Так произошло вселение Престо в дом Джона Барри.
По утрам Тонио занимался чтением и размышлениями. Он читал книги по истории американского кино, думал о лицах и масках знаменитых артистов в поисках своего пути, своего нового оригинального лица. А вечерами он беседовал с учёным сторожем и его племянницей.
Эллен вначале несколько дичилась. Но Престо привёз с собою много книжных новинок. Эллен проявила к ним живейший интерес. Через несколько дней она уже спорила с Престо о прочитанных романах, удивляя его меткостью и оригинальностью своих замечаний. Оказалось, что она хорошо знает европейских классиков и американскую литературу. Однажды она прочитала ему монолог Дездемоны, а потом изобразила сцену безумия Офелии. Престо был поражён. У Эллен безусловно был драматический талант. Что, если сделать из неё киноартистку, партнёршу в высоких трагедиях?
А на другое утро Офелия превращалась в уборщицу, судомойку, кухарку.
Как только Престо вставал, Эллен являлась с вёдрами, тряпками и швабрами, изгоняла Престо и Пипа в сад и начинала уборку комнаты.
Лёжа на холме под сосною. Престо украдкою наблюдал за нею. Это было, конечно, нехорошо. Но он оправдывал себя тем, что наблюдение за окружающими людьми — его профессиональный долг: все наблюдения могут пригодиться для работы.
Эллен собирала складки короткой полосатой юбки, зажимала меж колен и, наклонившись, начинала мыть пол. Обметая паутину и пыль с потолка, она вся вытягивалась вверх, немного отклонялась назад. Её позы ежеминутно менялись. Престо смотрел на Эллен и думал: «Если бы её видел Гофман! Он был бы восхищён этим поворотом. Я никогда не подозревал, что в простых естественных трудовых движениях может быть столько грации и красоты. Удивительно! К каким ухищрениям, искусственным позам, поворотам, ракурсам приходится прибегать нашим знаменитым артисткам, кинозвёздам, чтобы выгодно показать свою фигуру, красоту линий талии, бедра, спины, изящную ножку, чтобы скрыть природные недостатки! Всё это неизбежно связывает свободу их движений, делает из них красивых автоматов, манекенов. Сколько режиссёрской работы требуется для того, чтобы придать их движениям естественность и простоту!»
Престо вспомнил, как один режиссёр заставлял артистку проделывать простое движение ногой десятки раз, истратил несколько сот метров плёнки, пока получил то, что хотел. А у Эллен «всё идёт, ни один жест не пропал бы даром».
«Нет, из неё не следует делать Офелии и Дездемоны. Её пришлось бы муштровать, прививать непривычные жесты, заставлять думать о своих движениях, и с Эллен случилось бы то же, что с сороконожкой в сказке Уайльда, которая свободно бегала, пока её не попросили объяснить, как именно она передвигает ноги, — какую ставит раньше, какую позже. Сороконожка задумалась и… не могла сделать шагу. Эллен должна остаться собой. Значит, нужны будут и иные сценарии…»
Размышления Престо были прерваны Эллен. Она выглянула из окна и крикнула громче, чем этого требовало расстояние:
— Мистер Смит! Сегодня вечером в кино, которое возле отеля Россетти, идёт картина с участием Тонио Престо.
— Пойдёте? — спросил Престо.
— Непременно! — ответила девушка. — В последнее время редко ставятся его картины. Говорят, он куда-то исчез, или с ним что-то нехорошее произошло. Это было бы ужасно!
— Вы любите Тонио Престо?
— Кто же его не любит? — отвечала Эллен.
Престо было приятно это слышать, но последующие фразы девушки несколько огорчили его.
— Каждый любит посмеяться, а он такой смешной. Я прямо-таки обожаю его.
— И вышли бы за него замуж, если бы он предложил вам руку?
Эллен удивилась этому вопросу.
— За него? Замуж? — с брезгливостью и даже долей негодования на то, что ей задали такой вопрос, воскликнула она. — Никогда!
— Почему? — спросил Тонио, догадываясь об ответе. Но оказалось, что Эллен думала не только о безобразии Тонио, но и о том, чего он не ожидал.
— Мне кажется, это должно быть понятно. Какая мать захотела бы иметь детей уродов?
«Не само безобразие и уродство отталкивало её и не о себе она думала, а о детях! Как всё это не похоже на доводы и соображения Гедды Люкс! Вот здравое понятие о браке», — подумал Престо и сказал, как будто мимоходом:
— Но ведь, говорят, он страшно богат.
— Никакое богатство не искупит горя матери, у которой несчастные дети! — отвечала Эллен. — Заболталась я с вами, а ещё не окончила уборки.
— Мисс Эллен, а мне можно с вами пойти в кино?
— Можно! — милостиво ответила Эллен уже из глубины комнаты.
В кино шла картина «Престо — ковбой» — одна из его ранних самостоятельных работ.
Сидя рядом с Эллен в тёмном зале и глядя на экран, Тонио вспоминал время, когда снимался этот фильм. Имя Престо уже гремело. Владельцы кинопредприятий старались переманить его, журналисты следили за каждым его шагом. Себастьян, как злой и неподкупный Цербер, строго охранял входы в дом. На территорию же киностудии владелец не пускал никого из посторонних. И вот, во время постановки массовой сцены со множеством статистов ковбоев, один догадливый журналист ухитрился верхом, в костюме ковбоя, въехать в запретную зону и замешаться в толпу статистов. А там, пользуясь перерывом в киносъёмке, добрался до Престо и пытался интервьюировать его. Эта проделка рассмешила Престо, но всё же он не ответил ни на один вопрос журналиста, что не помешало предприимчивому газетчику напечатать пространное интервью, обошедшее все газеты. Чего только не было в этом интервью! И предполагаемая женитьба Тонио Престо на вдове-миллионерше миссис. У., и новый договор, который будто бы предложила мистеру Престо крупнейшая кинофирма: она сулила ему содержание, «в три раза превышающее цивильный лист английского короля», и творческие планы Престо, который пишет сценарий нового фильма «Сотворение мира» и будет играть роль Адама… Всё это было так нелепо, дико и невероятно, что Престо даже не написал опровержения. Но американская публика, жадная до всяких сенсаций, несколько дней только и говорила об этом интервью. Интерес к Престо возрос ещё больше… А теперь? Теперь он ничто, «Табуля раза» — чистая соскобленная доска, на которой ещё неизвестно что будет написано…
В зрительном зале раздавались дружные взрывы смеха. И Эллен смеялась едва ли не больше всех.
Хорошо ли сделал Престо, изменив свою внешность? Не было ли это роковой ошибкой?.. Сотрясаемая смехом Эллен качнулась, и её плечо коснулось плеча Тонио. И от этого прикосновения Престо как-то вдруг сразу почувствовал своё тело, молодое, здоровое. Между ним и Эллен, — между ним и женщинами всего мира, между ним и любовью, которой ему так недоставало в жизни, — уже не существовало стены уродства. Ради этого стоило пожертвовать многим, даже славой. Сама слава не может дать столько счастья и наслаждения, как любовь! А славу можно завоевать и вторично. Только бы найти своё лицо!
Даже здесь, в кино, он продолжал поиски нового пути. Комик он или трагик? Смех или слёзы должен исторгать он своей игрой?.. Ему казалось, что он колеблется только между этими двумя путями, не решаясь, на какой ступить. В его подсознании шла своя, сложная и напряжённая работа…
Он вышел из низов народа. Провёл горькое голодное детство. Он узнал превратности судьбы, зависимость маленького человека от каприза властителей жизни… Всё это создавало свои симпатии и антипатии, производило отбор жизненных явлений. Мимолётные факты, уличные сцены, которые ему приходилось наблюдать, прочитанные в книгах случаи и мысли других людей, мелькнув в его сознании, опускались в тёмные глубины подсознания и там подвергались обработке и систематизации. И когда накоплялся достаточный материал, когда все эти отрывочные факты, мысли, впечатления сливались в единое целое, они вдруг всплывали на поверхность сознания как готовое решение.
Это и случилось с Престо в кино к концу сеанса. Он ещё не мог охватить новую мысль во всех подробностях, но главное было найдено. Да, он нашёл своё новое лицо! Его охватили такая радость и такое волнение, что он воскликнул, подобно Архимеду, нашедшему закон удельного веса:
— Эврика! Нашёл!
Зал кино дрожал от смеха, и восклицание Престо потонуло в шуме. Только сосед справа посмотрел на него недоумевая, а Эллен спросила:
— Вы что-нибудь потеряли и нашли?
— Да! Всё в порядке! — ответил Престо и вздохнул всей грудью. — Я нашёл свой удельный вес! — произнёс он тихо.
Мучительные колебания, размышления нового Будды кончились. Он словно родился вновь. Никакие трудности впереди не страшили его.
— Конец! — с сожалением сказала Эллен, когда экран погас.
— Начало! — весело отозвался Престо. И на вопросительный взгляд Эллен ответил: — Какой-то индийский мудрец сказал, что всякий конец есть в то же время и начало — начало чего-то нового.
Всю дорогу домой Тонио был необычайно оживлён и весел. Это заметила Эллен.
— Я и не знала, что вы такой забавный, — сказала она. — Вас словно подменили, или как будто вы нашли бумажник, туго набитый долларами.
— И подменили, и бумажник нашёл! — воскликнул Престо. — Смотрите, Эллен, какие чудесные звёзды, какая удивительная ночь!
— Вы ещё и поэт?
— Конечно, поэт. Хотите, напишу вам стихотворение?.. Эллен! А у вас нет желания самой играть в кино? Быть артисткой?
— Играть в кино-о? Да я и ступить-то не умею! — отвечала девушка со смехом.
— Если бы вы только смогли остаться сами собой… Киноартистки получают много денег…
— Нет, не хочу быть киноартисткой, — ответила Эллен. — Они все какие-то изломанные. — И Эллен так комично пошевелила плечами, подражая салонным львицам большого света, что Тонио рассмеялся.
— Вы, кажется, единственная в мире женщина, которая не хочет быть киноартисткой. Кем же вы хотите быть? Думали ль вы о своём будущем?
— Что же о нём думать? Оно и без моих дум придёт, — ответила девушка. — Настанут лучшие времена, дядюшка вновь получит место учителя, я найду работу…
— Потом?
— Потом… Потом выйду замуж и буду воспитывать детей.
«Всё тот же оптимизм среднего американца! Бедняжка! Сколько разочарований ожидает тебя!» — подумал Престо и сказал:
— Да будут исполнены ваши желания!