную Пруссию, свежих войск не оказалось. Северо-западному фронту приказано было обходиться своими силами.
Штаб Северо-западного фронта со своей стороны считал положение 10-й армии очень прочным, упирая на то, что против нее стояли меньшие германские силы. Между тем опасность положения 10-й армии определялась не соотношением сил в период затишья, а положением ее открытого и лишенного резервов правого фланга. Как раз к этому флангу вели две мощные германские магистрали (по 40 пар поездов в сутки), которые в три дня подвозили боевой состав целой армии.
Когда начальник штаба 10-й армии 8 или 9 февраля, угадывая значение удара с севера, предложил сразу откинуть правый фланг и центр армии на юго-восток, стать фронтом на север и свести таким образом охват германцев на нет, то из штаба фронта был задан вопрос: «А с фронта Вас атакуют?» — «Нет». — «Тогда зачем же отступать?» После этого и отдан был приказ отвести на уступ только 3-й арм. корпус; центр армии оставался на месте в то время, когда целая германская армия обходила его с тыла.
Задержка под Соколками 2-го арм. корпуса была вызвана, как уже упомянуто, исключительно вмешательством штаба фронта.
Большую роль в неудаче 10-й армии сыграли крайне вредные на войне предвзятые мысли генерала Сиверса. Он считал, что наиболее важный и опасный фланг его армии — левый, сам он располагался ближе к нему в Маргграбово, сюда же он направлял резервы, ослабляя 20-й корпус. Несмотря на то, что уже на второй день наступления германцев от Иоганисбурга выяснилось, что здесь наступают только две новые дивизии, а против правого фланга началось наступление на фронте в 30 км, т. е. 5–6 дивизий, Сивере не отказался от своей мысли и продолжал собирать резервы на юге. Даже когда 3-й арм. корпус был разбит, то и тогда Сивере приписал это не превосходству в силах противника, а плохому поведению войск 3-го арм. корпуса.
В конечном счете 10-я армия, атакованная двумя германскими армиями, ни от кого из высших начальников не получила во-время существенной помощи, правда по телеграфу посылалось много разных советов, указаний и замечаний; помощь пришла в то время, когда армия была разбита и погиб целый корпус.
Конечно, высшие штабы себя виновными, хотя бы отчасти, не признали, всю вину обрушили на командующего 10-й армией, который был смещен с своей должности.