<23 или 24 марта 1905. Москва>1

Многоуважаемая и дорогая

Александра Андреевна,

так ясно, так отчетливо Вас вижу. Хочется настойчиво с Вами говорить в эти дни. Почему? Хочется иметь о Вас известия. Вы мне очень дороги. Мне кажется, что я Вас знал всю жизнь. И теперь, когда я сижу за столом и пишу Вам, мне кажется, что мы рядом -- я разговариваю с Вами, закрываю глаза -- и вот кажется мне, будто я Вам пишу. И я не верю, что пишу Вам: все это сон, который -- вот, -- вот, -- оборвется. И вместе с ним оборвется что-то постороннее, серо-синее, грезовое. Господин чёрт спасется бегством, когда вместо изящно протянутой руки обозначится его почтенное копытце. Александра Андреевна, ведь -- не правда ли -- мы во сне? Когда же мы проснемся? В уповании на скорое пробуждение я бросил все занятия, одичал, разучился говорить, но песнь одинокой Вечности раздается так близко... И вот я сижу у окна и говорю себе, что толща сна уменьшается: рев водопадов Вечности разобьет все плотины, и очнувшись, я отвечу Вам на Ваши слова, обращенные ко мне: окажется, что между Вашими словами и моими была мгновенная пауза, когда, утомленные поздним часом, мы закрыли глаза -- и вот мне показалось, что я пишу Вам письмо. И это мгновение развернулось в Вечность. Но когда оно минет, все бесконечности с их миллионами лет окажутся мгновенным молчанием, незаметно вкравшимся в живой разговор.

Мы проснемся.

А пока душа моя разрывается последним восторгом, последним отчаянием, и я тихо улыбаюсь у окна, за стеклом. На стене зоря бросила сотни палевых, геор-гинных лепестков. Лепестки облетают. За стеной играет мама ноктюрн Шопена, который танцевала Дёнкан2, а я опускаю лицо в корзину ароматных желтофиолей. Потом тихо смеюсь. Потом гуляю. Потом молчу. А миг сна продолжается, и я уже теряю почву под ногами и вижу во сне сны о правде пробуждения. Простите сонность моего письма: хочу говорить с Вами, но не верится, что для этого я должен писать: ведь это только так кажется. Христос с Вами, Александра Андреевна. Напишите мне, пожалуйста, хоть два слова: буду так счастлив.

Остаюсь глубокоуважающий Вас и глубоко преданный и любящий

Борис Бугаев.

P. S. Мое глубокое уважение и поклон Францу Феликсовичу. Так рад слышать, что М. А. лучше3. Как ее здоровье теперь? Мое уважение и привет Л. Д. Я ей боюсь писать: мне почему-то кажется, что Любовь Дмитриевна на меня сердится. Это глупое и ни на чем не основанное подозрение связывает меня, и я не могу Ей писать. Посылаю стихи, Вам посвященные4.

ПОПОВНА И СЕМИНАРИСТ

По c в. А. А. Кублицкой-Пиоттух

Свежеет. Час условный.

С полей прошел народ.

Вся в розовом -- поповна

Идет на огород.

Как пава, величава.

Опущен шелк ресниц.

Налево и направо

Всё пугалы для птиц.

Жеманница срывает

То злак, то василек.

Идет -- над ней порхает

Капустный мотылек.

Над пыльною листвою --

Наряден, вымыт, чист --

Коломенской верстою

Торчит семинарист.

Прекрасная поповна --

Прекрасная, как сон --

Молчит -- зарделась, словно

Весенний цвет пион.

Молчит. Под трель лягушек

Ей сладко, сладко млеть.

На лик златых веснушек

Загар рассыпал сеть.

Не терпится кокетке --

Семь бед -- один ответ --

Пришпилила к жилетке

Ему ромашкин цвет.

Прохлада нежно дышит

В напевах косарей.

Не видит их, не слышит

Отец протоиерей.

В подряснике холщевом

Прижался он к окну.

Корит жестоким словом

Покорную жену:

"Опять ушла от дела

Гулять родная дочь!

Опять недоглядела!"

И смотрит -- смотрит в ночь.

И видит сквозь орешник

В вечерней чистоте

Лишь небо да скворешник

На согнутом шесте.5

-----

1 Датируется по связи с ответным письмом (п. 12).

2 См. п. 10, примеч. 5. Танцевальная программа А. Дункан в Петербурге и Москве исполнялась под музыку Л. ван Бетховена и Ф. Шопена.

3 Подразумевается сообщение в п. 98 (основного корпуса).

4 Факт посвящения Кублицкой-Пиоттух "Поповны и семинариста" объяснялся тем, что сюжет, воссозданный в этом стихотворении, как можно судить по намекам в письмах, обыгрывался в беседах, участницей которых была мать Блока, и был известен ей заранее. См. п. 4, примеч. 4; ср. письмо С. М. Соловьева к Блоку от 24 февраля 1905 г.: "Много лет целовал я руки батюшкам <...>, а теперь предпочитаю поповну и семинариста" (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 394). Посвящение А. А. Кублицкой-Пиоттух имеется также в автографе стихотворения, посланном Белым Э. К. Метнеру 1 апреля 1905 г. (РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 44).

5 Под тем же заглавием и с посвящением Т. А. Рачинской стихотворение опубликовано в "Золотом Руне" (1906. No 4. С. 33--34); под заглавием "Поповна", в значительно расширенном виде и с посвящением З. Н. Гиппиус вошло в книгу Андрея Белого "Пепел" (СПб., 1909. С. 191--195); первоначальная редакция текста (с сохранением заглавия "Поповна" и без посвящения) восстановлена в книге Белого "Стихотворения" (Берлин--Пб.--М., 1923. С. 41--42; под текстом: "1905 г. Март. Москва").