Лиза Калитина -- Е.А. Полевицкая (И.С. Тургенев "Дворянское гнездо")
В последнее время поразительных результатов достигает искусство реставрации старых картин.
Попадает в руки реставратора -- художника почерневшее от времени, запыленное, и испорченное позднейшими подмалевками полотно; и вот, -- исчезает пыль веков, сходит бездарная подмалевка, очищается слой за слоем, пока перед восхищенными зрителем не воскресает шедевр искусства во всей своей свежести и чистоте.
Так драматический артист, силою своего творчества, воскрешает пред нами не только внешний образ, но и духовный мир прошлых поколений.
Воссоздать стиль, эпоху не представляет большого труда, но чтобы воссоздать "аромат эпохи", передать душу когда-то живших, для этого надо быть одетым в их костюмы, повторять сказанные ими когда-то слова и воспроизводить их тексты. Для этого нужно творческой интуицией проникнуть в самую глубь их переживания и только таким путем, исходя "из центра к периферии" воссоздавать цельный образ.
Лиза Калитина -- Е.А. Полевицкая (И.С. Тургенев "Дворянское гнездо")
Так был, напр[имер], вызван к жизни образ тургеневской Лизы г-жею Полевицкою.
Об исполнении ею этой роли уже давался отчет и потому я остановлюсь лишь на одной маленькой детали, которая может нам приоткрыть завесу в тайники артистического творчества.
Лемм подарил Лизе новый романс, и она садится за клавесины и играет. Посмотрите на ее лицо. Оно все светится бессознательной радостью чистого существа. Лиза хочет доставить удовольствие Лемму, играет с оживлением, верит, что романс должен быть хорош.
Но романс не удачен.
И меркнет ее светлый взгляд. Ей больно за Лемма, как за себя, в ее глазах неуверенность, смущенность, она наклоняет голову...
Bо время игры романса, Лиза не сказала ни одного слова, но ее душа так красноречиво отразилась в этих переходах выражения лица, как не сказать многими, многими словами.
Чтобы "сделать" эту деталь, нужно почувствовать себя Лизой, нужно жить ее жизнью не только когда говоришь ее слова, но и в паузах, нужно угадать, что могла думать Лиза в данный момент.
Bсe это, повторяю, можно постигнуть лишь идя "от центра к периферии", от души к внешним проявлениям, идя "узкими вратами" истинного творчества.
Только "волею Божию артисты" идут этим путем.
Как это ни печально, но актерская масса идет "широкими вратами" "oт периферии к центру", от внешних приемов в душе. Для таких актеров жизнь преломляется сквозь "актерствование", сквозь арсенал того, театрального "воспроизведения жизни", которое имеет такую специфическую окраску. Переняв все эти штампы, артист подходит к роли как портной готового платья к своему заказчику: какой "костюм" будет по плечу, -- какие "штампы" нужны для данной роли. С опытом арсенал поз, интонаций и т. п. "на все случаи жизни" растет, и "делать" новые роли становится также легко, как набивать машинкой папиросы.
Это сокращает труд "быстротечной жизни", но имеет один маленький недостаток: все роли начинают походить друг на друга, как одна гильза на другую, каким бы "табаком" ее не начиняли.
Г-н Ангаров не может быть отнесен к числу таких актеров, но некоторой "периферичностью" страдает и его исполнение. Внешний облик у него всегда очерчен уверенной рукой опытного артиста, но его игра не говорит больше слов, а за словами не чувствуется сложности психической жизни, не вмещающейся в слова.
"Смоленский вестник". -- Смоленск. -- 1913. -- No 151. -- (11.7). -- С. 2