Веет негой ночь лукавая,
В небесах луна горит
И, меж тучек тихо плавая,
Их волшебно серебрит.
Сад тенистый с изворотами
Темных липовых аллей,
Сад с беседками и гротами –
Полон множеством людей, –
И с июльским сладострастием
На гулянье дачном здесь
Дышит загородным счастием
Лиц пестреющая смесь.
Огневыми бриллиантами
Блещут сотни фонарей.
Вот – эстрада с музыкантами!
Капельмейстер-чародей
Рад смычок свой к небу взбрасывать,
Скрипку вдребезги разбить,
Приседать рад и приплясывать,
Чтоб оркестр одушевить.
Чу! Гремят рукоплескания;
Упоен народный слух, –
Я один среди собрания
Неподвижен, нем и глух.
Знать, одна лишь благодатная
Для больной души моей
Есть мне музыка понятная, –
Это – музыка речей!
Это, чуждые всесветного
Крика, шума, торжества,
Звуки горлышка заветного,
Уст пленительных слова,
Звуки ясные, родимые –
В царстве звучности цари,
Речи так произносимые,
Что прослушай – и умри!
Да меж горем и заботами
В промежуточный часок
Мне контральтовыми нотами
Сладок женский голосок.
Да еще есть мне отрадная
Музыкальность без конца:
Это – музыка наглядная,
Очерк милого лица.
Это – сладкая симфония,
Перелитая в черты, –
Это – высшая гармония
В виде женской красоты!