Виденья протягиваются над пропастями духа. Точно кричит исступленный, разбивший о скалу свирель: "Я теперь один! Что пьянишь меня, солнце, винотворец? Я все забыл! Пропасть оскалилась тишиной! Странно мне! Куда я попал? Уже здесь нет никого! Все ушло -- кануло!"
Вьются птицы над ним -- вопиющие трубы восторга -- и кричат, белогрудые. Мировые атомы проливают свет. Свет все затопил! Струи света пробили жадно дышащую грудь. Струи света впились в сердце -- золотые стрелы, золотые!
Леопардовая шкура бьется за плечами исступленного. В пляске прижал он терньи к бело-бледному челу. Бело-бледное чело изорвано терньями. Оно источает кровь. И кричит, ликуя: "Меня нет! Меня нет! Моя кровь претворилась в вино! Приходите ко мне, пейте, пейте, терзайте --
- озаренные светом вечерним, пурпур крови в вино претворяйте -- в золотое, закатное пьянство --
- претворяйте, о, вы, вино-пурпурные!"
Был пьяный счастьем. Но он душу закату открыл, и сошел на него ярко-пурпурный огнь. Се -- горящий фитиль благовонных весенних эфиров.