Спалъ зной дневной, сошла прохлада,
Длиннѣе тѣни налегли,
Зажглась вечерняя лампада
Предъ образомъ святой земли-
Лѣсъ погрузился тихо въ думу,
Смолкъ говоръ радости жрецовъ,
Всплылъ мѣсяцъ царственный безъ шуму
Изъ-за прозрачныхъ облаковъ.
Всѣ звѣри, птицы, мошки сыты
И сномъ здоровымъ, тихимъ спятъ;
Въ поляхъ невидимо разлиты
Цвѣточный мёдъ и ароматъ.
Одинъ покоя нарушитель,
Безспорный баловень людей,
Весны пѣвецъ -- обворожитель,
Играетъ трелью соловей.
Вотъ стихъ и онъ въ вѣтвяхъ сирени
Подъ кровомъ сладостнаго сна....
Еще длиннѣе стали тѣни,
И снова спряталась луна.
Тѣней гигантскіе размѣры,
Случайный гдѣ-то легкій шумъ,
Всѣ сказки дѣтства, всѣ химеры --
Все, все тревожитъ чуткій умъ.
Что за восторгъ, за очертанья
Земли прекраснаго лица!
Картина стоила-бъ писанья,
А Формы тонкаго рѣзца.
Сильна призвавшая десница
Міръ изъ безформенныхъ основъ...
Но что въ дали тамъ? Колесница
Всплываетъ вдругъ изъ облаковъ!
На ней красавица-дѣвица
Прекраснѣй утренней мечты.
Кто это? дивная зарница?
Нѣтъ, то богиня красоты.
Не кони въ упряжи, но змѣи,
Предъ колесницею дельфинъ;
По сторонамъ стоятъ двѣ феи,
Держа надъ нею балдахинъ.
-- Садись, поэтъ, со мною рядомъ,
Пѣвуче молвила краса:
Тогда своимъ пытливымъ взглядомъ
Увидишь ближе небеса.
Не такъ дитя внимаетъ слову,
Когда отецъ его зовётъ,
Какъ внялъ богинину я зову
Свершать по небу съ ней полётъ.
Когда я сѣлъ съ богиней рядомъ,
Глазъ оторвать отъ ней не могъ;
Она въ меня метнула взглядомъ,
Который сердце мнѣ обжогъ.
Не такъ во тьмѣ дрожитъ лучъ свѣта.
Или кружатся мотыльки,
Какъ бьется сердце у поэта,
Коль страсть стучитъ ему въ виски.
Быть вмѣстѣ съ радостію міра,
Впивать дыханье красоты,
Дышать одной волной ЭФира
Съ осуществленіемъ мечты!
Такъ въ чудно-сладкомъ онѣмѣньи
Ея черты я созерцалъ
И думалъ въ тайномъ удивленьи:
Вотъ красоты мой идеалъ!
Чѣмъ дольше длилось созерцанье,
Тѣмъ я вѣрнѣе погибалъ,
Теперь дерзну я описанье,
Коль описуемъ идеалъ.
Не дымка горнаго тумана
Прозрачно холмъ заволокла,
Нѣтъ! вкругъ божественнаго стана
Туника складками легла.
Казалось, складки обоняли
Душистый тѣла ароматъ,
И страстно формы облегали,
Групясь въ изгибахъ въ стройный рядъ
На головѣ была корона
Изъ виноградныхъ тонкихъ лозъ,
Въ которыхъ для оттѣнковъ тона
Былъ воткнутъ рядъ прекрасныхъ розъ
Не изумруды, не топазы
Въ корону вдѣланы съ боковъ,
Но, какъ бразильскіе алмазы,
Сіялъ рядъ майскихъ свѣтляковъ.
Но волоса -- другое диво,
Что гладко вычесанный лёнъ:
Ихъ лоскъ и отблескъ прихотливый
Червоннымъ златомъ оттѣнёнъ;
На плечи падаютъ ихъ пряди,
Касаясь дѣвственныхъ грудей;
Не такъ плющъ вьется по оградѣ,
Какъ къ стану льнутъ ряды кудрей.
Дугою черной гнутся брови,
А очи, что клочки небесъ;
Въ нихъ ласка свѣтится въ основѣ --
Надъ мыслью страсти перевѣсъ.
Когда-бъ единое мгновенье
Ей глубже въ очи заглянуть
И вызвать страсти дуновенье,
Чѣмъ такъ ея богата грудь!
Я превратился во вниманье,
Всѣмъ тѣломъ внутренно дрожа:
Въ прекрасномъ также есть страданье,
Коль въ смыслъ его вошла душа.
Выс о ка прелесть тѣхъ мгновеній,
Восторгъ души тогда великъ...
Зачѣмъ подобныхъ ощущеній
Не въ силахъ выразить языкъ?
Сидя съ красавицею рядомъ,
Я чуть скрывалъ страстей наплывъ
И жёгъ ее кипучимъ взглядомъ,
Весь міръ съ красотами забывъ.
Богиня. Ты будто чѣмъ-то озадаченъ?
Иль мой не нравится нарядъ?
Поэтъ. Я страстью бурною охваченъ.
Во мнѣ желанія кипятъ.
Богиня. Сдержи, поэтъ, свои порывы --
Смѣшно земное небесамъ:
Въ васъ всѣ желанія Фальшивы,
Ихъ не приписывайте намъ,
Пѣвуче молвила возница.
Я смолкъ, потупивши глаза;
Межъ тѣмъ катилась колесница,
Въѣзжая тихо въ небеса.
Богиня палочкой волшебной
Касалась тверди голубой,
На встрѣчу, съ пѣснею хвалебной,
Являлись звѣздочки толпой,
Блестя такимъ невиннымъ взоромъ,
Какого между смертныхъ нѣтъ,
Провозглашая стройнымъ хоромъ
Богинѣ радостный привѣтъ.
Она, взглянувъ довольнымъ окомъ.
Зардѣлась радости полна;
Въ пространствѣ-жъ вѣчномъ и глубокомъ
Опять дарила тишина.
Богиня. Земля, песчинка міровая,
Смотри, свершаетъ стройный ходъ,
Кружась, качаясь и блистая,
Летитъ стремительно впередъ,
Неся безуміе людское
На старой, сгорбленной спинѣ,
Ища покоя въ непокоѣ
На этой страшной вышинѣ.
Поэтъ. За то теперь слѣдить за нею
Прекрасно съ выспреннихъ высотъ.
Богина. Я къ ней пристрастіе имѣю,
Но не люблю ея народъ.
Вся жизнь земли одни контрасты,
Они что краски налегли:
Нигдѣ такъ крайности ни часты,
Какъ на поверхности земли.
Народы все употребили,
Чтобъ извратить смыслъ бытія-.
Вѣка служивши грубой силѣ,
Не стали мудры, какъ змѣя.
Имъ въ прошломъ мало поученьи,
На разумъ ихъ легла кора:
Вѣка въ тискахъ, въ порабощеньи,
Рабы сегодня, какъ вчера.
Ихъ утѣшенье только вздохи,
Да рабски пошлое авось,
Всю жизнь какъ псы сбираютъ крохи,
Какой цѣной бы ни пришлось.
Играютъ вѣчно въ лицемѣрье;
Хотя свободны, ищутъ правъ;
Возводятъ въ догматы безвѣрье,
Отъ вѣры истинной отставъ.
Они -- рабочіе пигмеи --
Погрязли въ выгодахъ своихъ,
И смыслъ живительной идеи
Доступенъ многимъ-ли изъ нихъ?
Боготвореніе природы,
Ея чудесъ и красоты,
Есть мѣрка истинной свободы
И знакъ духовной высоты.
Возьми меня ты для примѣра,
Чтобъ Факты лучше освѣтить:
Прекрасное -- такая сфера,
Гдѣ можно много прослѣдить.
То я считалась за куміра
И пѣлись гимны предо мной,
То обагрялася порфира
Моя неистовой толпой.
Такъ было прежде; да и нынѣ
Все повторенье прежнихъ дней.
Или насилье надъ святыней,
Иль умиленье передъ ней.
Поэтъ. Міръ сдѣлалъ все, чтобъ обаянье
Твое упрочить на всегда:
Скульптура, живопись, ваянье --
Плоды великаго труда.
Кто можетъ счесть безъ удивленья
Земной поэзіи тома.
Гдѣ глубь души, страстей движенья
Открыты геніемъ ума?
Богиня. Умъ тотъ же обращалъ музеи,
Дворцы, шедевры въ соръ и хламъ,
Уничтожалъ плоды идеи
И не одинъ разрушилъ храмъ!
Народовъ какъ бы назначенье
То разрушать, что создаютъ.
Они, что дѣти, въ увлеченьи
Не цѣнятъ собственный же трудъ.
Поэтъ. Въ народной жизни есть мгновенья
Все безъ разсчета разрушать,
Но общей жизни направленье
Всегда творить и создавать.
Гдѣ страсти,-- чувства безотчетны
И нѣтъ сознанья красоты:
Инстинкты всякіе животны,
Духовны всякія мечты.
Взгляни отсюда, на озёра,
Моря, холмы, лѣса, поля,
На степи -- дочери простора,--
Скажи, прекрасна-ли земля?
Они твое лишь отраженье,
Твои прекрасныя черты...
Гдѣ-жъ оправданье обвиненью,
Что на землѣ гонима ты?
Богиня. О я, поэтъ, прекрасно знаю,
Что мной исполнена земля,
Иль лучше, съ краю и до краю,
Сама вселенная есть я.
Мое значенье міровое,
Посколь я истина сама:
Во мнѣ и счастіе людское,
И вся поэзія ума.
Умы высокіе, согласна,
Ко мнѣ подходятъ иногда,
Трудясь надъ тѣмъ съ любовью страстной
Въ ихъ жизни многіе года
За то-же сотни милліоновъ
Въ тюрьмѣ межъ небомъ и землей,
Моихъ не вѣдая законовъ,
Идутъ невѣжества тропой.
Ужель для грязныхъ ощущеній
Тѣ массы въ міръ порождены
И самыхъ чистыхъ наслажденій,
Какъ хлѣба сердца, лишены?
За муки -- горечь безъ пощады
И трудъ съ зари и до зари,--
Нѣтъ имъ живительной отрады
Ни внѣ себя и ни внутри.
Въ природѣ-жъ вѣчной есть творенья --
На сушѣ, небѣ, средь морей,
Съ которыми ничто въ сравненьи
Богатство, роскошь, блескъ царей.
Взгляни на звѣзды, на пространство.
На каждый свѣтлый метеоръ,
Все полно жизни, и тиранства
Въ природѣ не отыщетъ взоръ.
Гармонія -- ея законы,
Прогрессъ -- ея императивъ,
И каждый червь -- краса короны --
Свершаетъ ходъ свой и счастливъ.
Но кто нарушитъ ходъ движенья,
Тотъ свой подпишетъ приговоръ:
Коль хочешь, вотъ и подтвержденье:
Вонъ полетѣлъ внизъ метеоръ.
Кто отклонился отъ дороги,
Стези великой, міровой,
Тотъ на погибели порогѣ --
Шагъ всякій дальше -- роковой.
Во время рѣчи охватила
Меня несказанная дрожь;
Такъ близость красоты есть сила
И правдой ликъ ея хорошъ.
Ея красою упоённый,
Хотѣлъ обнять роскошный стань,
Съ грѣховной мыслью затаённой
Въ ней вызвать страсти ураганъ....
Но оттолкнувъ меня рукою,
Сказала съ жалостью она:
"Дитя страстей! Любовь, не скрою,
Тебѣ со мной не суждена.
Вамъ, людямъ, Смертію гонимымъ,
Меня коснуться не дано:
Я съ Временемъ неумолимымъ
Уже обвѣнчана давно.
На небѣ было обрученье,