— Нет, без подводного жилища нам никак невозможно, — говорил Ванюшка. — Тут буря за бурей, океан рычит, к нему не подступишься, назад тебя выбрасывает, как мусор какой. А живи мы на дне океана, нам бури были бы нипочём. Ходили бы мы с вами, Семён Алексеевич, по дну моря-окияна да планы снимали. Ты изобретатель, Гузик, и должен ты нам такой подводный дом изобрести, чтобы его ни смерч не сдул, ни кит не раздавил. Можешь?
— Что? Где? Кого кит раздавил? — спрашивал Тузик, слетая с заоблачных высот. — Подводный дом? Ну да, я же об этом давно думаю. Всё высчитано, взвешено, обдумано. — И он начал развивать свой план.
Подводные дома должны быть выстроены из железа и так крепко соединены с почвой, чтобы никакие тайфуны не разрушили их. Пресную воду можно провести по трубам с берега или же опреснять морскую воду. Наконец можно заложить буровые скважины в морском дне и поискать пресной воды. Нет ничего невероятного в том, что под морским дном окажется река или озеро пресной воды. Воздух, как и воду, можно получать по трубам с поверхности, чтобы не тратить запасы аккумуляторного электричества на добывание кислорода из морской воды. Отеплять же удобнее всего электричеством. Можно, конечно, тепло пара или горячей воды подавать с берега по трубам, хорошо изолированным, но это сложнее. Электрическое отопление, электрическая кухня, электрическое освещение. Для того, чтобы зимою не было холодно, можно железные стены обмазать изнутри особым составом с пробковыми опилками, как это делается на арктических кораблях, чтобы не было внутреннего «потения» стенок.
— А почему бы не железные колпаки изнутри деревом — благо это очень дешёвый материал? — предложил Волков. — Дерево, вдобавок, будет хорошо изолировать от холода окружающей воды…
— …которая всё же почти весь год имеет температуру выше нуля, — подхватил Гузик. — Можно и деревянные, — согласился он. — Но прежде всего надо железо для колпаков, много железа.
— А его достать труднее всего, — заметил Ванюшка. — Наши доменные печи всегда голодны, как акулы. Сколько их ни корми железом, всё мало. У них отнимать нельзя. Надо бы как-нибудь самим разыскать.
— Разыскать железные рудники и потом добывать руду? — спросил Волков. — Долгая песня.
— Зачем рудники?
— Однако, — вставил Конобеев, раскуривая трубку, — на дне моря сколько этого самого железа лежит! Ты щи пудов!
— Откуда? — спросил Ванюшка.
— То-то, откуда. Мал ты, молод. Наклали его туда, на дно, когда тебя ещё на свете не было. В девятьсот четвёртом-пятом году, вот когда. Когда с японцами воевали, и они нам наклали. То-то. Вместе с косточками вице-адмирала Макарова железо лежит. Я служил тогда во Владивостокской эскадре, которой командовал Эссен. Чего только не насмотрелся, чего не наслышался! Хорошего мало. Сколько кораблей, сколько людей погибло! На одном «Петропавловске» семьсот человек, в Цусимское сражение семь тысяч: «Варяг», «Кореец», «Енисей», «Боярин», «Стерегущий», «Страшный», «Петропавловск»… У Цусимы целые две эскадры ко дну пошло. Пересчитать невозможно. Порт-артурский флот перед сдачей крепости почти весь уничтожен. Железа-то, железа сколько!
— Да, но и Цусима и Порт-Артур не близко. Притом в Порт-Артуре многие затонувшие суда уже давно подняты японцами.
— Многие, да не все. Есть, однако, и поближе Цусимы. Владивостокская эскадра была слабенькая и больше охотилась за торговыми японскими судами. Только один раз вступила в морское сражение у Ген… Гензана — городок такой есть в Корее, и там даже потопила японский транспорт «Киншию-Мару». А несколько торговых небольших судов были потоплены не очень далеко отсюда. Я бы, пожалуй, и место нашёл.
— А что же, это мысль, — сказал Гузик. — Почему нам не поискать этих затонувших судов?
— Не легко их будет поднять, — заметил Волков.
— Мы и не станем поднимать их. Я сумею разрезать железный корпус под водой, и мы перетащим его по частям. Только бы нам найти!
Решили, не откладывая, взяться за поиски «дефицитного товара» — железа затонувших судов. Дело это было не из лёгких. Конобеев мог указать местонахождение потонувших судов лишь очень приблизительно. Пользуясь периодом затишья, друзья вчетвером выплыли на катере. Конобеев по каким-то признакам узнал «дорогу» и указал место. Спустили лаг, который показал двести метров. На такой глубине можно было работать только в жёстком аппарате. Ванюшка, который никому не хотел уступать возможность первому опуститься на такую глубину, надел с помощью других тяжёлый водолазный наряд и бросился в глубину. Там он зажёг фонарь в тысячу свечей и начал бродить по дну. Здесь росли неизвестные Ванюшке водоросли, стебли которых были длиннее высочайших надземных деревьев. Жажда света вытянула эти верёвки-стебли, прикреплённые к глубокой почве среди вечного полумрака. Стебли поддерживали специальные воздушные мешки на листьях. В одном месте Ванюшка попал в густую заросль этих подводных лиан и едва выбрался из них. Их трудно было перервать, а оплетали они тело, как верёвки. «Надо будет брать с собой нож», — решил Ванюшка. И с той поры все опускающиеся на дно океана брали с собою длинный кортик.
Морское дно было пустынно. Оно не пестрело мелкими весёлыми рыбками, как на поверхности. Иногда проплывали неведомые угрюмые тени, привлечённые светом фонаря, — большие неповоротливые рыбы. Однажды свет фонаря, упавший на каменистую почву, осветил человеческие кости: два полуразвалившихся скелета. В рёбрах одного из них поселился большой краб, который при свею фонаря беспокойно заёрзал. Продолжая поиски, Ванюшка набрёл на затонувшую рыбачью шхуну, деревянное двухмачтовое судно Ванюшка хотел проникнуть в каюты, но его водолазный аппарат был слишком громоздок и не прошёл бы в люк.
Ванюшка осветил нос корабля и прочёл на нём название, написанное по-английски «Gay». Вот где на шёл свой конец «Весёлый». От такелажа и парусов не осталось и следа. Корпус судна и даже уцелевшие мачты были покрыты ракушками. Руль отломан, якорная цепь разорвана, якорь отсутствовал. Ни одной шлюпки на палубе. Возможно, что люди оставили тонувшее судно и спаслись на шлюпках. Ванюшка бродил по дну в продолжение нескольких часов, но без успеха. Проголодавшийся и уставший, он надул пневматический мешок кислородом и поднялся на поверхность, как на воздушном шаре.
— Не нашёл! — сказал он, когда с него сняли аппарат.
— Однако я маленько ошибся, — заметил Конобеев. — Надо больше на полдень взять курс.
Волков, Ванюшка и Гузик по нескольку раз в день опускались на дно океана. И только через несколько дней Гузику посчастливилось, наконец, напасть на то, что он искал. На неглубоком месте, — на «банке», как называют моряки морские мели, — недалеко друг от друга лежали два больших коммерческих парохода. Один из них лежал боком, другой — вверх дном. У первого была пробоина в борту, у второго не хватало носовой части, — очевидно, он наткнулся на плавучую мину. Железа тут было более чем достаточно. Гузик уселся на песок и начал обдумывать план автогенной резки металлического судна под водой.
Когда у Гузика начинала работать творческая мысль, он забывал, где он и что с ним. Учёный-изобретатель просидел неподвижно на дне океана более грех часов. Наверху, на палубе катера, начали уже беспокоиться, так как перед погружением они условились, что Гузик пробудет под водой не более часа. И Гузик очень удивился, когда увидел Ванюшку, шедшего к нему по дну в «летнем» водолазном костюме, то есть в трусиках и в полумаске.
— Ты чего тут застрял? — спросил Ванюшка через слуховую трубку.
— Думал, — отвечал Гузик. — И уже придумал. Есть! Плывём на поверхность.
Гузик придумал и осуществил очень остроумный аппарат для подводной автогенной резки металла. Железный корпус парохода резался легко и быстро, как бумага. Отдельные куски поднимались при помощи кранов на поверхность и нагружались на шхуну. Работали попарно, чаще всего Гузик и Ванюшка. В полдень, когда солнце стояло над головой, в воде было настолько светло, что можно было работать без фонарей. На дне около пароходов виднелись человеческие кости, полузанесённые песком и илом. По мере того, как отнимался кусок за куском металлического корпуса, открывалась внутренность затонувшего парохода, — каюты, наполненные человеческими скелетами, трюм, где в полусгнивших ящиках оказался целый склад оружия, котельное отделение…
Железных корпусов двух коммерческих пароходов было вполне достаточно для изготовления колпаков, которые покрыли собою пять первых деревянных избушек подводного поселения. Восторжествовала идея Волкова — обшить железные колпаки изнутри деревом.
Постройка подводных жилищ не представляла особого труда. На дно был уложен бетонный фундамент, деревянные дома доставлялись в сложенном готовом виде на плотах к месту постройки, талями погружались в воду и брались на причал при помощи якорей. Затем над ними возводили железные купола, откачивали воду, внутренность куполов высушивали при помощи электрических плит и снабжали дома необходимым оборудованием. Производство всех этих работ значительно облегчалось тем, что в распоряжении строителей были почти идеальные водолазные костюмы, которые не стесняли свободу движений и не зависели от базы.
Ванюшка, опустившись впервые в подводное жилище, был в восторге. Он ходил из «квартиры в квартиру» и повторял «Вот это фтука, фут возьми!» И заявил, что больше не поднимется на поверхность и отныне превращается в водяного жителя.
Макару Ивановичу Конобееву также очень понравился их новый «хутор». В подводной долине меж гор всегда было тихо, — ни ветров, ни бурь, ни дождей, ни метелей. Тихо колыхались водоросли, весело суетились рыбы, важно восседали на дне большие крабы. Нравились Конобееву и «хоромы», — ему ещё не приходилось жить в таких светлых, чистых и тёплых комнатах. Но не этот уют и удобства тянули его, а сам океан — неведомый, необъятный, полный своеобразной красоты.
— Однако тут не хуже тайги! — говорил Макар Иванович. На его языке это был лучший комплимент.
— Вот и будем жить в подводной тайге, — отвечал Волков.
Жить под водой было удобно и нужно для дела. Теперь никакие бури, никакие тайфуны не могли помешать выйти из дому и отправиться бродить по подводным полям. Работы было много. Волков решил устроить совхоз по всем правилам. Нужно было измерить подводные поля, нанести план, чтобы правильно вести хозяйство: знать, сколько заготовить пучков, сколько нанять рабочих, какой ожидать урожай. Волков, Ванюшка, Конобеев и Гузик решили немедленно переселиться под воду. Все они, кроме Конобеева, были людьми свободными, холостыми; один Макар Иванович был женат. Больших затруднений старик не предвидел: ведь пропадал же он целыми месяцами на охоте. Марфа Захаровна привыкла к одиночеству.
Так думал он и однажды вечером, сидя в своей фанзе за самоваром, сказал ей:
— Однако завтра я переселяюсь на дно, в подводное жилище. — Марфа Захаровна посмотрела на него с недоумением. Её красное лицо стало ещё краснее.
— Как это переселяешься? — спросила она: — Куда это на дно? Ты в своём уме?
— Ум не шапка, чужой не наденешь. Правду говорю. На дне моря-окияна жить буду. Слыхала, небось, дом строили? Ну вот, и выстроили. Очень хорошо.
— А я?
— А ты тоже пойдёшь со мной.
— С тобой? Под воду? Я не русалка. Сама не пойду и тебя не пущу!
— Не хочешь, неволить не буду. Такое дело. А меня остановить не имеешь права. Я сам себе волен.
Марфа Захаровна в слёзы. И лицо её стало совсем как спелая клюква. Макар Иванович немного растерялся. Он не мог понять, что так взволновало его старуху. Едва ли боязнь за него. В тайге было не меньше опасностей, чем в воде. Притом опасность, риск были слишком обычными спутниками его близкой к природе жизни почти первобытного человека. К опасностям охоты на дикого зверя Марфа Захаровна относилась так же спокойно, как жена человека каменного века. Голод страшнее зверя. Слабого, голодного человека одолеет и малый зверёк. Чтобы быть сильным, надо убивать крупных зверей; чтобы жить, — надо рисковать жизнью. Эта философия крепко сидела в старухе и помогала спокойно относиться к тому, что её муж в одиночку выходил на медведя. В чём же теперь дело? Ведь Макар Иванович обещал видеться с Марфой Захаровной даже чаще, чем раньше; он будет жить под боком.
Марфа Захаровна, всхлипывая и беспрестанно сморкаясь в платочек, объяснила ему свой взгляд на вещи. Макар Иванович мог уходить на охоту, оставляя жену в китайской фанзе, купленной за медвежью шкуру, — этого требовала суровая жизнь. Но он возвращался к ней в дом, у них был этот самый общий дом, семейный очаг. А теперь Макар Иванович собирался перебраться на жительство в другой дом, обзавестись каким-то своим углом. Это было равносильно измене, было похоже на то, что старик бросал Марфу Захаровну. Всё это она изложила в таких туманных выражениях, что Макар Иванович ничего не понял, кроме того, что старуха недовольна его намерением уйти под воду.
— Однако пойдём вместе, — предложил он ей. Но тут она понесла такую околесицу, что Макар Иванович даже поперхнулся чаем. Марфа Захаровна решительно заявила, что жить под водой крещёному человеку грех, потому что вода создана господом богом для рыб, а не для человека. И что такого человека после смерти «земля не примет и вода изрыгнёт» И откуда только набралась такой премудрости! На верное, начётчик научил.
Макар Иванович, как всегда, поднялся из-за стола только после того, как весь самовар был выпит.
— Однако ты некрещёную рыбу ешь! — выдвинул он неожиданный аргумент, который так поразил старуху, что она замолчала. На этом разговор закончился. А утром на другой день Конобеев, надевая водолазный костюм, сказал:
— Прощай, старуха. Когда захочешь меня видеть, подойди к берегу, опусти руки в воду и постучи камушком о камушек. В воде хорошо слышно. Я стук твой услышу и вылезу.
Марфа Захаровна посмотрела на своего мужа с испугом. Он превращался в её глазах в водяного. Он уже знал, что делается у них там, под водой, как слышно, как видно… И этот страшный большой чёрный нос, эти глаза-очки!..
— Когда же ты придёшь? — спросила старуха, присмирев, дрогнувшим голосом.
— Как справлюсь, — неопределённо ответил он и зашагал к берегу. Старуха поплелась вперевалку за ним, а впереди бежал Хунгуз и тревожно лаял.
— Чувствует животная!.. — промолвила Марфа Захаровна, вздыхая.
— Ну, прощай, — ещё раз сказал Конобеев. Марфа Захаровна посмотрела на каучуковый нос, ровный и гладкий, без единого волосика, к виду которых на мясистом носу мужа она так привыкла, и тяжко вздохнула.
— Прощай. Бог тебе судья.
Но Конобеев не слыхал последнего напутствия жены. Он смело вошёл в воду и зашагал, погружаясь всё более. Волны шипели песком вокруг него, как бы сердясь, что человек идёт туда, куда ему нет доступа. Марфе Захаровне этот «змеиный шип» казался дурным предзнаменованием. Хунгуз, видя «утопающею» хозяина, завыл, заскакал на берегу, бросился в воду… Конобеев отогнал собаку рукой и погрузился в волны с головой.
Плакала старуха, выла собака.