Иосиф Ганка занимался уборкой лаборатории рано утром, когда все аппараты были выключены.
Лаборатория занимала весь верхний этаж круглой башни и представляла собой огромную круглую комнату с высоким потолком. В глубине лаборатории, против окна, помещался импульсный генератор на несколько миллионов вольт. Как ни высок был потолок, пришлось в нем сделать отверстие для медной трубки, спиралью поднимавшейся высоко вверх. Огромные медные шары, больше метра в диаметре, служили разрядниками. У стены, на одинаковом расстоянии от окна и генератора, находился пульт управления; высокий помост с перилами, на который вела легкая винтовая лестница. Помост был огражден от ударов молнии многочисленными остриями громоотводов.
Однажды Губерман предложил Ганке присутствовать при опыте. «Присутствовать буду, но замыкать ток рубильником возле генератора откажусь», — решил Ганка, помня совет Марты.
Однако, к его удивлению, Губерман повел его с собой на помост и там на распределительной доске сам замкнул ток. Быть может, он просто перенес место включения?
Ганке стало жутко, когда аппарат заработал. Начали вспыхивать электрические лампочки, дрожали и гудели металлические предметы, на острых углах и остриях появлялись огоньки… Мощный разряд потряс старую башню. Молния пробила расстояние между шарами. Но это была не шарован молния. Губерман выключил ток. Однако на трубах генератора еще оставалось электричество. Губерман сошел со своего мостика, вооружился разрядником — длинной палкой с металлическими развилками — и издали начал снимать остаточное электричество, тыкая концами развилок в генератор, как в пасть зверя. И подобно зверю, генератор отвечал на каждое движение Губермана сердитым потрескиванием, точно щелкал пастью.
— Вот и все, — сказал Губерман, когда аппарат был окончательно разряжен. — Ничего опасного, хотя без привычки, наверно, показалось страшным?
Но, как Ганка и предполагал, это совсем не было «все». Губерман для начала показал Ганке наиболее простое и наименее опасное — простой разряд. «Посмотрим, когда дело дойдет до осаживания шаровой молнии!» И ждать этого пришлось недолго.
— Я покажу тебе интересный опыт, — сказал Губерман. — Искусственное изготовление самой настоящей шаровой молнии.
— А для чего ее изготовлять? — с видом наивного простака спросил Ганка.
— Для того чтобы постигать тайны природы, — ответил Губерман.
И он взялся за подготовку опыта, попутно давая Ганке кое-какие объяснения.
— Сейчас мы изготовим такое огненное яблочко, в котором заключена сила тока в сотню тысяч ампер и напряжение в несколько миллионов вольт!
— Но где же генераторы? Электростанции? — спросил Ганка.
— А! Ты кое-что смыслишь в электричестве, — отозвался Губерман. — Наша электростанция помещается на чердаке. А генераторы? Генератором служит само небо! — И Губерман трескуче засмеялся. Ганка немного обиделся. Зачем Губерман потешается над ним? Как ни мало Ганка знает, ему все же понятно, что небо не может быть генератором.
А Губерман продолжал свои приготовления. Он открывал краны, из которых с шипением вырывался какой-то газ или пар. И бормотал:
— Это не шутка, получить шаровую молнию. Разряд происходит между проводниками. Впрочем, в этом ты ничего не понимаешь. В воздухе необходимо присутствие водяного пара и окисей азота… Впрочем, для тебя это китайская грамота… Шаровая молния капризна и своенравна. Бывали случаи, когда она проходила между телом и нижним бельем человека, не причиняя вреда, а бывали и такие, когда убивала наповал. Она появлялась из печки и улетала в форточку. А иногда разрывалась в доме, сжигая и дом и обитателей. С ней надо держать ухо востро. Вот и готово. Теперь слушай внимательно. Ты станешь вот в этой нише. Здесь безопасно. В нише распределительный щит. Каждый рычаг имеет номер. Очень просто. Я займу место на мостках верхнего пульта управления. Включу установку. Шаровая молния появится вот здесь. Она должна выйти на середину лаборатории, Я стану называть тебе номера, и ты будешь поворачивать соответствующую ручку. И мы прямехонько направим молнию в окно. Понял!
— Понял.
— Становись в нишу.
— В нишу я не стану, господин профессор, и трогать рубильники не буду, — решительно ответил Ганка.
— То есть как это не будешь? — с удивлением спросил Губерман. — Почему?
«Как объяснить Губерману, не выдавая Марты?» — подумал Ганка и тотчас ответил тоном простака:
— Потому что я трус, господин профессор. Я боюсь шаровой молнии. У меня и сейчас уже руки и ноги трясутся.
Такая откровенность несколько успокоила Губермана. Он даже улыбнулся и сказал:
— Вот не думал, что такой бравый парень может быть трусом. Стыдно, Ганка! Страхи твои неосновательны. Шаровая молния — безопасная вещь. Совершенно безопасная, уверяю тебя!
Ганка отрицательно покачал головой.
— Ты мне не веришь? — спросил Губерман.
— Вы же сами говорили, господин профессор, что шаровая молния капризна и своенравна.
Губерман рассердился. Он не ожидал, что «этот чешский увалень», как называл он Гайку за глаза, умеет запоминать, делать выводы и возражать, пользуясь его же, Губермана, словами.
— Вот осел! Ты, значит, ничего не понял. Ведь я говорил о естественной шаровой молнии, а это искусственная…
— Однако силою тока в сотню тысяч ампер, — сказал Ганка, — и в миллионы вольт напряжения.
— Но ведь мы управляем ею! — воскликнул Губерман.
— Еще не очень-то успешно, — возразил Ганка и прикусил губу — кажется, он сказал лишнее.
Губерман насторожился. Его темные брови собрались у переносицы.
— Откуда ты можешь об этом знать?
— Я собственными глазами видал ваши шаровые молнии, когда бродил по лесу, — ответил Ганка. — Не нужно много сообразительности, чтобы понять, что они чаще всего летели туда, куда им, а не вам хотелось.
Взбешенный профессор бросился к лесенке, ведущей к главному пульту управления, захлопнул за собою двери, чтобы Ганка не последовал за ним в это безопасное место, взбежал на площадку, отдышался, склонился над перилами и заговорил:
— Ну вот. Посмотрим теперь, как ты будешь бунтовать. Сейчас я включаю ток, и…
— Включайте, сколько хотите, — возразил Ганка и направился к двери.
Губерман хрипло рассмеялся:
— Ошибаешься! Не уйдешь! Не выйдешь — крикнул он. — Дверь закрыта на задвижку снаружи. Ганс закрыл ее. Ты в мышеловке. Можешь выпрыгнуть только в окно. Не хотел повиноваться добровольно — сама молния заставит тебя меня слушать!
Ганка дернул дверь, она была заперта. Он подбежал к окну. А Губерман замкнул ток. Казалось, загудел, застонал сам воздух, Ганка невольно отступил от окна к нише, поглядывая на огромный шары-разрядники. Но шаровая молния родилась где-то в другом месте. Яркий свет за импульсным генератором возвестил о ее возникновении. Она родилась в пространстве между двумя дискообразными полупроводниками, оторвалась, как отрывается от трубки мыльный пузырь, и медленно поплыла к середине лаборатории.
— Прячься в нишу, если жизнь дорога! — скомандовал Губерман. — Поверни рубильник номер два!…
Ганке ничего не оставалось, как повиноваться. Он вошел в нишу и уже положил руку на рубильник, как вдруг дверь отворилась и на пороге показалась девушка.
— Нора!… — Над головою Ганки раздался протяжный крик. — Нора! Уходи сейчас же! Немедленно! И закрой за собой дверь! Я приказываю тебе. Нора!
Нора исполнила только одну часть приказания — закрыла за собой дверь, но не ушла из лаборатории. Она даже сделала два шага вперед. Яркий свет шаровой молнии придавал ее бледному лицу призрачный характер. Она была похожа на привидение. Протянула руку вперед.
— Не протягивай руки! Не двигайся! — истерически закричал Губерман. — Рубильник два! Рубильник три! — Это уже относилось к Ганке. Иосиф повиновался. Но шаровая молния вместо того, чтобы уйти в окно, начала выписывать по лаборатории сложные петли, словно выискивая жертву, ослепляющая, но слепая убийца. А Нора с жутким спокойствием стояла, не обращая внимания на молнию, и говорила:
— Не надо больше опытов. Не надо больше смертей. Иосиф, уходите скорее отсюда…
Огненный шар быстро поднялся к потолку и затем медленно начал снижаться, приближаясь к Hope…
— Третий… пятый рычаг… — Губерман дико вскрикнул и бросился вниз по лестнице…
* * *
Мориц Вельтман и Берта сидели за ужином. В лесу бушевала буря. Дождь барабанил по стеклам окон. Вспыхивала молния. Горное эхо играло раскатами грома. Возле двери лежала собака и шевелила ушами, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.
— Что-то наш Серый беспокоится, — сказал лесник, поглядывая на собаку.
Мориц Вельтман поднялся из-за стола. Тотчас вскочил и Серый. Но в этот момент постучались в окно.
— Ну вот! Я же говорил! — Мориц открыл дверь. Шум ветра и дождя ворвался в избушку. — Кто там?
— Разрешите войти прохожему? — послышался голос из темноты.
— Доброму человеку в приюте никогда не отказываем. Заходите, — ответил Мориц.
Пригнув голову, в комнату вошел высокий худощавый молодой человек. На нем был промокший до нитки тирольский костюм, за плечами — походная сумка; усы и борода давно не бриты.
— Прошу к очагу осушиться. Я сейчас подброшу дров, — гостеприимно пригласила гостя Берта, придвигая грубое деревянное кресло к очагу.
— Нет, нет, благодарю вас, я лучше посижу у порога, пока с меня стечет вода, — возразил путник.
— Что за церемонии, господин…
— Зовите меня просто Карл, — ответил молодой человек.
— Не надо стесняться, господин Карл, — продолжал Мориц. — Я дам вам свой костюм, а этот к утру высохнет.
Карл поблагодарил. Через несколько минут он уже во всем сухом сидел за столом и с аппетитом ужинал. Берта незаметно наблюдала за ним, не забывая угощать. Сколько ему может быть лет? Тридцать, не больше. Но меж бровей легли глубокие складки, лицо усталое, глаза грустные.
Сердобольная Берта вздохнула: «И этому, видно, нелегко живется». Но ни она, ни Мориц не спрашивали пришельца, откуда он, зачем пришел, терпеливо ожидая, что он сам что-нибудь расскажет о себе.
После ужина Карл сел в кресло у очага, потянулся с удовольствием уставшего человека, который наконец может отдохнуть, закурил затейливую фарфоровую трубочку и задремал.
Длинен и сложен был путь Карла, приведший его в избушку лесника.
Карл Фрей был молодым талантливым ученым-физиком. Работал он под руководством профессора Оскара Губермана, но был гораздо талантливее своего старого учителя. По мнению Губермана, его ученик Фрей был «молодым человеком с искоркой, но не без странностей». А странности Карла Фрея заключались в том, что он был «какой-то не от мира сего». Для самого Губермана наука служила лишь средством к достижению личных целей — известности, высоких окладов, хорошей карьеры. И когда у власти стали новые хозяева — фашисты, потребовавшие, чтобы наука служила им, Губерман охотно предоставил себя и свои знания в их распоряжение, вступил в нацистскую партию и быстро завоевал милость новых господ.
Фрей представлял в этом отношении полную противоположность Губерману. Он никогда не думал о себе. Не интересовался политикой. Воображал, что достижения науки сами по себе могут обеспечить человечеству счастливую жизнь. Он серьезно был уверен, что, двигая науку, приближает золотой век на земле. Этими-то странностями он и завоевал, тоже мечтательное, сердце дочери своего учителя — Элеоноры, или, короче. Норы Губерман. С каким жаром и вдохновением он рассказывал ей о своих работах, мечтах, фантазиях! Самому себе он казался очень практичным человеком — он не мог понять, что другие считали практичным только того, кто яичную пользу ставит на первое место.
— Подумайте, Нора, разве я не практичен? Сотни ученых, как и я, изучали и изучают космические лучи. Физическая природа этих лучей уже хорошо изведана. Но откуда именно они приходят и какова причина их возникновения — мы еще не знаем. А пока ученые бьются над разрешением этих загадок, имеющих чисто теоретический интерес, я подошел к космическим лучам совсем с другой, практической, стороны, В этих лучах заключена огромная энергия. Из мировых пространств на земной шар беспрерывно льются целые ливни даровой энергии — миллионы лошадиных сип, на которые надо только суметь набросить узду. Возможно ли это? Да. Такой уздой могут быть свинцовые фильтры, которые, как вожжи, будут сдерживать космическую быстроту «космических коней», неприменимую в земных условиях. И мои расчеты оправдываются. А какие необычайные перспективы откроет это, Hopa! Вооруженные энергией космических лучей, люди станут титанами, для которых нет трудностей. Изобилие энергии даст изобилие всех земных благ, всего, что нужно человеку.
Молодые люди полюбили друг друга, и Оскар Губерман после некоторых колебаний дал согласие на их брак — через год после обручения.
Такая осторожность Губермана вызывалась тем, что положение жениха было неопределенно. В правительственных кругах были чрезвычайно недовольны отказом Фрея вступить в нацистскую партию. Его мечты о золотом веке считали бреднями, его самого — в лучшем случае идеалистом, мечтателем. Всего этого было вполне достаточно для того, чтобы погубить его карьеру, если и не жизнь. Но его работами по использованию энергии космических лучей заинтересовались некоторые военные специалисты, чего Фрей не подозревал. Не подозревал Фрей и того, что эти генералы, действующие через Губермана, решили его судьбу. Губерману было приказано всячески помогать Фрею в его работе, не считаясь ни с какими издержками, но по возможности не вводя в курс этих работ других сотрудников.
А когда задача получения энергии космических лучей Фреем будет разрешена, относительно дальнейшей судьбы Фрея будет дано специальное распоряжение. Главное, чтобы сам Губерман принимал непосредственное и ближайшее участие в этих работах, знал их настолько, чтобы продолжать самостоятельно, без Фрея. А Фрей радовался, когда для его работ неожиданно построили в безлюдной местности, в окрестностях города, лабораторию, отпустили средства на оборудование, быстро и тщательно выполняли любой его заказ на новую сложную аппаратуру.
Работа шла успешно. Аппарат для получения энергии космических лучей был создан. Губерман предложил Фрею сделать опыты конденсации этой энергии в виде шаровой молнии. Фрею неясна была цель такого опыта, но он не отказался от работы, однако все настойчивее расспрашивал своего учителя, какую практическую пользу можно извлечь из этих опытов. Губерману эти вопросы, видимо, очень не нравились. Он отвечал неопределенно.
И вот, в этот момент наивысшего увлечения своей работой и мечтами о личном счастье Фрею пришлось упасть с неба светлых надежд в пропасть самых горьких разочарований.
Это произошло в душный летний вечер. Губерманы жили на даче. Кончив работу в лаборатории, Фрей по обыкновению поехал к Губерманам, к Hope.
Как свой человек в доме, он прошел быстро через сад на веранду, где обычно его ожидала Нора. Девушки не было. Фрей хотел окликнуть ее и пройти в гостиную, как вдруг услыхал голоса, доносившиеся через открытое окно из кабинета Губермана, причем говорившие часто упоминали его имя. Первые же слова, которые услышал Фрей, заставили его вздрогнуть.
— Что же делать с Фреем? — спросил Губерман.
Чей-то солидный бас спокойно ответил:
— Фрей нам больше не нужен, и его необходимо убрать.
Фрей окаменел, весь превратившись в слух. За несколько минут он узнал ужасные вещи. Его научные открытия, которыми он мечтал облагодетельствовать человечество, фашисты хотят применить для войны — убивать беззащитных женщин и детей. Они решили, что Фрей сделал свое дело, остальное докончит Губерман… Он узнал даже предполагаемый час его казни: его решили уничтожить взрывом в лаборатории в ближайшие дни от шести часов до шести часов тридцати минут вечера.
— В это время, — говорил неизвестный посетитель, — из лаборатории уходят даже уборщик и сторож, а Фрей частенько остается один, продолжая работу. Запомните хорошенько: и сами вы, по крайней мере за десять минут до шести, должны уходить из лаборатории…
Фрею показалось, что земля шатается под ногами, а небо падает на землю. Потрясенный, он сошел с веранды и тихо побрел через сад. Ему удалось выйти незамеченным.
Фрей решил на другой день пойти в лабораторию, сделав вид, что он ничего не знает, но зорко наблюдать за всем. Наверно, они положат «адскую машину». Когда он остался один, то тщательно обыскал всю лабораторию, но «адской машины» не нашел. Зато он подумал об очень важной предосторожности: в задней комнате лаборатории была небольшая дверь, выходящая в сад. Этой дверью никогда не пользовались, и она всегда была на запоре, причем ключ от нее был давно утерян. В первый же день после того, как Фрей узнал страшную новость, он сделал в мастерской ключ и незаметно открыл дверь. Дверь главного входа вела на широкую аллею, выходящую к автостраде, и была вся на виду. За этой же маленькой дверью сразу начинался густой сад.
В пять часов вечера уходили уборщик и сторож — он же швейцар, — и Фрей оставался один. За ним никто не следил. Без пяти минут шесть — не позже — он выходил из лаборатории через заднюю дверь, углублялся в самый конец сада, там ложился в небольшую траншею, которую сам выкопал, и с бьющимся сердцем следил за часами. Стрелки показывали шесть тридцать — опасность на сегодня миновала, — он поднимался, медленно шел в лабораторию и через некоторое время уже в пальто и шляпе выходил через главный вход. Каждый день ему приходилось переживать напряженнейшие тридцать минут. Но на этом его пытки не кончались. Чтобы не вызвать подозрений, он должен был по-прежнему ходить к Губерманам, подавать руку предателю, встречаться с любимой девушкой, счастье которой разбивает ее отец… Фрею нужно было находить силы казаться веселым и радостным. Это было труднее всего. И это не всегда хорошо удавалось. Нора замечала, как лицо его внезапно становилось озабоченным. Она спрашивала его, что с ним. Он успокаивал ее как умел.
Так продолжаться долго не могло. Бывали минуты, когда Фрей думал, не покончить ли с собой. Все равно: он человек обреченным, Приходили в голову и другие мысли; не взорвать ли лабораторию самому со всеми установками и аппаратами? Но это было бы бесполезно. У Губермана были копии всех чертежей и расчетов. Нет, лучший выход все-таки заключается в том, чтобы «пережить собственную смерть», а что делать дальше — видно будет.
И этот решительный день, эта минута настала. В шесть часов двадцать две минуты вечера, когда Фрей лежал в своей траншее, земля дрогнула, послышался чудовищный взрыв, волна воздуха прокатилась по саду, ломая деревья, огненный столб, окруженный густыми клубами дыма, поднялся к небу. Посыпались обломки. Все это продолжалось несколько секунд. Фрей поднялся, подбежал к стене, перелез через нее. За стеной начинался лес. Здесь можно скрыться, пока пройдет первый переполох, вызванный взрывом…
Что было дальше?.. К Фрею очень дружески относился старый Фриц, инвалид империалистической войны, сторож лаборатории. Он жил в маленьком домике на краю города с дочерью Анной. Поздно ночью Фрей постучался в домик Фрица и откровенно рассказал ему все, что произошло с ним.
В этом доме Фрей и прожил первые дни после взрыва. Не без удовольствия прочитал он в газете, которую с лукавой улыбкой принес ему Фриц, сообщение о своей смерти, последовавшей от взрыва. В заметке говорилось, что покойный молодой ученый, господин Фрей, стал жертвой неосторожности.
Итак, друзья Губермана и он сам уверены, что Фрей погиб. Ну что ж, в качестве покойника Фрею удобнее скрываться. Но как эту весть приняла Нора? Бедная девушка! Как хотелось Фрею утешить ее, дать ей знать, что он жив. Но к чему? Он все равно потерян для нее. Пусть уж она сразу переживет эту потерю… Фрей все же просил Фрица и Анну узнавать стороной, что происходит у Губерманов. Невеселые дела! Нора заболела, узнав о гибели жениха. Отец утешал ее, сватал какого-то лейтенанта, но Нора ни о каких женихах и слушать не хотела.
Потом пришла весть о том, что Губерманы куда-то неожиданно уехали. Куда? Зачем? Фрей убедился, что через бедных, но преданных людей можно узнать гораздо больше и лучше, чем через дорогие сыскные агентства, ведь без упаковщиков, грузчиков, шоферов не обойдешься, переселяясь в другое место! И Фрей скоро узнал, что Губерман переехал в глухое местечко Тироля, где продолжает опыты, начатые Фреем.
Но что же делать дальше самому Фрею? Помог ему Фриц. Старый солдат-инвалид, видевший ужасы империалистической войны, много беседовал с молодым человеком. Вспоминая пережитое, заглядывая в будущее, он говорил о том, сколько невероятных страданий, горя, смертей может принести новое орудие истребления — шаровая молния. И Фрей решил, что он разыщет Губермана, уничтожит машину, а быть может, и самого Губермана.
Простившись с Фрицем и собрав необходимые сведения, Фрей отправился на поиски Губермана. Так, после многих опасных приключений, появился Фрей в домике лесника Морица.
* * *
Фрей потянулся, разжег потухшую трубку и спросил Морица, не сможет ли он завтра утром проводить его к замку.
— Дорогу я и сам найду, — прибавил Фрей, — но мне может понадобиться ваша помощь.
— Я к вашим услугам, — ответил Мориц.
На другой день в одиннадцать часов утра, когда, по расчетам Фрея, в замке все уже были на ногах, а Губерман на работе в лаборатории, Фрей и Мориц подошли к башне. Им открыла Марта. Увидев Фрея, которого считала умершим, она громко вскрикнула, голова и руки ее затряслись.
— Не пугайтесь, добрая Марта, — сказал Фрей. — Я не привидение. Проводите меня скорее к профессору Губерману.
— К профессору!… — воскликнула Марта, все еще тряся головой. И прибавила: — Среди бела дня… Покойник приходит к покойнику…
Марта продолжала стоять, кивая головой, как китайский болванчик, а Фрей с Морицем, обойдя ее, поднялись в верхний этаж и открыли дверь в лабораторию.
Посредине комнаты на полу, широко раскинув руки, лежал на спине Оскар Губерман. Его седые волосы разметались по каменным плитам. На виске виднелось темно-синее пятнышко величиной с вишню. Возле Губермана стоял на коленях Ганс. У окна сидела Нора и безучастно смотрела перед собой широко открытыми глазами. Ганка, со стаканом в руке, уговаривал Нору выпить воды, но она не замечала его.
Увидав вошедших, Ганка бросился к Морицу и в двух словах рассказал, что произошло за несколько минут до их прихода.
Но главное понятно было и без слов: шаровая молния убила профессора Губермана. Фрей невольно вздохнул с облегчением. Губермана нет в живых, остается уничтожить аппарат. Если даже кое у кого и хранятся копии и чертежи, без Губермана нелегко будет сконструировать заново аппарат для получения энергии космических лучей.
А что же делать с Норой? Фрей подошел к девушке, взял за руку, назвал по имени. Она не узнавала его.
— Когда молния ударила ее отца в лоб, фрейлейн Нора упала, — объяснял Ганка. — Я поднял ее, усадил на этот стул. Она вскоре открыла глаза, но сидит вот так все время — неподвижно, не говоря ни слова, будто в столбняке.
«Бедная девушка! — лихорадочно думал Фрей. — Она слишком потрясена. Но сознание, конечно, вернется к ней. Ваять ее с собой? Совершенно невозможно. Фрей — нищий, беглец, вычеркнутый из списка живых. И если его восстановят в этом списке, то лишь для того, чтобы вычеркнуть вновь, и уже бесповоротно и окончательно. Не пощадят и Нору, если она уйдет с ним. Нет, им надо расстаться. И может быть, даже лучше, что Нора сейчас находится в таком состоянии и не узнала его…»
Фрей еще раз посмотрел на изменившиеся черты лица любимой девушки, вздохнул и затем решительно поднялся по винтовой лестнице на чердак, где должна была находиться машина «космической энергии».
Через несколько минут все было кончено. Волшебные ворота, через которые непрерывным потоком проливалась энергия космических лучей, были разрушены, превращены в бесформенные обломки. Космос вновь стал далеким и недоступным. Изобретение, которое, по мнению Фрея, должно было принести человечеству новую счастливую эру, уничтожено.
Импульсный генератор и аппараты для создания шаровой молнии можно не разрушать. Такие вещи уже известны.
Проходя в последний раз мимо девушки, Фрей остановился. Хотелось сказать ей на прощание несколько слов, хотя она и не поняла бы его… Прости… Прощай…
И, простившись с Гансом и Мартой, Фрей, Мориц и Ганка вышли из Замка ведьм.
Мориц предложил зайти в его дом, чтобы подкрепиться едой. Кстати, Берта повидается с Ганкой. А потом… потом Фрей и Ганка уйдут пытать счастья — может, удастся им вырваться из этого ада.