Белые отходили из села с боем. Их пулеметы, установленные на колокольне церкви и в каменном подвале купеческого дома, не давали красным войти в село до тех пор, пока артиллеристы прямой наводкой не подавили обе эти вражеские огневые точки. Отряд красных конников ворвался в село. Было уже сумрачно. Пахло гарью. На базарной площади, неподалеку от церкви, горели дома. Несколько человек пытались их тушить. На окраине еще слышались выстрелы.
Командир отряда остановил коня и приказал ординарцу вызвать командира второго эскадрона Пашкова. Тот прискакал на площадь и доложил:
— По вашему приказанию прибыл!
— Выводи эскадрон из боя, — распорядился командир.
— Понял. И куда его? — спросил Пашков.
— Осмотри хорошенько село. Проверь каждый дом, каждый сарай — не затаился ли где какой враг. Соберите оружие, что побросал противник…
— Понял!
— Потом получишь дополнительную задачу, — сказал командир отряда.
— И это понял, — ответил Пашков и вдруг привстал на стременах. — Начальство какое-то пожаловало.
Командир отряда развернулся в седле.
— Верно. И товарищ Киров там, — сказал он, разглядев в группе командиров коренастую фигуру члена Реввоенсовета 11-й армии Сергея Мироновича Кирова. — Выполняй, Пашков, приказание.
Пашков пришпорил коня и почти с места галопом помчался за своим эскадроном. А командир отряда поспешил туда, где остановилось прибывшее из армии начальство. Он слез со своего коня в сторонке, кинул поводья на ходу ординарцу, подошел к члену Реввоенсовета и представился по всей форме. Киров сразу же перешел к делу.
— Потери большие? — спросил он.
— До полсотни убитых и раненых, — доложил командир отряда. — Огонь белые вели сильный, товарищ член Реввоенсовета.
— Понимаю, что трудно было, — кивнул Киров. — И дальше будет трудно. Белые без боя не отдадут нам ни одного дома, ни вершка земли, ни пуда хлеба. Но Кавказ и Закавказье должны быть советскими. И они будут советскими. И мы будем не только воевать, но везде, где только можно, будем помогать людям налаживать новую мирную жизнь. Надо сейчас же организовать тушение пожаров.
— Сейчас сюда вернется второй эскадрон. Пожары потушим, товарищ член Реввоенсовета, — заверил Кирова командир отряда.
— Это еще не все. Пошлите людей по домам. Если среди населения имеются раненые, немедленно организуйте медицинскую помощь, — продолжал Киров.
— Для своих бойцов медикаментов не хватает, — хмуро заметил кто-то из прибывших товарищей.
— Знаю, — быстро ответил Киров. — И все-таки будем делиться с населением всем, что у нас есть. Каждый выздоровевший раненый завтра станет таким же активным защитником революции, как мы с вами.
Киров говорил негромко, но четко и твердо. Он не просто приказывал. Он разъяснял и одновременно убеждал.
— Это не все. Особое внимание надо обратить на сирот.
— А с ними что делать? — спросил кто-то.
— Прежде всего, их надо выявить. Дети — наше будущее. И если мы не позаботимся о них сегодня, у нас не будет нашего революционного завтра. Сирот надо не только выявлять, но и подбирать.
— А куда девать? Возить в обозе? А чем кормить? — послышалось сразу несколько вопросов.
— Отправляйте в детские дома в освобожденные Красной Армией города. Отправляйте, в конце концов, в Россию.
На площади появились бойцы второго эскадрона во главе с Пашковым. Командир отряда без труда узнал, даже в сумерках, его могучие плечи, белую кубанку с широкой красной лентой и кожаную куртку. Попросив у Кирова разрешения, он сел на коня, поскакал навстречу Пашкову и передал ему все распоряжения члена Реввоенсовета.
Пашков, как обычно, слушал молча. Но когда разговор зашел о сиротах, на лице его выразилось полное недоумение.
— Что же, моим хлопцам нянькаться с ними?
— Поступать так, как того требует товарищ Киров. А значит, и наша партия, — пояснил командир отряда.
— А воевать кто будет… — хотел было уточнить Пашков, и вдруг его черные глаза широко раскрылись и замерли. А сам он весь подался в седле вперед и громко крикнул: — Глянь-ка, командир! А ну, хлопцы, тащите его.
Командир отряда невольно обернулся и увидел, как над срубом стоявшего неподалеку колодца появилась чья-то рука и уцепилась за сруб. К колодцу сейчас же подбежали бойцы и вытащили из него парнишку. С парнишки ручьями текла вода, он не стоял на ногах.
— Может, качнуть его? — предложил, подъезжая, Пашков.
— Живой он.
— Только нахлебался здорово, — объяснили бойцы.
Пашков и командир отряда спешились и подошли к парнишке. Он уже сидел на земле, поминутно вздрагивая всем телом. Бойцы помогали ему раздеться. Кто-то протягивал полотенце, кто-то набросил на его плечи шинель.
— Звать-то тебя как? — спросил Пашков.
— Ашот, — ответил парнишка.
— Как же тебя в колодец занесло?
— Казаки сбросили.
— Казаки? У, зверье! — загудели бойцы.
— Разотрите его хорошенько полотенцем, — приказал командир отряда. — И хорошо бы чаем горячим напоить.
Пашков послал в соседние дома своих людей. И пока они искали у хозяев чай, бойцы насухо обтерли Ашота, надели на него шинель, а его собственную одежду выжали и отнесли в дом сушить. Пришел санитар, перевязал Ашоту ногу и голову: парень сильно ударился о бадью в колодце. К счастью, эта бадья и спасла ему жизнь. Не ухватись он за нос, захлебнулся бы в холодной, как лед, воде.
— За что же они тебя бросили-то? — расспрашивали бойцы.
— Хлеба попросил, — ответил Ашот.
— И за это сбросили? Вот гады!
— Они думали, что меня подослали партизаны, — сказал Ашот.
— Дом-то твой где?
— В горах был. — Ашот махнул в сторону каменных утесов.
— Почему был?
— Теперь нет.
— А где батька с матерью?
— Умерли.
— С кем же ты живешь?
— Один живу. Пастухом был у лавочника. А он убежал. И я чуть с голоду не умер. А казаки хаш варили. Я хотел стороной пройти. Не утерпел. Подошел. А они меня схватили. Сначала били. Потом бросили.
— Ничего, хлопец. Теперь тебя никто не обидит. А обидит — во! — сказал Пашков и показал кулак величиной с лошадиную голову. — Так как выходит, что ты наш первый крестник.
Бойцы дружно засмеялись. Ашот тоже попытался улыбнуться. Но не смог. Видно, просто разучился улыбаться. Командир отряда понял это. Он подошел к Ашоту, положил руку на плечо.
— А ты молодец. Надо же, сам из колодца выбрался. Значит, не так просто тебя скрутить.
— Я тоже кумекаю, добрый из него со временем боец выйдет, — поддержал командира Пашков.
— А пока обсушите парня хорошенько и отправьте в обоз. Пусть денек-другой с ранеными побудет. Подкормится малость, синяки залечит. Потом посмотрим, куда его пристроить, — распорядился командир отряда. — А ты, Пашков, приступай выполнять задачу. И еще тебе приказ: обоз с ранеными возьмешь под свою охрану.
Пашков хотел возразить. Но, увидев непреклонный взгляд командира, лишь досадливо кашлянул в кулак и сказал:
— Все понял!