Советский теплоход «Нептун» недаром называли плавучим океанографическим институтом. Он был в одинаковой степени приспособлен и для мирных научных занятий и для борьбы с разбушевавшимися стихиями океана: многочисленные лаборатории, библиотека, прекрасные инструменты — для науки; надежная двойная оболочка, прочные и частые внутренние переборки, жироскопическое приспособление, устраняющее качку, — против коварства океана.
Научная экспедиция под руководством восьмидесятичетырехлетнего океанографа Шипольского изучала глубочайшие места Тихого океана у берегов Японии, Филиппин и Марианских островов при помощи автоматического гидростата.
Тюменев не преувеличивал, называя гидростат чудом техники.
Аппарат цилиндрической формы мог погружаться на глубину почти десяти километров с целью зрительных и фотонаблюдений, вмещал в себя до десяти гидронавтов и мог находиться под водою продолжительное время. Он был оборудован разнообразными научными приборами. Имел иллюминаторы, перископы для наблюдений глазом, фото- и киносъемок. Сверх того, поверхность его оболочки была покрыта мельчайшими фотоэлементами-ячейками, как у глаза мухи, с проводами, уходящими внутрь аппарата — на экран. Это и делало стенки гидростата как бы прозрачными. Для освещения водных глубин имелись мощные прожекторы. Управление погружением, поворотами, всплытием производилось изнутри. Скорость подъема с глубины десяти километров — около двух часов. Новейшие аккумуляторы необычайной мощности с избытком снабжали аппарат энергией.
Внутри гидростат представлял собою как бы многоэтажное здание. Прутковый трап связывал этажи. В нижнем, «подвальном» этаже помещался аккумуляторный отсек; выше, на платформе, — центральный пост, где помещалось все управление; рядом — электрическая станция для регулирования поступления кислорода, прибор регенерации воздуха, манометры. Поднимаясь еще выше по прутковому трапу, можно было попасть в отсек, где помещались механизмы: пусковые, реостаты моторов, приборы для сжигания водорода, гидравлический насос, механизмы для вращения гребных винтов и поворотные механизмы. Еще выше в двух отсеках располагались каюты для жилья. А еще выше шли склады продовольствия. Гидростат увенчивался «чердаком» — легкой надстройкой, где могли помещаться люди после всплытия, если море было бурным и не позволяло выйти наружу. В палубе находился люк эллиптической формы, снабженный водонепроницаемой крышкой и иллюминатором.
Гребные винты проходили через стенку и уплотнительный сальник. Для вращения в горизонтальной плоскости имелся инерционный механизм — массивный маховик на вертикальной оси, приводимый во вращение мотором.
Работа экспедиции протекала успешно. Каждое погружение гидростата давало огромный научный материал. Кроме того, сильнейшие приливные явления вызывали небывалое перемещение нижних и верхних слоев океанской воды, и на поверхности появлялись трупы глубоководных животных, разорванных внутренним давлением. Сотрудникам «Нептуна» оставалось подбирать их.
Однако чем ближе подходила звезда к Земле, тем опаснее становилось пребывание экспедиции на экваторе, где притяжение звезды чувствовалось особенно сильно. Переходы от прилива к отливу сопровождались все более бурными явлениями и в воздухе и в океане. «Нептун» постепенно поднимался приливом вверх вместе с растущей водяной горой и медленно, несколько часов, опускался вниз. Если теплоход оказывался не на самой вершине, на склоне водяной горы, его положение становилось критическим. Он валился набок, его заливали волны небывалой высоты. Тучи то смешивались с волнами, то внезапно перелетали через водяную гору или же поднимались на необычайную высоту и исчезали. Атмосфера была насыщена электричеством.
Капитан теплохода Виноградов все последние дни чрезвычайно нервничал и наконец не выдержал, пригласил к себе в каюту академика Шипольского и его молодых сотрудников — Прохорова, Залкина, Савича и Дудина — и обратился к ним с такой речью:
— Мне приказали ожидать профессора Тюменева. Он не явился в срок и не подает о себе вестей. Быть может, погиб. Это естественно в такое время. Ждать больше не могу. Я отвечаю за теплоход, отвечаю за команду, отвечаю за всех вас. Сейчас отлив, и мы опускаемся. А уже в следующий прилив — через несколько часов! — звезда оторвет часть океана. С теплоходом. Нам необходимо быстро уходить на север. Гидростат придется бросить. Тащить его на буксире — значит задерживать ход. Я нарушу приказ, но спасу людей. Пусть меня судят.
Это было сказано таким решительным тоном, что все поняли — спорить бесполезно.
— Гидростат должен быть спасен. Звезда может похитить его, — горячо воскликнул научный сотрудник Прохоров. — Если его нельзя взять с собой на север, следует кому-нибудь из нас погрузиться в гидростате на максимальную глубину и там отсидеться, пока звезда будет отрывать верхушку океана, а потом всплыть на поверхность. Я опущусь. Кто со мной?
Залкин, Дудин и Савич подняли руки. Шипольский о чем-то задумался, затем спросил капитана:
— А что будет с профессором Тюменевым и его сотрудниками, если они прибудут к острову Гуам и не найдут здесь теплохода? На обратный путь им не хватит ни горючего, ни продовольствия. Население Гуама и других островов давно эвакуировано. Гидростата, даже когда он всплывет, они могут и не заметить и тогда погибнут в океане или же в небе, захваченные звездой.
Капитан Виноградов развел руками.
— Печально, — сказал он, — но что станет с академиком Шипольским и его сотрудниками, если мы задержимся?
— Я прошу подождать хотя бы несколько часов, — сказал Шипольский.
Виноградов отказался. Шипольский настаивал. Сотрудники поддержали его. Виноградов тяжко вздыхал, вытирал пот со лба, но повторял:
— Нет!
— Подводная лодка на горизонте! — крикнул вахтенный.
— Это, наверное, он! — взволнованно сказал Шипольский. — Идемте!
Все поднялись на капитанский мостик. К теплоходу быстро подходил большой подводный корабль. На мостике стоял Тюменев и махал шапкой.
Они стояли друг против друга, два знаменитых ученых: высокий, кряжистый, румяный, с пушистыми усами восьмидесятичетырехлетний океанограф академик Шипольский и седоусый, седобородый старик-астроном Тюменев.
Вокруг них почтительно стояли молодые сотрудники Шипольского.
— Летим на звезду, Анатолий Иосифович? — шутил Тюменев, крепко пожимая руку Шипольскому. — На Бете, по всей вероятности, есть океаны, изучать будете.
— На мой век и земных хватит, Иван Иванович, — улыбаясь, отвечал Шипольский. — В Ленинграде не убедили меня, а здесь и подавно не убедите. Вон что делается! — И он широким жестом показал на горизонт. — Поздновато ваша звезда явилась. Я успел состариться. Куда мне лететь?
— Глупости. Старости нет. Старость! Все это выдумки. Вот именно. Посмотрите на меня.
— Да вы молодой человек по сравнению со мной… — ответил Шипольский.
— Молодой! Вот именно. Ну, как ваши подводные экспедиции?
Шипольский с увлечением начал рассказывать о необычайных находках в глубинах океана, о загадочных глубоководных животных, о раскрытых тайнах, которые океан тысячелетия скрывал от людей. Щеки его еще больше порозовели. Он забыл о своих годах, о подагре и начинающейся глухоте, забыл о том, что находится среди бурного океана и что над головой его сверкает зловещая звезда.
Тюменев слушал его с трудом: от темных океанских глубин мысли старого астронома невольно улетали к темным глубинам неба.
Капитан Виноградов ходил по капитанскому мостику, смотрел на волны, на небо и сердито отдувался. Он не мог дождаться наступления отлива. Только бы скорее усадить в гидростат Тюменева с его спутниками и бежать, бежать на север, спасая жизнь вверенных ему людей и имущество.
А Турцев стоял возле борта и смотрел на океан. На его зеленой поверхности сверкало красноватое пятно, отблеск звезды Абастумани.
Справа от теплохода виднелся мостик подводного корабля, в котором прибыли Тюменев и Архимед. Капитаны подводного корабля и теплохода решили совершить обратный путь совместно, чтобы, если потребуется, оказывать друг другу помощь.
Прямо перед Турцевым ныряла, как поплавок, верхняя надстройка гидростата. На палубе стоял человек небольшого роста, он махал рукой. Архимед присмотрелся и узнал Николая Владимировича Савича — третьего участника полета, молодого океанографа, помощника Шипольского. Турцев улыбнулся и помахал рукой в ответ.
Ему вспомнилась поездка в Ленинград, вечера в большой квартире Шипольского, обсуждение планов использования гидростата для вылета на Бету. Вспомнилось взморье. Хлопотливый Савич с испачканными в машинном масле руками. Знакомство с гидростатом, с его сложными машинами, остроумными приборами…
И вот их жизненные пути сошлись здесь, в океане, чтобы дальше идти вместе… куда? В неведомое…
— Привет, Савич! — кричит Архимед, но шум волн заглушает его голос.
Багровое солнце спускалось за горизонт. Стоял отлив — самый низкий за все время прохождения звезды — перед самым высоким — критическим — приливом.
Острова Марианы, остров Гуам словно выросли, поднялись над водою на небывалую высоту, обнажив свои извечно скрывавшиеся под водою, покрытые раковинами, водорослями и кораллами скалистые «фундаменты». Показались неведомые ранее острова, мокрые, голые, безжизненные, никогда не видевшие света и солнца.
Был редкий час затишья: недвижим воздух, спокоен океан.
Этим затишьем необходимо было воспользоваться, чтобы перебраться в гидростат, погрузить продукты и большой парашют, предназначенный для спуска гидростата на Бету, а также сделанные по особому заказу Тюменева, легкие и не занимающие много места астрономические инструменты.
От теплохода к гидростату и обратно двигалась моторная лодка. Тюменев и Архимед наблюдали за погрузкой. Научные сотрудники Шипольского справлялись с этим делом не хуже заправских матросов и грузчиков.
На шлюпке приплыл Савич. Лицо его было озабоченно, даже мрачно. Но, увидев своих товарищей-океанографов, он принял беззаботный вид
Погрузка подходила к концу. С последним рейсом на моторной лодке прибыл Шипольский. Ему было трудно подняться по отвесному трапу, он простился с отлетающими, стоя в лодке.
— Ну, а вы как? — спросил Тюменев.
— А мы, — ответил Шипольский, — как говорится, на всех парусах немедленно идем на север. Желаю удачи! Прощайте!
Последний груз принят, сотрудники Шипольского спустились по трапу и прыгнули один за другим в моторную лодку. На мостике гидростата остались только Тюменев, Архимед и Савич. Последние прощальные возгласы, приветствия, и лодка уходит к теплоходу.
Гидростат мерно покачивался на спокойных волнах. Но вот гладкая поверхность океана начала подергиваться рябью — ветер крепчал. Наступал прилив.
Три человека, обрекшие себя на добровольное изгнание с Земли, стояли и не отрываясь смотрели на теплоход, на океан, на небо — хотели наглядеться в последний раз.
— У нас еще много времени, — сказал Тюменев, словно в оправдание себя и других. — Постоим, посмотрим, пока скроется за горизонтом теплоход… — Молчание. — Великое дело — привычка. Сейчас самое низкое давление за все время прохождения звезды, а мы чувствуем себя удовлетворительно. Помните, были паникеры, которые предсказывали, что мир задохнется…
Краски заката давно угасли. Быстро темнеет. Теплохода уже не видно. Крепчает ветер, все выше вздымаются волны. Из-за темного горизонта на севере вдруг поднимаются два небольших, но ослепительно ярких солнца. От места их восхода до гидростата проливается золотистая полоса. Звезда напоминает о себе, смотрит на людей своими зловещими глазами — голубым и красным. И трое людей, ослепленные ее светом, словно загипнотизированные, не могут отвести от нее глаз.
Волна, поднявшаяся выше мостика, бросает к ногам людей шипящую пену. Это выводит их из столбняка. Стоять на мостике становится опасно.
— Ну, что же, пора сходить вниз. Распоряжайтесь, товарищ Савич. Прощай, Земля!
Савич открывает люк.
— Осторожнее сходите, — предупреждает Савич, спускается последним и наглухо завинчивает люк. Мимоходом зажигает электричество. Лампочки загораются на всем протяжении трапа, на всех этажах. Верхний этаж забит до отказа ящиками, бидонами, большими металлическими банками — продовольствием.
Отопление еще не работает, в гидростате прохладно после душного воздуха экватора.
С легкостью обезьяны, цепляясь за край трапа, Савич опережает Тюменева и Архимеда, минует жилые каюты с подвешенными у стен койками, помещение для механизмов и проникает в центральный отсек. Пускает генератор, дает полный свет, включает электропечи, аппараты, дающие кислород и очищающие воздух. Гидростат оживает. Слышатся гулы, жужжание, ритмические шумы. Яркие лампы освещают сложные приборы, легкие металлические кресла… Становится тепло и уютно. От стены до стены пять шагов. Тесновато, но удобно. Все под руками.
Тюменев улыбается и от удовольствия потирает руки. Теперь звезда может вырывать у Земли часть океанской воды.
Тюменев проверяет, все ли в порядке — иллюминаторы, перископы, сложная оптика, позволяющая хорошо видеть, что делается за толстыми двойными стеклами гидростата, проверяет «видящие» зоны поверхности на оболочке гидростата — мельчайшие фотоэлементы, покрывающие сплошным поясом наружную стенку гидростата вокруг камеры наблюдения. Сильные прожекторы, вынесенные наружу, хорошо освещают картины подводного мира. Все в порядке. Прекрасно действуют и остроумные приспособления, предохраняющие наружные «фотоглаза» от наседания слизи, ракушек, «водяной пыли» живых и мертвых микроорганизмов.
Тюменев видел, как за стеной беспорядочно метались рыбы. Но старого астронома больше интересовало то, что делается на поверхности.
Через верхний перископ он увидел остров Гуам, хорошо освещенный звездой. Прилив быстро погружал остров в пучину океана. Океан мерно поднимался и опускался, и каждый последующий подъем был выше предыдущего. Шла последняя борьба сил притяжения — звезды и Земли. Вид неба и океана становился страшен. Маленькие красное и голубое солнца на ночном небе, соединяя свои лучи, освещали землю зловещим фиолетовым светом. Океан стонал, кряхтел, вздымаясь все выше и выше, как лошадь, которую резкими ударами поднимают на дыбы. Стихии воды и неба словно обезумели. Волны взбрасывались вверх на невероятную высоту, пробивая тучи. Друг за другом гонялись огромные циклоны. Обрывки туч гонялись за циклонами и друг за другом, соединялись, разрывались, разлетались, поднимались, падали, смешивались с волнами и пеной. Границы неба и земли стирались. Водяные массы вздымались, закручивались жгутом, как солнечные протуберанцы, и неизвестно было, падала ли верхушка этих водяных протуберанцев в океан или же уносилась в безвоздушное пространство.
Тюменев был захвачен этими страшными, но величественными картинами, которые напоминали ему описания первых дней земного шара.
— Изумительно! — ежеминутно восклицал он. — Если вообразить, что это не океан и воздух, а огненная стихия раскаленных газов, то мы получим первую картину того далекого времени, когда возле нашего солнца прошла неведомая звезда и вырвала с его поверхности огненные массы, из которых и образовались потом планеты.
— А вы ощущаете, какая легкость во всех членах? Звезда поднимает нас невидимыми силами, и мы теряем вас. Да, да. Сейчас я мог бы одной рукой поднять тебя, Архимед! — продолжал Тюменев говорить, не отрывая глаза от перископа и размахивая руками.
Когда волна заливала перископ, Тюменев волновался, нетерпеливо ожидая, когда видимость восстановится. Гидростат с наполненными воздухом камерами держался на поверхности бурного океана как поплавок.
— Ну, ну, нажми еще немного! — поощрял Тюменев звезду. — Еще одно усилие — и ты вырвешь из океана маленькую водяную планетку, подобно тому, как твоя сестра некогда вырвала из недр Солнца кусок его огненной материи. Нажми же еще немного, поднатужься.
Савича и Архимеда очень забавляло никогда не испытанное ощущение потери веса собственного тела. Они приподнимали друг друга, сдвигали вещи, подпрыгивали к потолку.
Во время этой возни они и не заметили, как в разноголосое пение аппаратов и машин ворвался новый звук — глухой шум.
— Что такое? Я больше ничего не вижу. В чем дело? Перископ испортился? — с волнением воскликнул Тюменев.
— Товарищ Савич, где включатель подводного прожектора? — спросил Архимед. — Ах, вот он. — Турцев повернул включатель.
Через две секунды стены стали «прозрачными», и путешественники увидели рыб, быстро проносящихся снизу вверх.
— Мы падаем! Опускаемся! — уже с ужасом воскликнул Тюменев. — Почему? Странно. Непонятно. Что произошло?
Савич уже понял и бросился к механизмам, управляющим наполнением и откачкой воды в балластных цистернах. Если гидростат начал погружаться, значит, балластные цистерны наполнились водой. Но каким образом? Быть может, за время возни он сам или Архимед задели ручку, а быть может, и звезда своим притяжением расстроила работу механизмов. Выяснять времени не было. Савич спешил освободить цистерны от воды, после чего гидростат должен был всплыть.
Потекли томительные секунды, которые решали судьбу экспедиции. С каждым метром погружения уменьшалась надежда на полет. Волнение Тюменева достигло высшей степени. Он тяжело дышал, побледневшее лицо покрылось потом. Если бы его тело не потеряло значительную часть своего веса, он не устоял бы на ногах. С широко раскрытыми глазами и тоской смотрел он на рыб, поднимающихся вверх, словно они уже летели на Звезду, в то время как он оставался пленником Земли.
Наконец лицо его оживилось, и уже с радостным волнением он воскликнул:
— Ага, смотрите. Рыбы начали медленнее подниматься вверх, значит, наше опускание замедлилось. Балластные цистерны освобождаются от воды… А вот рыбы начали уже опускаться. Мы поднимаемся. Поднимаемся. Архимед! Великолепно. Интересно знать, оторвались ли мы от Земли или нет. Нам надо всплыть на поверхность, тогда мы уж наверно улетим в небо. А быть может, мы уже летим?
— Летим, дядюшка. Смотрите! — Архимед показал на «прозрачную» стену. Видны были звезды, глубоко внизу лежал океан.
— Летим! И как незаметно. Красота. Вот именно! — восторженно воскликнул Тюменев.
— Летим! — сказал Турцев так просто, словно они находились в дачном поезде.
— Летим! — со вздохом отозвался Савич. Ему взгрустнулось. Он уже раскаивался в том, что пустился в это рискованное путешествие.