За селом навстречу Жене и Ашоту протарахтела арба, прогнали овец, везли сено, шли женщины с большими кувшинами на плечах. Все это были мирные люди, занятые своими заботами и делами. И наверняка никто из них не желал зла ни Ашоту, ни Жене. Но они видели ребят, с любопытством их разглядывали, особенно по-городскому одетую Женю, так неумело сидевшую на спине ишака. Это очень не нравилось Ашоту. Женя явно не думала ни о какой опасности. И наверное, даже о бандитах забыла. Но он-то прекрасно понимал, что казаки не станут сидеть сложа руки, что они или уже начали их искать, или вот-вот рванут за ними в погоню. При этом они будут спрашивать всех встречных и поперечных, не попадались ли им в пути двое, лет по двенадцати, один оборванный, другая в модном городском платье и сапожках. И тогда любая из этих только что встреченных ими на дороге крестьянок, со страху не задумываясь, даст казакам все интересующие их сведения.
Ашот был бы рад свернуть с дороги снова в горы. Но, как назло, им не попадалось ни одной тропы. Он присматривался к окрестностям, ничего не находил и беспрестанно подгонял ишака. На душе у него было тревожно.
Женя молчала. Казалось, она всецело была поглощена своими мыслями. И вдруг Ашот услышал, как она всхлипнула. Он посмотрел на нее и увидел на ее щеках слезы.
— Чего ревешь? — сурово спросил Ашот.
— Есть хочу. — Женя размазала по лицу слезы.
— А я, думаешь, не хочу? — Ашот смягчился и подумал, что, пожалуй, все же зря не вытребовал у лавочника колбасы и хлеба.
— Я сутки в рот не брала ни крошки, — всхлипывала Женя.
— Я тоже, — сказал Ашот. Но воспоминания об этих сутках, за которые так много всего произошло, вернули его к мысли о том, ради чего он почти бежал сейчас по этой пыльной дороге, немилосердно нахлестывая ишака. В нем словно вдруг что-то оборвалось. И он продолжал уже совсем иным тоном: — Ну и что из этого? Мы с тобой здоровые! Катаемся, понимаешь, на свежем воздухе. А там люди гибнут. Раненые без воды мучаются!
Теперь пришла очередь недоумевать Жене.
— Какие раненые? О чем ты говоришь? — она уставилась на Ашота.
Он понял, что сгоряча выпалил лишнее. Но у него тоже силы были на исходе.
— А… — неопределенно махнул он рукой вместо объяснения.
— Не хочешь говорить, тогда накорми меня, — капризно сказала Женя.
— Чем? — пожелал узнать Ашот.
— Мне совсем чуть-чуть надо, — взмолилась Женя. — Совсем маленький кусочек хлеба.
— Где я его возьму?
— Попроси у кого-нибудь. Вон впереди деревня! — указала она рукой.
Женя сидела на ишаке, и ей было видно, что там впереди. Ашот же шел сзади и ничего не видел. Но сейчас он привстал на цыпочки и тоже увидел в низине серые крыши домов. «Может, на самом деле достать чего-нибудь съестного? Идти еще далеко. Может, и в горах прятаться придется. Тогда голодным крышка. Оба ноги протянем», — подумал Ашот и сказал:
— Хорошо. Я достану еды. Но только дальше ты пойдешь пешком.
— Пожалуйста! — даже обрадовалась Женя. — Думаешь, такое большое удовольствие сидеть на твоем осле?
— И еще! — оставил ее без ответа Ашот. — Будешь мне помогать.
— В чем? Что надо делать? — сразу оживилась Женя.
— Делать — ничего. Молчать надо, — потребовал Ашот.
— Что значит «молчать»? — не поняла Женя.
— Совсем молчать. Будто совсем говорить не умеешь. Будто ты немая!
Женя задумалась.
— А обманывать нехорошо, — вдруг сказала она.
— Знаю, — согласился Ашот.
— А зачем тогда учишь?
— Не обманывать учу. Молчать учу. Это разные вещи.
— А почему я должна молчать? — Женя хотела знать истину.
— Потому, — Ашот подыскивал слова, — что хотя ты и стоишь миллион, все равно обязательно что-нибудь не то скажешь.
— Значит, ты мне не доверяешь, — сделала вывод Женя.
— Доверяю. Но не совсем, — уточнил Ашот.
Так с разговорами они зашли в деревню. Ашот сразу выбрал дом побогаче и погнал к нему ишака. Возле дома он остановился и постучал в окно. Окно открылось. На улицу выглянул сморщенный старик с большим носом и маленькими подслеповатыми глазками. Посмотрев на Ашота и, очевидно, решив, что тот просит милостыню, он сердито спросил:
— Зачем беспокоишь?
— Купи ишака, добрый человек, — без дальних разговоров предложил Ашот.
— Кто продает? Ты? — не поверил старик.
— Откуда у меня может быть ишак, добрый человек? Она продает, — кивнул Ашот в сторону Жени. — Мое дело — погонщик.
— Она? — оценивающе взглянул на Женю старик. Но, очевидно, городская одежда Жени внушила ему доверие, и он продолжил разговор: — Сколько же она за него хочет?
Ашот назвал цену. Подслеповатые глаза старика раскрылись и стали круглыми, как у орла. Ашот испугался, что старик рассердится, и быстро добавил:
— Не дороже, чем все просят, добрый человек. А ишак что надо. Хорошему коню не уступит.
Старик не дослушал. Он с шумом захлопнул окно и скрылся за занавеской. Ашот не ожидал такого оборота и невольно обернулся и посмотрел на Женю. Та молчала. Но глаза ее лучились откровенной усмешкой. Это совсем обескуражило Ашота, тем более что не он, а она только что плакала и просила его раздобыть хоть кусочек хлеба. Ашот уже собрался было задать ей вопрос, что, собственно, так развеселило ее, как дверь дома распахнулась, и на крыльце появился тот же старик, но уже в большой мохнатой шапке. И уже не орлиные глаза, а горящие угли светились у него из-под нависших бровей. Старик проворно спустился по лестнице и дважды обошел ишака, насквозь прожигая его пристальным взглядом. Потом он спросил Женю:
— Ваша скотина?
Женя отрицательно покачала головой. Ашот остался этим доволен. Но у старика глаза засверкали еще сильней.
— А чья же? — сразу насторожился он.
— Дедушкина, — совершенно четко вдруг ответила Женя.
— А где дедушка? — сотворил что-то наподобие улыбки старик.
— Болен, — также категорично ответила Женя.
— Чем болен? Тифом? — сразу отпрянул старик.
— Сердце у него болит, — успокоила его Женя.
Старик снова заулыбался.
— А, это хороший болезнь, очень хороший, — забормотал он. — И ишак тоже хороший. Я его покупаю. Только зачем вам, мои дорогие внучки, деньги? Что они сейчас стоят? Одно название. И те, того и гляди, жулики украдут. Послушайте меня — старого человека. Я дам вам козу.
— Козу? — так и поперхнулся Ашот.
— Самую хорошую, — заверил его старик. — И еще столько хлеба и сыра, сколько вы унесете.
— Да зачем нам коза? — завопил Ашот.
Старик изобразил на своем морщинистом лице крайнее удивление.
— Как зачем? — развел он руками. — Коза это шерсть. Это шкура. Это мясо. Это такое молоко, от которого самое больное сердце поправится. Пусть меня накажет господь бог, если я вру!
Сказав это, он набожно перекрестился и дважды громко хлопнул в ладоши. Все остальное завершилось в считанные минуты. Старик быстро загнал ишака во двор, крикнул какой-то женщине, чтобы она поскорее приготовила лаваш и чанах, а сам скрылся в сарае. Через минуту он уже выгнал оттуда во двор козу. Коза была белоснежная и очень красивая. У нее были небольшие рожки, черная звездочка на лбу, огромные темные глаза, а на шее красивый пунцовый бант. Коза сказала «Бе-е-е-е» и грациозно помотала головой.
— Точно как у Эсмеральды! — воскликнула Женя и захлопала от восторга в ладоши.
— Даже лучше, хотя я, честное слово, не знаю, где живет этот ваш Эсмеральд, — сказал старик и протянул Жене веревку, за которую была привязана коза.
В это время во дворе появилась женщина, по самые глаза закутанная черным платком. Она вынесла ароматно пахнущий хлеб и сыр. Вид и запах съестного так подействовал на голодных ребят, что они, сразу забыв обо всем на свете, схватили у женщины и то и другое и, не взглянув больше ни на старика, ни на женщину, поспешили вместе с козой со двора. А старик, в свою очередь, поспешил скорее закрыть за ними ворота.
На улице Женя тянула козу за веревку, а Ашот покрикивал на нее сзади. Коза послушно бежала вперед. Однако возле крайних домов ее бег заметно стал медленнее. А за околицей она и вовсе пошла шагом.
— Слушай! Мы так и до вечера не дойдем! — взмолился Ашот и свернул с дороги на тропу, ведущую в гору.
Коза прошла от поворота шагов десять и пошла еще медленнее.
— Я вот тебе сейчас задам! — грозно прикрикнул на козу Ашот и, перехватив у Жени из рук веревку, потянул сильнее. Красивая коза на сей раз сказала «М-е-е-е-е» и замотала головой. Ашот уперся. Веревка лопнула. Ашот бросил веревку и схватил хворостину.