Дата написания: ок.1903;

Либретто В.И.Бельского

Музыка Н.Римского-Корсакова

"Замечания к тексту" В.Бельского, "Замечания о постановке и исполнении" Н.Римского-Корсакова, перечень действующих лиц цитируются по изданию текста либретто в 1907 г (СПб)

ЗАМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ

В основу "сказания" положены: так называемый китежский "летописец", сообщенный Мелединым и отпечатанный в замечаниях Безсонова к IV выпуску собрания песен Киреевского, различные устные предания о невидимом граде, отчасти приведенные там же, а также один эпизод из сказания о Февронии Муромской. Но, как усмотрит всякий, кто знаком с поименованными памятниками, для обширного и сложного сценического произведения рассеянных в этих источниках черт слишком недостаточно. По этой причине были необходимы многочисленные и далеко идущие дополнения, которые, однако, автор рассматривал лишь как попытку по отдельным обрывкам и намекам угадать целое, сокрытое в глубине народного духа, - по одним случайно сохранившимся в источниках частностям миросозерцания действующих лиц, подробностям внешней обстановки и проч. воссоздать другие подробности неизвестной в цепом картины. В итоге, может быть, во: всем произведении не найдется ни одной мелочи, которая так или иначе не была навеяна чертою какого-либо сказания, стиха, заговора, или иного плода русского народного творчества.

Нашествие татар на Заволжье и другие внешние события описываются в "сказании" эпическими приемами, - следовательно, не реально, а так как они представлялись в свое время пораженному народному воображению. Поэтому, например, татары являются без определенной этнографической окраски, лишь с теми их обликами, с какими они рисуются в песнях времен татарщины. Сообразно с этим и язык, тщательной отделке которого автор придавал особое значение, имелось в виду строго выдержать не в смысле соответствия его говору XIII столетия, а в стиле того полукнижного-полународного языка, которым выражаются в гораздо позднейшее время духовные стихи перехожих слепцов, старинные христианские легенды и предания, послужившие источником настоящего произведения.

Литературная критика, если бы она когда-либо коснулась этого скромного оперного текста, прежде всего может отметить недостаток драматического действия в большинстве картин оперы. Автор считает во всяком случае нужным оговориться, что отсутствие такого действия допущено им совершенно сознательно в убеждении, что незыблемость требования от сценического представления во что бы то ни стало движения, - частых и решительных перемен положения, - подлежит оспариванию, ибо органическая связность настроений и логичность их смены заявляет не меньше прав на признанье.

В заключение, быть может, не лишне упомянуть, что план и текст настоящей оперы, - мысль о которой приходила Н. А. Римскому-Корсакову еще перед сочинением "Салтана" (1899 год ), -- во всех стадиях своей долгой обработки подвергались совместному с композитором обсуждению. Композитор, поэтому, во всех мелочах продумал и прочувствовал вместе с автором текста не только основную идею, но и все подробности сюжета, и, следовательно, в тексте не может быть ни одного намерения, которое не было бы одобрено композитором.

В. Бельский. 1905.

ЗАМЕЧАНИЯ О ПОСТАНОВКЕ И ИСПОЛНЕНИИ.

Сказание заключает в себе всего около 3 ч. 10 м. музыки:

I действие - около 40 м. II - 30 м. II - 65м. IV - 55 м.

1-я и 2-я картины третьего действия, а также 1-я и 2-я картины четвертого, должны идти без перерыва музыки. Каждый из оркестровых переходов от одной картины к другой ("Сеча при Керженце" и "Хождение в невидимый град") дли-тельностью от 5 до 6 минут: - время достаточное для перемены любой декорации, если художник будет иметь это ввиду.

При сценической обстановки сказания никакие сокращения, а также перерывы музыки не могут быть допущены, как искажающие драматический смысл и музыкальную форму.

Пропуск или замена одних оркестровых инструментов другими, за исключением домр во втором действии и других случаев, указанных в оркестровой партитуре, - автором не допускаются. Если театр не имеет необходимого набора шести колоколов в глубине сцены, строев С, О, Е, Р, А малой октавы и С - первой, то постановка Сказания становится невозможной.

Хор должен быть достаточно велик, чтобы выполнить требуемые по сцене (во 2-м действии) подразделения на малые хоры.

При исполнении автор не желает драматических выкриков, шепота и говорка, допуская лишь настоящее ариозное и декламационное пение.

В лирических моментах, находящиеся на сцене не поющие артисты не должны отвлекать слушателей от пения излишней игрой и движениями.

Подобно тому, как при издании прежних своих оперных произведений, автор и ныне ставить на вид, что таковые, по его убеждению, прежде всего суть произведения музыкальные.

Н. Римский-Корсаков. 1905 г.

СЦЕНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Замысел "Китежа" возник у композитора в середине 90 годов ХIХ века, но воплотился в законченную партитуру оперы только в 1903 году. Первая постановка оперы - одного из величайших и своеобразных созданий русского искусства - состоялась в феврале 1905 г в Мариинском театре (дир. Ф.Блумфельд, реж. В.Шкафер). Полгода спустя опера поставлена в Мариинском театре вторично (дир. Н.Черепнин). В 1908 году ставится в Большом театре. Далее - в Петрограде (1915), Каунасе(1936), Брно (1934), Праге (1938), Риге (1949), Ленинграде (1958). В 1983 г. опера поставлена в Большом театре дирижёром Е.Светлановым 1995 г. - в Екатеринбурге. Несмотря на высказанные авторами оперы убеждения, о необязательности действенной драматурги в музыкальном театре, полнокровного сценического преодоления событийной статики во всех постановках "Китежа" не произошло. Как писал рецензент на одну из последних премьер: - "Китеж", к сожалению, опера." Этого не опровергли и все три высокопрофессиональные в музыкальном отношении постановки Мариинского театра последнего десятилетия (Дир. В.Гергиев).

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Князь Юрий Всеволодович - бас

Княжич Всеволод Юрьевич - тенор

Феврония - сопрано

Гришка Кутерьма - тенор

Федор Поярок - баритон

Отрок - меццо-сопрано

Двое лучших людей - тенор, бас

Гусляр - бас

Медведчик - тенор

Нищий-запевало - баритон

Бедяй и Бурундай, богатыри татарские - басы

Сирин и Алконост, райские птицы - сопрано, контральто

Княжьи стрельцы, поезжане, домрачи, лучшие люди, нищая ратия, народ, татары.

I действие в заволжских лесах близ Малого Китежа;

II-е - в Малом Китеже на Волге;

III действие

первая картина - в Великом Китеже,

вторая - у озера Светлаго Яра;

IV действие

первая картина - в Керженских лесах,

вторая - в невидимом граде.

Лето от сотворения мира 6751.

ОРКЕСТРОВОЕ ВСТУПЛЕНИЕ - "ПОХВАЛА ПУСТЫНЕ"

ДЕЙСТВИЕ I

Занавес. В заволжских лесах, близ малого Китежа, в глухой чаще стоит истопка малая древолаза. Вокруг дубье, вязье да сосны. Поодаль гремячий ключ. Межень лета. Птицы поют, кукушка кукует. Дело к вечеру.

ФЕВРОНИЯ

(вяжет пучками травы и развешивает их на солнце).

Ах ты лес, мой лес, пустыня прекрасная,

ты дубравушка, царство зеленое!

Что родимая мати любезная,

меня с детства растила и пестовала.

Ты ли чадо свое не забавила,

неразумное ты ли не тешила,

днем умильныя песни играючи,

сказки чудные ночью нашептывая?

Птиц, зверей мне дала во товарищи,

а как вдоволь я с ними натешуся,

нагоняя видения сонные

шумом листьев меня угоманивала.

Ах, спасибо, пустыня, за все, про все;

за красу за твою вековечную,

за прохладу порой полуденную,

да за ночку парную, за воложную;

за туманы вечерние, сизые,

по утрам же за росы жемчужныя,

за безмолвье, за думушки долгия,

думы долгия, думы тихия, радостныя.

(призадумывается)

Где же вы, дружки любезные,

зверь рыскучий, птица вольная?

Ау, ау! Ау, ау!

С мест укромных собирайтеся,

с зыбких мхов, болот да зарослей.

Много яств про вас запасено,

зерен, малых мурашиков. Ау!

Слетается многое множество лесных и болотных птиц и окружают Февронию. Журавлю

Ты, журавль, наш знахарь, долгий нос!

Что ступаешь ты нерадошен?

Али травки не сбираются,

не копаются кореньица?

Вбегает молодой медведь, ласкается и валяется. Медведя Феврония кормит хлебом Медведя.

Про тебя, медведя, худо бается;

Живодер ты, по пословице.

Да не верю я напраслине:

Ты велик да смирен вырастешь.

Будут все медведя чествовать,

по дворам водить богатыим,

со домрами да с сопелями

на потеху люду вольному.

Подходит к дальним кустам. Из ветвей высовывает голову рогатый лось.

Ты не бойсь зверька косматого,

покажись, мой быстроногий тур!

От зубов от песьих острыих

зажила ли рана лютая?

Осматривает рану на шее лося. Медведь лежит у ея ног; рядом журавль и другие птицы. Из кустов появляется, незаметно для Февронии, княжич Всеволод Юрьевич и столбенеет от изумления. Княжич выходит из кустов. Птицы и звери шарахнулись в разные стороны.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (в сторону).

Что за притча, Господи?

Встреча небывалая!

Вот уж право невидаль,

чудеса воочию!

ФЕВРОНИЯ (про себя).

Молодец незнаемый!

объявися, кто таков.

Ловчий, по одеже-то;

по белому личику,

будто королевский сын.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (про себя)

То не с неба ль светлого

к нам явился на землю

серафим невидимый,

обернувшись девицей?

Али то болотница,

на купавках сидючи,

в тину манит молодца?

Сгинь ты, наваждение,

разойдися облаком -

свято место здешнее.

Сгинь, лесное чудище!

ФЕВРОНИЯ.

(оправляется от смущения, кланяется, говорит просто и приветливо)

Здравствуй, молодец! что же? гостем будь!

Сядь, отведай-ка меду нашего!

Мед слезы светлей, а уж сладок как:

горе горькое да и то пройдет.

Феврония выносит хлеб и мед на деревянном подносе и воду в кувшине.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (усталый, садясь).

Недосуг, хозяюшка, сидеть:

приспевают темные потемки.

ФЕВРОНИЯ.

Все тропы мне ведомы лесные,

я тебе дорогу покажу.

(вглядываясь)

Скорбен, миленький, ты что-то.

Ай! ведь рукав то весь в крови.

Ты ранен?

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Стрелся я с медведем заблудившись,

уложил ножом, а он рванул по плечу мне.

ФЕВРОНИЯ.

Полно, не кручинься!

От единой смерти зелья не бывает.

Я обмою рану дождевой водою,

приложу к кровавой травки придорожной,

алых лепесточков, маковых листочков:

мигом кровь уймется, лютый жар остынет.

(Княжич пьет воду; Феврония засучивает ему рукав и перевязывает рану.)

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД

(любуясь Февронией; про себя)

Ты краса ли девичья,

ты коса ль, коса ли темная,

где краса сыскалася,

где девичья нахолилася?

Не в престольном городе,

а в лесах дремучиих,

да не в соболи одетая,

смурой посконью покрытая.

ФЕВРОНИЯ

(отрываясь от дела; про себя).

Что ж ты, рученька, застоялася?

Дело легкое занеладилось.

Али боязно стало молодца,

соколиных глаз, смелой удали?

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (Февронии).

Чья ты, девица, отколь взялася?

Как же ты живешь одна в пустыне?

ФЕВРОНИЯ.

Звать Февронией, живу при брате;

он же древолаз и нынче лазит

где-нибудь за ярой пчелкой.

Нет у нас достатка никакого,

а зимою и нужа бывает.

А зато придет весна в пустыню,

разольются все лузья, болота,

разоденутся кусты, деревья,

запестреет мурава цветами:

стужу зимнюю и не вспомянешь.

Станет лес наш полон чудесами,

то виденьями, то голосами;

запоют все пташечки лесные,

серый дрозд да вдовушка-кукушка;

придут думы вешние да песни,

дивных снов навеет ветерочек...

А какие сны бывают золотые!

И не знаешь, где живешь взаправду,

где цветы душмяней и алее,

ярче день и солнышко теплее,

в пестрых снах, аль здесь,

в бобыльской доле.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Ай же ты прекрасная девица!

Люди старые иначе молвят:

"Снов, мол, лесных боронися крепко;

лжа ведь сон-то, мы же правды ищем".

ФЕВРОНИЯ.

Не суди уж, молодец пригожий,

неученая ведь я, простая.

Что же ранка-то? Горит гораздо?

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (вставая).

Нет, спасибо, красная девица!

Скорбь от раны будто миновала.

Видно, ты слова такие знаешь,

что и зверь придет, и кровь уймется.

(Между тем тени стали длиннее

и солнце румянее.)

Ты скажи-ка, красная девица,

ходишь ли молиться в церковь Божью?

ФЕВРОНИЯ.

Нет, ходить-то мне далеко, милый,

а и то ведь Бог-то не везде ли?

Ты вот мыслишь здесь пустое место,

ан же нет: великая здесь церковь.

Оглянися умными очами.

(благоговейно, как бы видя себя в церкви)

День и ночь у нас служба воскресная.

Днем и ночью темьяны да ладаны;

днем сияет нам солнышко, солнышко ясное,

ночью звезды как свечки затеплятся.

День и ночь у нас пенье умильное,

что на все голоса ликование,

птицы, звери, дыхание всякое

воспевают прекрасен Господень свет.

"Тебе слава вовек, небо светлое,

Богу-Господу чуден, высок престол!

Та же слава тебе, земля-матушка,

ты для Бога подножие крепкое!"

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (смотрит на Февронию с изумлением).

Ай же ты, прекрасная девица!

дивны мне твои простые речи,

все о радости, весельи красном.

Люди старые иначе молвят:

"Не зарись на радости земные,

на земли-то нам скорбеть да плакать".

И уйти бы мне в пустыню вовсе...

Эх! да удаль-молодость помеха:

Просит молодецкого веселья.

ФЕВРОНИЯ (очень ласково и проникновенно, взяв его за руку и глядя в очи).

Милый, как без радости прожить,

без веселья красного пробыть?

Посмотри: играют пташки все,

веселится, скачет зверь рыскучий.

Верь, не та спасеная слеза,

что с тоски-кручинушки течет,

только та спасеная слеза,

что от Божьей радости росится.

И греха, мой милый, ты не бойсь;

всякого возлюбим как он есть,

тяжкий грешник, праведник ли он:

в каждой душеньке краса Господня.

Всяк, кто стрелся, того Бог прислал;

В скорби он, так он еще, еще нужней.

Приласкай, хотя б был лиходей,

радостью небесною обрадуй.

А и сбудется небывалое:

красотою все разукрасится,

Словно дивный сад процветет земля,

И распустятся крины райские.

Прилетят сюда птицы чудныя,

птицы радости, птицы милости,

воспоют в древах гласом ангельским.

А с небес святых звон малиновый,

Из-за облаков несказанный свет.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (с восторгом).

Исполать, уста сахарные,

таковую мудрость рекшия!

Исполать тебе, дубравушка,

красоты такой кормилица!

Гой еси, девица красная,

отвечай по правде-истине:

люб ли я тебе, по нраву ли?

Люб, так кольцами сменяемся.

ФЕВРОНИЯ (тихо и сомневаясь).

Милый мой, мне что-то боязно...

Не чета мне ловчий княжеский...

Нерешительно протягивает руки; Княжич надевает ей перстень.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Здравствуй, ладушка желанная!

Поцелуемся, обнимемся!

Не стыдися, в том сорому нет

к жениху невесте ластиться.

ФЕВРОНИЯ (простодушно)

Не стыжуся я, мой миленький,

разгорелась я от счастьица;

про себя ж все думу думаю:

явь ли то, аль сон несбыточный?

Кабы сон то был несбыточный,

то не пела бы кукушечка,

звонко так не причитала бы,

А и сердце так не билося...

Ненаглядный мой, Богом суженый!

За тебя, родной, положу живот;

только вымолви, лягу в гроб жива.

А учить тебя да советовать

не по силам мне, не по разуму.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Ты голубушка, ты голубушка,

Пташка вольная!

Недостоин я простоте твоей,

Недостоин я чистоте твоей.

Ты избавь меня от уныния,

дай душе моей радость Божию.

В лесу слышится рог. Княжич откликаясь трубит в серебряный рожок, что привешен у него за поясом.

ХОР (голоса стрельцов в лесу; за кулисами).

Только вышли стрельцы в поле чистое,

все-то звери по чащам попрятались,

улетали все птицы в поднебесье,

а и некого стало ловить, стрелять,

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Чу! Товарищи мои сыскались:

расставаться нам пора пришла.

За хлеб-соль спасибо, да за ласку!

(Рога справа)

А на малом сроке сватов жди.

Прощаются. Княжич уходит направо.

ХОР (ближе)

Да один-то стрелец был догадливый:

Волком, ястребом хищным обертывался.

ФЕВРОНИЯ. Ой? Ой, вернися милый!

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (возвращается)

Что? что, голубка?

ФЕВРОНИЯ (тихо)

Жутко мне и сладко таково.

Просится душа к тебе и к людям;

и палат лесных безмолвных жаль,

жаль зверей моих, жаль тихих дум...

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

В городе престольном водворясь,

о пустыне ты жалеть ли будешь?

А зверей твоих стрельцы не тронут,

будет лес сей навек заповедан.

Будь здорова. Время восвояси.

Рога справа и слева. Княжич отвечая, уходит направо. Стрельцы и Федор Поярок входят слева.

ХОР (на сцене)

Выгонял он зверье в поле чистое,

из поднебесья птиц всех выпугивал.

Настреляли стрельцы тут, натешились,

а товарища и не вспомянули.

ПОЯРОК.

Ты отколь взялася, девица?

Имя как твое, не ведаю,

не видала ли ты молодца,

рог серебряный у пояса?

ФЕВРОНИЯ (показывая вслед княжичу)

Был, да вы его настигните...

А скажите, люди добрые:

как зовут у вас товарища?

ПОЯРОК.

Что ты? Аль не знаешь, девица?

Господин то был наш, Всеволод,

князя Юрья чадо милое,

Поярок, хор.

Вместе княжат в стольном Китеже.

(Феврония всплескивает руками.)

ДЕЙСТВИЕ II

Занавес. Город Малый Китеж на левом берегу Волги. Площадь с торговыми рядами. Тут же заезжий двор. Повсюду кучками толпится народ в ожидании свадебного поезда. Нищая братия (мужчины и женщины) жмется в сторонке. Около заезжего двора Медведчик играет на дудке и показывает ученого медведя. Его обступили мужики, бабы и малые ребята.

МЕДВЕДЧИК.

Покажи, Михайлушка,

покажи, дурачливый,

как звонарь Пахомушка

в церковь не спеша идет,

палкой упирается, тихо подвигается.

(Медведь плетется переваливаясь и опираясь на костыль. Народ смеется. Медведчик играет на дудке.)

ХОР (народ). Ха, ха, ха, ха...

МЕДВЕДЧИК.

Покажи, Михайлушка,

покажи, дурачливый,

как звонарь Пахомушка

прочь бежит, торопится,

с колокольни вниз долой,

поскорей к себе домой.

(Медведь резво бежит вокруг мелкими шажками. Народ смеется. Медведчик играет на дудке.)

ХОР. Ха, ха, ха, ха...

(Появляется Гусляр, - высокий, белый как лунь старик, собираясь петь.)

ХОР.

Приумолкните, крещеные!

Призатихните на малый час!

Дайте песню нам повыслушать!

аль святой Ерусалимский стих!

ГУСЛЯР.

Из-за озера Яра глубокого

прибегали туры златорогие,

всех двенадцать туров без единого;

и встречалась им старая турица:

"Где вы, детки, гуляли, что видели?"

ХОР.

Зачиналась песня в Китеже,

Повелась от Яра светлого,

От престола князя Юрия.

ГУСЛЯР.

"Мы гуляли вкруг стольного Китежа,

а видали мы там диво дивное:

что идет по стене красна девица,

во руках несет книгу чудесную,

а и плачет сама, заливается".

ХОР.

И самим нам плакать хочется.

Песня словно бы не к празднику.

Ох, сулит она безвременье.

ГУСЛЯР.

"Ах вы, детки мои неразумные!

то ходила Царица небесная,

то заступница дивная плакала,

что прочла она городу пагубу,

всей земле сей навек запустение."

ХОР.

(девушки, бабы).

Господи, спаси нас и помилуй!

Потерпи еще греху людскому.

(старики)

И откуда бы напасти взяться?

Тишь да гладь здесь в стороне заволжской.

(молодежь)

Не бояться ж Чуди белоглазой!

а иного ворога не знаем.

(старики)

Бог пасет великий славный Китеж

сирых ради, немощных и нищих.

(нищая братия)

А и тем пристанище бывает,

на земле Ерусалим небесный,

кто душою восскорбя в сем мире

сердцем взыщет тишины духовной.

(народ)

Всех-то там напоят и накормят,

оботрут слезинки, всех утешат.

(успокаиваясь)

Нет, не будет пагубы на Китеж,

Бог Господь престольный град не выдаст.

(нищая братия)

Без него нам сирым жить неможно,

не прожить без князя Юрья вовсе.

(народ)

Братцы! Что же свадьба-то не едет?

Не попритчилось бы что в дороге.

МЕДВЕДЧИК.

(вновь выводит медведя)

Покажи, Михайлушка,

покажи, дурачливый,

как невеста моется, белится,

румянится, в зеркальце

любуется, прихорашивается?

Медведчик играет на дудке. Медведь ломается, держа в руках короткую лопатку. Народ смеется.

НАРОД. Ха, ха, ха, ха...

Приходят Лучшие люди. Медведь пляшет с козой

ЛУЧШИЕ ЛЮДИ

(тенор)

То-то рада голь безродная,

(бас)

То-то клики да глумление.

А и то сказать: ведь шутка ли?

все со князем породнилися.

(тенор)

Уж и свадьба, что лиха беда!

Наши бабы взбеленилися,

не хотят невесте кланяться:

(бас)

мол без роду да без племени.

Из дверей корчмы выталкивают в шею Гришку Кутерьму.

Вот и бражник Гришка празднует;

Сам себя не помнит с радости.

КУТЕРЬМА.

(оправившись, выступает вперед; Лучшим людям)

Нам то что? Мы ведь люди гулящие,

ни к селу мы не тянем, ни к городу;

никому не служили мы с юных лет,

никто службы на нас не наметывал.

Кто дал меду корец, был родной нам отец,

кто дал каши котел, тот за князя сошел.

ЛУЧШИЕ ЛЮДИ (сговариваются между собой)

(бас)

Нам для нищего жалеть казны,

не жалеть ее для бражника.

(тенор, Кутерьме)

Ты ступай в корчму заезжую,

пей вина, пока душа берет,

чтоб невесту веселей встречать,

(бас)

Поделом ея и честь воздать.

Дают Кутерьме деньги. Кутерьма кланяется.

ХОР

(нищая братия; к Лучшим людям; жалобно).

Кормильцы вы милостные,

Батюшки родные!

Сошлите нам милостыньку

Господа для ради.

Бог даст за ту милостыньку

дом вам благодатный,

покойным родителям всем

царствие небесное.

Лучшие люди отворачиваются от нищих)

КУТЕРЬМА.

Вы бы нынче мне покланялись:

я авось вас и пожалую.

ХОР (Кутерьме).

Отвяжись, уйди ты, пьяница!

Запевало и нищая братия заводят песню.

С кем не велено стреваться?

С бражником, с бражником,

Кому всякий посмеется?

Бражнику, бражнику.

Кто его увидит издали

отвернется, посторонится.

Кто в вечерню пляшет, скачет?

Бражники, бражники.

Лба пред сном не перекрестит?

Бражники, бражники.

Пономарь с жезлом на паперти

не пускает в церковь бражников.

А кого бес возмущает?

Бражников, бражников.

К бою, к драке подучает

Бражников, бражников,

бражников, бражников.

На земле не знать им радости,

царства не видать небесного.

Бражникам, бражникам.

КУТЕРЬМА.

Не видать, так и не надобно.

Нам ведь к горю привыкать - не стать:

как в слезах на свет родилися,

так не знали доли и до поздних лет.

Эх, спасибо хмелю умному!

Надоумил он нас, как на свете жить,

не велел он нам кручиниться,

в горе жить велел да не кручинну быть.

Денег нет мол перед деньгами.

Завелась полушка перед злыми дни.

Пропивай же все до ниточки:

не велик сором нагу ходить.

Уходит в корчму. Медведчик играет. Медведь с козою пляшут вновь. Народ толпится около них и смеется.

ХОР. Ха, ха, ха, ха ...

(нищая братия кланяется проходящим; те не обращают на них внимания.)

Сошлите нам милостыньку

Господа для ради.

(между собой)

Нам до Китежа б великого добраться;

там уж нас напоят и накормят.

Из корчмы выходит Кутерьма навеселе. Приплясывает и поет. Народ собирается около него. Лучшие люди посмеиваются, держась в стороне.

КУТЕРЬМА.

Братцы, праздник у нас,

в сковородки звонят,

в бочки благовестят,

помелами кадят.

К нам невесту везут,

из болота тащат;

рядом челядь бежит

и без рук и без ног,

А и шуба на ней

из мышиных хвостов,

лубяной сарафан

и не шит и не ткан...

Кутерьму толкают и заставляют замолчать.

ХОР (народ).

Уходи ты, окаянный пес!

Пропади, несытый пьяница!

Прогоните взашей бражника

со великим со бесчестием.

Слышны бубенчики и наигрыш домр. Народ затихает и прислушивается; некоторые заглядывают вдаль. Звук бубенцов и звуки домр мало-помалу приближаются.

Эй, ребята! бубенцы звенят,

Поезд свадебный стучит-бренчит.

с горки потиху спускаются,

изломать боятся дерево,

деревцо ли кипарисное,

ту повозку золоченую

со душою красной девицей.

Выезжают три повозки, запряженные тройками и разукрашенные лентами. В первой гусляры и домрачи, во второй сваты, около них верхом дружко - Федор Поярок, в третьей - Феврония с братом. По бокам верхом поезжане, среди них княжий Отрок. Все бросились к ним. Народ перегораживает им дорогу алыми и червонными лентами,

Ну-ка, дружно им заступим путь,

Загородим всю дороженьку.

Есть у них чем свадьбу выкупить,

заплатить нам дань не малую.

(нищая братия)

Ты Кузьма Демьян, ты святой кузнец,

ты святой кузнец, скуй им свадебку,

скуй им свадебку вековечную,

вековечную, неразрывную.

А что за народ

в заставу идет.

Незнамых гостей

не след пропускать.

ФЕДОР ПОЯРОК.

Мы Богом даны и князем званы,

княгиню везем, гостинцы даем.

Поярок и поезжане раздают и бросают в толпу пряники, ленты и деньги. Народ теснится.

ХОР.

Здравствуй, свет княгинюшка!

здравствуй, свет Феврония Васильевна!

Повозка с Февронией останавливается.

ЛУЧШИЕ ЛЮДИ (между собой).

( бас)

Ох, проста, проста княгиня-то!

(тенор)

Ей ли госпожою нашей быть?

ХОР.

Век гляди, а не насмотришься:

Красота то ненаглядная.

Здравствуй, свет княгинюшка!

А была досель соседушкой,

нам роднею порядовою;

ныне будь у нас владычицей,

госпожой садися грозною!

Охмелевший Кутерьма старается пробраться вперед; мужчины не пускают его и выталкивают. Феврония замечает это.

ХОР.

Ты отстань, да отвяжися, пес!

Сгинь ты! очи бессоромныя!

ФЕВРОНИЯ (указывая на Кутерьму).

А за что его вы гоните?

ХОР. Это Гришка, окаянный пьяница.

ПОЯРОК.

Госпожа, не слушай бражника,

С ним беседовать не велено.

ФЕВРОНИЯ.

Не грешите, слово доброе

Богом нам дано про всякого.

Подойди поближе, Гришенька

КУТЕРЬМА (нахально)

Здравствуй, здравствуй, свет княгинюшка!

Хоть высоко ты взмостилася,

а уж с нами ты не важничай:

одного ведь поля ягоды.

Кутерьму хотят прогнать, но Феврония останавливает движением.

ФЕВРОНИЯ (смиренно и искренно).

Где уж мне девице важничать?

Свое место крепко знаю я

и сама, как виноватая,

(низко кланяется народу)

всему миру низко кланяюсь.

КУТЕРЬМА (продолжая)

Только больно ты не радуйся!

человеку радость в пагубу.

Горе лютое завистливо,

Как увидит и привяжется.

Уходи ты во полупире,

скидывай обряды пышные,

Горю кланяйся нечистому,

и босому и голодному.

Он научит, как на свете жить,

а и горе припеваючи.

ПОЯРОК.

Госпожа, не слушай бражника,

с ним беседовать не велено.

ФЕВРОНИЯ (кротко)

Помолися, Гриша, Господу

да Василию угоднику:

он ходатай бедных бражников,

чтоб тебе не пити допьяна,

не смешить собой народ честной.

КУТЕРЬМА (злобно кричит).

Говорят тебе, не важничай!

Не тебе уж мной гнушатися.

Вот как будешь по миру ходить,

именем святым христовым жить,

ин сама еще напросишься,

чтобы взял тебя в зазнобушки.

Кутерьму выталкивают прочь с площади. Замешательство.

ХОР (народ).

Замолчи ты, окаянный пес!

Прогоните взашей бражника!

ПОЯРОК.

Вы играйте, гусли звонкие,

заводите песню, девушки!

ХОР (девушки под наигрыш гусляров и домрачей).

Как по мостикам по калиновым,

как по сукнам да по малиновым,

словно вихорь, несутся комони,

трое санки в стольный град катят.

Играйте же, гусли, играйте, сопели,

в первых саночках гусли звончаты,

в других саночках пчелка ярая,

в третьих саночках душа девица,

свет Феврония Васильевна.

Девушки разом подходят к княгине и осыпают ее хмелем и житом.

Играйте же, гусли, играйте, сопели.

Отдаленные звуки рогов. Свадебный поезд отъезжает. Народ провожая, следует за ним.

Вот вам буйный хмель, жито доброе,

чтоб от жита вам пребогато жить,

чтоб от хмеля вам веселей пробыть.

(Звуки рогов. Песня обрывается. Народ прислушивается. Несколько мужиков)

Тише, братцы, затрубили трубы...

Кони ржут, возы скрипят гораздо...

Что за притча? ровно бабы воют...

Дым столбом встал над концом торговым.

Начинается смятение. Вбегает перепуганная толпа.

Ой, беда идет, люди,

ради грех наших тяжких!

И не будет прощенья,

до единого сгибнем.

Нам незнамый доселе

и неслыханно лютый

ныне ворог явился,

из земли словно вырос.

Попущением Божьим

расседалися горы,

расседалися горы

и нездешнюю силу

выпускали на вольный свет.

Вбегает вторая толпа, еще больше перепуганная.

Ой, беда идет, люди,

Ради грех наших тяжких!

И не будет прощенья,

до единого сгибнем.

Да то бесы, не люди,

и души не имеют,

Христа Бога не знают

и ругаются церкви.

Все огнем пожигают,

Все под меч свой склоняют,

Красных девок соромят,

малых деток на части рвут.

Вбегает третья толпа в полном отчаянии.

Ой, беда идет, люди,

ради грех наших тяжких!

И не будет прощенья,

до единого сгибнем.

Ой, куда же бежать нам?

Ой, и где ж схорониться?

Темень темная, спрячь нас,

горы, горы, сокройте.

Ой, бегут, догоняют,

по пятам наступают;

Ближе, ближе; спасайтесь!

Ох, уж вот они, Господи! Ой!

Показываются татары в пестрых одеждах. Народ в ужасе разбегается и прячется, где только возможно. Толпа татар с кривыми мечами и шестоперами прибывает. Татары гонятся и отыскивают перепуганных жителей и убивают их. Несколько татар волокут Февронию.

ТАТАРЫ.

Гайда! Гай!

Гайда! Гай, гай!

Гайда! Гайда!

Въезжают богатыри татарские: Бедяй и Бурундай.

БЕДЯЙ. Чего жалеть? До смерти бейте!

БУРУНДАЙ (указывая на Февронию).

А ту живьем хватайте девку!

(Богатыри останавливаются и слезают с коней.)

Такой красы в степи не будет,

свезем в Орду цветок болотный.

Февронию окручивают веревкой.

БЕДЯЙ. Эх, зол народ!

БУРУНДАЙ. Хоть жилы тянут, а он молчит.

БЕДЯЙ. Пути не скажет.

Бурундай и Бедяй.

Их стольный город не найти нам.

БЕДЯЙ.

А славен, бают, Большой Китеж!

Однех церквей там Божьих сорок;

в них сметы нет сребра да злата,

а жемчуга греби лопатой.

Несколько татар втаскивают обезумевшего от страха Кутерьму

ХОР (татары). Гайда! Гай!

БЕДЯЙ. Ага! Еще один остался.

КУТЕРЬМА.

Пощадите, ой, помилуйте,

Вы князья мурзы татарские!

Ой, на что вам бражник надобен?

Пощадите, ой, помилуйте!

БУРУНДАЙ. Так и быть, тебя помилуем,

БЕДЯЙ. Золотой казной пожалуем.

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ.

Сослужи лишь службу верную,

рать Батыеву тропой веди,

той тропой лесной незнаемой,

чрез четыре речки быстрыя,

в стольный ваш Великий Китеж град.

ФЕВРОНИЯ (Кутерьме).

Ой, держися крепче, Гришенька.

БЕДЯЙ (грозит ей).

Ты, красавица, молчи, молчи!

КУТЕРЬМА.

(в чрезвычайном волнении, про себя)

Ой, ты Горе, мой лукавый бес!

учишь, Горе, как богато жить,

да не токмо грабить, аль убить,

на погибель целый град отдать,

как Иуде мне Христа продать.

Хоть не верю я ни в сон, ни в чох,

не под силу Гришке грех такой

БУРУНДАЙ. Ты что ж молчишь, не разумеешь?

БЕДЯЙ. А не пойдешь, так рад не будешь.

Бурундай и Бедяй.

Ясны очи вон повынем

твой речист язык отрежем,

кожу прочь сдерем с живого,

на жару тебя поджарим...

Ну, а там живи, гуляй, коль хочешь.

КУТЕРЬМА (про себя; в страшной борьбе)

Смерть моя! Как быть? что делать мне?

БЕДЯЙ. Он все молчит.

БУРУНДАЙ. Берите дурня!

(Татары бросаются на Кутерьму гурьбой)

ХОР. Гайда! Гай!

КУТЕРЬМА.

Стойте, нехристи безбожные!

(с великой тоской; тихо)

Мук боюсь ...

(с отчаяньем; решительно)

Ин быть по-вашему.

Поведу вас, лютых ворогов,

хоть за то мне век проклятым быть,

а и память моя вечная

со Иудой заодно пойдет.

(радостный смех татар)

БЕДЯЙ. Давно бы так

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ (татарам).

На Китеж, воеводы!

(Садятся на коней и отъезжают. Все уходят.)

ХОР.

Гай! Лютой казнью мы на Русь идем,

грады крепкие с землей сравним,

Божьи церкви все огнем спалим,

Старых, малых до смерти убьем,

кто в поре, того в орду сведем.

Последними остаются Феврония со стражей. Часть стражи снаряжает повозку, чтобы посадить на нее Февронию.

ФЕВРОНИЯ (молясь).

Боже, сотвори невидим Китеж град,

А и праведных живущих в граде том.

Ее тащат к повозке. Занавес.

ДЕЙСТВИЕ III

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Китеж Великий.

В самую полночь весь народ, от старого до малого, с оружием в руках собрался за оградой Успенского собора. На паперти князь Юрий и княжич Всеволод, кругом них дружина. Все обступили Федора Поярка, который стоит, опустив голову, об руку с отроком.

ПОЯРОК. Здравы будьте, люди китежане.

ХОР (народ). Будь тебе добро у нас, Поярок.

ПОЯРОК.

Где же князь, мой господин, где княжич?

Люди добрые, уж покажите.

ХОР. Что ты? Здесь стоят перед тобою.

ПОЯРОК. Потемнел Господень свет, не вижу.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (подходит и вглядывается ему в лицо).

Федор! Друже! Слеп ты!

ПОЯРОК. Темен, княже.

ХОР.

Господи помилуй!

Кто же лиходей твой?

Федор! Друже! Горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви, что за вести.

ПОЯРОК.

Слушайте, честные христиане!

Вы врага не чуяли доселе...

ХОР (народ прерывает).

Нет, не ведали, не знали, Федор.

ПОЯРОК.

Ныне же Господним попущеньем

на беду содеялось нам чудо.

(Федор собирается с духом.)

ХОР.

Федор! Друже! Горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви, что за чудо.

ПОЯРОК (торжественно).

Расступилась мать сыра земля,

расседалась на две стороны,

выпускала силу вражию.

Бесы, люди ли, неведомо:

все как есть в булат закованы,

с ними сам их нечестивый царь.

ХОР.

Федор! Друже! Горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви поскорее,

велика ли рать идет царева.

ПОЯРОК.

Много ль счетом их, не ведаю;

а от скрипу их тележного

да от ржанья борзых комоней

за семь верст речей не выслушать;

а от пару лошадиного

само солнышко померкнуло.

ХОР.

Ой, земля сырая, наша мати,

чем тебя мы прогневили, дети,

что наслала нам невзгоду злую? Ой!

Федор! Друже! Горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви по порядку,

устоял ли брат наш меньший Китеж?

ПОЯРОК.

Взят без боя с велиим соромом.

Князя Юрья в граде не обретши,

распалились гневом нечестивцы.

Муками всех жителей терзали,

путь на стольный град у всех пытая ...

И сносили молча даже и до смерти.

ХОР. Бог еще хранит Великий Китеж.

ПОЯРОК.

Ох, единый человек нашелся,

тех мучений злых стерпеть не могший,

и поведал путь царю Батыю.

ХОР.

Горе окаянному Иуде!

В свете сем и будущем погибель!

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Федор! Друже! Горемыка темный!

Молви только мне: жива ль княгиня?

ПОЯРОК.

Ох, жива... да лучше бы не жить.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

В полону она? в неволе горькой?

ПОЯРОК.

Господи, прости ей согрешенье:

что творила, знать, не разумела!

К нам врагов ведет сюда княгиня.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Как? как, она?

Ох, Господи помилуй!

В отчаянье закрывает лицо руками. Молчание.

ПОЯРОК.

А меня, схватив, смеялись много...

После, ослепив, гонцом услали

с отроком сим малым к князю Юрью.

"Разорим дотла мы стольный град,

стены крепкие с землей сравним,

Божьи церкви все огнем спалим,

старых, малых смерти предадим,

кто в поре, мы тех в полон возьмем,

во полон возьмем, в Орду сведем,

добрых молодцев станицами,

красных девок вереницами.

Не велим им в Бога веровать,

в вашу веру во спасенную,

а велим им только веровать

в нашу веру некрещеную".

ХОР.

Ох, смутилось сердце, братия!

Хочет быть беда великая.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

О слава, богатство суетное!

О наше житье маловременное!

Пройдут, пробегут часы малые,

и ляжем мы в гробы сосновые;

Душа полетит по делам своим

пред Божий престол на последний суд,

а кости земле на предание,

и тело червям на съедение.

А слава, богатство куда пойдут?

Китеж мой, мать городам всем!

О, Китеж, краса незакатная!

На то ли тебя я повыстроил

средь темных лесов непроходныих?

В гордыне безумной мне думалось:

навеки сей город созиждется,

пристанище благоутишное

всем страждущим, алчущим, ищущим ...

Китеж, Китеж! слава где твоя?

Китеж, Китеж! где птенцы твои?

(отроку) Отрок малый, ты моложе всех,

ты взойди-ка на церковный верх,

погляди на все четыре стороны,

не дает ли Бог нам знаменья.

Отрок вбегает на колокольню и оглядывается на все четыре стороны.

ПОЯРОК, КНЯЗЬ ЮРИЙ, ХОР.

Чудная небесная царица,

наша Ты Заступница святая!

Милостью великой не остави.

ОТРОК.

Пыль столбом поднялась до неба,

белый свет весь застилается.

Мчатся комони ордынские,

скачут полчища со всех сторон;

их знамена развеваются,

их мечи блестят булатные.

Вижу, как бы Китеж-град горит:

пламя пышет, искры мечутся,

в дыме звезды все померкнули,

само небо загорелося...

Из ворот река течет,

вся из крови неповинныя...

И витают враны черные,

теплой кровью упиваются...

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Ох, страшна десница Божия!

Гибель граду уготована,

нам же меч и смерть напрасная.

(народу)

Братия! К Владычице взмолитесь,

Китежа Заступнице небесной.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ПОЯРОК, КНЯЗЬ ЮРИЙ, ХОР:

Чудная небесная Царица,

наша Ты Заступница благая,

милостью небесной не остави,

Китеж-град покрой своим покровом.

ОТРОК (печально).

Горе, горе граду Китежу!

Без крестов церковны маковки,

без князей высоки теремы;

по углам стен белокаменных

бунчуки висят косматые;

из ворот в Орду коней ведут,

с чистым серебром возы везут.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Быти Китежу разграблену,

а живым по дань нам ятися.

Ох, позор тот хуже пагубы!

(народу)

Взмолитесь Заступнице еще раз,

плачьте все от мала до велика,

плачьте все кровавыми слезами.

Все упадают ниц.

ХОР.

Чудная небесная Царица,

наша Ты Заступница благая,

Китеж-град покрой своим покровом.

Смилуйся, небесная царица,

ангелов пошли нам в оборону.

ОТРОК.

Пусто шоломя окатисто,

что над Светлым Яром озером,

белом облаком одеяно,

что фатою светоносною...

В небе ж тихо, ясно, благостно,

словно в светлой церкви Божией.

(сходит)

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Да свершится воля Божия,

и исчезнет град с лица земли.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (выступая вперед).

Ой же ты, дружина верная!

Умирать нам лепо ль с женами,

за стенами укрываючись,

не видав врага лицом к лицу?

В сердце имемся единое,

выйдем ворогу во сретенье,

за хрестьян, за веру русскую

положить свои головушки.

ХОР. За тобою, княжич, за тобою!

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД. Княже Юрий, отпусти нас в поле!

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Дай вам Бог скончаться непостыдно,

к лику мученик причтенным быти.

Благословляет княжича и дружину. Дружинники прощаются с женами и выходят с княжичем из города, запевая песню.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Поднялася с полуночи...

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ХОР.

Поднялася с полуночи

дружинушка хрестьянская,

молилася, крестилася,

молилася, крестилася,

на смертный бой готовилась.

Прости, прошай, родная весь,

(проходят за ограду)

прости, прощай, родная весь!

Не плачь же ты, семеюшка:

(за стенами)

нам смерть в бою написана,

нам смерть в бою написана,

а мертвому сорома нет.

(дальше)

Нам смерть в бою написана...

Нам смерть в бою...

Светлый, с золотистым блеском туман тихо сходит с темного неба, - сначала прозрачен, потом гуще и гуще.

ХОР (народ).

Что ж стоим мы, сестры?

Смертный час уж близок...

Как же умирать-то,

не простясь друг с другом?

Сестры, обнимитесь:

пусть сольются слезы.

А те слезы наши

с радости, не с горя.

Сами собой тихо загудели церковные колокола.

Чу! Колокола все

сами загудели,

как бы то от многих

веющих воскрылий.

Ангелы Господни

ныне здесь над нами.

ОТРОК. Очи застилает некой пеленою.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Как бы дым кадильный

к нам с небес снисходит.

ХОР.

Дивно: град облекся в светлую одежду.

Все полком,

полком идемте,

идемте, сестры,

в храм соборный,

да в Господнем доме

мук венец приемлем.

ОТРОК. Чуду днесь Господню подивимся, сестры!

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Бог Господь покровом

Китеж покрывает.

ХОР.

А туман все гуще...

Где мы, где мы, сестры?

Князь Юрий, хор.

Та откуда радость,

светлая откуда?

Смерть ли то приходит,

новое ль рожденье?

ОТРОК.

Возликуйте, люди, пойте Богу славы!

Он трезвоном чудным

к нам с небес взывает.

(Все заволакивается золотистым туманом.)

Облачная занавесь.

Переход ко второй картине.

"Сеча при Керженце"

КАРТИНА ВТОРАЯ

Занавес. В дубраве на берегу озера Светлаго Яра темь непроглядная. Противный берег, где стоит Великий Китеж, окутан густым туманом. Кутерьма с богатырями Бедяем и Бурундаем, пробираясь сквозь чащу кустарника, выходят на поляну, идущую к озеру.

КУТЕРЬМА.

Вот дубрава та, вот озеро,

Светлый Яр у нас зовомое,

а сам Китеж-то великий град

на противном берегу стоит.

Богатыри вглядываются в темноту.

БУРУНДАЙ.

Лжешь ты, пес!

Там мелкий ельничек,

молодой растет березничек.

БЕДЯЙ. И места пустым-пустынные.

КУТЕРЬМА.

Али звона вы не слышали,

что гудел во всю дороженьку,

языком тем колокольныим

словно бил по сердцу самому.

Мало-помалу сходятся татары. Ввозят возы с награбленным добром.

ХОР (татары).

Ой, ты Русь, земля проклятая!

Нет дороги прямоезжая.

Да и тропочки завалены

все пеньем, колодьем, выскорью.

А степные наши комони

о коренья спотыкаются.

От туману от болотного

дух татарский занимается.

Хоть побили рать хоробую,

третий день все бродим попусту.

(Кутерьме)

Обморочил нас ты, пьяница,

нас завел в места безлюдные!

(С угрозами окружают Кутерьму; тот бросается к ногам богатырей.)

КУТЕРЬМА. Ой, помилуйте, богатыри!

Бурундай и Бедяй останавливают татар.

БЕДЯЙ.

Не бойся! Мы тебя не тронем,

а к дереву привяжем крепко

и солнышка дождемся,

а там как быть с тобой, увидим.

БУРУНДАЙ.

И коль не вовсе место пусто,

стоит на бреге Больший Китеж...

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ.

Тебе с плеч голову отрубим:

не изменяй родному князю.

Въезжает телега, на которой сидит в безмолвной тоске Феврония.

БУРУНДАЙ.

А коль нас без толку морочил,

завел в безлюдную пустыню,

ох, горше смерти будут муки!

Кутерьму схватывают и привязывают к дереву.

Зол народ!

Татары рассаживаются на земле, разводят костры; другие выносят всякую добычу и раскладывают в отдельные кучи.

БЕДЯЙ.

А жалко княжича!

Сорок ран, а жив не отдался.

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ.

То-то б мы его уважили,

придавили б крепко досками,

пировать бы сверх уселися.

"Слушай, мол, как здесь мы празднуем!"

Татары разбивают бочки с вином и пьют серебряными чарками. Бурундай и Бедяй садятся с прочими.

БЕДЯЙ.

Берегли вино хозяева,

сами так и не отведали.

Татары мечут жребий и пьют вино. Многие забрав пай

отходят.

ХОР.

Не вороны не голодные

слеталися на побоище,

Мурзы-князья собиралися,

садились вкруг, будут дел делить.

А всех князей сорок витязей,

в делу паев супротив того.

А первый пай золотой шелом

того ли князька святорусскаго;

другой же пай его тельный крест;

а третий пай в серебре булат.

Еще есть пай, он дороже всех,

свет девица полоняночка:

не пьет, не ест, убивается,

слезами, свет, заливается.

БУРУНДАЙ.

Ой же, вы мурзы татарские!

Мне не надо злата, серебра,

отдавайте полоняночку:

с нею я сейчас из делу вон.

БЕДЯЙ.

Что ты? Где же это видано?

Что повыпадет по жеребью,

то пускай и доставается;

самому мне девка по сердцу.

БУРУНДАЙ.

Я видал ее допреж тебя,

тут она мне и в любовь пришла.

Попытаем, спросим девицу:

Мол за кем из нас сама пойдешь?

БЕДЯЙ. Своему полону кланяться!

БУРУНДАЙ (Февронии).

Не плачь, не плачь, красна девица!

Свезу тебя в Золоту Орду,

возьму тебя во замужество,

в цветном шатре посажу тебя...

БЕДЯЙ (перебивает с злой насмешкой).

Не плачь, не плачь, красна девица!

Свезу тебя в Золоту Орду,

возьму тебя во работницы,

учить тебя буду плеткою...

БУРУНДАЙ.

Дашь мне девку, будешь другом мне,

а не дашь, ин будешь недругом.

БЕДЯЙ (мрачно). Недруг твой.

БУРУНДАЙ (ударяя Бедяя топором по голове).

Так на ж тебе!

Бедяй падает мертвым. На миг молчание, затем татары продолжают спокойно дележ. Многие охмелели и, забрав свой пай, не в силах идти, падают и засыпают. Бурундай ведет к себе Февронию, ложится сам на ковре, усаживает ее и старается утешить.

БУРУНДАЙ (притягивает к себе Февронию

и обнимает ее)

Ты не бойся нас, красавица!

Наша вера, вера легкая:

не креститься, не поклоны бить...

А уж будет золотой казны...

(сквозь сон)

Не робей, лесная пташечка...

ближе!.. ну! за что неласкова?

(Засыпает. Спит и весь стан. Феврония отходит от Бурундая.)

ФЕВРОНИЯ (причитая).

Ах, ты милый жених мой, надежа!

Одинехонек ты под ракитой,

не оплакан лежишь, неотпетый,

весь кровавый лежишь, неотмытый...

Кабы ведала я твое место,

я слезой твое тело омыла б,

своей кровью тебя отогрела б,

своим духом тебя оживила б.

Ах, ты сердце, ретивое сердце!

Отрывалось ты, сердце, от корня,

заливалося алою кровью:

а и как мне тебя проростити?

(тихо плачет)

КУТЕРЬМА (привязанный к дереву, тихо).

Слышь ты, девица...

(поправляясь)

Княгиня свет!

(Феврония прислушивается.)

Не побрезгуй окаянныим,

стань поближе, чистый человек!

ФЕВРОНИЯ (узнает Кутерьму и подходит ближе)

Гриша, Гриша, что свершил еси!

КУТЕРЬМА.

Ох, молчи! невмоготу уж мне:

смерть страшна, кончина скорая;

потягчей того злодей-тоска...

А уж звон Успенья китежский!..

И почто звонит невовремя?

Ох, колотит Гришке колокол,

словно обухом по темени.

ФЕВРОНИЯ (прислушивается).

Где же звон-то?

КУТЕРЬМА.

Ах, княгинюшка!

Малым-мало пожалей меня:

шапку мне надвинь-ка на уши,

чтобы звону мне не слышати,

чтобы грусть-тоску мою избыть.

Феврония подходит и надвигает ему шапку на уши; тот слушает.

(С отчаяньем)

Нет, гудит, гудит проклятый звон!

От него никак не скроюся.

Бешено тряхнув головою, он сбрасывает шапку на землю. Быстро и страстно шепчет.

Отпусти меня, княгинюшка,

разреши мне узы крепкие,

дай уйти от мук татарскиих,

хоть денек еще помаяться!

Убегу в леса дремучие,

отрощу по пояс бороду,

стану там себе душу спасать.

ФЕВРОНИЯ (нерешительно).

Что замыслил, Гриша, выдумал?

Ведь казнят меня младешеньку.

КУТЕРЬМА (спокойнее, убеждает).

Эх, на что тебе живот беречь?

Что имела, все посеяла;

из людей-то даже княжеских

почитай в живых десятка нет.

(глухо)

А не дай Бог чтоб и жив кто был!

ФЕВРОНИЯ.

(с возрастающим изумлением)

Отчего "не дай Бог", Гришенька?

КУТЕРЬМА.

Кто ни встретит, всяк убьет тебя.

(Феврония вздрагивает.)

Как повел я рать татарскую,

на тебя велел всем сказывать...

ФЕВРОНИЯ.

(отступает со страхом)

На меня велел ты, Гришенька?

КУТЕРЬМА (тихо; кивая)

На тебя.

ФЕВРОНИЯ.

(закрывая лицо руками)

Ой, страшно, Гришенька!

Гриша, ты уж не Антихрист ли?

КУТЕРЬМА.

Что ты, что ты?

Где уж мне, княгинюшка!

Просто я последний пьяница:

нас таких на свете много есть.

Слезы пьем ковшами полными,

запиваем воздыханьями.

ФЕВРОНИЯ.

Не ропщи на долю горькую:

в том велика тайна Божия.

Аль тебе то в радость не было,

ведь на то нам свет Божественный,

как другие ходят в радости?

КУТЕРЬМА.

Эх, ты свет моя княгинюшка!

Наши очи завидущия,

наши руки загребущия,

на чужую долю заришься,

да сулишь им лихо всякое...

А и Бога супротив пойдешь:

мы на то и в горе век живем,

чтобы в горших муках смерть принять?

ФЕВРОНИЯ (с чувством)

Горький, горький, трижды болезный!

Ты и впрямь не знаешь радости.

КУТЕРЬМА (подлаживаясь)

И не слыхивал, княгинюшка,

какова она такая есть.

(снова часто и отрывисто)

Отпусти меня, княгинюшка,

разреши мне узы крепкие...

ФЕВРОНИЯ.

Быть тому.

(торжественно)

Ступай Господень раб!

Разрешу я узы крепкия,

смертных мук не побоюся я,

помолюсь за палачей своих.

Ты ж усердно кайся: Бог простит.

Кайся, всякий грех прощается,

а который не простительный,

не простится, так забудется.

Чем же путы мне порушити?

КУТЕРЬМА.

У того мурзы седатого,

видишь, нож торчит за поясом.

Феврония подходит к Бурундаю и вынимает у него нож; тот просыпается. Первые лучи рассвета.

БУРУНДАЙ (в просонках)

Ты ко мне, моя красавица!..

Хочет обнять Февронию и засыпает. Феврония перерезает веревки.

КУТЕРЬМА.

(вне себя от радости)

Ой, голубчики, на воле я!

Ну, теперь давай Бог ноженьки!

(Ему вновь чудится звон.)

Слышишь? Снова звон неистовый.

Неприязнь сама в клепало бьет,

темный страх наводит на сердце...

И как страх тот расползается,

по рукам, ногам, по жилочкам...

Ходуном пошла сыра земля.

Хочет бежать, но шатается, падает ничком и некоторое время лежит без движения. Встает; с отчаянной решимостью

Не уйти от мук кромешныих,

не жилец я на белом свету!

Головою в омут кинуся,

буду жить с бесами темными,

с ними ночью в чехарду играть.

Бросается к озеру. Кутерьма останавливается у берега как вкопанный. Первые лучи зари освещают поверхность озера и отражение стольного города в озере под пустым берегом. Несется праздничный звон, мало по малу становящийся громче и торжественнее. Кутерьма кидается обратно к Февронии. В безумном удивлении, показывая на озеро.

Где был бес, там нынче боженьки;

где был Бог, там ничегошеньки!

Где же бес теперь, княгинюшка?

(исступленно хохочет)

Аха, ха, ха, ха! бежим, голубушка!

"Он" велит мне Китеж град найти.

(дико) Га!

Убегает, увлекая за собой Февронию. Крик его разбудил татар.

ХОР.

Кто там бешеный кричал-вопил?

раным-рано нас татар будил?

Уж не вороги ль подкралися?

Али время нам в поход идти?

(увидя видение в озере)

Чудо, чудо непонятное!

Ой, вы воины татарские,

просыпайтесь, пробуждайтеся!

Поглядите, подивитеся!

(с изумлением)

Хоть над озером пустым-пусто,

в светлом озере, как в зеркале,

опрокинут виден стольный град...

Словно в праздник да на радостях

звон веселый раздавается.

(На татар нападает безотчетный страх)

Прочь бежимте! Прочь, товарищи!

Прочь от мест сих! От проклятых!

Не случилось бы недоброго! Он велик...

(на бегу) Ой!

(разбегаются в разные стороны)

Страшен русский Бог!

ДЕЙСТВИЕ IV

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Занавес. Темная ночь. Глухая чаща в керженских лесах. Поперек лежит вырванная с корнем ель. В глубине прогалина и в ней поросшее мхом болотце. Через частые, цепкие кусты пробирается в разорванном платье Феврония; безумный Кутерьма следует за нею.

ФЕВРОНИЯ (обессиленная садится на ствол).

Ой, нельзя идти мне Гришенька:

от истомы мне неможется,

резвы ноги подкосилися.

КУТЕРЬМА.

Недосуг бы, мухоморы ждут...

Да уж сядем здесь, княгинюшка.

Ты на пень, а я на муравейник.

Экий бес-то у меня затейник!

(нагло и подбоченясь)

Возгордилась ты, княгинюшка,

за столом за княжьим сидючи,

не узнала друга прежнего.

(про себя)

Вместе ведь ходили по миру.

(жалобно, как нищий)

Дай мне бедному, безродному,

дай озубочек голодному,

дай мне щец хлебнуть хоть ложечку,

дай просвирочки немножечко.

ФЕВРОНИЯ. Были ягодки, да ты ж их съел.

КУТЕРЬМА (скороговоркой).

Бес их съел... моей душой заел.

То-то нам удача выпала!

Шутка ль из болота ржавого

угодити в ложню княжую?

Вот уж прямь княгиня знатная;

жаль что лапы-то лягушечьи.

(дико) Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!

ФЕВРОНИЯ (кротко).

Не глумися, а одумайся;

помни, что за грех свершил еси.

КУТЕРЬМА.

Старая погудка, старый лад!

Я не грешник, Господу приспешник,

рая светлого привратничек.

Не губил я душ невинныих,

причислял их к лику мученик,

умножал Христово воинство.

ФЕВРОНИЯ.

Гриша, Гриша, замолчи и плачь!

Плачь, коль слезы есть.

Слезою выйдет.

КУТЕРЬМА (всхлипывает)

Право жаль мне Гришу старого.

Хорошо тому душа спасать,

кто живет умом да хитростью.

Скажет сердцу он послушному:

"Коли глухо ты к чужой беде,

мысли-помыслы поглубже спрячь!

Будем делать повеленное,

всех любить да лишь себя губить,

нищих жаловать поганых псов:

на том свете все окупится".

ФЕВРОНИЯ.

Боже, смилуйся над Гришенькой,

Ты пошли любви хоть крошечку,

слезы дай ему умильныя!

КУТЕРЬМА.

Вот как раз и осерчала! Видишь?

(почти шепотом)

Ну, давай молиться, если хочешь...

Только не Ему; ведь на Него-то

и смотреть нельзя: навек ослепнешь.

Помолюсь-ко я сырой земли;

(пристает как дитя)

научи меня земли молиться,

научи-ко, научи, княгинюшка!

ФЕВРОНИЯ.

Я ль не рада научить тебя?

Повторяй же слово за слово.

(Кутерьма становится на колени.)

Ты земля, наша мати милосердная!

КУТЕРЬМА (повторяет). Милосердная.

ФЕВРОНИЯ.

Всех поишь ты нас,

кормишь злых и праведных.

КУТЕРЬМА. Злых и праведных.

ФЕВРОНИЯ.

Ты прости согрешенья

Грише бедному!

КУТЕРЬМА. Грише бедному!

ФЕВРОНИЯ. А греху нет названья, нет и имени.

КУТЕРЬМА. А не свесить греха-то и не вымерять.

ФЕВРОНИЯ. Ты земля, острупела от греха того.

КУТЕРЬМА (с глубоким чувством).

Острупела, родная, вся растлилася.

ФЕВРОНИЯ.

Ты пошли источник

слез горючиих...

КУТЕРЬМА. Слез горючиих.

ФЕВРОНИЯ.

Чтобы было залить чем

тебя черную...

КУТЕРЬМА (невнимательно).

Тебя черную.

ФЕВРОНИЯ.

Чтоб омылась родная

ажно добела...

КУТЕРЬМА (бессознательно).

Ажно добела.

ФЕВРОНИЯ (увлекаясь).

И на нивушке новой,

белой как хартия,

мы посеем с молитвой

семя новое.

(Кутерьма молчит и испуганно озирается.)

И взойдут на той ниве

цветы райские,

и сама ты, родная,

разукрасишься.

КУТЕРЬМА (испуганно).

Ай! Кто с тобой сидит, княгинюшка?

Страшен, темен и невзрачен он:

смрадный дым из пасти сеется,

очи словно угли пламенны,

а от духу от нечистаго

нам крещеным быть живым нельзя.

(поспешно вскакивает)

Ой, помилуй, господине мой!

Не казни холопа верного.

Что прикажешь мне? Плясать, скакать?

Поглумиться ль? на дуде играть?

(бешено пляшет и свищет)

Ай люли, народился,

ай люли, в нас вселился

змий седьмиглавый,

змий десятирожный.

Ай люли, с ним жена,

ай люли, рожена,

зла и ненасытна,

нага и бесстыдна.

Ай люли, наливай

чашу сладкую,

ай люли, подавай

мерзость адову.

(свищет; в бешеном ужасе)

Страшно! Скрой меня, голубушка!

Грудью, грудью защити меня!

(бросается головой на грудь Февронии

и на мгновение успокаивается)

Что же мне? Душа-то девичья,

что в оконнице слюда светла:

неприязнь насквозь мне видима.

Вот она! Глядит невзрачен бес.

Из очей его поганыих

спицы огненные тянутся,

в сердце Гришеньке вонзаются,

жгут его огнем кромешныим...

Где бежать? Куда я скроюся?

Га! (Убегает с диким воплем)

ФЕВРОНИЯ (одна).

Гришенька!.. Не слышит... убежал.

(Ложится на мураву.)

Хорошо мне стало лежучи,

хворой устали как не бывало.

И земля колышется тихонько,

что дитя качает в колыбели.

Бай, бай, спи, усни,

спи, сердечко, отдохни,

баю, баю, спи же, спи же,

ты ретивое, засни.

На ветках дерев повсюду загораются восковые свечки. На деревьях и из земли вырастают понемногу громадные невиданные цветы: золотые крыжанты, серебряные и алые розаны, череда, касатики и другие. Ближе к Февронии низкие, чем дальше, тем выше. Проход к болоту остается открытым.

Посмотрю я, что здесь цветиков,

и какие все чудесные!

Раззолочены касатики,

череда-то словно в жемчуге...

Говорят, бывают пташечки

к нам из рая из пресветлаго,

на своих павлиньих перышках

семена заносят дивные.

Ах, вы цветики нездешние,

райский крин неувядаемый!

как же вы поспели, выросли,

середь былья не заглохнули?

Дивно мне; отколь, неведомо,

не из сада ли небесного,

ветерки сюда повеяли.

И несут духи медовые

и гораздо благовонные

прямо в душеньку усталую,

прямо в сердце истомленное.

Глубже, глубже воздохни, душа!

Посмотрю я, что здесь цветиков,

и какие все чудесные!

Все вокруг меня сомкнулися

и головками киваючи,

мне поклоны бьют низехонько,

госпожу свою приветствуя.

Ах, вы ласковые цветики,

райский крин неувядаемый!

Таковая превелика честь

Не пристала сиротинушке.

(оглядывается)

Али вновь весна красна пришла?

Все болота разлелеялись,

все деревья разукрасились,

что боярышни к злату венцу;

(запевают весенние птицы)

разыгрались пташки вольныя,

темны заросли покинули.

ГОЛОС АЛКОНОСТА (за кулисами).

Укрепись надёжею,

верой несомненною:

все забудется, время кончится.

Жди, рабыня Божия,

Жди покоя тихого.

ФЕВРОНИЯ.

Кто ты, голос мне неведомый,

человек, аль птица вещая?

ГОЛОС АЛКОНОСТА:

Есмь я птица милости,

Алконост зовомая.

А кому пою,

тому смерть пришла.

ФЕВРОНИЯ.

Ай же, птица недогадлива!

Чудеса такие видевши,

умереть уж мне небоязно,

и не жаль житья сиротскаго.

(рвет райские цветы и плетет венок)

Ах, вы цветики нездешние,

Не прогневайтеся, милые!

Будет, будет мне

вас наломать, нарвать,

будет мне из вас венки плести.

Разоденусь я в последний раз,

как невеста разукрашуся,

в руки райский крин возьму,

буду ждать, тихонько радуясь:

приходи, моя смерётушка,

гостюшка моя желанная,

приведи мя в место злачное,

где жених упокояется.

Из глубины прогалины, по топи, усеянной цветами, как посуху, медленно шествует призрак княжича Всеволода, озаренный золотистым сиянием, едва касаясь ногами почвы.

ФЕВРОНИЯ (вновь полная сил, бросается к нему).

Ты ли, ясный свет очей моих?

ты ль, веселье несказанное?

на тебя ль гляжу сердечного,

света, жемчуга бесценного?

Ты ли аль подобный точию

Всеволоду князю славному?

ПРИЗРАК.

Веселись, моя невеста, веселись!

По тебя жених пришел.

ФЕВРОНИЯ.

Жив надежа, друг, целехонек!

Покажи мне свои раночки,

сорок раночек кровавыих.

Их обмою слезкой радости,

Припеку их поцелуями.

ПРИЗРАК.

Мертв лежал я в чистом поле,

сорок смертных ран на теле.

Было то, но то минуло:

нынче жив и Бога славлю.

ФЕВРОНИЯ И ПРИЗРАК.

Мы с тобою не расстанемся,

николи во веки вечные,

а и смерть сама, разлучница

пожалеет нашей младости.

ФЕВРОНИЯ.

Глянь-ко на Февронию

оком своим ласковым.

ПРИЗРАК.

О, невеста красная,

голубица нежная!

ФЕВРОНИЯ.

Око светозарное

нездешним веселием

благодатно просветленное.

ПРИЗРАК.

Каково вы сладостны,

воздухи весенние,

Таково твой голос сладостен.

ФЕВРОНИЯ.

Ты пахни в уста мои

духом дивных уст,

дивных уст твоих;

а исходят с уст твоих

Слова вдохновенныя,

Речь тиха проникновенная.

ПРИЗРАК.

Каково на цветиках

Чисты росы Божии,

таково чиста слеза твоя.

ГОЛОС СИРИНА:

(за кулисами)

Се жених пришел,

что же медлиши?

Красный пир готов,

поспешай к нему.

ФЕВРОНИЯ.

Кто ты, голос мне неведомый,

человек, аль птица вещая?

ГОЛОС СИРИНА:

Птица Сирин я, птица радости,

А кому пою, будет вечно жить.

ПРИЗРАК.

Ты пойми, невеста красная,

Разумей их речи вещия.

ПРИЗРАК И ФЕВРОНИЯ.

Даст Господь нам ныне радости,

а ее ж не знали мы,

явит оку свет невиданный,

тихий, незакатный свет.

ПРИЗРАК.

Истомилась ты, измучилась

от страстей от всех, от голода.

Вот прими ко укреплению:

нам дорога ведь не ближняя.

(Вынимает из-за пазухи ломоть хлеба и подает Февронии.)

Кто вкусил от хлеба нашего,

тот причастен к вечной радости.

ФЕВРОНИЯ (бросая на землю крошки).

Полно мне... а крошки мелкия

вам посею, пташки вольныя,

напоследок вас полакомлю.

(набожно)

Господи Исусе, ты прими мя,

водвори в селеньях праведных.

Оба, рука в руку, медленно уходят по бо-ло-ту, едва касаясь земли. Скрываются из виду.

Переход ко второй картине

Хождение в невидимый град.

Звон успенский. Райские птицы. Облачная занавесь.

ГОЛОС СИРИНА (за занавесью).

Обещал Господь людям ищущим:

"Будет, детушки, вам все новое:

небо новое дам хрустальное,

землю новую дам нетленную".

ГОЛОС АЛКОНОСТА:

(за занавесью)

Обещал людям страждущим,

людям плачущим... новое:

Обещал Господь людям праведным.

Так сказал. Се сбывается слово Божие,

Люди, радуйтесь: здесь обрящете

всех земных скорбей утешение,

новых радостей откровение.

ГОЛОС СИРИНА:

Царство светлое нарождается,

град невидимый созидается,

несказанный свет возжигается.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Облака рассеиваются. Град Китеж, чудесно преображенный. Успенский собор и кня-жий двор близ западных ворот. Высокия ко-ло-кольни, костры на стенах, затейливые те-ре-ма и повалуши из белого камня и кондоваго дерева. Резьба украшена жемчугом; роспись синего, пепельного и сине-алого цвета, со всеми переходами, какие бывают на об-ла-ках. Свет яркий, голубовато-белый, со всех сторон, как бы не дающий тени. Налево про-тив ворот княжьи хоромы; крыльцо сторо-жат лев и единорог с серебряной шерстью. Сирин и Алконост - райские птицы с женскими ликами поют сидя на спицах. Толпа в белых мирских одеждах с райскими кринами и зажжеными свечами в руках; среди толпы Поярок зрячий и Отрок, бывший его поводырем.

АЛКОНОСТ. Двери райския.

СИРИН. Вам открылися.

АЛКОНОСТ. Время кончилось.

СИРИН. Вечный миг настал.

(Все кланяются Княжичу и Февронии, которые входят в ворота. Феврония в блестящих одеждах.)

ХОР. Будь тебе у нас добро, княгиня.

ФЕВРОНИЯ (Не помня себя от удивления, ходит по площади, все осматривая, и в восторге плещет руками.)

Царство светозарное! О, Боже!

Терема, врата и повалуши

Ровно бы из яхонта.

Инороги среброшерстные!

Что за птицы пречудесныя,

голосами поют ангельскими!

Народ окружает Княжича и Февронию и запевает свадебную песнь под звуки гусель и райской свирели, бросая под ноги цветы: розаны и синие касатики.

ХОР.

Как по цветикам по лазоревым,

по плакун-траве по невянущей

не туманное плывет облачко,

к жениху идет невестушка.

Играйте же, гусли,

играйте, свирели.

ФЕВРОНИЯ (вслушиваясь в песню, схватывает Княжича за руку).

Свадебная песня-то, а чья же свадьба?

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД. Наша же, голубушка.

ХОР.

Светлой радугой опоясана,

с неба звездами вся разубрана,

сзади крылия тихой радости,

на челе напрасных мук венец.

Играйте же, гусли,

играйте, свирели.

ФЕВРОНИЯ.

Эту песню там ведь не допели.

Помню, милый. То-то дивно!

ХОР.

Окурим ее темьян-ладаном,

окропим мы живой водицею;

а и скорбь-тоска позабудется,

все, что грезилось, само придет.

(На крыльце княжьих хором появляется князь Юрий.)

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (указывая на отца).

Вот и свекор, князь родитель мой.

ХОР. Милость Божья над тобой, княгиня.

КНЯЗЬ ЮРИЙ. Милость Божья над тобой, невестка!

ФЕВРОНИЯ (кланяется на все четыре стороны)

Кланяюсь вам, праведные люди,

и тебе, мой свекор-батюшка.

Не судите вы меня сиротку,

простоту мою в вину не ставьте,

а примите в честную обитель,

во любви своей меня держите.

А тебя спрошу я, свекор-батюшка:

не во сне ль мне то привиделось?

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Сон-то нынче явью стал, родная,

что в мечте казалось, ожило.

ФЕВРОНИЯ.

Люди добрые, поведайте:

шла сюда я лесом с вечера,

да и шла-то время малое,

а у вас здесь несказанный свет,

словно солнце незакатное.

Отчего у вас здесь свет велик,

само небо лучезарное,

что бело, а что лазорево,

инде ж будто заалелося?

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД И КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Оттого у нас здесь свет велик,

что молитва стольких праведных

изо уст исходит видимо,

яко столп огнистый до неба.

СИРИН, АЛКОНОСТ И КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД:

Без свещей мы здесь и книги чтем,

а и греет нас как солнышко.

ФЕВРОНИЯ.

Отчего здесь ризы белыя,

словно снег на вешнем солнышке

искрится, переливается,

больно глазу непривычному.

ОТРОК, КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ПОЯРОК И КНЯЗЬ ЮРИЙ:

Оттого здесь ризы белыя,

словно снег на вешнем солнышке,

что слезой оне омылися

изобильною, горючею.

СИРИН, АЛКОНОСТ, ОТРОК, КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ПОЯРОК И КНЯЗЬ ЮРИЙ:

Таковыя же ризы светлыя

и тебе здесь уготованы.

ХОР.

Милость Божья над тобою.

Буди с нами здесь во веки,

водворися в светлом граде,

где ни плача, ни болезни,

где же сладость бесконечна,

Радость вечна...

ФЕВРОНИЯ.

О, за что же эта радость?

Чем я Богу угодила?

Не святая, не черница,

лишь любила в простоте я.

СИРИН, АЛКОНОСТ, КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД И КНЯЗЬ ЮРИЙ:

Поднесла ты Богу-свету

те три дара, что хранила:

ту ли кротость голубину,

ту любовь ли добродетель,

те ли слезы умиленья.

ХОР. Милость Божья над тобою...

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Ай же ты невеста верная!

время нам и в церковь Божию,

в церковь Божию ко злату венцу.

ФЕВРОНИЯ.

Милый мой, жених желанный!

Там в лесу остался Гришенька;

Он душой и телом немощен,

что ребенок стал он разумом.

Как бы Гришеньку в сей град ввести?

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Не приспело время Гришино,

сердце к свету в нем не просится.

ФЕВРОНИЯ.

Ах, кабы мне грамотку послать,

утешенье Грише малое,

меньшей братии благую весть?

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Что ж! Федор грамоту напишет,

отрок малый Грише донесет:

пусть по всей Руси поведает

чудеса велики Божии.

Поярок кладет на точеные перила кня-жь-его крыльца длинный свиток и готовится писать. Феврония и князья около него.

ФЕВРОНИЯ (Поярку).

Ну, пиши. Чего же не сумею,

люди добрые доскажут.

Гришенька, хоть слаб ты разумом,

А пишу тебе сердечному.

Поярок пишет.

Написал аль нет?

ПОЯРОК. Написано.

ФЕВРОНИЯ.

В мертвых не вменяй ты нас, мы живы:

Китеж град не пал, но скрылся.

Мы живем в толико злачном месте,

что и ум вместить никак не может;

процветаем аки финики,

аки крины благовонные,

пенье слушаем сладчайшее

Сириново, Алконостово.

(князю Юрию)

Кто же в град сей внидет,

Государь мой?

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Всяк, кто ум не раздвоен имея,

паче жизни в граде быть восхощет.

ФЕВРОНИЯ.

Ну, прощай, не поминай нас лихом.

Дай Господь тебе покаяться.

Вот и знак: в нощи взгляни на небо,

как столпы огнистые пылают;

скажут: пазори играют... нет,

то восходит праведных молитва.

Так ли говорю я?

ХОР. Так, княгиня.

ФЕВРОНИЯ.

Ино же к земли приникни ухом:

звон услышишь благостный и чудный,

словно свод небесный зазвенел.

То во Китеже к заутрене звонят.

Написал, Феодор?

ПОЯРОК. Написал.

(Отдает Отроку сверток.)

ФЕВРОНИЯ (княжичу).

Ну теперь идем, мой милый!

ХОР.

Здесь ни плача, ни болезни,

сладость, сладость бесконечна,

Радость вечна...

Двери собора распахиваются, являя неизреченный свет. Занавес, опускается весьма медленно.

Конец сказания.