— В чём дело? С головами что-нибудь случилось? — спросил Керн, поднимая голову от бумаг.
— Нет… но я хотела поговорить с вами, господин профессор.
Керн откинулся на спинку кресла.
— Я вас слушаю, мадемуазель Лоран.
— Скажите, вы серьёзно предполагаете дать голове Брике тело или только утешаете её?
— Совершенно серьёзно.
— И вы надеетесь на успех этой операции?
— Вполне. Вы же видели собаку?
— А Тома вы не предполагаете… поставить на ноги? — издалека начала Лоран.
— Почему бы нет? Он уже просил меня об этом. Не всех сразу.
— А Доуэля… — Лоран вдруг заговорила быстро и взволнованно. — Конечно, каждый имеет право на жизнь, на нормальную человеческую жизнь, и Тома, и Брике. Но вы, разумеется, понимаете, что ценность головы профессора Доуэля гораздо выше, чем остальных ваших голов… И если вы хотите вернуть к нормальному существованию Тома и Брике, то насколько важнее вернуть к той же нормальной жизни голову профессора Доуэля.
Керн нахмурился. Всё выражение его лица сделалось насторожённым и жёстким.
— Профессор Доуэль, вернее его профессорская голова, нашёл прекрасного защитника в вашем лице, — сказал он, иронически улыбаясь. — Но в таком защитнике, пожалуй, нет и необходимости, и вы напрасно горячитесь и волнуетесь. Разумеется, я думал и об оживлении головы Доуэля.
— Но почему вы не начнёте опыта с него?
— Да именно потому, что голова Доуэля дороже тысячи других человеческих голов. Я начал с собаки, прежде чем наделить телом голову Брике. Голова Брике настолько дороже головы собаки, насколько голова Доуэля дороже головы Брике.
— Жизнь человека и собаки несравнима, профессор…
— Так же, как и головы Доуэля и Брике. Вы ничего больше не имеете сказать?
— Ничего, господин профессор, — ответила Лоран, направляясь к двери.
— В таком случае, мадемуазель, я имею к вам кое-какие вопросы. Подождите, мадемуазель.
Лоран остановилась у двери, вопросительно глядя на Керна.
— Прошу вас, подойдите к столу, присядьте.
Лоран со смутной тревогой опустилась в глубокое кресло. Лицо Керна не обещало ничего хорошего. Керн откинулся на спинку кресла и долго испытующе смотрел в глаза Лоран, пока она не опустила их. Потом он быстро поднялся во весь свой высокий рост, крепко упёрся кулаками в стол, наклонил голову к Лоран и спросил тихо и внушительно:
— Скажите, вы не пускали в действие воздушный кран головы Доуэля? Вы не разговаривали с ним?
Лоран почувствовала, что кончики пальцев её похолодели. Мысли вихрем закружились в её голове. Гнев, который возбуждал в ней Керн, клокотал и готов был прорваться наружу.
«Сказать или не сказать ему правду?» — колебалась Лоран. О, какое наслаждение бросить в лицо этому человеку слово «убийца», но такой открытый выпад мог бы испортить всё.
Лоран не верила в то, что Керн даст голове Доуэля новое тело. Она уже слишком много знала, чтобы верить такой возможности. И она мечтала только об одном, чтобы развенчать Керна, присвоившего себе плоды трудов Доуэля, в глазах общества и раскрыть его преступление. Она знала, что Керн не остановится ни перед чем, и, объявляя себя открытым его врагом, она подвергала свою жизнь опасности. Но не чувство самосохранения останавливало её. Она не хотела погибнуть, прежде чем преступление Керна не будет раскрыто. И для этого надо было лгать. Но лгать не позволяла ей совесть, всё её воспитание. Ещё никогда в жизни она не лгала и теперь переживала ужасное волнение.
Керн не спускал глаз с её лица.
— Не лгите, — сказал он насмешливо, — не отягощайте свою совесть грехом лжи. Вы разговаривали с головой, не отпирайтесь, я знаю это. Джон подслушал всё…
Лоран, склонив голову, молчала.
— Мне интересно только знать, о чём вы разговаривали с головой.
Лоран почувствовала, как отхлынувшая кровь прилила к щекам. Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Керна.
— Обо всём.
— Так, — сказал Керн, не снимая рук со стола. — Так я и думал; Обо всём.
Наступила пауза. Лоран вновь опустила глаза вниз и сидела теперь с видом человека, ждущего приговора.
Керн вдруг быстро направился к двери и запер её на ключ. Прошёлся несколько раз по мягкому ковру кабинета, заложив руки за спину. Потом бесшумно подошёл к Лоран и спросил:
— И что же вы думаете предпринять, милая девочка? Предать суду кровожадное чудовище Керна? Втоптать его имя в грязь? Разоблачить его преступление? Доуэль, наверное, просил вас об этом?
— Нет, нет, — забыв весь свой страх, горячо заговорила Лоран, — уверяю вас, что голова профессора Доуэля совершенно лишена чувства мести. О, это благородная душа! Он даже… отговаривал меня. Он не то что вы, нельзя судить по себе! — уже с вызовом закончила она, сверкнув глазами.
Керн усмехнулся и вновь зашагал по кабинету.
— Так, так, отлично. Значит, у вас всё-таки были разоблачительные намерения, и если бы не голова Доуэля, то профессор Керн уже сидел бы в тюрьме. Если добродетель не может торжествовать, то, по крайней мере, порок должен быть наказан. Так оканчивались все добродетельные романы, которые вы читали, не правда ли, милая, девочка?
— И порок будет наказан! — воскликнула она, уже почти теряя волю над своими чувствами.
— О да, конечно, там, на небесах. — Керн посмотрел на потолок, облицованный крупными шашками из чёрного дуба. — Но здесь, на земле, да будет вам известно, наивное создание, торжествует порок и только порок! А добродетель… Добродетель стоит с протянутой рукой, вымаливая у порока гроши, или торчит вот там, — Керн указал в сторону комнаты, где находилась голова Доуэля, — как воронье пугало, размышляя о бренности всего земного.
И, подойдя к Лоран вплотную, он, понизив голос, сказал:
— Вы знаете, что и вас и голову Доуэля я могу, в буквальном смысле слова, превратить в пепел и ни одна душа не узнает об этом.
— Я знаю, что вы готовы на всякое…
— Преступление? И очень хорошо, что вы знаете это.
Керн вновь зашагал по комнате и уже обычным голосом продолжал говорить, как бы рассуждая вслух:
— Однако что вы прикажете с вами делать, прекрасная мстительница? Вы, к сожалению, из той породы людей, которые не останавливаются ни перед чем и ради правды готовы принять мученический венец. Вы хрупкая, нервная, впечатлительная, но вас не запугаешь. Убить вас? Сегодня же, сейчас же? Мне удастся замести следы убийства, но всё же с этим придётся повозиться. А моё время дорого. Подкупить вас? Это труднее, чем запугать вас… Ну, говорите, что мне делать с вами?
— Оставьте всё так, как было… ведь я же не доносила на вас до сих пор.
— И не донесёте?
Лоран замедлила с ответом, потом ответила тихо, но твёрдо:
— Донесу.
Керн топнул ногой.
— У-у, упрямая девчонка! Так вот что я скажу вам. Садитесь сейчас же за мой письменный стол… Не бойтесь, я ещё не собираюсь ни душить, ни отравлять вас. Ну, садитесь же.
Лоран с недоумением посмотрела на него, подумала и пересела в кресло у письменного стола.
— В конце концов вы нужны мне. Если я сейчас убью вас, мне придётся нанимать заместительницу или заместителя. Я не гарантирован, что на вашем месте не окажется какой-нибудь шантажист, который, открыв тайну головы Доуэля, не станет высасывать из меня деньги, чтобы в итоге всё же донести на меня. Вас я, по крайней мере, знаю. Итак, пишите. «Дорогая мамочка, — или как вы там называете свою мать? — состояние больных, за которыми я ухаживаю, требует моего неотлучного присутствия в доме профессора Керна…»
— Вы хотите лишить меня свободы? Задержать в вашем доме? — с негодованием спросила Лоран, не начиная писать.
— Вот именно, моя добродетельная помощница.
— Я не стану писать такое письмо, — решительно заявила Лоран.
— Довольно! — вдруг крикнул Керн так, что в часах загудела пружина. — Поймите же, что у меня нет другого выхода. Не будьте, наконец, глупой.
— Я не останусь у вас и не буду писать это письмо!
— Ах, так! Хорошо же. Можете идти на все четыре стороны. Но прежде чем вы уйдёте отсюда, вы будете свидетельницей того, как я отниму жизнь у головы Доуэля и растворю эту голову в химическом растворе. Идите и кричите тогда по всему миру о том, что вы видели у меня голову Доуэля. Вам никто не поверит. Над вами будут смеяться. Но берегитесь! Я не оставлю ваш донос без возмездия. Идёмте же!
Керн схватил Лоран за руку и повлёк к двери. Она была слишком слаба физически, чтобы оказать сопротивление этому грубому натиску.
Керн отпер дверь, быстро прошёл через комнату Тома и Брике и вошёл в комнату, где находилась голова профессора Доуэля.
Голова Доуэля с недоумением смотрела на этот неожиданный визит. А Керн, не обращая внимания на голову, быстро подошёл к аппаратам и резко повернул кран от баллона, подающего кровь.
Глаза головы непонимающе, но спокойно повернулись в сторону крана, затем голова посмотрела на Керна и растерянную Лоран. Воздушный кран не был открыт, и голова не могла говорить. Она только шевелила губами, и Лоран, привыкшая к мимике головы, поняла: это был немой вопрос: «Конец?»
Затем глаза головы, устремлённые на Лоран, начали как будто тускнеть, и в то же время веки широко раскрылись, глазные яблоки выпучились, а лицо начало судорожно подёргиваться. Голова переживала муки удушья.
Лоран истерически крикнула. Потом, шатаясь, подошла к Керну, уцепилась за его руку и, почти теряя сознание, заговорила прерывающимся, сдавленным спазмой голосом:
— Откройте, скорее откройте кран… Я согласна на всё!
С едва заметной усмешкой Керн открыл кран. Живительная струя потекла по трубке в голову Доуэля. Судорожные подёргивания лица прекратились, глаза приняли нормальное выражение, взгляд просветлел. Угасавшая жизнь вернулась в голову Доуэля. Вернулось и сознание, потому что Доуэль вновь посмотрел на Лоран с выражением недоумения и как будто даже разочарования.
Лоран шаталась от волнения.
— Позвольте вам предложить руку, — галантно сказал Керн, и странная пара удалилась.
Когда Лоран вновь уселась у стола. Керн как ни в чём не бывало сказал:
— Так на чём мы остановились? Да… «Состояние больных требует моего постоянного, — или нет, напишите: — неотлучного пребывания в доме профессора Керна. Профессор Керн был так добр, что предоставил в моё распоряжение прекрасную комнату с окном в сад. Кроме того, так как мой рабочий день увеличился, то профессор Керн утроил моё жалованье».
Лоран с упрёком посмотрела на Керна.
— Это не ложь, — сказал он. — Необходимость заставляет меня лишить вас свободы, но я должен чем-нибудь вознаградить вас. Я действительно увеличиваю вам жалованье. Пишите дальше: «Уход здесь прекрасный, и хотя работы много, но я чувствую себя великолепно. Ко мне не приходи, — профессор никого не принимает у себя. Но не скучай, я тебе буду писать…» Так. Ну, и от себя прибавьте ещё каких-нибудь нежностей, которые вы обычно пишете, чтобы письмо не возбудило никаких подозрений.
И, уже как будто позабыв о Лоран, Керн начал размышлять вслух:
— Долго так, конечно, продолжаться не может. Но, надеюсь, я долго и не задержу вас. Наша работа приходит к концу, и тогда… То есть, я хотел сказать, что голова недолговечна. И когда она прикончит своё существование… Ну, что там, вы знаете всё. Проще сказать, когда мы кончим с Доуэлем работу, окончится и существование головы Доуэля. От головы не останется даже пепла, и тогда вы сможете вернуться к своей уважаемой матушке. Вы больше не будете опасны для меня. И ещё раз: имейте в виду, если вы вздумаете болтать, у меня есть свидетели, которые в случае надобности покажут под присягой, что бренные останки профессора Доуэля вместе с головой, ногами и прочими профессорскими атрибутами сожжены мною после анатомического вскрытия в крематории. Для этих случаев крематорий — очень удобная вещь.
Керн позвонил. Вошёл Джон.
— Джон, ты отведёшь мадемуазель Лоран в белую комнату, выходящую окном в сад. Мадемуазель Лоран переселяется в мой дом, так как сейчас предстоит большая работа. Спроси у мадемуазель, что ей необходимо, чтобы устроиться поудобнее, и достань всё необходимое. Можешь заказать от моего имени по телефону в магазинах. Счета я оплачу. Не забудь заказать для мадемуазель обед.
И, откланявшись. Керн ушёл.
Джон проводил Лоран в отведённую ей комнату.
Керн не солгал: комната действительно была очень хороша — светлая, просторная и уютно обставленная. Огромное окно выходило в сад. Но самая мрачная тюрьма не могла навести на Лоран большей тоски, чем эта весёлая, нарядная комната. Как тяжело больная, добралась Лоран до окна и посмотрела в сад.
«Второй этаж… высоко… отсюда не убежишь…» — подумала она. Да если бы и могла убежать, не убежала бы, так как её бегство было бы равносильно приговору для головы Доуэля.
Лоран в изнеможении опустилась на кушетку и погрузилась в тяжёлое раздумье. Она не могла определить, сколько времени находилась в этом состоянии.
— Кушать подано, — услышала она, как сквозь сон, голос Джона и подняла усталые веки.
— Благодарю вас, я не голодна, уберите со стола.
Вышколенный слуга беспрекословно исполнил приказание и удалился.
И она вновь погрузилась в свои думы. Когда в окне противоположного дома вспыхнули огни, она почувствовала такое одиночество, что решила немедля навестить головы. Особенно ей хотелось повидать голову Доуэля.
Неожиданный визит Лоран чрезвычайно обрадовал голову Брике.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Уже? Принесли?
— Что?
— Моё тело, — сказала Брике таким тоном, как будто вопрос шёл о новом платье.
— Нет, ещё не принесли, — невольно улыбаясь, ответила Лоран. — Но скоро принесут, теперь уж вам недолго ожидать.
— Ах, скорей бы!..
— А мне также пришьют другое тело? — спросил Тома.
— Да, разумеется, — успокоила его Лоран. — И вы будете такой же здоровый, сильный, как были. Вы соберёте денег, поедете к себе в деревню и женитесь на вашей Мари.
Лоран уже знала все затаённые желания головы.
Тома чмокнул губами.
— Скорее бы.
Лоран поспешила пройти в комнату головы Доуэля.
Как только воздушный кран был открыт, голова спросила Лоран:
— Что всё это значит?
Лоран рассказала голове о разговоре с Керном и своём заключении.
— Это возмутительно! — сказала голова. — Если бы я только мог помочь вам… И я, пожалуй, смогу, если только вы сами поможете мне…
В глазах головы были гнев и решимость.
— Всё очень просто. Закройте кран от питательных трубок, и я умру. Поверьте, что я был даже разочарован, когда Керн вновь открыл кран и оживил меня. Я умру, и Керн отпустит вас домой.
— Я никогда не вернусь домой такой ценой! — воскликнула Лоран.
— Я бы хотел иметь всё красноречие Цицерона, чтобы убедить вас сделать это.
Лоран отрицательно покачала головой.
— Даже Цицерон не убедил бы меня. Я никогда не решусь прекратить жизнь человека…
— Ну, разве я человек? — с грустной улыбкой спросила голова.
— Помните, вы сами повторили слова Декарта: «Я мыслю. Следовательно, я существую», — ответила Лоран.
— Положим, это так, но тогда вот что. Я перестану инструктировать Керна. И уже никакими пытками он не заставит меня помогать ему. И тогда он сам прикончит меня.
— Нет, нет, умоляю вас. — Лоран подошла к голове. — Послушайте меня. Я думала раньше о мести, теперь думаю об ином. Если Керну удастся приставить тело трупа к голове Брике и операция пройдёт удачно, то есть надежда и вас вернуть к жизни… Не Керн, так другой.
— К сожалению, надежда эта очень слабая, — ответил Доуэль. — Едва ли опыт удастся даже у Керна. Он злой и преступный человек, тщеславный, как тысяча Геростратов. Но он талантливый хирург и, пожалуй, самый способный из всех ассистентов, которые были у меня. Если не сделает этого он, который пользовался моими советами до настоящего дня, то не сделает никто. Однако я сомневаюсь, чтобы и он сделал эту невиданную операцию.
— Но собаки…
— Собаки — дело иное. Обе собаки, живые и здоровые, лежали на одном столе, перед тем как совершить операцию пересадки голов. Всё это произошло очень быстро. Да и то Керну, по-видимому, удалось вернуть к жизни только одну собаку, иначе он привёл бы их обеих ко мне похвастать. А тело трупа может быть привезено только через несколько часов, когда, быть может, начались уже процессы гниения. О сложности самой операции вы сами можете судить как медик. Это не то что пришить полуотрезанный палец. Надо связать, тщательно сшить все артерии, вены и, главное, нервы и спинной мозг, иначе получится калека; затем возобновить кровообращение… Нет, это бесконечно трудная задача, непосильная для современных хирургов.
— Неужели вы сами не сделали бы такой операции?
— Я обдумал всё, уже делал опыты с собаками и полагаю, что мне это удалось бы…
Дверь неожиданно открылась. На пороге стоял Керн.
— Совещание заговорщиков? Не буду вам мешать. — И он хлопнул дверью.